Текст книги "Минус бесконечность"

3 глава. Умы. «Тебе понравятся мои бабочки»

Авриль: «Чей я герой?»

Весенняя пора наводила перемены на всех… Вот уже столько времени прошло с того момента, когда уехал Фенек. Он написал много песен, успел выступить в разных местах, сфотографировался с Амандой… Тем ли местом, где лежит сердце Фенека, был Нью-Йорк? Кто же знает?…

Авриль следила за его действиями в социальных сетях (только фотографии и новости по музыке), она всё ещё слушала его музыку. Только теперь он для неё не был предметом любви и даже влюблённости, теперь это был лишь кумир, лишь образ, о котором известно только из его песен… Авриль чувствовала, что одна песня точно посвящена ей, и потому она не могла её слушать. А все остальные очень её привлекали.

В последнее время Авриль рассталась и с тем парнем, с которым недавно была. И слово «любовь» для неё теперь пустой звук. Зато она увлеклась искусством. Правда, пока что в широком смысле… Она любила картины, книги, музыку, но не могла здесь найти себя. Быть может потому, что сердце её принадлежало театру и кино. Но она старалась.

И вот, весенний вечер виднелся за окном… Авриль сняла тёмные очки, в которых проходила весь день из-за того, что небо было чистым, и солнце ярко светило. Она чувствовала весенние запахи, свежий воздух. Перерождается природа – перерождаются наши души. Нежный вечер трогал её душу…, и она чувствовала себя птицей…

Бесконечно, казалось, длился этот долгий предвесенний путь… Исцарапаны уже в кровь ноги, измучены… И теперь, теперь мы так легки… В лёгкой одежде без мехов и зимних шапок… Нашим душам нужно разнообразие. Зимой мы хотим тихих вечеров и сладкого чая, а сейчас мы хотим солнца и пробуждения от «зимней спячки».

Авриль сидела у окна и наблюдала за медленной сменой дня на вечер. В наушниках у неё играла песня Фенека. Она всё-таки решилась послушать песню, которая, вероятно, посвящена ей.

Это ужасно. Игра уже давно закончилась. Авриль быстро выключила песню, потому что она больше не хотела об этом вспоминать. Девочка вышла на улицу, и её глаза везде ласкали чудесные образы. И тут она решила позвонить Поле.

– Алё, Поля, пойдём, погуляем только вдвоём, – сказала девочка.

– Хорошо, где встретимся?

– На площади Ленина, – сказала Авриль.

– Хорошо.

Авриль отправилась на место встречи. Огромная площадь грелась под лучами засыпающего солнца. Вот уже и пришла Полина и обняла свою подругу. Её нежные объятия отвлекли Авриль от плохих мыслей.

– Полина, ты знаешь, я… я ведь была несколько часов с Фенеком, и мы…, – девочки отправились гулять вдоль тротуаров.

– Я знаю, Авриль, но ты пойми, что он не нормальный. Этому парню 18 лет, скоро уже 19, а он до сих пор не знает, чего хочет. Всех вокруг обманул и уехал в свой Нью-Йорк, – возмущалась подруга.

– Знаю…

– Ты не подумай, что я сильно злюсь из-за твоей любви.

– Любви?! – перебила Авриль.

– А как же ещё это назвать? Так вот, я не злюсь и не пытаюсь тебя настроить против него. Просто он тебе столько боли принёс. Меня пугает твоё состояние. Я просто беспокоюсь…, – не успела договорить Полина, как Авриль бросилась в её объятия…

– Как у вас там с Максом?

– Вроде бы всё нормально… Иногда бывают ссоры, но это всё ерунда.

– Это правда. Я рада, что у вас всё хорошо.

– Я понимаю, что это банально и сопли, и т. д. Но я иногда чувствую отчуждение, раньше такого не было. Мне кажется, словно я теряю связь со всеми. Просто когда я вижу все эти грязные рожи с ужасным запахом и потупленным взглядом, мне хочется сбежать куда-нибудь, а некуда… Прости, правда, я только тебе могу об этом рассказать. Так вот…, бежать некуда…

– Это ещё что! Мне вообще кажется, что я какой-то парадокс, совсем к этому ко всему не имею никакого отношения. Мне кажется, что я родилась слишком поздно… или рано…, не в то время, – слова Авриль подхватывал лёгкий ветерок.

– Ладно, не будем об этом.

– Стой-стой! Я кое-что хочу ещё сказать, а точнее процитировать. Помнишь диалог Вернера и Печорина? Сейчас-сейчас, в телефоне поищу, я вроде бы сохраняла, – Авриль начала искать что-то в телефоне. – Ага! Вот!

– Что до меня касается, то я убеждён только в одном… – сказал доктор.

– В чём это? – спросил я, желая узнать мнение человека, который до сих пор молчал.

– В том, – отвечал он, – что рано или поздно, в одно прекрасное утро я умру.

– Я богаче вас, – сказал я, – у меня, кроме этого, есть ещё убеждение – именно то, что я в один прегадкий вечер имел несчастие родиться.

М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»

– Да, это я помню. Удивительно, как мысли таких старых книг могут быть актуальны и сейчас, – говорила Полина.

– Да… Ты изменилась. Неужели любовь так подействовала?

– Не знаю, может быть, подростковый возраст, – улыбалась Полина.

– Ну да! В подростковом возрасте прекрасно то, что можно всё свалить на него в случае чего, – улыбалась Авриль в ответ.

– Прыщики, споры, ссоры, меняющиеся мысли и т. д. Мы просто пока ещё не взрослые и уже не дети. Разве это не здорово?

– Не знаю – не знаю… Здорово, кроме прыщиков.

– Да…, в вашей школе уже был устный экзамен?

– Конечно, был. Все так сильно боялись. Все думают по-разному насчёт этого, но некоторые его считают глупостью, а другие, что он поможет нам владеть своим языком. Как думаешь это как-то связано с нашим поколением? У нас в школе и учителя, и ученики волновались сильно. Наша учительница сказала, что по статистике в том задании, где надо выбрать тему для монолога, все в основном выбирают описание фотографии. И знаешь, почему?

– Почему же?

– Психологи говорят, что это из-за того, что мы все сейчас закрытые в себе люди, и нам о себе не хочется говорить… А повествование и рассуждение это как раз те темы, где нужно говорить о себе.

– Интересно. Может быть, фотография проще?

– Ой, так она потому и проще, что ты видишь всё перед своими глазами. А про себя нужно очень долго размышлять и думать. Нужно, чтобы на ту или иную тему было сформировано определённое мнение, которое ты можешь объяснить. Это очень сложно…

– Да, покопаться в себе – это сложно. Особенно подросткам в нашем времени. Они все такие неоднозначные и скрытные. Они сами-то о себе ничего не знают. Интересно, что из нас всё-таки получится? Неужели мы потерявшиеся клочки, ошибки этого мира? Или мы начало чего-то грандиозного? Кто мы? – Авриль запечатлела, как её подруга вглядывается в небо, словно в поисках ответа.

– Думать можно всё, что угодно. Но точно известно, что раз мы так неоднозначны, значит, что и конец наш будет неоднозначным.

– Почему ты так в этом уверена?

– Не знаю… почему-то… Ладно, Поль, я пойду уже домой. Не хочу уж я наткнуться поздним вечером на наших сумасшедших подростков, – смеялась Авриль.

– Ну, давай. Ещё встретимся. Всегда звони мне, если будет нужна помощь и поддержка. Кстати, я тебе пришлю адрес, где будет вечеринка, – Полина обняла свою подругу, и её образ исчез в ласках весенних цветов…

Авриль всегда знала, кто рядом с ней… И она любила свою Полину самой искренней любовью. Сейчас она с теплотой в душе возвращалась домой, где уже была её тётя. Она приехала недавно… Девочка так и не решилась ей обо всём рассказать. Из-за чувства вины она теряла с ней связь, но всё равно сильно любила свою тётю Анну…

Она вошла в квартиру… и сразу же её подхватила Анна. Они пошли в комнату… Анна достала вновь фотоальбом и начала разговор с Авриль. Она видела, как её племянница переживает, пусть и не знала, почему же.

– Авриль, я уже и не знаю, интересно ли тебе говорить со мной…, ведь я совсем не понимаю ваше время, ваше поколение. Совсем ни капли…, но и осуждать его я не стану… Просто хочу выделить одну проблему, – говорила Анна.

– Проблему? О, я надеюсь, что это не про курение, алкоголь и деградацию, про многие вещи я уже слышала в школе от учителей, – говорила с мрачным лицом Авриль.

– Нет, нет… Совсем не об этом. Самая большая проблема заключается именно в том, что мы все теряем себя: вы, юные подростки, и те, кто пересекается с вашим поколением, мы. Путём своих наблюдений я кое-что выяснила. Ты ведь знаешь меня, я до всего всегда докапываюсь. Так вот… Я видела, что многие даже не понимают, кто они, забывают, кто они. И они теряются в темноте, как ничтожества, готовые себя выдать кем угодно… И это ужасно. Мы не сможем рассказать о себе, потому что мы не знаем себя. Я так думала, – остановилась Анна.

– Думала? А что, не так разве?

– Нет, конечно, не так. Подростки – это один большой контраст. Я много раз видела, как эти кипящие новыми, свежими идеями, мыслями, двигателями для будущего бросают всем взрослым вызов. Они буквально закричали: «Нам совершенно пофигу, мы такие, какие есть. Засуньте себе обратно свои стереотипы и заткнитесь!». Легко освоили компьютер, уже пополнили склады творчества и т. д. Они стали свободны, они умеют говорить, спорить, возражать. Любой человек должен быть таким, ведь он индивидуальность. Вы учите нас, старших, быть такими, какие мы есть. Пусть мы и не привыкли к такому буйному взрыву. И это не означает, что курить и пить, заниматься ерундой, слушать песни без смысла и т. д. – это хорошо. Никогда в жизни. И это ваша проблема. И здесь подростки сами решают, что для них свобода, и как ей пользоваться.

Тоже самое: «тупые» телефоны, «тупые» компьютеры. Даже мне хочется сказать: «Простите, но не компьютеры и телефоны тупые, тупые те, кто не умеет этим правильно пользоваться». Но и это ваша проблема. Нет, в творчестве нет никаких границ, для своего мнения нет границ. Но надо понимать, что такое мораль, даже когда есть свобода. Надо помнить, что в обществе каждому действию есть свои границы, чтобы не навредить себе, не навредить другим. Да, мы будем дальше двигаться за вами, но вы должны помнить, что такое нравственность.

Вы можете идти вслед за новыми идеями, но только под руку с моралью. Но вместе с этим…, – тётя глубоко вздохнула. – Подростки, хоть и умеют стирать стереотипы, спорить и возражать, доказывать своё мнение, они почему-то делают совершенно противоположное этому, то есть не знают себя. Я очень счастлива, что многие стараются найти себя в творчестве, в технологиях, в науке, стараются найти свой стиль с таким обширным складом всего, что накопил и создал мир, но они часто и сбиваются с пути… Не знаю, честно, не знаю, почему.

Но у меня есть догадки, что это из-за давки предшественников, которые всё в новом поколении хотят выдать за плохое. Зачастую это сбивает подростков с пути, они забывают себя, не могут ничего сказать о себе…, стыдятся своего поколения. Это ли ни жестокость? Я знаю, что своего ребёнка нужно учить морали, но не до такой степени, чтобы он считал себя отбросом. Нужно попытаться, хотя бы попытаться понять чужое поколение: сколько вместе с движением времени и технологий приходит нагрузки на детей, сколько они должны усвоить старого и нового, как они хотят выделиться с помощью творчества… Какая же это всё давка для ребёнка…

А взрослые только сильнее давят: они говорят, что дети деградируют, тупеют от телефонов; вечно кричат; уличают в незнании каких-то вещей. И вот, уже на подходе алкоголь и сигареты. А почему? Да потому, что эти дети – дети предшественников. Эта отрава появилась в другом поколении. И когда взрослые курят, употребляют наркотики и алкоголь, они подают пример следующему поколению. С самого маленького возраста ребёнок старается подражать родителю. И сразу возникает вопрос: «Только ли дети этого поколения виноваты?».

И не всегда виноваты родители своих детей. Им спокойно порой на улицу не вывести своих детей, потому что там всегда найдётся тот самый «пример». Это хорошо, когда подросток в состоянии осознать то, что происходит вокруг него. Но сама посуди, ведь подростковый возраст – это тонкая граница между детством и взрослой жизнью. Ребёнок быстро может потеряться. И именно тогда предшественники, то есть родители, учителя и т. д. должны быть рядом, должны помочь не потеряться, воспитать хорошие качества, а не вечно кричать и обвинять. И тогда, быть может, подросток усвоит уроки прошлого и научится новому, принесёт новые идеи, – тётя Анна уже выдохлась то ли от возмущения, то ли от усталости.

– Да…, ты права, тётушка… Но даже примерным родителям трудно удержать своего ребёнка. Особенно когда тот курит и пьёт, потому что круто, хотя родители ему дали всё. Значит, ребёнок либо увидел это у других взрослых людей, либо на него повлияли друзья… Ничего уже не изменишь… Нас всё равно вечно будут винить. Да, мы виноваты. Но, действительно, только ли мы?

– Я знаю, но некоторые точно осознали всё, как мы с тобой. Мы не потеряны. Нет. Я очень хочу, чтобы ты не забывала, кто ты такая, Авриль, как бы ни говорили другие люди, даже учителя. Так хотели бы и твои родители. Шотландка, любящая театр, всегда высказывающая своё мнение, спорящая с учителями. Помни, какие у тебя корни… Помни, прошу, Авриль, не сверни со своего пути. Борись, пусть и в этом мире, борись за своё поколение… Ох, как бы сейчас были счастливы твои родители. Смотришь сейчас на все эти фотографии и невольно думаешь, неужели ты, одна из немногих, до сих пор не свернула с пути… Можешь ничего мне не говорить, я и так всё знаю… Я люблю тебя, солнышко моё, – тётя Анна заплакала, и капли покатились по фотографиям…

Тут Авриль стало ужасно стыдно за то, что она позволила себе и курить, и пить… Тем более в доме её тёти. Нет, она не могла больше ей врать.

– Тётушка, прости меня, не плачь! – Авриль крепко прижалась к груди Анны.

– За что, милая?

– Я… употребляла алкоголь и курила… Прости меня, прошу! Я всё равно не оступлюсь…, – Авриль заплакала горячими слезами.

– Прощаю, милая, главное, что ты всё поняла, – тётя крепко сжала свою девочку в своих объятиях…

И тут в голове её очень юной, очень ещё глупой, промелькнула глупая, быть может, мысль… Она вдруг ощутила огонь в своей груди, который сжигал все сомнения, мотивировал. А что…, что, если так? Всё так просто… Вот, почему Авриль будоражат сомнения, волнуют её грудь, подобно шторму, которое волнует бледное море. Она ненавидела этих идиотов, умирающих от своей глупости. И любила, словно мягких и глупых котят. Но она должна всегда быть с ними. Она – часть их, часть их существа. Она – порождение своего поколения, как и они. И она, о…, Авриль Виентаг! Она должна защитить их от напора этой ненависти предшественников, от этого всеобщего презрения, от людей, которые видят только поверхность нового поколения, потому что в глубине только его порождения. «И что для вас – поверхность, для меня – глубина!» – думала Авриль. Она готова добровольно утонуть в море, которое все посчитали страшным, ужасным, но они никогда не изведывали его бесконечные пейзажи… Бесконечность они нашли только в небе, и то… не ту. Они не двинутся с земли, потому что высоты и глубины постигать сложно и мучительно. Но мы пройдём. Пройдём…

Она думала, что Фенек – герой своего времени. Но он не чувствует любви и даже стыда, сожаления, сочувствия к тем, кого оскорбляет, только отчуждение и холодность…, пусть и видит реальные проблемы. Много раз Авриль заставляли сомневаться в своём поколении, много раз она выслушивала ужасные вещи в адрес её времени, много раз она слышала: «Вы тупеете». Отбросьте же наивности, здесь новое время, и теперь оно диктует стандарты. Даже если мы никогда не поборем зависимость от алкоголя, курения, интернета, то мы всё равно, да!.. Мы всё равно будем бороться против этого. Будем пропагандой теплоты, любви и нежности, искусства. Теперь будущее в наших руках, пока не появятся следующие. И не нужно глупых фраз: «А вот в наше время…». Послушайте, в ваше время было одно, теперь в нашем – совсем другое.

Вы боролись со своими проблемами времени, мы будем бороться со своими. Это очевидно, что никогда не получится уничтожить всё плохое. Ведь это баланс. Но мы…, мы ведь, как все… Мы, как и все, в вечной борьбе против плохого…, порой против себя. И всё же: «Почему мы худшие?». Авриль так и не могла понять. Ведь всегда были проблемы, всегда одно поколение сменялось другим, но нас так ненавидят… Быть может, изменились представления о том, что хорошо, а что плохо? Тогда почему именно сейчас?

Но этот вопрос её не сильно волновал теперь. Теперь, когда она знала, что не всё потеряно, далеко не всё. И она защитит своё поколение, попытается, когда надо.

—

В конце апреля снова пошёл снег…

Прокуренные с ног до головы Куртом Кобейном, грязным роком и хип-хопом, вейпом, блуждающие огни вырывались в стеклянные окна, завешенные светом разноцветных прожекторов… Там, за окном, ночной город, молчаливая и громкая пора одновременно. Там уходящие вглубь голоса и весёлые крики, глупый смех… Опасное время и опасное место. Живы лишь те, кто подписал контракт с сумасшествием. Каждый неровный вздох пробуждает его. Осколки бутылок – разноцветные стекляшки бродили по белому, холодному полу. Громкий звук, доносящийся из колонок, стал занавесом для тихих голосов. И вот, слышно лишь громкие голоса. И мысли их совершенно одурманены, но легки, просты так, что их легко можно прочитать в этом пьяном воздухе. Запах перегара, шум, но мёртвый… Разноцветные лица, измазанные косметикой и случайным…. Всё полно контрастов: яркие одежды, сопровождаемые разноцветными линзами и косметикой, чёрные и серые футболки с надписями, которые пугают взрослых людей. Дым сигарет и запах краски: новое место. Всё безнадёжно. Всё обречено на сладкую безмятежность и вино, которым обливались эти бледнолицые зомби своего немого поколения. С них медленно стекал яд, убегая по коже, из которой хорошо были видны вены… И они совершенно не против того, чтобы он поразил их. Ведь не это главное. Ибо, как говорится, здесь рушатся стереотипы и наивности. Всем глубоко всё равно, что такое ты носишь, сколько у тебя, глупого подростка, прыщей на лице, сколько проколото мест, сколько татуировок, какой у тебя голос, вес, национальность и т. д. Они обожают тебя, потому что ты прелесть, безмятежная бабочка. И неважно, какая. Все они прекрасны. Ох, эти бабочки-однодневки: всё равно, что будет завтра. Летят себе, взмахивая разноцветными крыльями, ищут свободы для своего поколения, настоящей любви, прелестей, высоких чувств, нелепых фотографий, путешествий и т. д.

В этой квартире на столе сидела одна из девушек с розоватыми волосами, в коротких шортах и огромной толстовке… Её руками обвивал парень с причёской набок, что сейчас очень модно, с подворотами на рваных джинсах и в майке. Они целовались взасос, не стесняясь никого, словно правила приличия не для них. Прикасались они вечно мокрыми губами, сливались их ссадины, шрамики, нелепые подростковые прыщики. То же самое порой было видно не только между парнем и девушкой…

Бесились под музыку парни, взмахивая своими чёлками. Не знаю, честно, что они нашли в них… Но это ведь так неудобно и странно. Хотя в этом поколении стёрлись не только стереотипы о человеке, стёрлись также понятия настоящих странностей. Теперь, странности – это совершенно обычно.

Юная кожа всё ещё бледна…, но готова прикасаться, не созревши для этого. Но, как и незрелые, кислые яблоки или ягоды, такая кожа привлекательна своей неизученностью и приятна на вкус, как и на цвет…

Разные запахи дорогих духов девушек, манящих одеколонов парней смешивались и с запахом алкоголя…, с запахами вейпа и табака. И всё прекрасно, чудесно… Так только думают…

Авриль, ах, Авриль, что же ты за вид бабочек? Взмахнёшь в тайне своими крыльями загадочности, но ветер принесёт наивным запахи власти, магии, манящие целовать всю тебя. Ох, эти нестандартные черты лица, миниатюрные, тонкие; тёмно-красные губы, которые ты украшаешь бордовой помадой; ох, эти изумрудные глаза, словно вечно в слезах, словно вечно мокрые, не ссохнувшиеся ото сна…; о, эти ручки, белеющие и лёгкие лунные одуванчики; кожа привидения… А твоя простота, беспечность… в этом есть и что-то сложное… Высокий, милый голосок, который нежной мелодией проходит по ушам… Ох, эти белые, солнечные локоны волос… Ах, Авриль…, ты всегда знала, сколько нужно курить сигарету, чтобы зубы твои до сих пор были белы и идеальны. Ах, Авриль…, ты всегда знала, сколько нужно выпить из бокала, чтобы не одурманить себя в край, чтобы оставаться такой же… такой же. Но ты, девочка, вечно ходила в тёмной толстовке, где была изображена выросшая в руке роза. Постоянно свои раны, треснутые губы ты скрывала под тёмным капюшоном. И очень часто костлявыми руками, кожа которых была покрасневшей, ты грелась от зажигалки… И ты вечно молчала, молчала, сонными глазами окутывая безмятежное пространство… С тех пор, как нет с тобой рядом похитителя твоего сердца, ты молчалива…

Юная Авриль встречала взгляды друзей. Но все они смешивались… Шум такой большой толпы мог навредить слуху, а глаза – заставить коситься. Она пробиралась сквозь парящие тела пьяных подростков до самого важного места, где должно случиться что-то грандиозное.

И вылетела довольно миленькая рожица парня. Он прострелил всех своим взглядом, полным этого… самого загадочного оттенка. Глаза его вечно сонные, похоже, сами по себе, потому что, когда он улыбался лёгкой улыбкой, его глаза не менялись. Эти глаза чуть прикрыты. Они темны. У него густые брови, которые не висели над глазами, но всё же скрывали их цвет. Там видно лишь лёгкий зелёный оттенок. Волосы у него растрёпаны, и, кстати, у них очень странный цвет. Нос аккуратной формы… Лицо совсем немного квадратное. Что-то знакомое… Он так красив, словно воплощение мечты…, но это лишь поверхность, лишь барьер. Да, его рост был уже даже больше 180 см. Его видно почти насквозь: почти все выпирающие вены с молодой кровью, почти все кости, которые так красиво стянуты бледной кожей. На его шее каждый раз дрожали вены, когда он пел… Так тихо, но так громко.

Этот парень прорвался в толпе и начал кричать в микрофон. И тут Авриль сошла с ума: привидение ли это? Или это, действительно, Фенек?! Неужели он вернулся с Нью-Йорка так скоро?

Авриль застыла во взгляде на Фенека… Она сфокусировалась на его образе… Из-под тёмного капюшона она видела его, все остальные образы вокруг стали размыты, а время словно замедлилось… И вдруг он тоже застыл, когда увидел Авриль. Он узнал её даже в тёмном капюшоне…

На самом деле оба они изменились… И сегодня им лучше не видеть друг друга. Они отвернулись…

К Авриль подошла её подруга Поля. Она весело смеялась, держа в руках бокал.

– Аври, ты в порядке? – спросила она.

– Да…, наверно…

– О нет, опять этот… Со своей вонючей гитарой. Хочешь, можем уйти отсюда, – говорила Полина.

– Да нет, всё нормально, правда, я уже не думаю о нём.

– Вот и отлично. Этот придурок сейчас будет петь, так что давай уйдём на время.

– Всё нормально. Можем послушать. Всё-таки музыка хорошая…

– Ну да, наверно, но ты не ври мне, если что. Я пойду к Максу, ты не против?

– Нет, конечно, иди…

И всё затихло, Авриль вспомнила вечер, когда впервые услышала песню Фенека. Он сел на стул посреди сцены, которую как-то удалось организовать. Всё, как во сне… Везде выключился свет, и только бледный прожектор освещал единственное место, где был Фенек. Он вновь провёл пальцами по струнам… И вновь это чувство. Оно совсем не менялось. Авриль смотрела на Фенека с чуть приоткрытым ртом… Он поднял голову и пустил по комнате свой усталый взгляд в свете прожектора… Она успела поймать его…, она успела поймать и целующихся подростков вокруг себя… Песня ещё даже не началась, а они уже знали, что она будет о любви. И вот… медленный и сладкий звук…

Авриль сможет это забыть… После того, как закончилась песня, она тут же отвернулась и исчезла в толпе… Лишь изредка на протяжении всей вечеринки их взгляды встречались, но потом очень быстро они снова стирали друг друга для себя. Сколько ещё таких секундных встреч глазами? Один взгляд – один маленький кошмар. Изумруд глаз её нежился в тёмно-зелёном лунном саду его. Всего лишь на секунду… Но там всюду стояли ловушки: вот-вот и Авриль попадётся в этом саду…

Она вновь старалась, подобно тихой мышке, увиливать в толпе от взгляда Фенека. Наша мышка, наклонившись под всеми, пробиралась к фуршету. И когда голова её поднялась… Она вдруг ударилась обо что-то… Это был он. Фенек схватился за голову от боли и на секунду застыл в изумруде, а потом резко засмеялся ей в лицо, на что она точно также отреагировала.

– Можно тебя теперь называть Мышонок? – смеялся Фенек.

– Ну, уж не знаю. Почему тогда ты миниатюрная лиса, фенек, а я маленькая мышка?

– Не знаю. По-моему это мило, – он немного покраснел.

– А ты изменился… Уж какой-то больно ты мягкий. Быть может, тебя уже давно не испытывали?

– Ты хочешь бросить мне вызов, Мышонок? – спросил Фенек.

– Нет, что ты… Мне уже хватило твоих вызовов. Я верю, что ты всё такой же. Пойдём на балкон, поговорим хотя бы, – сказала Мышонок.

– Пойдём.

Фенек и Мышонок сели на скамейку на балконе и начали вглядываться в город, который снова побелел. Смешная шутка природы… Они встречали воздух с улиц и любовались огнями, которые горели, несмотря на внезапный снег.

– Ну что, Фенек, рассказывай. Как там, в Нью-Йорке? – спросила Авриль.

– В общем, рассказать нечего… Но меня вдохновляют его печальные улицы… Архитектура наводит на меня какое-то странное ощущение всё узнать об этом городе. Он сильно отличается от нашего маленького городка. Поэтому у меня болит голова, как во время резкой смены погоды. Ну, это ничего. Потренирую себя заодно. Вдруг на гастроли всякие буду ездить, – рассказывал Фенек. В нём преобладал какой-то оптимизм. Видимо, Нью-Йорк что-то изменил в нём. Или же Аманда… Он стал, действительно, более мягким. Это было видно по его глазам, словно окнам, начисто вымытым.

– Да… Я бы хотела снова побывать дома, в Шотландии… Когда мне будет 18 лет, я уеду туда, возможно, и возьму с собой свою тётю. Прости, Фенек, что я тебе обо всём этом говорю. Просто…, ты, правда, как-то изменился. У меня появилось даже желание с тобой нормально говорить, – улыбалась Мышонок.

– А как там, в Шотландии?

– Одна сплошная магия и сказка: замки, долины, зелень, таинственность… А мой Эдинбург… Мой любимый город… Там я родилась и выросла бы… Ох, мама и папа…, – Авриль посмотрела на ночное небо, и слезинка ударилась о холодную кожу…

– Мои родители – жёсткие ребята. Когда я получил свои первые три зарплаты или пять…, не помню уже, они тут же выкинули меня из дома, как щенка. Но я свои деньги потратил не на еду, место жительства и т. д. Я её потратил на гитару… На ту малышку, которая меня везде теперь сопровождает. А жил я сначала у друга… Потом как-то выкрутился.

– Они хотели, чтобы ты был самостоятельным, – улыбалась Мышонок.

– Я знаю…, – говорил Фенек, посмотрев на Мышонка…

– Я желаю тебе, чтобы ты дальше шёл по пути музыки… Я верю в тебя. Я верю, что ты порой можешь быть не эгоистичным… Честно. Фенек…, – говорила Авриль. На глазах её почти наворачивались слёзы, но она их с трудом старалась сдержать.

– А я верю только в одно…

– Во что?

– В то, что ты однажды простишь меня и поймёшь, – Фенек встал и ушёл через дверь, которая вела обратно в пространство пьяных подростков, словно в другой мир…

Авриль ещё немного посидела… И тоже вышла. Там её сразу же схватила Полина и потащила за руку, неизвестно куда.

– Поля! Куда ты меня ведёшь? – кричала Авриль, стараясь заглушить шум.

– Сейчас увидишь, – говорила она.

Девочки пришли к какому-то парню и Максу. Тот парень в очках, как и Макс, но выглядит он мило. Он осторожным взглядом гулял по всему пространству, пока не увидел перед собой Авриль, цветочек этого вечера. У него карие глаза, не слишком высокий рост и скромное телосложение: он не сильно накачен и не сильно худой. Волосы у него тёмно-рыжие. На лице видно веснушки.

– Саша, знакомься, это шотландская девица, моя лучшая подруга, Авриль – Эстель Виентаг, – сказала Поля.

– Ты помнишь моё имя полностью? – удивилась Авриль.

– Очень красивое имя, приятно познакомится, – сказал парень в очках.

– А да, Саша – аристократ, как и ты. Ну, точнее он этого придерживается. Как бы время сейчас и не то, но… Парень – редкость. В общем, не знаю, как сказать, – сказала Поля.

– Я уже давно не такая. Но мне тоже приятно познакомиться, – сказала Авриль, улыбнувшись своей улыбкой, уже знакомой многим.

– Очаровательная улыбка у тебя, – сказал Саша.

– Спасибо, – Авриль покраснела.

– Мы оставим вас, чтобы вы поболтали, пойдём, Максик, – сказала Полина, утащив за руку своего парня. Тот даже не успел ничего сказать, как они исчезли в толпе.

Авриль сразу забыла все слова от неожиданности и смущения. Саша тоже немного был смущён…

– Так вот… Ты ведь из этого города? – спросила Авриль, не найдя больше слов.

– Да. Мои родители приверженцы светского общества, и потому, наверно, я не выгляжу так же, как все, нас окружающие. Ты тоже не похожа на всех, Авриль, – говорил Саша, немного выпивая вино.

– Это был комплимент? – улыбнулась девочка.

– Конечно, сейчас у нас есть возможности, чтобы выразить свою индивидуальность. А по тебе сразу видно, что ты совсем другая.

У них затянулась беседа очень быстро. Авриль и Саша очень долго болтали. Они говорили и об аристократстве, и о книгах, и о сортах чая. Они уже даже начали шутить и весело смеяться. Им стало комфортнее в этой разгульной обстановке. И вроде бы всё было хорошо, если бы не злой взгляд Фенека, который из-под тел и голов разглядывал Сашу и Авриль. Он попросил парня, который отвечает за музыку, включить что-то медленное. И тут же Фенек пробрался к Авриль. Он закрыл своей высотой нелепого аристократа и встал перед девочкой.

– Потанцуем, Авриль? – спросил он.

– Фенек, я вообще-то разговариваю с человеком, – сказала она и смутилась.

– С каким человеком? – он оглянулся и посмотрел поверх головы Саши.

– Вот с этим, – Авриль развернула Фенека.

– Ну, извини, парень. Я заберу у тебя эту девочку на пару минут, ладно? – сказал Фенек.

– Нет, мы вообще-то разговариваем. Ты можешь идти, самый крутой, – сказал Саша.

– Что? Я, конечно, понимаю, что аристократы жадны до разговоров, но не до такой степени. Тем более мы не в 19 веке. Открой свои глазки, оглянись. Здесь время свободы и чего-то нового, – говорил Фенек, возвращая себе свою шутливость, что раньше в нём преобладало.

– Ладно, я потанцую с ним, Саш, а то с этим парнем бесполезно спорить, – сказала Авриль, не желая больше всего этого видеть.

– Ну, уж нет, или этот мерзавец убирается от сюда, или я силой заставлю его это сделать! – сказал Саша.

– Хочешь попробовать? – спросил Фенек, улыбнувшись своей улыбкой.

Но Авриль уже знала её, эту улыбку, которая была на его лице, когда она с ним играла в «Двух эгоистов».