Текст книги "Лес"

Глава 4

Покрытое тонким слоем пыли лицо степняка не выражало никаких эмоций. Маска, да и только. Глаза стоявшего перед Хватом старика выглядели узкими щёлками, казалось, что житель степей впал в сонное оцепенение при виде чужаков. Но человека, хорошо знакомого с манерой поведения кочевников, это не могло ввести в заблуждение. По едва заметному вздрагиванию век степняка было заметно, что он тщательно осмотрел незнакомца, задержав взгляд на некоторых предметах экипировки. Хват давно уяснил, что понравившуюся кочевнику вещь лучше подарить сразу. Тем самым можно расположить к себе жителя степей, тут же вспоминающего о древних законах гостеприимства, а заодно и обезопасить свою жизнь.

Кочевники – люди скромные, сами ни за что не заговорят о понравившемся, но отобрать могут запросто. А уж если решат, что, защищаясь, незнакомец предлагает посостязаться в умении владеть оружием, то охотно откликнутся на подобную инициативу. Может, и не убьют, но в случае поражения чужака, его точно оберут до нитки. По местным неписаным правилам, проигравший недостоин хорошего имущества. Это не означает, что победителю степняков будут оказывать почести. Молва о том, что какой-то пришлый чебех – так между собой жители степей именовали чужеземцев – победил коренного качикона, мигом разнесётся по степи, и желающих отомстить за соплеменника отыщется невероятное множество.

Обо всем этом Хват был прекрасно осведомлён, поэтому и нацепил на поясной ремень шикарный нож с наборной рукоятью. Ножны украшал традиционный для степняков орнамент, говоривший о том, что владелец оружия отважен и удачлив. Таких ножей глава Тайной сыскной канцелярии взял полторы дюжины. Опытный человек, собираясь в дальнюю опасную дорогу, тщательно продумывает, какую брать собой поклажу, чтобы не перегрузиться без меры и нести только самое необходимое. Ради ножей Хват пожертвовал солидной частью носимых запасов воды и продовольствия, здраво рассудив, что провиант не понадобится, если не удастся найти общего языка с жителями степей.

При виде ножа старый кочевник не удержался и раздул ноздри в знак восхищения. Со стороны могло показаться, что он просто шумно выдохнул, устав стоять столбом под палящими лучами Орфиуса. Хват неторопливым движением снял с пояса ножны, обнажил клинок, и на его зеркально отполированной поверхности заиграли ослепительные блики. Судя по небогатой одежде степняка, такой нож ему удалось бы купить, только продав всё своё хозяйство, включающее небольшой табун коней и три крытых драным войлоком шатра. Добиваясь максимального эффекта, Хват подкинул нож в воздух, ловко поймал его и, перехватив за лезвие, протянул кочевнику.

Старик принял подарок как должное, ножны забрал сам и даже не произнёс слов приветствия, чем слегка озадачил Хвата. Раньше подобного подношения было достаточно, чтобы путника пригласили в жилище – гэр и предложили чашку бодрящего напитка из местных горьковатых травах. Не раздумывая долго, агент Судьи показал степняку точильный брусок из камня, добываемого только в Белых Скалах. С помощью такого оселка удавалось поддерживать режущую кромку ножа в идеальном состоянии. Второй подарок стоил не намного дешевле первого, и на этот раз кочевник остался удовлетворен.

– Позволь поделиться с тобой прохладой, незнакомец, – старик огладил жиденькую бородёнку и указал на видневшиеся за ближайшим холмом шатры. – Мой гэр открыт для тебя.

– Не иначе как сама Лао-Тын привела меня к твоему порогу, почтеннейший. – ответил на языке кочевников Хват. – Да будет благословенен очаг твой, да не переведётся вода в твоём колодце, да пребывают всегда с приплодом твои кобылы.

Произнося «кобылы», Хват сознательно использовал двусмысленный оборот речи, равно применявшийся в отношении лошадей и в отношении жён степняков. Это в Великом Городе, рискни-ка в разговоре с женщиной сравнить её с кобылой – моментально узнаешь о себе и своих родственниках столько интересного в самых цветистых выражениях, что рот раскроется от удивления. А здешние жители лошадей боготворили и не видели ничего дурного в подобных аналогиях. Сравнить женщину со священной кобылой Лао-Тын – сделать ей комплимент наивысшей пробы. Хват не стал мелочиться, и похвалил всех жён степняка оптовым порядком.

Каламбур кочевнику понравился, и он позволил себе скупую улыбку. Не взглянув больше на гостя, вразвалочку поковылял к шатрам. «Проявил высшую форму доверия к чужеземцу, – отметил Хват. – Спиной повернулся. Значит, примут нас здесь хорошо». Негромко свистнув, он подал знак Вислоухому, и тот покинул заросли колючего кустарника, где прятался до сих пор. В маленьком отряде, отправившемся к Вождю степняков, Хват исполнял обязанности разведчика и дипломата, а Кару досталась должность носильщика и няньки при малолетней содержанке Судьи.

Неделю назад, произнося напутственные слова, он внезапно помрачнел, а затем сказал:

– Неспокойно на душе… Берите с собой Бяшку. Чую, оттого и не выявили мои шпионы информатора, который на Верховного работает, что отверженцем он является. У степняков совсем другое отношение к Даром Наложенным. Не боятся они их. Может, оттого, что Дар больше у их женщин проявляется.

Считается, что мужчинам Дар ни к чему. Мужское дело – война. Если и рождается мальчишка со скрытыми способностями, то так и остаются они в зачаточном состоянии. Разве что врагов ему удаётся чувствовать лучше, успевает предугадывать, с какой стороны атака пойдёт в бою рукопашном, на упреждение успешно действует. По агентурным данным, самые лучшие воины степняков, так или иначе, Даром отмечены. Едва ли они осознанно могут его применять, или определять других отверженцев. Ищите в окружении Вождя человека неприметного, но при Тын-Карантыне состоящего. Ближний слуга, постельничий, евнух при гареме. Это может быть кто угодно, но только не воин. Как только вы оба прибудете в ставку Вождя Великого Гурта, где бы она сейчас ни находилась, сразу же попадёте в поле зрения агента Верховного. Его нужно вычислить раньше, чем он сумеет навредить вам. В том, что попытки будут, я не сомневаюсь. Выявить угрозу поможет Бяшка. Берегите её. Дорога дальняя и небезопасная.

Хват не поверил своим ушам, но перечить не посмел. Проведя немало времени на посту шефа Тайной сыскной канцелярии, он убедился в умении Судьи просчитывать до мелочей возможные риски. И если сказано было взять с собой Бяшку, так тому и быть. «Небезопасной» дорогу мог назвать только отъявленный оптимист, или любимчик Ушедших богов. Хвату хотелось верить, что к последним Судья и относится. Работая на такого человека, вправе ожидать, что удача не обойдёт стороной. Таким образом, отряд в один момент увеличился в размере до трёх человек, сразу же потеряв в мобильности, скрытности и боеспособности.

Кар Вислоухий хоть и серьёзно уступал Хвату по части навыков выживания и боевой выучки, но обладал немалым жизненным опытом, в быту был неприхотлив и умел терпеть лишения и тяготы службы в Тайной сыскной канцелярии. Не то, что Бяшка. Она не успела привыкнуть к роскошной жизни во дворце Судьи, но и раньше ей не приходилось по полдня лежать на голой земле, затаившись, чтобы не выдать своего присутствия. Неподготовленному человеку трудно бежать со всех ног, успевая скрыться, прежде чем конный разъезд степняков заметит чужестранцев. К тому же, никогда не бывавшая в южных районах Бяшка сильно страдала от иссушающей жары и недостатка питьевой воды.

Вот и сейчас Вислоухий на себе вынес из кустов всю поклажу отряда, а заодно и девушку, находившуюся в полуобморочном состоянии. Хват вытряс из бурдюка с водой последние капли, смочил ими пересохшие потрескавшиеся губы Бяшки. Не открывая глаз, она жадно потянулась навстречу живительной влаге и обиженно всхлипнула, когда поняла, что утолить жажду не сможет.

– С кочевником я договорился. Послеполуденную жару переждём в этом гэре, – хрипло произнёс Хват в ответ на красноречивый взгляд выглядевшего безмерно уставшим Кара. – Возможно, даже заночуем. Запасы воды, думаю, тоже удастся пополнить. Останемся здесь, пока не выясним, куда переместилась ставка Вождя Великого Гурта. Без этих сведений двигаться дальше – смерти подобно.

Вислоухий кивнул, подтверждая слова начальника, ибо знал по собственному опыту, что шеф Тайной сыскной канцелярии не страдал самонадеянностью и на случай никогда не полагался. Не шибко верил в шальную удачу и сам Кар, предпочитавший для виду соглашаться с Хватом, но всегда старался составить собственное мнение о ситуации. Как только шеф вступил в переговоры со степняком, Вислоухий перенёс Бяшку вглубь кустов вместе с поклажей, а сам скрытно переместился ближе к шатрам и аккуратно прозондировал жилища при помощи Дара. Обнаружил только одного взрослого мужчину, четырёх женщин и трёх детей разного возраста.

Возвратившись, осторожно прощупал разум пожилого кочевника. Тот жестокостью не отличался, но не имел склонности жалеть измученного жаждой чебеха и сейчас размышлял только о том, какую плату содрать за возможность пополнить запасы воды. Нож, висевший на поясе Хвата, почему-то не вызвал у степняка особенного интереса. Пристальнее изучив старика, Кар понял, что кочевник подслеповат, поэтому и не замечает особенностей намеренно выставленного напоказ предмета. Пришлось поднапрячься и вложить в разум степняка чёткий мысленный образ ножа, и только после этого местный житель сообразил, насколько ценным является оружие.

Вислоухий потратил немало сил на внушение, в глазах померкло, нараставший шум в ушах превратился в рокот барабанов. Теряя равновесие, Кар ухватился за ветку кустарника, и впившиеся в ладонь колючки позволили хоть немного прийти в себя. Прожитые годы отрицательно сказались на зрении степняка, зато слух его со временем нисколько не пострадал. Заслышав шум в зарослях, кочевник моментально догадался, что чебех здесь не один, и оставил идею ограбить чужеземца, призвав на подмогу взрослого сына. Отдышавшись, Вислоухий оказал на старика умиротворяющее воздействие, и тот благосклонно принял подарок, пригласив Хвата в свой гэр.

Вроде бы просто устроены жилища степняков: круглый обод из переплетённых между собой сухих ветвей, обтянутый по периметру войлоком, куполообразная крыша из тонких жердей, крытая всё тем же материалом из конского волоса. А попробуй-ка на глазок повторить незамысловатую конструкцию – и задохнёшься днём от жары в неумело построенном шатре, а под утро продрогнешь от холода. Было время, когда Хват пытался уловить особенности жилищ кочевников, чтобы самому строить убежище от дневного зноя, но постепенно отказался от этой мысли. Небольшой походный шатёр, как бы идеально он ни был сооружён, мог предложить только защиту от прямых лучей Орфиуса, но желанной прохлады не давал. Постепенно Хват пришёл к выводу, что размеры имеют значение, и степняки намеренно не сооружают жилищ меньшего объёма, чем общепринятые. Большего – пожалуйста, если в достатке строительного материала и коней для перевозки. Ради надёжного и удобного шатра Хват не рискнул бы путешествовать по степи в сопровождении нескольких лошадей. Животных нужно обеспечивать кормами и водой, а вот отыскать это на выжженных Орфиусом равнинах юга – задача нетривиальная. Все мало-мальски известные оазисы заняты кочующими семьями степняков. Нескольких пеших путников они ещё согласятся приютить и поделятся водой, но на большее их гостеприимство обычно не распространялось.

Завидев Вислоухого и Бяшку, стоявший у входа в шатёр старик что-то гортанно выкрикнул, и из соседнего жилища навстречу гостям выбежали две женщины в длинных до пят одеяниях чёрного цвета. По обычаю степняков, замужние качиконе носили головной платок, скрывавший лоб до самых бровей, шею и нижнюю часть лица до середины носа. Хват понимал, что Бяшке не найдётся места в шатре главы гэра. Женщина могла войти в его жилище только в двух случаях: для исполнения супружеских обязанностей, или когда приносила еду. На невысказанный вопрос Вислоухого шеф Тайной сыскной канцелярии едва заметно кивнул, дав понять, что девушку можно передать жёнам кочевника.

«Блаженство, – вздохнул Хват, опустившись на подушки из конского волоса, – ещё полдня на жаре без полноценного отдыха даже мне не выдержать».

Хозяин, скрестив ноги, уселся напротив гостей, а спустя непродолжительное время к нему присоединился ещё один кочевник. Был он гораздо моложе и выше ростом, но в целом статью не вышел. Среди степного народа встречались мужчины и покрепче. «Вероятно, младший сын, – догадался Хват, – весь в отца, но лобик совсем узенький, в два пальца шириной, и глаза без единого проблеска мысли. Оно и к лучшему, что недалёкого ума последыш. Меньше угрозы с его стороны».

Кочевники всерьёз считали, что старшие сыновья наследуют силу и отвагу отца, а младший – ум и хитрость. В родительском гэре оставался именно младший, и ему доставалось всё имущество отца, тогда как старшие были предоставлены сами себе. Большинство из них ничего не умело, кроме как скакать на коне и обращаться с оружием. Лучшие воины пополняли войско Вождя Великого Гурта, те, кому подобная честь не выпадала, нанимались в охрану торговых караванов, остальные сбивались в разбойничьи шайки, терроризировавшие жителей Срединных земель. Дело находилось для всех, и только от самого качикона зависело, сумеет ли он благополучно пережить период бесшабашной молодости. Если удавалось – зарабатывал деньги, обзаводился семьёй и основывал новый гэр.

Откуда-то из-за пределов шатра донёсся шум, женские возгласы, полный страдания и боли крик, а затем завывания, которые Хват не перепутал бы ни с чем на свете. Так реагировала на присутствие Дара Бяшка. Вислоухому не нужно было отдавать команду, он тоже всё понял и уже сидел со слегка отрешённым видом, сосредоточившись на происходящем в соседнем шатре.

– Роды, – наконец прошептал он. – Женщина только что успешно разрешилась от бремени, и кто-то из местных помогал ей посредством Дара. Бяшка находилась рядом. С ней всё в порядке.

Словно в подтверждение его слов раздался пронзительный младенческий плач.

«Кажется, начались проблемы, – помрачнел Хват. – Если степняки решат, что девушка больна чем-то опасным для них, то нас всех, не раздумывая, вышвырнут отсюда. Вислоухому может не хватить сил, чтобы разубедить кочевников. Сложно воздействовать одновременно на несколько человек разом. В безвыходной ситуации я легко расправился бы со стариком и его сыном даже без всякого оружия, но не хотелось бы прибегать к крайним мерам. Это только кажется, что такое можно провернуть незаметно, если на полдня пути вокруг нет ни единого человека. В степи новости разносятся быстрее ветра, и любой чужак – что муха на ладони».

Старик улыбнулся, несколько раз хлопнул в ладоши, и в шатёр вошла женщина, несущая в руках широкогорлый кувшин, накрытый сверху блюдом с вяленым мясом. Проговорив что-то на ухо главе гэра, она принялась наполнять пиалы. «Да тут гостей принимают по высшему разряду!» – удивился Хват, когда понял, что им с Каром предложили не травяной настой, а хурунтэ. Так назывался кисловатый хмельной напиток из кобыльего молока. Он прекрасно утолял жажду и снимал усталость. Таким питьём не потчевали первых встречных, и уж тем более не удостаивали им чебехов. Хват покосился на Вислоухого, слегка нахмурился и стрельнул глазами в сторону кочевников, намекая, что Кар зря решил «нажать» на местных. Не стоило попусту растрачивать Дар ради сиюминутных удобств. Вислоухий отрицательно качнул головой, дескать, непричастен и не нужно пустых обвинений.

Старик поднял свою пиалу и, обращаясь к Кару, произнёс:

– Добром отплатила за гостеприимство твоя дочь, чужестранец. Немногие способны чувствовать незримое приближение священной Лао-Тын, когда она несёт на свой спине душу нарождающегося дитя, готового покинуть материнское чрево. По всем приметам, первенцем моего сына должна была стать девочка, но твоя дочь вошла в транс и упросила Лао-Тын даровать нам мальчика. За что я сердечно благодарю тебя, гость мой.

Обалдевший от услышанного Хват переводил Вислоухому речь кочевника и временами до боли прихватывал зубами нижнюю губу, чтобы не расхохотаться. Он скорее поверил бы в мифическую кобылу Лао-Тын, чем в россказни, будто за несколько мгновений Бяшке удалось изменить пол новорожденного. Нежданно-негаданно дикие суеверия степняков сыграли на пользу отряду, к тому же выяснилось, что падучая болезнь в чести у кочевников. Хват отметил, как, обращаясь к Кару, старик ни разу не назвал его чебехом, предпочтя нейтральное «чужестранец», а в конце и вовсе именовал «гостем», словно настоящего качикона. «Видимо, Судья и вправду любимчик Ушедших богов, – решил шеф Тайной сыскной канцелярии, – в последний момент надумал отправить с нами Бяшку, и это уже принесло свои плоды».

– Прими наши поздравления с рождением внука, почтеннейший, – церемонно ответствовал Хват, довольный тем, что после установления дружеских отношений беседу теперь легко можно будет повернуть в нужном направлении, – и мы вместе возрадуемся за твоего сына, без сомнения унаследовавшего мудрость отца. Родившийся в полдень мальчик вырастет отважным воином, стремительным как ветер и безжалостным как дневное светило.

– Не каждый качикон умеет так красиво говорить. – похвалил старик. Он сделал знак сыну, чтобы тот наполнил пиалы гостей. – Благодарю тебя за добрые пожелания, чужестранец. Времена настали такие, что нашему народу понадобится много воинов. Я прошёл долгий путь, пережил столько восходов дневного светила, что потерял счёт прожитым годам. Находился на волосок от гибели и наслаждался мигом победы. Горячая молодая кровь временами затмевала разум, но со временем перебродила и стала эликсиром мудрости. Недалёк тот миг, когда последним, что я услышу, будет топот копыт Лао-Тын, которая подхватит мою воспарившую над хладным телом душу и унесёт её с собой, дабы вселить в тело новорождённого младенца. Закончится один круг жизни и начнётся другой. Мой дед был мудрым человеком, умевшим заглядывать за горизонт, в завтрашний день. Он обещал вернуться, когда наступит время Большого испытания для нашего народа. Надеюсь, что сегодня Лао-Тын подарила внуку душу его прославившегося мудростью предка. Мне нужно успеть воспитать мальчика настоящим мужчиной.

«Забавные верования, – подумал Хват, заметивший, что с каждой новой порцией хурунтэ у кочевника сильнее развязывается язык. – Раньше не приходилось слышать ничего подобного. Возьму на заметку. Может, когда и пригодится в будущем». Как подобает вежливому гостю, шеф Тайной сыскной канцелярии осведомился у хозяина гэра о здоровье его лошадей и о свежих новостях. Старик охотно поддержал разговор о достоинствах кобыльего молока перед материнским, в подробностях поведал, как обстоят дела в гэрах соседей, но всячески уклонялся от расспросов относительно Сердца Великого Гурта.

Как только эта тема всплывала, степняк тут же вспоминал своего деда и его пророчество о времени Большого испытания. Хват попытался приобщить к беседе второго кочевника, который почти не прикоснулся к хмельному напитку. Наследник гэра отвечал односложно и после таких долгих пауз, что за это время можно было бы неплохо выспаться. Устав от бесполезной болтовни, Хват искоса взглянул на Кара и выразительно моргнул. Если местные не хотят добровольно делиться информацией, значит, придётся их к этому подтолкнуть.

Вислоухий и без подсказки со стороны начальника уже прощупывал разум кочевников, пытаясь определить, не ведут ли они двойную игру. Старик был уже навеселе, а его сын выпил всего одну пиалу хурунтэ, и теперь только подливал отцу и гостям. От него не исходила угроза, равно как и другие эмоции, что не могло не настораживать. Так иногда вели себя люди, пытавшиеся закрыться от воздействия Дара. Вислоухий знал об этом, потому как сам учил подобному способу защиты Судью и Хвата. Метод ненадёжный, но позволял держать под контролем свои мысли, а против неопытного отверженца мог и сработать.

Кар потратил немало времени, прежде чем убедился – молодой степняк слишком скудоумен, чтобы плести какие бы то ни было интриги против чужеземцев. Его отличительной чертой была исполнительность. Вот и сейчас, получив указание наполнять пиалы, он внимательно следил за тем, чтобы у отца и гостей не переводился хмельной напиток. Ничего другое его попросту не интересовало. Когда Вислоухий окончательно переключился на старика, было уже поздно – кочевник сомлел и начал клевать носом над недопитым хурунтэ. Зная, что начальника не обрадует такой результат, Кар доложил:

– Мы здесь в безопасности. Это единственное, что успел выяснить. Остальные вопросы придётся отложить до утра.

– Я надеялся выйти в путь перед рассветом, – отправлял в рот жирный кусок вяленой конины, произнёс Хват. – Старик к тому времени наверняка проспится, но неизвестно, будет ли он завтра столь же расположен к беседе. Словно какое-то непонятное табу запрещает ему рассказать о том, куда откочевал Вождь Великого Гурта вместе со своими ближними подданными и телохранителями.

– Он может и не знать. – возразил Вислоухий. – Насколько мне известно, последний раз Сердце Великого Гурта подвергалось угрозе почти полторы сотни лет тому назад, во времена грандиозного передела власти среди кочевых племён. Оазис несколько раз переходил из рук в руки, сменилось несколько вождей, каждому из которых приходилось где-то прятаться, опасаясь за свою жизнь. С тех пор подобные междоусобицы не случались.

– Не та нынче ситуация. – усмехнулся Хват. – Это не в кустах за шатром засесть, выжидая, когда можно врасплох напасть на очередного узурпатора, чтобы вырезать под корень весь его род и самому занять шатёр Вождя. Сейчас к оазису никто не сунется ближе, чем на расстояние в два дневных перехода, а то и в три. Далеко разнеслись вести о том, что Сердце Великого Гурта полностью поглотили лесные твари. Допустим, это оазис, – Хват поставил в центр широкого низенького столика на кривых ножках свою опустевшую пиалу, – пускай вон с той стороны течёт Быстрая Вода. Тогда мы сейчас где-то здесь, – реку шеф Тайной сыскной канцелярии изобразил при помощи толстого отрезка веревки из конского волоса, придав ей нужные изгибы, а местоположение гэра отметил кусочком вяленого мяса. – Оазисы на три дня пути от бывшей Ставки Вождя едва ли настолько велики, чтобы туда в полном составе перекочевало всё окружение Тын-Карантына. Ему придётся обойтись малой свитой, ограничив число телохранителей, и какой-нибудь не в меру ретивый глава кочевого рода вполне может решить, что у него есть шанс самому стать Вождём. Поэтому и темнит старик. Мало ли кем мы окажемся.

– Я так понял, что подходящих для походной ставки Вождя оазисов не так уж и много – Вислоухий, нахмурившись, изучал импровизированную карту степи. Он никогда не бывал так далеко на юге и плохо представлял, как отложить три дня пути от пиалы в центре стола. – А нам их расположение доподлинно известно?

– Если бы. Это Сердце Великого Гурта неизменно. Остальные оазисы подобны тому, где мы сейчас находимся. Они появляются и исчезают, заставляя степняков кочевать вместе с табунами коней и разборными жилищами. Всему виной грунтовые воды, дающие жизнь сочной траве. Где пробьётся родник ближе к поверхности, оживает степь. Сразу появляется возможность кормить лошадей свежей зеленью и поить чистой водой. Там где хорошо лошадям – хорошо и степнякам. Иссякнет родник, и за считанные дни начнёт угасать оазис. Мелкие гэры долго стоят на одном месте, а крупным родам приходится кочевать чаще. Там, где пасутся большие табуны коней, трава не успевает отрастать. – заметив, что «картой» степи заинтересовался молодой кочевник, Хват полюбопытствовал у него на местном наречии: – Верно я говорю?

Сделал он это в шутку, поскольку не заботился о том, чтобы его разговор с Вислоухим был понятен степняку. Тот внимательно оглядел разложенные на столе предметы, поправил в двух местах верёвку, сдвинул немного в сторону пиалу, долго приглядывался к кусочку вяленого мяса, но оставил его как есть.

– Сердце Великого Гурта, – на языке кочевников произнёс Хват, ткнув пальцем в пиалу. – Беда. Сейчас плохое место. Тын-Карантын уходить. – он вдруг понял, что с молодым степняком нужно говорить именно так. Короткими рублеными понятиями. Тогда смысл сказанного дойдёт лучше. – Где сейчас вождь?

Не произнося ни слова, кочевник обмакнул указательный палец в лужицу хмельного напитка, пролитого на самом краю стола, и поставил две влажные точки неподалёку от пиалы. Относительно сторон света выходило, что походная ставка Вождя располагается юго-западнее разорённого лесными чудовищами Сердца Великого Гурта.

– Тын-Карантын? – уточнил напряжённо следивший за каждым движением степняка Хват и, получив утвердительный кивок, облегчённо выдохнул: – хвала Ушедшим богам…