Текст книги "Переписка художников с журналом «А-Я». 1982-2001. Том 2"

Гройс – Шелковскому 18.02.83

Дорогой Игорь!

<…> Получил <…> перевод статьи для 5-го номера. Я вижу, что ты всё-таки вырезал кусок сравнения Б. [Булатова] и К. [Кабакова] c Малевичем. В результате получилось глупо: следующий кусок начинается со слов «по аналогии» – А по аналогии с чем? – неясно. Но так всегда получается в аналогичных ситуациях. Впрочем, я вижу, что ты неумолим в своём желании редактировать и вырезать, так что умываю руки.

Перевод, кажется, мы можем оплатить, т. к. продали некоторое количество номеров «А – Я».

Уныние, о котором ты пишешь, вызвано, вероятно, тем, что мы все стареем, кроме того, экономический кризис и ничего в мире не меняется в лучшую сторону – как всегда, впрочем.

Сделали передачи об «А – Я» для «Свободы»3434
  Радио «Свобода».


[Закрыть] и Deutsche Welle3535
  Deutsche Welle («Немецкая волна», DW) – государственная немецкая международная телерадиокомпания, ориентированная на зарубежных зрителей и слушателей.


[Закрыть]. <…>

Гройс

Да, кстати. В Билефельде была выставка Эдика Штейнберга и конференция о сов. офиц. и неофиц. искусстве. Я сам был. Выступал. Всё было ничего, но довольно бесполезно.

Никита Алексеев – Шелковскому 18.02.83

Дорогой Игорь!

С прискорбием должен Вас известить, что APTART3636
  Галерея в однокомнатной квартире Никиты Алексеева в Москве на улице Дмитрия Ульянова.


[Закрыть] прекратил своё существование 15-го числа. Рано поутру явились сотрудники известных органов с ордером на обыск по изъятию «антисоветских документов», разгромили выставку Скерсиса – Захарова, проходившую в это время, конфисковали часть работ, как их, так и наших, и множество материалов, не имеющих никакого отношения к «антисоветчине». В тот же день был обыск у М. Рошаля и «Мухоморов». В их разговорах чувствовалось, что они склонны интерпретировать работы если не как антисоветские, то как порнографические, либо и то и другое вместе. Ни то ни другое не соответствует истине. Я надеюсь, Вы получили пакет с материалами по осенней групповой выставке APTART (если не Вы, то Витя, я не знаю, куда пошло), некоторые работы, показанные на этой выставке, как раз и были изъяты. При обысках были нарушены некоторые процессуальные детали: не был указан номер дела, у Рошаля обыск начал производиться в отсутствие хозяев квартиры. Каким-то образом эти обыски связывали с делом Сысоева, что тоже очень странно. Возможно, это первый знак начала большой кампании по искоренению и полной победе над здешним новым искусством.

Если это так, то это ужасно. Что будет дальше, естественно, неизвестно, но ждать чего-нибудь особенно хорошего трудно.

Однако за пять месяцев существования APTART осуществили семь мероприятий: 1. Осеннюю групповую выставку (октябрь). 2. Выставку живописи К. Звездочётова (ноябрь). 3. Показал акцию «Эти славные 60–70‐е годы» Абалковой – Жигалова (декабрь). 4. Перформанс «Мухоморов» «Кто сей божественный фиал разрушил как сосуд скудельный?» (декабрь 82). 5. Акцию Алексеева «Тусовка» (январь 83). 6. Выставку С. Ануфриева (февраль) и 7. выставку «СЗ»3737
  Группа «СЗ» (1980–1982): Виктор Скерсис – Вадим Захаров.


[Закрыть].

Видимо, мы сильно намозолили глаза, тем более что ещё в сентябре нас серьёзно предупреждали.

Всё это грустно, но хорошо, что сделали хоть что-то, и, Бог даст, ситуация как-нибудь выправится.

Игорь, я прошу Вас поделиться этими сведениями с Витей и Ритой [Тупицыными]. Кроме того, я прошу не упоминать о моём авторстве этой информации, как сами понимаете, это мне может добавить некоторое время, которое мне придётся провести в ограниченном пространстве.

Если это возможно и если эта информация интересна, используйте её, пожалуйста, только когда станет ясно, что дела наши плохи. Необходимо, чтобы они не выглядели как диссидентские. Речь на самом деле идёт о расправе над художниками, а не над политическими деятелями. В последнее время в Москве произошло некоторое оживление художественной среды, появилась группа художников, работающих хотя и различно в стилевом отношении, но объединённых некоторыми качествами. Это можно бы было назвать «New Wave», если бы термин не был слишком стёрт. Просто начала формироваться новая стилистика, использующая достижения русских художников 70‐х годов, но достаточно специфическая. Это не СОЦ-АРТ и не диссиденция, а именно искусство, и тем более ужасно, что власти обрушились на это искусство как на нечто уголовное.

Я не собираюсь пока хоронить моих друзей и себя, но ситуация и в самом деле тяжела. Поэтому, дорогой Игорь, прошу Вас не форсировать излишне. Количество и качество пострадавших, боюсь, ничем не будет способствовать здешней жизни художников. Это не «у страха глаза велики», а просто осторожность.

Игорь, 4-й номер очень хорош. Дай Бог, чтобы журнал удержался. С наилучшими пожеланиями.

Кизевальтер – Шелковскому 26.02.83

Уважаемый Игорь!

К своему сожалению, я не имел возможности познакомиться с вами в Москве, а точнее – просто не довелось, потому что возможности были: мы экспонировали свои работы в одной «серии» квартирных выставок в 1976 году в Москве (Господи, как давно это было), сталкивались у Сокова, имели массу общих знакомых и т. п. Однако всё это не имеет решающего значения, я полагаю, в данном случае.

Не тратя лишних слов на вступление, перейду к главному. Недавно мне удалось, наконец-то, внимательно ознакомиться с 4-м номером вашего журнала (я говорю «Вашего», потому что, насколько мне известно, этот журнал был именно Вашей мечтой, идеей и инициативой, т. е. прежде всего остального Вашим начинанием). Я читал все четыре номера и должен сказать, что, не забывая истинного значения первого выпуска «А – Я» (во многих аспектах), этот – четвёртый – самый замечательный. В нём очень чувствуется прогресс редакции, сильно возросший профессионализм, расширение круга тем и пр. – хотя и не все статьи блещут свежестью мысли (но это уже не Ваша вина). Во всяком случае, это уже настоящий журнал, и поверьте, это не только моё мнение. Примите мою искреннюю благодарность Вам – и в Вашем лице всей редакции – за этот прекрасный вестник русского искусства. Мы все наслышаны о Ваших финансовых затруднениях и представляем всю трудность сбора информации и материалов, именно поэтому неоценимо значение Вашего труда. Ещё раз спасибо!

Увы, наше «издание» – Архив МАНИ – ещё оставляет желать, на мой взгляд, много лучшего (Вы, без сомнения, слышали о нём). Хотя по количеству информации любого из четырёх «Архивов» хватило бы на два номера «А – Я», это всё, чем мы можем похвастаться, и весь прогресс МАНИ заключается в росте круга художников, и в утолщении папок, но сам материал производит иногда удручающее впечатление.

Интересно, что у нас в 4-х номерах оказалось небольшое совпадение. Летом я перевёл статью М. Тупицыной о русских перформансах из журнала High Performance3838
  High Performance Magazine – ежеквартальный журнал (1978–1997), первоначально посвящённый искусству перформанса, позже включивший в сферу своих интересов воздействие новых форм искусства на современную жизнь. Редакторы журнала и соредакторы – Linda Frye Burnham (1978–1985) и Steven Durland (1986–1994). С 1995 года – соредакторы.


[Закрыть] и вложил перевод (с небольшим дополнением) в МАНИ. Ну, теперь отрадно то, что эту статью прочитают гораздо большее число людей.

Сам я принимал участие в сборе материала для первого и отчасти второго выпусков Архива, и непосредственно собирал (вместе с Е. Елагиной) третий, но вот теперь эта работа уже не приносит мне рефлексивного удовлетворения; хочется именно журнальной формы, заострения внимания на актуальном, новом, важном, а не простой тасовки материалов.

Вы уже, конечно, слышали о «закрытии» галереи APTART у Н. Алексеева после 5 проведённых там выставок и 2 перформансов? Сие печальное событие выбило у многих почву из-под ног… Дошли ли до вас материалы «общей» выставки? Здесь я прилагаю описание предпоследней акции нашей группы «Коллективные действия», под названием «Остановка», и несколько фотографий. Надеемся, это будет для Вас интересно.

Игорь, в 4-м «А – Я» есть, как я уже упоминал, статья Тупицыной, и в ней значительный раздел посвящён нашей группе. Хотелось бы иметь этот номер на память: если возможно, перешлите при случае, с оказией мне (нам) один экземпляр. Буду Вам очень признателен.

С уважением, Георгий Кизевальтер <…>

Шелковский – Сидорову 02.83

Дорогой Алик!

Получил L [письмо] 76, послал тебе 5 писем. Какие два из них получил? Будь пунктуален в перечислении всего, что до тебя доходит, чтобы не образовалась страшная путаница.

Отвечу по твоим пунктам. 1). Любые материалы Кабакова очень желанны. Трудности подачи его работ в журнале происходят от того, что многое у него построено на слове, на игре слов. Плюс быт и атмосфера современной московской жизни. Даже если тексты переведены, их надо комментировать. Иначе для иностранца их смысл спрятан за семью печатями. Много мелкого текста отпугивает читателя и т. д. Надо искать золотую середину. 2). Что ты меня уговариваешь дать Орлова? Нисколько не против – но что? Из тех фотографий, что у меня есть, – наиболее интересные уже напечатаны в № 1. Остальные их лишь повторяют, не дополняя. Если сделал с тех пор много новых работ, то пришли мне фото, слайды. Как ещё его печатать? Последний текст о нём нормален, можно печатать, но пойти это может в № 6, не раньше. № 5 уже заполнен. 3). Хр. Хр. Сп. [храм Христа Спасителя] получил полностью, всё в порядке, есть все №№ 4). Большой привет Эрику Б. [Булатову], пожелания скорого выздоровления. Такое несчастье в тамошних условиях – несчастье вдвойне. Дай Бог ему поправки и восстановления сил. 5). С.-Ам. [Семёнова-Амурского] можешь прислать без крестов, это желательно, но не обязательно. Если будет возможность, то продолжи присылку материалов о нём, работ, фотографий. Его афоризмов. Я тебе писал, что у меня есть статья о нем одного француза. Виделся ли ты с Ел. Из. [Елизаветой Измайловной]? Мог бы ты перефотографировать некоторые фотографии Ф. В. [Фёдора Васильевича], висевшие раньше у них дома? 6). Рубрика «Галерея», наверно, будет (ещё не решилось), но она вся уйдёт на американские перформансы. 7). Вот адрес, который ты у меня просил: <…> Дал мне его сам Василий Яковлевич [Ситников]! Как он сам написал, приписав ещё «1983 II-10 Четверг 19 ч. Нью-Йорк». Мы познакомились с ним в русском центре на выставке (вернисаже) Лиды Мастерковой. Выглядел он очень благообразным и живым – шляпа, жилет, пиджачок. Работает, пишет. Рассуждал на тему, насколько нам легче, чем первым эмигрантам в начале века. Был очень доволен четвёртым номером, который ему дал, потребовал надписать. Кстати, уж и о выставке – народу было довольно много. Центр находится на 11 этаже двадцатипятиэтажного небоскрёба! в Сохо. Держит его Нортон Додж, куратор – Рита Мастеркова (племянница Лиды). Рядом на этаже – галерея Нахамкина, ему же принадлежит и весь дом, задумывавшийся им как интернациональный Центр искусств. Пока что ничего не выходит. Всё ещё в перспективе.

Ну а теперь о самой поездке. Виделся со многими, несмотря на их склоки, ссоры, ревность, недоброжелательство, зависть и скандалы. Художественная жизнь среди русских бьёт ключом. Группа Саши Косолапова [ «Страсти по Казимиру»] сделала несколько удачных перформансов, в том числе сняли фильм «Ленин в Нью-Йорке». Герловины прокатывают свою выставку «Самиздат» по всей Америке, картину Комара и Меламида купил Музей современного искусства в Нью-Йорке. Перед этим у них была успешная выставка в галерее Фельдмана. У Глезера в Джерси-Сити выставка натюрморта и портрета на уровне заводского дома культуры в городе Мытищи. Посетителей – ни одного. Лёня Соков, Михаил Чернышов живут в Джерси-Сити. Это на другой стороне Гудзона, от центра Нью-Йорка десять минут на метро, но уже другой штат. У каждого из них по большой, многокомнатной и дешёвой, благодаря какой-то социальной программе, квартире. У Лёни временно размолвка с женой. Миша, напротив, женился. Его жена перед этим жила 8 лет в Израиле и занималась издательской деятельностью. Чернышов пишет холсты, Соков готовит выставку в Сохо, у какого-то симпатизирующего ему молодого галерейщика из Южной Кореи.

В Джерси-Сити центр по абсорбции советских эмигрантов [The Commite for the Absorption of Soviet Emigrees – C. A. S. E.], которые уже начинают теснить устоявшееся там раньше пуэрториканское население. На улицах слышна русская и испанская речь. Кстати, так же и в самом Нью-Йорке. Второй язык объявлений и телевизионных каналов – испанский. В городе почти не видишь «типичных» американцев – подчёркнутая смесь всех рас и национальностей. Почти в каждом вагоне сабвея видишь людей, читающих «Новое русское слово», единственная русская ежедневная газета – как она рекламируется. Евреев по численности здесь больше, чем в Израиле, колоссальное количество религиозных в униформе – чёрное пальто, котелок, пейсы. Мастерская Саши К. [Косолапова] находится в Квинсе, в еврейском квартале. Хотя это ещё не Брайтон-Бич, именуемый «Маленькой Одессой», но повсюду в магазинах, на улице слышна русская речь. Район состоит из 7-8-этажных домов из красного кирпича, перемежающихся палисадниками, и напоминает всё это – то ли новопесчаные улицы, то ли Новые Черёмушки. Дома имеют, в общем, более интересную конструкцию, с обилием пожарных лестниц и переходов и выглядят более конструктивно, но это не мешает иногда появлению ажурно-литого крылечка с отлитым из бронзы ветвисторогим оленем перед входом. То и другое, подкрашенное белой масляной краской, вызвало бы зависть завхоза подмосковного санатория. Через каждый квартал в три-четыре дома стоит серое, силикатного кирпича здание, скромно украшенное маленькой мозаикой или керамикой. По виду они напоминают провинциальные райкомы партии, только в керамике вместо герба – звезда Давида. Это синагоги. <…>

В чём отличие всех больших западных городов от советских (это заметил ещё с Вены) – они интернациональны, в них большими (а в случае Нью-Йорка – миллионными) группами представлены все крупные нации Европы, Азии, Африки. Каждый город (а Н.-Й. в особенности) как бы прототип будущего мирового содружества. Москва в этом смысле удивительно сера и однородна (про провинцию и говорить нечего, появись в Арзамасе негр, его бы ощупывали и ковыряли как диковинный предмет). В эту поездку Н.-Й. вернул давно забытые ощущения. Дело в том, что над городом пронеслась снеговая буря. Бил гром, среди небоскрёбов сверкали молнии, и лавиною падал снег, бил в лицо, залеплял глаза; была настоящая пурга. На два дня остановилось всё движение, замело все авеню и стриты, американцы бегали на лыжах, машины потом откапывались из полутораметровых сугробов. Не ходили некоторые линии метро, те, где поезда выходят наружу. Не видно было даже мощных как танки чеккеров – ньюйоркских такси. Жёлтого цвета, они обычно снуют по всему городу, скапливаясь у светофоров акульими стайками.

Вообще же бич Нью-Йорка – это расстояния. Этот город занимает площадь маленькой страны. Собственно, всё то, что мы знаем как Нью-Йорк, – это Манхэттен, его основная часть с небоскрёбами в Даунтауне. Манхэттен – остров, сбегающий длинной петлёй с севера на юг. В его середине большой зелёный прямоугольник – Сентрал-парк. С Запада его омывает Гудзон, с Востока Ист-Ривер, отделяющий его от Бронкса, Квинса и Бруклина. Каждый из которых не меньше (если не больше) Манхэттена. В этих районах нет небоскрёбов и громадные площади заняты одноэтажными или 7-8-этажными домами. Вид с эстакады метро напоминает вид из подмосковной электрички: склады, пустыри, какие-то фабрички. Собственно все, заинтересованные жить в Нью-Йорке, хотели бы жить в Манхэттене, в частности художники, но цены на квартиры там чрезвычайно велики. (Саше К. повезло, т. к. его жена Люда имеет квартиру от Института, где она работает.)

Но это не значит, что весь Манхэттен плотно заселён, колоссальное количество домов стоят пустые. Как, почему? Приехав из Европы, ничего не понимаешь, а местные жители настолько попривыкли, что не могут объяснить, начиная с азов. Для них номер улицы говорит обо всём: кто там живёт, какая плата, окружение и пр. Вместо «квартиры» они говорят «лофт».

После третьего приезда я могу в чём-то разобраться, но вначале не понимал ничего. Дело в том, что население города мигрирует, и кварталы меняют свой облик из десятилетия в десятилетие. Гарлем, выглядевший когда-то как чистый голландский городок, изменился до того, что теперь туда попадать не рекомендуется. К русской эмигрантке, вылезшей там ошибочно из метро, подошёл полицейский и сказал, что этот квартал не для вас, посоветовав проехать ещё несколько остановок. Контрастность Н.-Й. в том, что там сосредоточено всё самое-самое: самое большое богатство и самая большая бедность, самая высокая культура и самое низкое бескультурье, дикость. Говорят, что в Н.-Й. ежегодно прибывает около миллиона нелегальных эмигрантов из Латинской Америки. Это люди, вышедшие из абсолютной нищеты и попавшие в нищету относительную, люди, не знающие, что такое город, как им пользоваться, разводят костры посреди паркета. Они захватывают пустующие дома, постепенно приводя их в негодное состояние. Жители соседних домов в панике разъезжаются, покидают квартал, жить в котором стало небезопасно из‐за поножовщины и наркомании. Так образуются кварталы, имеющие вид Сталинграда после боёв: громадные двадцатиэтажные дома, добротные, прочные со сплошь выбитыми окнами. Доходит до курьёзов: объясняют, что по эту сторону улицы можно ходить, а на ту сторону лучше не забираться. Такие кварталы я видел в трёх минутах ходьбы от русского центра в Сохо. Таким когда-то был и весь Сохо, состоящий в основном из бывших фабричных зданий. На вид это крепкие, солидные дома в 8–10 этажей, иногда до 15–20 (всё, что строится в Америке, имеет вид прочный, неразрушимый временем). <…>

Все русские заражены идеей покупки лофтов. Многие их уже имеют: Збарский, Шемякин. Сохо стал чрезвычайно дорогим и снобистским районом, сохранив внешне прежнюю грязь и полудикость. Эта неустроенность, полудикость, отсутствие окончательной оформленности – характерная черта всего города, кроме лишь только небоскрёбной части. Но и там можно видеть большой динамизм: за три года встроено с десяток новых небоскрёбов. Разрушаются какие-то мелкие здания, роются глубокие котлованы (город стоит на скале). В заборах – окошки со стёклышками для любопытствующих. Небоскрёбы строятся из металла, который не сваривается, а свинчивается болтами, потом отделываются стеклом, алюминием, пластиком или полированным гранитом. Основные цвета – серый, чёрный, коричневый. Новейшие небоскрёбы с зеркальным стеклом и современной архитектурой выглядят очень элегантно. <…>

Никакой западный город так не напоминает Москву, как Нью-Йорк. Шириной улиц, их бесконечной длиной, безрадостностью архитектуры. В Москве унылость зданий бетонно-сборочная, в Нью-Йорке – кирпичная. Московская коробка будет иметь 9-10 этажей, нью-йоркская – 20–30, масштабы большие. Но что самое поразительное – оказывается, вся помпезная сталинская архитектура копировалась отсюда. Где-нибудь в центре около Уолл-Стрит задираешь голову и видишь – здание на Смоленской площади. Те же масштабы, пропорции, та же облицовочная плитка (только не «падающая»). Те же «архитектурные излишества»: вазоны, снопы, рога изобилия, стиль «метро». Гигантские из дуба и металла двери, резьба, рельефы, колонки обвиты ленточками, на лентах пятиконечные звёзды, не хватает только серпов и молотов. Все эти башенки на площади Восстания или у Красных ворот – вот они, все тут. Только построены лет на 10–15 раньше. Копируя их, боролись с космополитизмом и «американским империализмом».

По берегу Ист-Ривер идут кварталы серых однообразных домов, напоминающих дом правительства в Москве. Это государственные жилища для бедных, построенные во время Великого кризиса 30‐х годов. Растянувшиеся на десятки километров, они похожи на куски серого ноздреватого сахара, подмоченного дождём.

Посещение галерей в Манхэттене – не такое простое занятие. В отличие от парижских они находятся не на первых этажах, а на вторых, третьих или ещё выше по небоскрёбам и затеряны среди всяких контор и компаний. Правда, это не касается галереи Нахамкина, находящейся на Мэдисон-авеню (не путать с русским центром в Сохо). Эта галерея – на первом этаже, вход прямо с улицы. Вид предельно знакомый – это картины из магазина на Петровке или на Улице 25 Октября. Не знаю как сейчас, но лет 15–20 там висела такая живопись: натюрморты с бубликами на фоне дачной террасы, плетёная мебель, сирень, самовары, берёзки. Стиль – МОСХ 50–60‐х годов, еврейские имена – бывшие художники живописного комбината, продаются. По углам стыдливо спрятаны формалисты вроде Шемякина и Неизвестного. Но, стыдясь этой галереи, в своём Центре Нахамкин сделал упор именно на них, добавив ещё Целкова и некоторых других. <…>

Конечно, проблема преступности – это то основное, что отличает N. Y. от европейских городов. Отчасти это расовая проблема. Русские эмигранты, может, не замечая этого, иногда скатываются к расистским убеждениям. В Москве-то всё было абстрактно, и здесь надо жить, надо дочь посылать в школу, а там, в классе, тринадцатилетние беременные негритянки – вот и переживай. Саша как-то вернулся из мастерской в подавленном настроении: в вагоне был один, а напротив сидели два негра, накурившиеся марихуаны. Плевали на пол и вызывающе на него посматривали. С большим знанием дела обо всём рассказывал художник Боря Штернберг, работающий сейчас шофёром такси. Приезжающие из N. Y. в Париж русские удивляются: у вас тут женщины ходят по улицам после 11 часов, ездят в метро. Конечно, всё это не так однозначно. N. Y. – это смесь всего и лучшая его часть – это интеллигенция, одухотворённые лица, которые видишь повсюду, тоже на улицах, в метро. Средний житель N. Y. предельно доброжелателен, охотно объясняет дорогу, терпелив, когда его не понимаешь.

Каждый раз в N. Y. я чувствовал какой-то необыкновенный прилив энергии. Может, сам город со всей массой своих жителей является аккумулятором этой энергии.

Метро и некоторые магазины работают круглосуточно. Из американских новшеств, ещё мало дошедших до Европы, – счётчики цен в супермаркетах (универсамах). Каждый товар имеет на упаковке полоску из линий-палочек разной толщины. Кассирша проносит предмет над световым реле, и компьютер негромким голосом называет цену и выбивает её на ленте, всё подсчитывает, говорит, сколько надо дать сдачи. <…>

Можно было бы ещё очень и очень многое вспомнить, особенно, что касается деталей, т. к. часто это и есть самое интересное. Например, что закругления тротуаров делаются из металла. Что в Америке почему-то нет клетчатой бумаги (мне так сказали). Что от подъездов домов-небоскрёбов до края тротуара идут длинные парусиновые навесы – чтобы можно было дойти до машины во время дождя, не замочившись, и многое другое. Пожалуй, самое захватывающее впечатление, когда видишь N. Y. с самолёта ночью: не видно ни домов, ни города. Только огни. Это как золотая тёрка – равномерно сверкающие огни по всей земле внизу. До самого горизонта.

Хотел завершить, но вот ещё последнее: и отталкивающие и привлекающие стороны Америки суть не те, что в России, а именно: незавершённость устройства, отсутствие окончательной оформленности. Дикость, необжитость, нерешённость многих вопросов, большие перспективы на будущее. Но если Россию заклинило, и неизвестно ещё, чем окончится эта анемия и прогрессивный паралич, то Америка полнокровная, динамичная страна, меняющаяся на глазах. Мой вывод предельно оптимистичен. Европа сейчас американизируется, а Америка европеизируется, континенты обмениваются своими лучшими достижениями, лучшими качествами.