Текст книги "1001 медитация на мысли Василия Розанова. Том 1"

Медитация 222

«Достоевский в одном месте замечает, что «планета не пощадила Создателя своего»… О, о, о… Что же зла – земля? Но он сам говорит о «земле белой», о земле «благой». Не он ли сказал и «Святая Русь»? Ведь это – тоже планета, часть планеты. Нет, уж если что, то сама планета – бела, хороша. И мы в нее должны поверить. Ну, так, – просто поверить. И вот эта нами «веримая» планета (по Достоевскому) сложила о Нем и о них такие ужасающие, в истории беспримерные, леденящие душу гороскопы…

О, стоны…

Стоны, стоны, стоны…

Но, – которые так совпадают со страхом евреев «переменить туфлю».

Но как содержится в этом ревущий подобно Мальштрему, – величайший океанический водоворот, – рев Апокалипсиса:

– Они называют себя «Апостолами», а на самом деле – исчадия Сатаны. И говорят:

«Церкви», а на самом деле – это сборища бесовские…

О, о, о… Ужасы, ужасы…

Ноумены планеты.

«И поколебались основания земли» (Евангелие о моменте распятия Христа)…

«И сошел – в Преисподнюю». … Ужасы, ужасы… Как разбита планета. И где же, земля, твои осколки?

Гороскопы, гороскопы, гороскопы. О, как ужасны их предсказания. Неужели это шепот звезд? Бегите, историки, – зажимайте уши.

«Блаженны уши, которые ничего из человеческой истории не слышали».»

«Апокалипсис нашего времени»

 
Бегите люди – зажимайте уши —
Ужасны предсказания Земли —
Апокалипсис грядет – и мир разрушит —
Спасёт ли свет – надежды – веры – и любви?
 

Р. S. В контексте данного стиха «свет» – это спасение – или знак спасения нас – и намек на бессмертие!

Медитация 223

«Зажат между „родами“ и "+».

(я)

Но не так ли зажат и всякий человек? Отчего же мне так душно? Задыхаюсь.

Вообще и у всякого на стесненьи и роды и смерть. От «одних» идет на «другой».

Замечает, что «идет», но не замечает ни «родов», ни "+». «Родов» не помню, "+" (своей) не увижу. Мне было дано (указано?) пронзительно остро взглянуть на одно и другое. Вот отчего из живущих на земле я всех глубже.»

«Мимолетное»

 
Между родами и смертью суть зажата —
Годы волнами сбегают по ручью —
Из рассвета детства к вечному закату —
С большим волнением – я – птицею – лечу!
 

Медитация 224

«Из самого страха… ужаса смерти не вытекает ли ее отсутствие?

Послушайте:

Ведь чего я боюсь?

«Больно»? Нет. Т.е. «больно» я страшно боюсь, как мышь, но в страх смерти эта боль отнюдь не входит. А:

НЕТ.

НЕ СУЩЕСТВУЮ.

Было написано 2

на доске, а учитель стер.

Ну, так слушайте и слушай я сам:

Ведь:

НЕТ

значит – и не чувствую самого «нет». Будут реветь дети, им больно: но мне ничего не больно и не больно самого «нет», п.ч. ведь меня «нет»…

2 – стерли: разве же этому «2» больно? Ровно нет, явно нет.

Если – МЕНЯ НЕТ,

то – НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ.

Но я чувствую страх, ужас, т.е. не «теперь», а что «потом», «после смерти» буду испытывать ужас, что

МЕНЯ НЕТ.

Но кто же будет испытывать? Ведь меня «нет»?

Нет субъекта, носителя боли: я нет – боли. Но мне ослепительно ярко, что «этого», «которого нет» – он-то (после смерти) и будет реветь чудовищными слезами. Это – да! да! да! Но, значит, ревет КТО-то, Я, и, – значит, я есмь после смерти.

Господи неужели так?

Я греха вовсе не боюсь и наказания вовсе не боюсь, а

НЕТ.

Нет я совсем не могу перенести. Что такое «нет».

УЖАС.

А если «ужас», то есть «ужасающийся», значит «нет».

– НЕТ.

Неужели так? Скорее бы сказал Флоренский: правильно ли рассуждаю?»

«Мимолетное»

 
Если нет меня – то я не существую —
Не существую – боли нет – и смерти нет —
Но отчего в душе такая буря —
Неужто Бог мне дарит знанье через свет?
 

Р. S. Дарить знанье через свет – значит ослеплять и делать слепым жаждущего истины человека! Вот-с!

Медитация 225

«На самом деле человеку и до всего есть дело, и – ни до чего нет дела.

В сущности он занят только собою, но так особенно, что занимаясь лишь собою, – и занят вместе целым миром. Я это хорошо помню, и с детства, что мне ни до чего не была дела. И как-то это таинственно и вполне сливалось с тем, что до всего есть дело. Вот поэтому-то особенному слиянию эгоизма и без эгоизма – «Опавшие листья» и особенно удачны.

«Собственно, мы хорошо знаем – единственно себя. О всем прочем – догадываемся, спрашиваем. Но если единственная „открывшаяся действительность“ есть „я“, то, очевидно, и рассказывай об этом „я“ (если сумеешь и сможешь). Очень просто произошло „Уединенное“».

Из письма Василия Васильевича Розанова Э. Голлербаху

 
Занят собою – занимаюсь миром —
Через себя вмиг пропуская мир —
Сливаюсь я с таинственною лирой —
Оживляя – сердцем – Вечности – эфир!
 

Медитация 226

«Гении, таланты, полуталанты и просто очень прилежные люди соединены были в течение века общим качеством, что были ПАКОСТНИКИ.

И они испакостили народную душу, народный быт…

Все 1) так хорошо писали, 2) были так учены, 3) графы, князья, профессора, поэты, журналисты, – больше всего журналисты, – которым решительно одинаково было:

1) Если муж верен жене своей – скучно, если он изменяет жене – занимательно.

2) Если молодой человек служит, занимается, строит дом и женится – скучно; если он беспутничает, лодарничает и попадает на скамью подсудимых – интересно.

3) Если девушка с брюхом до брака – пиши роман; если после брака – нет романа.

4) Если он ненавидит свое отечество – интересный человек; если любит свое отечество – что же о таком говорить?

5) Кто говорит, что человек – небесное существо, – пошляк; если он утверждает, что человек произошел от паука, осла, а мож. быть сделан из резины – жмем ему руки.

6) «Ура» все ослиное

– «провались!» – все божественное.

И это сто лет, сто лет, СТО ЛЕТ, без передышки в Нью-Йорке и Петербурге, во всякой Кинешме и Арзамасе: – но удивляться ли, что все стало

ПРОВАЛИВАТЬСЯ.

Ну, радуйся «наше подполье».

Несчастные… О, несчастные, несчастные, несчастные!!!»

(утро, после кофе)

«Мимолетное»

 
Интересно все – что мерзко – пакостно —
Литература сотни лет питает блажь —
И все ослы полны безумной радостью —
Не замечая – как мир – катится в мираж!
 

Медитация 227

«Эта земля, по которой мы ходим, – вторая земля. Есть таинственная первая, к которой мы стремимся. Эта – то сыра, то суха, родит и не родит. Та вечно рождает и всегда сыра. И не по планете, а по той первой, рекут:

МАТЬ-СЫРА ЗЕМЛЯ.

Предвечная сырость… Вечный запах водорослей, нитей, болота, кочек и бактерий. Всего, где любит «копаться» человек. И ученые, и дети.

Целое солнце не осушит ту землю.

МАТЬ-СЫРА ЗЕМЛЯ.

Что же ее осушит?

– Поцелуй возлюбленного.»

«Мимолетное»

 
Предвечная сырость земли – все родит —
И тайну в себе сбережет —
И страстной любовью – вымолвит стыд —
Из нее создавая народ!
 

Медитация 228

«– Фу, великое «тьфу»…

Был аристократ в Царском Селе. Женат. У жены сестра. И заметила замужняя сестра, что «что-то есть», – или начинается, разгорается между мужем ее и девушкою-сестрою не просто на почве разговоров, дружбы или даже платонического влечения, а что они сближаются и чувствуют тяготение к «тьфу»: 5 пуль она всадила в сестру, – не в мужа. «Вчера мирно разговаривали»… И ни за какое бесчестие, если б она замаралась сама, ни за какой вред, напр. разор в имуществе, она не стреляла бы так отчаянно. Но… «у меня отнимают его тьфу»…

Разительно.

Неужели никто не поражен?

Лет 5—8 назад я прочел корреспонденцию из Кисловодска (вырезка и сейчас в «Архиве» – долго искать, читатель поверит): молодая замужняя женщина выехала из Кисловодска, – и муж ее… «ввел в дом женщину». Что же случилось? Мать ее (теща) побежала по соседям, рассказала, и скоро дом легкомысленного мужчины был окружен женщинами. Они кричали, угрожали, – до тех пор пока он вынужден был «отпустить женщину». В формальном и равнодушном изложении корреспондента это разительно. Я задрожал. В чем дело? Отчего прибежали женщины (нужно же встать ночью с постели), отчего закричала старуха? Нарушился великий закон:

– Тьфу мужа принадлежит только жене.

И – лежащий в основе самого закона огненный инстинкт женщины:

– Мне и никому…

Это странно… Наконец, это страшно. «Такая-то мерзость» (наш мужской взгляд, Влад. Соловьев в «Оправдании добра», все аскеты)…

Я сказал «мужской взгляд». Нельзя не обратить внимания, что считая у себя «мерзостью», мы у них, у женщин – хотя даже подсмеиваемся, но больше «на людях», внутри же себя и тайно мы даже и не улыбаемся на «ихнее», а просто – любим и отчасти – уважаем. У родных – всегда уважаем. Вообще здесь есть разница взглядов и ощущения у разных лиц. Но очевидно и наоборот: «наше» тоже женщинам кажется вовсе не «тьфу». Это очень нужно заметить, эти расслаивания взглядов.

«Расслаивания», – очевидно, они одни были и причиною того, что древность и христианский мир так разошлись в оценке всего этого. Мир христианский всех людей почувствовал телесно чужими себе, и нельзя это передать лучше…

Но мы здесь подходим к величайшему открытию:

Научное мнение о содержании Элевзинских и других (очень многочисленных) «таинств» Греции и Малой Азии не может быть освещено и узнано доказательным образом, п. ч. ни у одного древнего писателя не сохранилось рассказа о том, что же именно там было показываемо и высказываемо. Лоббек, один из авторитетнейших ученых по эллинизму и специально по мистериям, высказывается даже, что «происхождением своим мистерии обязаны сепаратным стремлениям греческих городов и племен», – и отвергает какое-нибудь определенное и серьезное содержание в них. По-нашему же: «политический заговор, – и только; отсюда – скрывались». Между тем достаточно привести выражение св. Григория Богослова, который знал таинства эти и выразился об известном ему: «Стыда ради о них нельзя и говорить, и гораздо лучше вовсе не выводить на свет ту, что совершается во мраке», чтобы сказать с полной трезвостью и с полной твердостью:

I. Мистерии греческие и других народов возникли в эпоху утраты первоначальной дикой наивности и полной обнаженности тела человеческого и всех отправлений его.

II. И содержали перешедшее в тайну учение о поле человеческом, сделавшимся застенчивым, – а также и удовлетворение таких влечений в человеке к полу, которые вечны, «ныне и присно и во веки веков», но совершенно не могут быть названы и описаны ни в каком слове, ни на каком языке, и не могут быть переданы ни в каком доступном для всех и всем открытом изображении. Можно сказать, там (в «таинствах») все было «наоборот»: и чувствовалось, показывалось так, как приблизительно чувствовали старушки в Кисловодске. «– В высшей степени не тьфу!!..»

«Мимолетное»

 
Не описать прикосновенья вечных тайн —
Рожденных нами – в нашей страстной связи —
Веками – люди силились за край —
Взглянуть – точно очиститься от грязи!
 

Медитация 229

«Еще бы русские не эллины

Настоящие эллины. Выхожу из вокзала в Рыбинске и говорю в толпу

жадно ждущих «ездока» извощиков:

– Какая здесь лучшая гостиница в городе?

– Х**ва (с пропуском первой буквы),.уева.

Прямо испугался. Оглядываюсь, не слышали ли дети и жена, но они

иностранных слов не понимают.

– Тише, дурак. Я спрашиваю, где бы мне с семьей остановиться в лучшей гостинице. И багаж большой.

– Да только одна хорошая гостиница. И опять называет. На главной площади. Чуть ли не против «гимназии, клуба» и всех властей. Так и въехали. Показываю монету Маркову: маленький рачок («креветка», – он

назвал).

– Приапус.

Я замер.

– Город Приапус, в Лидии, в Малой Азии.

Вот вы и подите.

– Откуда ты? – спрашивают гречанку II века до P. X.

– А из Приапуса, господин мой, – отвечала эллинка, прелестная, как Дункан.

Но только для нее это было «по-русски», а не по-иностранному. Значение слова, имя целого города, конечно, она понимала.

Таким образом, эллины в своей простоте души совпадали с рыбинскими извощиками. Конечно, это немцам и в голову не приходило, и они со своими претензиями (в 30-х годах XIX века) «быть эллинами» русскому «в пояс не годятся». Ясное небо только над русскими и греками.

(прошу цензуру не придираться к названию гостиницы, проверив название по телеграфу или почте; было это лет 7 назад)

23. III. 1914

«Мимолетное»

 
Приап – у греков – и у русских —
Любую вещь собою окликал —
Точно – в сути своей – узкой —
Напоминал безумцам вечный идеал!
 

Медитация 230

«Поцелуй выражает не брезгливость. И есть настоящее выражение братства, близости людей, через эту самую очевидную и доказательную готовность поцеловать, радость поцеловать.

(Почему я вечно целуюсь, с мужчинами и женщинами, молодыми и старыми. Смеясь, я отвечаю: «Мне скоро умирать, и это я прощаюсь с землей». )

Поцелуй – таинственен. Поцелуй – еще загадка. Если я целую в щеку – это привет. Руку – это почтение. Но «братство» и «ты» выражаются через прикосновение губ к губам, рта ко рту; и так как «руки» и «щека», очевидно, всегда вымыты (верхнюю, всегда чистую часть руки целуют), то лишь с губ и рта, до которого субъективно мы иногда дотрагиваемся языком, показывает не брезгливость к «внутреннему человека», к «невымытому» его, и именно в поцелуе в губы заключается тайна, загадка и настоящее, не «почтительное» братство. Французская революция оттого и провалилась (в истории, отдаленно), что началась не с поцелуев. Она скорее началась с «на кулачки». А провозгласила – братство («fraternit;»). Какое же братство с кулаками. Я понимаю и кулаки, допускаю и кулаки, но тогда так и говори. «Ненавижу и враг». «L’ennemie». Скверное было не в «кулаках», а во лжи: в этом отвратительном иезуитском:

«Я сожгу тебя, потому что я люблю твою душу, а тело ровно ничего „не значит“. Ах, ошиблись мудрые иезуиты. Надо было именно начать с тела и полюбить тело» а остальное приложилось бы. Надо было таинственно прикоснуться губами. Губы наши – чаша наша. «Не побрезгай краем моего тела», «там, где наружное его переходит во внутреннее его». Я провел языком по губам: но вот в славную Пасху, нашу русскую Пасху, «честной народ», не взирая на язык и даже немножко слюн на губах, – здоровенно хватает меня лапой за него – и, нагибая к лицу своему мою голову, влепливает «Христос Воскресе». Тогда воистину Сын Тайны входит в нас двух – и мы «братья», «други»… Вот как. И у нас «удается» каждую весну, в апреле, когда у французов и у иезуитов так плачевно «не удалось ничего»…

(На полученном конверте; к Домне Васильевне приходит сестра, лет 32, милая и добрая: и я, явно или утаясь, всегда

ее поцелую, и всегда изловчусь в губы. Не могу. Бранят. И вот – мое оправдание. Я и со Страховым вечно целовался, не мог не целоваться, и его 65-летние губы мне были так же сладки, как 32-летние Катерины Васильевны)

«Мимолетное»

 
Поцелуй живой несет в себе —
Сиянье вечной – и объемлющей нас тайны —
Точно – Господь – дал вдруг обет —
Соединять нас поцелуями в бескрайность!
 

Медитация 231

«И после таких прелестных занятий, выйди в сад – послушать птичку

или посмотреть на дерево. Или – на улицу. Все-таки – быть. Трактир.

Гармоника. Труд и распутство на расстоянии десяти шагов. Гульба и болезнь.

Смерть и роды – «по одной лестнице» – по этажам дома. Философия жизни.»

«Мимолетное»

 
Птичка – дерево – и солнце – бытие —
Трактир – гармоника – труд – и распутство —
Смерть – роды – все из жизни – из нее —
По этажам столетий летят прожитые чувства!
 

Медитация 232

«…«проституция ничему не уступает»: свидетельство истории. И, значит, «пусть она будет», но совершенно в ином виде, чем

теперь: не в виде бродячих грязных собак, шляющихся «для всякого» по улице, не в виде «мелочной лавочки», где каждый берет «на три копейки семячек». Нужен иной ее образ: не оскверняющий,

не развращающий. Как-то у меня мелькнуло в уме: в часть вечера, между 7 – 9 (и

только), все свободные (без мужей и не «лунного света») выходят

и садятся на деревянные лавочки, каждая перед своим домом, и скромно одетые, – держа каждая цветок в руке. Глаза их должны быть скромно опущены книзу, и они не должны ничего петь и ничего говорить. Никого – звать. Проходящий, остановясь перед той, которая ему понравилась, говорит ей привет: «Здравствуй. Я

с тобой». После чего она встает и, все не взглядывая на него, входит в дом свой. И становится в этот вечер женою его. Для этого должны быть назначены определенные дни в неделе, в каждом

месяце и в целом году. Пусть это будут дни «отпущенной грешницы» —

в память ее… … … ….»

«Опавшие листья.

Короб второй и последний»

 
Пусть будут дни «отпущенной грешницы» —
В память ее – всем приходящим – в одну ночь —
Пусть человечество грехами страстно лечится —
Прежде чем – отсюда – скрыться прочь!
 

Медитация 233

«Оплодотворение детей входит неописуемым чувством в родителей:

– «Вот я прикрепился к земле», «Земля уроднилась мне», «теперь меня с Земли (планеты) ничего не ссадит», не изгладит, не истребит. Отсюда обряд, песни, цветы, у всех народов, у нас – венчание; белое платье, венцы на головы брачущихся. Но это – глубже, это не обряд; обряд пришел «совсем потом» и показует не свою важность, а важность того, к чему он прикрепился. Отсюда же в древности «пир происходил», когда новобрачные уже отводились в опочивальню (в Иерусалиме – в «хуппу»), и они начинали совокупляться во время самого пира; у нас, русских, до последнего времени выносилась «в пир» и показывалась гостям снятая после совокупления сорочка новобрачной, со всеми знаками его силы и ее чистоты. Но это – не «проверка»: разве психология пира такова, чтобы «рассматривать подпись на долговой расписке». Совершалось это вначале по наивной и открытой радости родителей, что крови начали уже сливаться, два рода – его род и ее род – слились в одну реку, срослись в один ствол Вечного Дерева; – что «Древо Жизни» преуспело и снесло еще яблоко.»

«Опавшие листья.

Короб второй и последний»

 
Земля вдруг уроднилась – так две крови —
Слились мгновенно – и в одну —
Древо Жизни – вечною любовью —
Хранит в себе волшебную страну!
 

Медитация 234

«Чем же я одолел Гоголя (чувствую)?

Фаллизмом. Только.

Ведь он совсем без фалла. У меня – вечно горячий. В нем кровь застыла. У меня прыгает. Посему я почувствовал его. Посему – одолел.

О, да…

Великий Боже! – какое СПАСИБО.

Это путь. Для русских – «путь Розанова». По нему идет «смиренная овца», «Розанов – овца», без ума и с кой-какой жизньишкой.

Но она спокойно «по-своему» и «по всему миру» ест траву и совокупляется, «ажио хочется», и всему миру дала… во всем мире возродила вновь силу и жажду и есть и (с пропуском одной буквы тоже).»

«Мимолетное»

 
Горячей страстью одолел весь этот мир —
Живой – и прыгает во мне священный дух —
Безумной силы вечный эликсир —
Господь вручил как соль земных наук!
 

Медитация 235

«У иных, при чрезвычайно личной любви, да „ах! ах! задыхаюсь“, – есть, однако, какая-то тенденция к общности, к братству, „и со девушками, с женами“. Начало ее, я думаю, уже в диком обычае пойти к знакомым на имянина, захватывая и годовалого ребенка. Видел сам (на 1-й день Пасхи) и радовался. „Чту за праздник, если не все вместе“. И вот я думаю, здесь коренится инстинкт полиандрии, – решительно идущий не от жен, а от мужей. „Я с приятелями“. Меня всегда занимали и занимают случаи, когда у гулящей девушки „ночуют двое“. Я расспрашивал, но ничего не мог узнать. Я думаю – таятся. Ведь так явно, что это не для дешевизны, а для чего-то „специально своего“.»

«Мимолетное»

 
Полиандрия все же бродит по векам —
Дикий обычай чудом процветает —
Все люди прячутся – не раз я чуял сам —
Невидимое чувство вечной тайны!
 

Медитация 236

«..все так обыкновенно, эти формы, сосредоточения нервов и вся «кухня медицины». Врач и физиолог, все осмотрев, записав и описав для своих ученых книг, может подняться и сказать:

– Я ничего здесь не нахожу.

– Оплодотворение. И все приспособления к нему. Ничего особенного. Ничего, что меня удивляло бы или останавливало в недоумении. Где же искать? Около этого «обыкновенного» разыгрываются феномены совершенно необыкновенные.

У меня б. поэт Бор. Садовский, – наш нижегородец (земляк мне, по гимназии). И сказал, что у художника N. есть удивительная картина, вся заполненная о… … (предполагаемо – гоголевский порок). Т.к. художник этот однажды был у меня в гостях, то недели через 2 я ему «писнул», как мне «увидать то, чего нельзя увидать», и передал рассказ Б. Садовского. В ближайший у меня приемный день он пришел и передал мне рисунок цветными карандашами, на толстом картоне, в 1/4 аршина вышины и в 1/2 аршина ширины. Сказав: «это рисовано одной дамой, – женщиной безусловно моральной, строгой к себе и к другим, – и можно подумать, что это ею нарисовано, как сатира и как ненавидение нашего времени». Я не имел причины ни поверить, ни не поверить. Лица – как будто «я их недавно видел на улице», «на гулянье», «в фойе театров», – везде: хотя прически, костюмы и самые выражения лиц глубоко индивидуальны. Это «Иван Иваныч», а не «человек». Так как, впрочем, все (почти) лица – женские, девичьи, то это «та Наденька и эта Оленька», «та Лизавета Семеновна и та Катерина Вячеславовна», которых мы «все знаем»… Я подозреваю «одну только сатиру»: дело в том, что все манипуляции, у довольно большого числа групп, повторяются одним и тем же пальцем, именно средним, хотя было бы естественнее и «ловчее» предположить, чтобы это делалось указательным. И это показывает такое знание предмета, которое говорит об опыте. Иначе как наблюдать? Вообще – это ненаблюдаемые вещи, невыспрашиваемые вещи. Это можно «самому знать», но нельзя «узнать от другого». Не говоря о том, что нельзя решительно нигде «прочитать».

Вертикальными чертами рисунок разделен на три части, «триптих».»

«Мимолетное»

 
Чудо – чую – оплодотворенье —
В себе прячет тайный свет —
Омывающий людей возникновеньем —
Опыта – которого в нас нет!