Текст книги "Спасти дракона"

Танька и Богдан

Глава 11. Неизвестная Елизавета Григорьевна

– И чего теперь? – Ментовский Вовкулака опустился на кухонную табуретку. – То у меня была одна пропавшая, а теперь три с половиной?

– А за половину вы козу или Лику считаете? – мрачно поинтересовался Богдан. – Потому как бабка – пропажа полноценная.

Отсутствие обеих хозяек в доме действительно… ощущалось. Богдан только сейчас понял: что бы ни творилось вокруг дома – хоть восстание зловещих мертвецов, хоть битва драконов, – всегда оставалось чувство, что здесь, на этой кухне, ты в абсолютной безопасности! А теперь хотелось найти что-нибудь теплое и закутаться, будто дом вдруг стал открыт всем ветрам и они с воем носятся сквозь пустые, потерявшие ощущение жизни комнаты. Недаром ро́бленные уже по третьей чашке чая выдувают и все никак не согреются. Маринка нервно схватилась за чайник – о, на четвертый круг пошли!

Ментовский Вовкулака рванул к холодильнику, бормоча:

– Хоть бы борщ какой остался, я без него думать не могу. – Он распахнул дверцу… и замер. В холодильнике не горел свет. Он был совершенно пуст, тщательно вымыт и отключен от сети.

– Так моя мама делает, когда мы все уезжаем, – пробормотал Богдан.

– Ну и что бы это значило? – озадаченно спросил Вовкулака. Маринка иронически хмыкнула, налила еще одну чашку чая и подсунула ему блюдо с овсяным печеньем. – Сено! Для девочек и коз! – с отвращением откусывая от печенюшки, рыкнул Вовкулака. – Ну и как это… – он скривился в сторону холодильника, – согласуется с показаниями остроносой тетки, как ее…

– Кумушницы… – прошептала Танька.

– Всегда удивлялся, сколько на земле всякого водится еще чуднее меня! – хмыкнул Вовкулака. – Она говорила – бабка с козой утром были тут. Или наврала остроносая – сожрали на самом деле бабку, а козой закусили?

– Может, бабка уехала? – спросила Танька. На лице у нее было написано: «Я понимаю, что говорю ерунду, просто реальность мне очень не нравится!» – Ирка же сказала ей, что уезжает на два дня, и бабка тоже решила пока… прокатиться. Может, даже тайком от Ирки: бабка в последнее время стала такая… – Танька неопределенно пошевелила пальцами.

– …активная. И не только в смысле скандалов в собесе. – вставил Богдан.

Танька благодарно кивнула:

– А коза по своим делам ушла, отдельно от бабки! – прежде чем на нее насядут с ехидными комментариями, продолжала Танька. – С ней уже случалось такое.

– Ага, и Лика по своим делам… – проворчала Марина.

– А если ее подполянник в жены утащил? – дрожащим голосом спросила Вика. – Они же… подполянники… для того девушек и утаскивают, чтоб те жили с ними под половицами.

Выражение лица Марины стало… нету таких слов, чтобы его описать. Она схватила чашку горячущего чая и выхлебала его в три глотка, как воду в жару!

– Тогда пусть лучше это будет серокожий! – нервно бросила Марина. – Что тут у Хортицы – брачная контора для подполянников? – взвизгнула она. – Их на весь город двое-трое наберется – и все здесь собрались?

– Вот именно, – печально согласилась Танька. – Их наслали. И Кумушницу, и След-Безыменя. Они исчезли, как только мое заклятие ударило по самому колдуну.

– Выходит, серокожий сейчас должен быть несколько не в форме? – уточнил Вовкулака.

Танька пожала плечами: учитывая, с какой силой сработало заклятие, он должен быть сильно не в форме. Танька снова поглядела на колечко – неужели она получила доступ к Иркиной Силе? Не то чтоб ее это радовало: она уже привыкла к своей собственной. А с новой мощью непонятно, что и делать, – захочешь свечу поджечь, а вместо этого дом спалишь. Вот если бы кольцо работало в обратную сторону – узнать, как там Ирка, помочь, подсказать… Танька в очередной раз потерла колечко – ничего.

– Кумушница явно чего-то ждала и все время на девчонок поглядывала, вот я и подумала: если ро́бленные останутся одни, он как-то себя проявит и его удастся поймать. Или хотя бы ослабить. – пояснила Танька. – Я не думала, что Лику успеют украсть.

– Правильно Оксана Тарасовна говорит: ты вообще думать не умеешь! – с торжеством сообщила Маринка.

А вот в личных целях Иркина Сила очень даже может пригодиться: например, превратить одну белобрысую стерву во что-нибудь мелкое и легко убиваемое тапкой!

– Странно… – Вовкулака задумался. – Если серокожий уже подослал мертвяка украсть Ирку… зачем ему подсылать еще кого-то сюда? Сдается, Кумушнице с ее подельником бабка была без надобности, раз они ее съесть собирались. А Оксанкина ро́бленная им тем более на что?

Богдан и Танька замерли – как две мыши под одной метлой.

– Не знаю, – наконец промямлила Танька. – Может, это не серокожий, а еще кто-то?

– Еще подозреваемые? – возмутился Вовкулака. Покачал головой: – Мало данных. Надо хотя бы осмотреть дом. – Вовкулака решительно поднялся. – Заодно проверим, не пропало ли чего. Вы сидите здесь, – цыкнул он на ро́бленных. – Не хватало еще, чтоб вы мне там улики затоптали.

– Мы тут одни останемся? – встревожилась Вика.

– Сейчас Оксана Тарасовна приедет, я ей позвонила, – вставая, бросила Танька.

– Сейчас – это когда? Лику в один момент утащили! – вмешалась Марина.

Танька полезла в кухонный шкаф, вытащила оттуда мешок соли и наскоро натрясла вокруг ро́бленных защитный круг.

– А если из потолка вылезут? – наблюдая, как Танька штрихует круг солью – чтоб из-под пола никто не выскочил, – критически поинтересовалась Марина.

– На! – Танька сунула мешок ей в руки. – Насыплешь себе на голову. – И направилась к двери.

– А в туалет? Я в туалет хочу! – догнал ее уже в коридоре Маринкин крик, но Танька только раздраженно мотнула головой – потерпит!

– Осмотрите Иркину комнату, вы лучше знаете, где там что, – скомандовал Вовкулака. – Я загляну в гостиную, проверю технику, потом спальню… – Он скрылся за дверью гостиной.

Танька и Богдан двинулись вверх по лестнице. Дверь в Иркину комнату висела на одной петле, а внутри царил… Скажем так, беспорядок. Вещи валялись на полу, вперемешку со сброшенными со стола учебниками, шитое полотно-оберег на стене висело лохмотьями, точно его долго и упорно полосовали когтями, Иркин портрет в стиле вестерн вырвали из рамки, плетеная ловушка для снов была распущена на ниточки. Череп – подарок африканской шаманки – при виде Таньки и Богдана подпрыгнул на своей книжной полке и скандально-жалобным тоном изрек очередное пророчество на никому не известном африканском языке.

– Кумушница ж говорила, что они тут пошарили. Зато крышу тоже на них можно свалить, – глядя на провисший после Танькиного заклятья потолок, объявил Богдан. – И подвал. Пока Лику похитили, кучу банок перебили.

– Никто Лику не похищал. – Танька подобрала с пола Иркину рубашку и, не очень сознавая, что делает, принялась ее складывать. – Нет, похитили, конечно, Лику… Ты что, не понимаешь, за кем они приходили? – отбрасывая уже сложенную рубашку, выкрикнула Танька. – За Иркой!

– Эти… как их… подпольные жители… ро́бленных с Иркой перепутали? Всех четырех разом? – Богдан явно намекал, что у Таньки непорядок с головой.

– Да! – выпалила она в ответ. – Они, все четыре разом, носят Иркины колечки! Думаешь, подполянники сильно разбираются, как кто выглядит? И считать они тоже вряд ли умеют. В ком Иркин Дар почуяли, тех и потащили! Кумушница тоже – она не просто на ро́бленных поглядывала – она косилась на Вику, потому что у той темные волосы, как у Ирки!

– Серокожий Ирку в лицо знает… – начал возражать Богдан и остановился. – Ну да, а серокожего-то и не было. Так это ж хорошо! – вдруг вскинулся он. – Если серокожий ловит Ирку здесь, значит, он не знает, что она там! Там ее ловить никто не будет!

– Богдан, сколько раз я тебе говорила, что ты тупой?

– Столько, что ты меня, наверное, уже нейролингвистически запрограммировала!

– Тупой, а такие слова знаешь! – восхитилась Танька. – ЗАЧЕМ СЕРОКОЖЕМУ ИРКА? Чего он от нее хочет – убить? Когда Айта похитили, змей, который его увез, так и сказал: «Убейте ведьму!» Мне Ирка сама рассказывала. Если бы Айт ее не прикрыл…

– Знаю-знаю, Айт замечательный, он вообще твоя любимая домашняя змеюшка. – Диван под тяжестью Богдана просел глубокой яминой. – Что они, скакали на нем?

Танька представила След-Безыменя в образе Иркиной бабки, вдохновенно прыгающего на диване.

– Все равно хорошо! – сообразил Богдан. – Серокожий хочет убить Ирку тут, а она там!

– А Лика? – жалобно спросила Танька. – Ее теперь что… вместо Ирки… убьют?

– Нет, конечно! – объявил Богдан с такой уверенностью, что сразу было ясно – врет! – Кому она нужна? – увидев Танькино несчастно-скептическое выражение лица, заверил он. – Увидят, что это не Ирка…

– И отпустят?

– Вряд ли, – честно признал Богдан. – Но и убивать, пока Ирку не поймали, тоже глупо. Лика – ро́бленная, сообразит наврать, что она Иркина самая дорогая подружка, ради которой Ирка что угодно сделает.

– Ага, а потом серокожий предъявит Лику, бабку, козу и потребует, чтобы Ирка сдавалась, – и вот тогда-то все догадаются, что ее нет в нашем мире! И тут наши догадаются, и там…

– На тебя не угодишь! – возмутился Богдан.

– Ну что там наверху? – позвал с первого этажа Вовкулака.

– Не проговорись Вовкулаке, что это не Лику хотели украсть, – направляясь к дверям, бросила Танька. – Тогда он сразу сообразит, что Ирки у серокожего нет.

– Чем дальше – тем больше всякого, о чем нельзя проговориться. – Богдан остановился посреди лестницы, обернулся и отчаянным шепотом выдал: – Получается, серокожего сейчас вообще ловить нельзя, это Ирку выдаст?

Физиономия Таньки стала абсолютно несчастной:

– Если его поймают вовкулаки или ведьмы… они сразу скажут богатырям, а те – змеям…

– Ну Ирка, ну подруга, ты нас и подставила! – протянул Богдан. – А как же Лика?

– Не знаю я! – истерически выкрикнула Танька и, протиснувшись мимо Богдана, рванула вниз по лестнице. Хорошо ему, он, по крайней мере, не догадывается, где прячется серокожий. А Танька точно знает, этих… потуг Кумушницы на стихосложение ей хватило, чтоб сообразить. Разве что фраза насчет «того, кто в зеркале живет» осталась неразгаданной.

Только ведь это наверняка ловушка! Остальным рассказывать нельзя… и вдвоем туда лезть – самоубийство! Ну и как узнать, чего хочет от Ирки серокожий, где Лика, а может, и бабка с козой?

– Чего вы там орете? – из бабкиной спальни выглянул Вовкулака. – Нашли чего?

Танька только помотала головой:

– У Ирки в комнате погром, но, кажется, ничего не пропало.

– А здесь? – он кивнул на распахнутый настежь шкаф… пустой, почти как холодильник. Среди сброшенных с вешалок вещей Танька увидела растянутую древнюю кофту, потертую юбку, связанный из обрывков старых ниток шарф. Ни бабкиных новых свитеров, ни брючного костюма попросту не было. Раскиданные по полу обувные коробки тоже пусты. Только валялись кверху подошвами тапки с потрепанными розовыми помпонами. Танька вдруг повернулась и вышла из комнаты. Хлопнула дверь ванной, и через мгновение Танька появилась снова.

– Я еще могу поверить, что похитители разрешили бабке взять с собой новые вещи и обувь. И съели всю еду из холодильника. Но чтоб они сняли ее постельное белье и сложили в ванной на стиральной машине – этого быть не может!

– Могли выманить. На свидание с этим ее… дед-френдом из санатория – как тогда, с чертями, – предположил Богдан.

– А козу она с собой для гламурности взяла? Вместо чихуа-хуа. Ладно, сейчас разберемся! – С хищным блеском в глазах Танька кинулась на бабкины тапки. – За кого они меня держат? Думают, я такую элементарную вещь сделать не сумею? – зло пробормотала она и с тапкой наперевес ринулась к зеркалу.

– Что там, таракан? – Вовкулака шарахнулся с Танькиного пути.

– Нет, бабка! – отрезала Танька.

Вовкулака и Богдан уставились на зеркало, точно рассчитывали разглядеть там бабку размером с таракана. Танька вперилась в стекло пристальным взглядом и забормотала поисковое заклятие. Некоторое время в комнате звучал только ее монотонный голос.

– Ну в чем дело, где бабка? – резко выкрикнула Танька и сунула тапку прямо в стекло – наверное, чтоб зеркалу было виднее.

И тогда зеркало ПОСМОТРЕЛО на Таньку. Невозможно было ошибиться, невозможно перепутать – стекло оставалось глубоким и прозрачным, обычным зеркалом, но оно также очевидно глядело на Таньку, как если б посредине стекла прорезалась пара внимательных глаз. Смотрело с недоуменным раздражением, как если бы… Танька вломилась в кабинет к директору школы с требованием доложить, чем он тут занимается. Танька побледнела, потом покраснела… Богдан схватил ее за плечи и оттащил от зеркала.

– Извините! – крикнул он в стекло. – Она… не хотела вас обидеть!

Стекло не изменилось, но создалось четкое ощущение, что в его глубинах пожали плечами… и давящий взгляд исчез. Тихо охнув, Танька выскользнула из рук Богдана и опустилась прямо на пол.

– «Тот, кто в зеркале живет…» – шепотом повторила она слова Кумушницы. – Кажется… я зацепила обитателей зазеркалья. Случайно. Я не хотела! Я… – Она попыталась вытереть мокрое от пота лицо, недоуменно поглядела на стиснутую в ладони бабкину тапку и пролепетала: – Я могу еще дома попробовать.

– Не надо, – отнимая у нее тапку, мягко посоветовал Вовкулака. – Не знаю, кто там, в том зазеркалье, но видно ж… гм, в смысле, чувствуются серьезные ребята. Не стоит им в морду грязную обувь совать. А вот домой – пожалуй, стоит.

– Мы обещали к вечеру приехать… а уже почти ночь, – мрачно согласился Богдан.

– Я послала эсэмэски, что у нас колесо спустило, задержимся. Твоим родителям тоже. Сам бы не догадался! – У Таньки аж внутренности подрагивали от страха, поэтому наехать на Богдана хотелось особенно остро.

– Ну у меня же есть ты: такая заботливая и предусмотрительная. Даже с моими родителями вместо меня общаешься. – Богдан обиделся. Гнал он ее к тому зеркалу, что она теперь на нем отрывается?

– Хорошо, я больше не буду! – немедленно согласилась Танька. – Пусть они с ума сходят, ты ж сам позвонить не догадаешься.

– Ну-ка тихо, парочка! – цыкнул на них Вовкулака. – Сперва на Хортицу ехали, потом вокруг дуба скакали, потом Ирку искали… Полтора суток на ногах – неудивительно, что вы цапаетесь. Нужно выспаться и подумать. – Он направился обратно к кухне. – Сейчас Оксанка за своими девками приедет – и по домам.

– А если бабка все-таки вернется? – несмело предположила Танька.

– Я ее караулить не останусь! – истерично выкрикнула Марина.

– Тебя кто-то просит? – огрызнулся Вовкулака и шумно поскреб пятерней за ухом. – Позвоню ребятам, пусть кто-нибудь тут посидит, вдруг и впрямь вернется.

Танька убито кивнула: бабкино возвращение – ее последняя надежда, и с каждой минутой эта надежда становилась все призрачнее.

– И вот еще что… – начал Вовкулака. – Давайте-ка на всякий случай ориентировочку заполним. Дескать, так и так, старушка пропала из дома. Если до завтра не появится, я эту ориентировку в ход пущу. Чаклунство чаклунством, а неизвестно, откуда информация поступить может.

Вовкулака вытащил официального вида бланк.

– Точный возраст ее знаете? – нацарапав что-то наверху бланка, спросил он. Ребята покачали головами. – Ладно, напишем около шестидесяти. Фотку бы найти…

– Она не любила… не любит фотографироваться. Всегда ругалась, если Ирка ее на телефон щелкала.

– Особые приметы? Не писать же – коза!

– Скандальная очень. Бабка, – уточнил Богдан.

– Для опознания не подойдет, по трупу не видно. Пошутил, пошутил… – кинув быстрый взгляд на Таньку, вскинул обе ладони Вовкулака. – Черный ментовский юмор.

– Это тоже юмор? – Маринка ткнула в запись наверху бланка. – Вместо имени-фамилии просто «бабка» писать?

Вовкулака озадаченно поглядел на бланк, потом скомкал его и кинул в мусорное ведро.

– Мне тоже надо выспаться, – во всю пасть зевнул он, вытаскивая новый бланк… и замер над графой «ФИО». – Хе, а я, оказывается, даже не знаю, как ее зовут! Все «Иркина бабка» да «Иркина бабка»… – Он перевел вопросительный взгляд на Таньку.

Меловая бледность залила Танькино лицо. Богдан нервно сглотнул.

– Всю жизнь! Всю жизнь я тут живу, с Иркой в один детсад ходил, бабка меня миллион раз обедом кормила… Почему я не знаю, как ее зовут? Бабку! – звенящим, как струна, голосом, выдал он. – У меня что – амнезия?

– Тогда у нас обоих, – глухо сказала Танька. – Меня гораздо больше интересует вопрос – почему за все эти годы мы ни разу даже не задумались, что не знаем, как бабку зовут? Она знала! – вдруг заорала Танька. – Ирка! Знала или догадывалась… – Танька в очередной раз сорвалась с места и вихрем влетела в бабкину спальню. Оттуда донесся грохот.

Богдан и Вовкулака ринулись следом.

– Ты что делаешь? – пытаясь перекрыть скрип ножек комода по линолеуму, прокричал Богдан.

– Тайник ищу! – сосредоточенно отпихивая несчастный комод от стены, пропыхтела Танька. – Мне нужен ее паспорт, или пенсионное, или что-нибудь!

– Может, сперва в сундуке посмотрим? – опасливо предложил Вовкулака.

– Здесь нет никакого сундука, что я, этой комнаты не знаю! – Танька снова рванула комод – так, что у несчастной мебели подогнулись ножки.

– Тань… – негромко окликнул ее Богдан, но голос его звучал так странно, что Танька отцепилась от комода и подняла голову.

Сундук был. Широченный, фундаментальный, наверняка тяжелый, как сейф банковского хранилища, он стоял между бабкиной кроватью с никелированными шариками и этажерочкой с фарфоровыми собачками и кружевными салфеточками, как средневековый рыцарь в полном доспехе меж фабричными девчонками. На боках сундука, вырезанные так искусно, что дух захватывало, красовались сцены из Нового Завета: исцеление прокаженного и воскрешение Лазаря. Даже на потемневшем дереве видно, каким счастливо завороженным взглядом смотрит бывший прокаженный на свою очистившуюся кожу, и потусторонний отблеск на лице Лазаря. Два ангела торжественно поддерживали фигурный замок.

Танька упала на четвереньки и уставилась на резные ножки.

– Под ним линолеум продавился. Он стоит тут давно… все время… А мы не видели! – она выхватила из-за отворота рукава дежурную булавку, нацелилась на палец.

– Тань! Он открыт, – негромко сказал Богдан.

Медленно и аккуратно, словно боялась, что внутри окажется ловушка, Танька потянула за ручку. Замок слабо щелкнул… и тяжеленная дубовая крышка легко откинулась. Сундук заполняли документы. Из современного кожаного портмоне торчали уголки пластиковых банковских карточек. Из облупившегося коленкорового конверта – потрепанный аттестат и трудовая книжка, а из старинной папки кордовской кожи выглядывали пожелтевшие края бумаг с вензелями и двуглавыми орлами. Сверху, на самом видном месте, возлежал паспорт. Опередив Богдана всего на мгновение, Танька выхватила паспорт из сундука, нервно листнула потертую книжицу…

– Ну чего там, ну? – пытаясь заглянуть поверх края паспорта, нетерпеливо прыгал Богдан.

– Ничего, – каким-то механическим голосом ответила Танька. – Фотография. Ее. Бабкина.

– А фамилия-то как? – не выдержал Вовкулака.

– Хортица-Галицкая, – так же отстраненно сказала Танька. – Е… Е… – она гулко сглотнула и наконец выдавила: – Елизавета Григорьевна.

Глава 12. Чудесный бал

Такси припарковалось у парковой колоннады, но Танька не шелохнулась. Слишком много событий в последнее время было связано с этим парком. На другом его конце, у Днепра, на ветвях березы по-прежнему висит шитый символами весны рушник, над которым Танька с Иркой поклялись в вечной дружбе. Сама решила, что она – Иркин продюсер, сама сказала это вслух, фактически Слово ведьмы дала, и теперь она не может подвести Ирку! Не сейчас, когда Иркин парень в беде, сама Ирка в опасности, и даже Иркина бабка оказалась не бабкой. То есть не той бабкой, за которую она себя выдавала. То есть никакой другой бабки просто не было! Как все запутано! Она распахнула дверцу и побежала к колоннаде у входа в парк. Замерла между бледно-желтых колонн – стройная девичья фигурка на вершине ниспадающей, как водопад, лестницы. Поглядела вниз, на украшенный колоннами фасад и размашистые «крылья», обнимающие мощенную булыжником площадь.

– По дворцу у Кумушницы серокожий гуляет, «по беломраморну крыльцу», – скривилась Танька. И подметая подолом старинные выщербленные ступени, светлой тенью в сумерках заскользила вниз по лестнице к дворцу светлейшего князя Потемкина.

«Серокожий наверняка ждет – иначе стала бы Кумушница трепаться! – Танькины каблуки звонко цокали по полированному граниту дорожки. – Я не могу явиться сюда со спецназом из вовкулаков и ведьм – да и толку? Серокожий переиграл нас, еще когда Айт с Иркой были тут. Лезть вдвоем с Богданом – идиотизм. А вот в одиночку, как ни странно, остается шанс, что серокожий не испугается одной маленькой глупой ведьмы и все-таки захочет поговорить».

По плечам пробежал озноб – Танька кожей чувствовала, как ей самой не хочется пользоваться этим шансом! Она потому и Богдану ничего не сказала – если бы он попробовал ее отговорить, если б напомнил, как это опасно… она бы, скорее всего, согласилась. Радостно и с облегчением.

– Нельзя давать своей трусости шанс! – Танька остановилась у освещенных единственным фонарем дубовых дверей. – Хотя что я буду делать, если Богдан вовремя не посмотрит свою почту… Все, без паники!

В конце концов, у нее есть туз в рукаве, о котором пока не знает никто. Танька нервно одернула узкие рукава вечернего платья, расправила опускающийся в глубокий вырез светлый закрученный локон и решительно потянула тяжелую дверь. Остановилась на пороге отделанного мрамором холла… совершенно пустого. Над головой на высоте второго этажа смыкали полукруг перила балюстрады, со сводчатого потолка хрустальной гроздью свисала многоярусная люстра – выключенная. Лишь свет обыкновенной настольной лампы рассеивал мрак, отражаясь в хромированных перилах пропускного турникета, воткнутого посреди холла. Сидящая за старым скрипучим столом вахтерша оторвалась от вязания и недоуменно воззрилась на девочку в бальном платье.

– А где бал? – растерялась Танька. – В Интернете было объявление…

– Вот это? – вахтерша ткнула в объявление на стене. Такое же, как и в Интернете:

«Студия бального танца: краковяк, полька, галоп, мазурка, полонез. Опытные педагоги, лауреаты конкурсов бальных танцев. Занятия в группах. Кавалерам – 50 % скидки. На новогодние и майские праздники – настоящий бал! Бальные платья у женщин и смокинги/фраки у мужчин».

Только внизу еще была приписка: «Для тех, кому за тридцать».

– А ты небось нафантазировала? Я в твоем возрасте тоже мечтала… – вахтерша ностальгически вздохнула.

– Ну кто-то же здесь есть! – взмолилась Танька. Она не могла ошибиться: не на Дворец же культуры железнодорожников намекала Кумушница! Там и балов не бывает. – Можно, я хоть посмотрю?

– Смотри, – пожала плечами вахтерша. – На садовую лестницу иди, они там фотографируются. – Вахтерша ткнула спицами в дверь на другом конце холла. – Закончат – сюда отплясывать придут. Только на кавалера не рассчитывай! – вслед Таньке прокричала она. – За кавалеров тут убивают.

Танька распахнула дверь. То ли пять, то ли шесть тетенек, чьи округлые телеса были втиснуты в кружевные бочки кринолинов, позировали на ступеньках. Между ними, придавленные, как повидло между толстыми кусками хлеба, вымученно улыбались двое тощих лысоватых мужичков в мешковатых фраках. На Танькин вкус кавалеры и впрямь были… с пятидесятипроцентной скидкой, но, судя по ревнивым взглядам дам, тут и такие редкость. Чуть в стороне дожидалась единственная стройная и профессионально ухоженная женщина, судя по всему, она и была «педагогом, победительницей конкурсов».

– Ну что, девки, хватит щелкаться? – прокуренным басом сказала тетеха в ярко-розовом платье с рюшками и детской циркониевой диадемой на крашеных блондинистых волосах. – Пошли… побалимся.

Танька тихо хрюкнула, потрясенная новым дополнением к великому и могучему русскому языку. Розово-циркониевая блондинка развернулась, как авианосец у речного причала, мужичков раскидало кринолином:

– Эй, ты кто такая?

– Я… Наша школа планирует бал на окончание седьмого класса… – импровизируя на ходу, начала Танька. – Мне поручили посмотреть…

– Вас, наверное, наш менеджер прислал! – Преподавательница гибким танцевальным движением обошла циркониевую блондинку, одним взглядом словно вобрала в себя всю Таньку, включая платье, сумочку-мешочек на запястье и туфли – и расцвела улыбкой: – Только организация бала или подготовительные занятия тоже? – Она чуть сдвинула брови, оглядела Таньку еще раз и удовлетворенно кивнула. – Вы, я вижу, танцуете, и именно бальные!

– Как вы сразу определили? – почтительно восхитилась Танька.

– Постановка ног, голову держите, спину… У кого учились?

– У папеньки в имении, моя гувернантка mademoiselle Жюстин… – автоматически начала Танька и осеклась. – Это немножко из другой жизни[9]9
  Про другую Танькину жизнь см. И. Волынская, К. Кащеев. «Магия без правил». – Эксмо, 2010.


[Закрыть], – пробормотала она.

– Потом, может, про свои дела поговорите? – громыхнула блондинка. – У нас время оплачено.

– Ох, простите, конечно! – Преподавательница кивнула Таньке и заторопилась обратно в холл. Гремя связкой ключей, объявилась вахтерша. Иронически поглядела на мыкающуюся в хвосте бальной процессии Таньку, распахнула белые с позолотой двери и щелкнула выключателем. Залу залил свет.

– У нас тут выставка местного художника «Знаменитые люди нашего города». Портреты не посшибайте своими плясками, – строго объявила вахтерша. На тетенек в кринолинах с одной стены мрачно глядел полуголый Султан Рахманов[10]10
  Султан Рахманов (1950–2003) – штангист, чемпион Европы, чемпион мира, олимпийский чемпион 1980 г.


[Закрыть], а с другой – восседающий на тачанке батька Махно. Холл и остальные залы так и остались погруженными во мрак. Свет в зале казался слишком ярким, оттого зловещим, в нежилой тишине дворца голоса звучали странно и неприятно, так что все невольно старались говорить шепотом. Только розово-циркониевую тетеньку ничто не смущало.

– Щас на ужин после бала соберем! – пробасила она, шурша целлофановым пакетом.

Танька неслышно скользнула в полумрак холла. Ее глаза вспыхнули сапфировой синевой: вахтерша ее не увидит, не увидит… На цыпочках, чтоб не стукнуть каблуком, она прокралась к вделанному в стену старинному зеркалу в золоченой раме. Она так и не поняла, что имелось в виду в стишке Кумушницы про «того, кто в зеркале живет», зато пережитый в Иркином доме страх заставил ее весь день изучать материалы про зеркала. Перерыла все, даже записи Иркиной бабушки, хотя теперь вовсе не была уверена, можно ли им доверять. А ведь раньше, когда они еще не знали, что бабка – одна в двух лицах! – дурила их год за годом, Танька считала ее заклятья самыми надежными. Что ж, осталось только узнать, верно ли она угадала, что задумал серокожий.

Сквозь дверной проем видно было, как в зале, словно пышнохвостые рыбы в аквариуме, перемещаются бабы в кринолинах… ой, простите, дамы… в общем, здешние тетки. Вытаскивают из пластиковых пакетов пластмассовые судочки и расставляют их на принесенном из столовой пластиковом столе.

– Тю! Чипсы! – заглядывая в судочек, разочарованно протянула розово-циркониевая блондинка. – У меня, вон, гляди, голубцы!

– Голубцы разве на балах ели?

– Так и чипсы не ели!

Едва слышно щелкнул рычажок зажигалки. Вахтерша за столом прислушалась, но было тихо, и она снова вернулась к своему вязанию. «Меня нет, меня тут нет, тут никого и ничего нет», – держась так, чтоб ее отражение оставалось за рамой, Танька накапала воском на пол и закрепила перед зеркалом высокую толстую свечу. Двойной огонек – настоящий и отраженный – заплясал в темном холле. Прижимаясь к стене возле зеркала – «Главное, самой не отразиться», – Танька вытянула руку и губной помадой нарисовала на стекле лестницу с нечетным числом ступенек. И бегом рванула обратно в зал.

– Посуду после бала ты убираешь! – встретила ее строгим взглядом розово-циркониевая блондинка. – Могла бы хоть моющее средство принести, халявщица! И не лезь мне под ноги – затопчу!

– Не ссортесь, милые дамы! – прокричала преподавательница и похлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. – Сегодня у нас не просто бал – у нас бал с большим, прямо гранд-сюрпризом!

– Сюрприз? Сюрприз! – заволновались дамы. – Новый танец? Новая музыка?

– Мужики, – припечатала розово-циркониевая.

– Я даже не рассчитывала на такую честь… Наверное, мы должны благодарить за это нашего менеджера… Сегодня! Сейчас! С нами! – Она торжественно вскинула руку и выкрикнула в темноту холла: – Двукратный чемпион мира по бальным танцам! Танцмейстер! Основатель собственной школы танцев в Рио-де-Жанейро, Лиссабоне и Житомире! Маэстро Диего Мигель Мария-и-Вальдес дель-Торрес!

– Я ж говорила, что мужики! Диего и Мигель, с сестрой Марией, – сказала циркониевая блондинка. – Чур, один мой!

Во мраке раздались шаги. Цок. Цок. Металлические набойки постукивали по ступенькам. Цок. Цок. На уходящей вниз (на самом деле – к столовой) лестнице появился смутный силуэт. Цок. Цок. В падающем из зала свете показалась сперва голова – с прилизанными чернявыми волосами, бледной кожей и худым костистым лицом истинного мачо. Цок. Цок. Блеснуло серебро отделки на достойном матадора ярко-алом жакете. Цок. Цок. Человек поднимался ступенька за ступенькой, уже видна была вся высокая, гибкая фигура с немыслимо тонкой талией и узкими бедрами, стянутая широким алым кушаком. Цок. Пластичным движением он ступил в холл и пошел, с каждым шагом проступая из мрака. И встал на пороге, обзирая испуганно сбившихся в кучку дам пронзительными, неожиданно раскосыми, прям «эльфийскими» глазами.

– Венский вальс, дамы, – прошептал он страстным, пронзающим до глубины души голосом. Циркониевая блондинка прижала пухлую руку к декольте.

– Вы! – длинный палец маэстро указал… прямо на Таньку.

– Она вообще не из нашей танцшколы! – возмущенно завопила блондинка.

– Маэстро согласился дать нам урок при условии, что мы не будем с ним спорить. – Преподавательница торопливо сунула диск в плеер, и взвилась мелодия венского вальса.

Подобрав самый краешек подола, Танька аккуратно перешагнула подставленную ножку блондинки и скользнула к блистательному кавалеру. Маэстро склонился, Танька присела – ее юбка распускалась по паркету как нежный цветок. Она ступила в кольцо рук маэстро: спина изящно выгнулась, голову держим гордо, локоть парит в воздухе, а не провисает на партнера, танцуем на всю ступню, на носке не подпрыгиваем… Ее юбка порхала мотыльком в такт кружению музыки, кружению пар, и неважно сейчас, что бал не настоящий, а половина этих пар – чисто женские и только у двоих есть партнеры…

– Ну так зачем вы меня сюда… пригласили? – не глядя на партнера, спросила Танька.

– Ты – не она. Я чувствую на тебе ее отпечаток… Но мне нужна ведьма Ирка Хортица!

– Впору обидеться. – Танькина юбка превратилась в неистовый вихрь.