Текст книги "Камень среди камней"

Он обернул свой шарф вокруг моей руки, потуже затянув чуть выше локтя.

– Что случилось?! Ты нахрена себе руку там вспорол, дебил?!

– Да так. Звонок неудачный. Вы русские?..

– Учились вместе в МГУ, работали по обмену, а как сдружились, так и решили уехать. Мы родную речь везде узнаем – в ней слишком отчётливо звучит дом. Ты где живёшь? Проводим тебя.

– В отеле, но я не хочу туда – вскроюсь.

– Ого! Да у тебя с башкой проблемы, приятель! На чём сидишь? Меф, герыч, ЛСД? Мозги выжгло?

– Хах… Если бы. Антидепрессанты, фенибут, транквилизаторы. Всё кончилось…

– И из-за этого ты решил себя убить? Че, даунгрейднулся? Откатило тебя?

– Ага.

– Ясно. Пошли с нами. Потусишь, в себя придёшь.

– У меня денег мало, парни.

– Забей, угостим. Давно мы нашего брата не видели, да и ты в форме не самой лучшей. Расскажешь, что тебя вообще сюда привело. Пошли!

Мы сидели в небольшом баре, расположенном в центре Берлина. Внутри было довольно шумно, отчего и так болевшая голова раскалывалась вдвойне. Перед глазами всё плыло.

– На, выпей.

– Мне нельзя пить.

– Ты уже слез с таблеток. Какая разница? Всё равно же смешивал – у тебя на лице написано. Пей!

Я сделал глоток хорошего виски, обжигающего горло и наполняющего пустой желудок теплом. Послышалось громкое урчание.

– Не говори, что ты ещё и не жрал ни хрена! О боже, что за подарок судьбы! Измаил, закажи парню поесть, а то он щас сдохнет за этим столом или наблюёт на него! Да, да, я тоже тебя люблю, засранец, не выёбывайся! – он повернулся лицом ко мне. – Ну, так что? Что ты здесь делаешь вообще? Мне казалось, что выбраться практически невозможно из России, да и ты не в лагере для беженцев. Тебя как звать-то вообще?

– Эмиль.

– Меня Макс, – он протянул мне свою руку. – Приятно познакомиться!

– Спасибо, Макс. Ты меня спас там.

– Ничего! У нас в крови как тяга к помощи, так и желание подохнуть побыстрее. Никакая ментальность этого не изменит. Порез не глубокий оказался, но кровушки ты хорошо пролил. Но да ладно. Зачем ты здесь?

– Я прибыл сюда в поисках своего… Не смейся только, но счастья.

– Не похоже как-то, чтобы ты его нашёл.

– Да, я объездил много стран, но так и не понял, что именно оно из себя представляет. У меня есть последняя остановка в Праге. Думаю, что что-то ждёт меня там.

– В Праге? Интересно. Город как город. Был там пару раз, но ничего такого не нашёл, хотя есть пара местечек интересных, впрочем, как и везде. То есть ты ищешь сам не знаешь что везде и нигде?

– Получается, что так. Я идиот, да?

– Да почему же? Могу тебя понять. Кто знает, сколько нас, таких бедолаг? Бежишь небось от чего-то?

– Ага. А что, так видно?

– На морде написано, братанчик.

Мы выпили ещё по глотку виски, а затем мне принесли жирный бургер с говядиной и картошкой. В этом баре его подавали без волосинки между булочкой и мясом.

– Как тебе Берлин?

– Как могила.

– Это не Бали или Мальдивы, где радости на каждом шагу. Неудивительно, что тебе не очень-то понравилось. Да только ты смотришь не там. Везде этого политически-драматического дерьма хватает, да вот только как-то люди продолжают же жить. Я лично не выгляжу как жертва вины, плачущая по холокосту, хоть здесь на каждом шагу по памятнику.

– Люди разные бывают, Макс.

– Да только никто не хочет в конечном счёте провести свою жизнь в страданиях, думая о том, что давно уже прошло. Счастье тебе не найти в прошлом, да и в будущем его тоже не бывает. Оно мимолётное и живёт только настоящим. Вот я сейчас счастлив! За столом со мной интересный человек, превративший мою классическую попойку в занимательную беседу. Хороший виски, жратва и приятный собеседник – что ещё нужно для того, чтобы поймать счастье?

– Наверное, ничего. Может, и я чувствую сейчас себя немного счастливым. Не понимаю, какие ощущения испытывает человек, когда нагоняет счастье.

– Тебе должно быть спокойно, и ты не должен хотеть, чтобы момент заканчивался.

– Похоже на обречённость.

– Тоже верно. Обречённые всегда ищут счастья. Я тебе кое-что покажу. Тут есть небольшая закрытая стройплощадка: на ней мы проводим своеобразные представления. Не спрашивай какие – сам увидишь. Ты же ищешь изнанку жизни? Вот ты на неё и посмотришь. Нет ничего удивительного, что столь тривиальные вещи, как посещение топ десяти достопримечательностей, не принесли тебе никакого удовольствия.

Я не спорил, подчиняясь судьбе, и как только мы доели и собрались, вышел на прогулку с компанией ребят, которых знал от силы час. Звучало как опасная затея, но что я теряю?

На заброшенной стройке было довольно людно – человек пятьдесят или семьдесят толпилось на открытом пространстве, окруженном лишь холодным бетоном. Я увидел высоко стоящие прожекторы и сделанные из железных прутьев стенки октагона. Люди были какие-то радостно-злые и напоминали мне посетителей некой арены, требующих хлеба и кровавого зрелища.

– Здесь проводят подпольные бои. Мужики херачат друг друга, а мы выкладываем это на ютуб, зарабатывая на ставках и просмотрах. Такое мини-хобби. Тебе повезло! Сегодня бой Томми Savage против Мустафы BloodyBoy. Заруба будет конкретная! Они чемпионы.

– А кто спонсирует всё это?

– Хороший вопрос. Есть один человек, кстати, что забавно, в Праге. Вольфганг зовут. Мрачный парень – жуть! Но любит зарабатывать на всякого рода изнанках жизни. Хотя даже не так. Он скорее любит их организовывать, потому что я особо интереса в прибыльности с его стороны не замечал. У него своя какая-то философия, и занимается он всем подряд. Я особо не в курсе, ведь работаю через посредников. Он такой типа король странных удовольствий. Стремный тип, короче говоря, Но на его деньгах удалось сколотить неплохое шоу. Смотри! Вот щас заходить будут!

С двух сторон октагона стояло по мужчине средних лет. Томми был коренастым и не очень высоким парнем со звериными, озлобленными глазами. Его лицо было усеяно шрамами, а один так и вовсе шёл вдоль всей щеки от уха и заканчивался на подбородке.

– Это Томми! Реальный упырь, просто больное животное! Его ещё никто не побеждал. Бьётся, как забитый в угол зверь. Говорят, что однажды он откусил парню ухо, крича, что сожрёт его сердце, убьёт его мать и пнёт его ребёнка по яйцам. Моя бы воля, я бы лучше его усыпил, но на нём делается шоу, поэтому пускай живёт. Всё равно таких рано или поздно убивают. А вот там стоит Мустафа! Да, здоровый хер такой!

Мустафа визуально весил в два раза больше Томми и был высоким темнокожим парнем с добрыми глазами и спокойной мимикой.

– Мустафа славится своей хладнокровностью. Его будто уронили в чан с транквилизаторами в детстве, и теперь он не знает, как улыбаться или плакать. Эмоции не выдают его действий, поэтому сложно в бою его читать. Бьётся он красиво, но шоу из-за него так себе.

– А это вообще нормально, что у них разница в весе и росте кардинальная?

– Так в этом вся фишка. Кому интересно смотреть на бои одинаковых челов, тот пускай врубит телик. Мы даём нормальное шоу, в котором есть на что поглазеть. Согласись, уже интригует!

– Не спорю.

Рефери подвёл двух рукопашников в центр октагона. Защита была минимальная – всего лишь бойцовские бинты на руках и ногах. Взгляды были у них зверские, но перед началом боя они пожали друг другу руки и хлопнулись в ладоши, немного улыбаясь.

Начался бой. Томми иногда побивал сам себя по лицу, и выглядело это так, словно он только сбежал из дурки. Мустафа спокойно стоял в стойке, медленно передвигаясь по рингу. Вот он делает выпад передней рукой, а затем пытается второй пробить в голову прямой удар. Томми вовремя отскакивает, умудряясь ногой с мощным шлепком попасть по бедру Мустафы, но тот не потерял равновесия, а попытался топорно ударить Томми в грудь ногой, отчего последний отлетел к стене ринга. Мустафа в один прыжок подлетел к нему и хотел начать череду ударов, но Томми сразу же прописал хороший сочный удар ему в печень, а затем хорошим апперкотом треснул по роже, продолжая череду ударов в грудь. Мустафа наотмашь шлёпнул ладонью Томми по уху со звоном, разлетевшимся по заброшенной стройке, отчего тот пластом слёг на холодный пол, но сразу же, едва пролежав секунду, начал вставать. Мустафа сделал выброс ноги сбоку, метя в корпус, но Томми поймал его ногу и, всем весом навалившись, начал продвигать Мустафу вперёд, лупя его в голову, в конце концов повалив его на пол и начав зачем-то неистово вопить, как больное чем-то создание. Мустафа перекинул его через себя и хотел занять доминирующую позицию сверху, но Томми, как змея, вырвался из захвата и в прыжке угодил Мустафе коленом прямо в нос, а затем нанёс два сокрушительных боковых хука в стиле Майка Тайсона по роже. Мустафа с грохотом повалился на землю, растекаясь, как желе. Крови с них натекло – просто ужас! Толпа подняла такой триумфальный галдёж, что слышно нас было, наверное, во всём Берлине. Как ни странно, Томми помог подняться Мустафе, после чего они по-дружески обнялись, вместе выходя из октагона, посмеиваясь и что-то бурно обсуждая.

– Хочешь прикол, Эмиль? Они одноклассниками были и довольно хорошими друзьями.

– Что может подвигнуть друга бить своего друга за деньги?

– Им это нравится, и они зарабатывают на этом. У всех своё видение мира. Для кого-то это зверство, для кого-то спорт, а для кого-то просто развлечение. Причём неважно, ты на ринге или смотришь, – мнения разные у всех. Кто-то в порнухе снимается, кто-то торгует, кто-то на трассе стоит, кто-то бьёт людей, и многое другое. Но все люди в конце концов: у всех есть друзья, есть близкие, которые их понимают. Жизнь – сложная штука, Эмиль, но не нужно её усложнять какими-то мыслями о высокой морали – они сейчас не помогают. Живи попроще, кайфуй от того, что приносит тебе удовольствие, и не спрашивай разрешения на твоё счастье.

– Ты очень мудр для организатора уличных боёв. У тебя, случайно, не было в предках римского императора?

– Хах, не, я не мудрый. Меня просто жизнь этому научила. Я когда-то так же много думал, как и ты, ходил несчастный, убеждая себя, что моя какая-то там философия делает меня лучше других. Да только про тебя и твою философию все забудут, когда ты помрёшь, а вот получил ли ты удовольствие от жизни? Если нет, то ты идиот. Вот и всё.

– Чёрт! Как же ты прав, Макс. Но как ты начал так жить?

– М-м? Да не помню даже. Знаешь, поезжай-ка ты в Прагу. Найди Вольфганга. Как это сделать, не подскажу – сам не знаю. Но почему-то мне кажется, что он тебе поможет.

– Что ж, хорошо. Спасибо тебе, Макс. Завтра я уеду.

– Удачи, Эмиль! Заезжай в гости, если будешь жив. Найди своё счастье.

Он сказал это так, как сказал это же Брайан в Алжире, когда я прощался с той весёлой компанией. Меня посетило странное дежавю, будто судьба подсказывала мне, что я на верном пути. Осталось ещё немного. Лишь бы дотерпеть. Несколько часов в поезде, и я доберусь до конца. Держись, Эмиль!

III. У Смерти знакомые глаза

Опять старый добрый поезд спасал меня от тёмных духов, преследовавших меня. В купе я был сокрыт, как в бункере, недосягаемый никаким злом. Мне казалось, что так выглядит мой рай: один бесконечный рейс по прекрасным местам с пятнадцатиминутными остановками во всех уголках галактики или даже Вселенной, бороздящий бескрайние просторы в реальности, где никогда не погаснет Солнце и мир не умрёт от тепловой смерти или энтропии. Смотрите! Сейчас мы влетаем в галактику Андромеды а роботизированный голос занудно говорит нам: «Галактика Андромеды имеет как выраженную сферическую подсистему, так и диск с заметными спиральными рукавами, поэтому по классификации Хаббла её относят к типу Sb. Диск содержит более половины звёздной массы галактики, имеет искривлённую форму, в нём наблюдается кольцо радиусом 10 килопарсек с повышенным содержанием областей H II и OB-ассоциаций. Балдж и гало сплюснуты, бар в галактике напрямую не наблюдается… В центре галактики имеется двойное ядро, а на периферии наблюдаются различные структуры, образованные приливными взаимодействиями. Звёздное население этой галактики в среднем более старое, чем в нашей галактике, а темп звездообразования более низкий и составляет лишь 20—30% такового в Млечном Пути… Следующая остановка – экзопланета PA-99-N2b… Обратите внимание на живописные виды в виде горного хребта Гидра-474-b, имеющего несколько спиралевидных расхождений по всей протяжённости планеты… Некоторые хребты под воздействием аномалии поднялись из низших слоёв коры планеты, зависнув в воздухе, напоминая поднятые головы мифической Гидры… Просим быть осторожными при посещении вневременной аномалии, чьё присутствие выражается в резких скачках физического состояния объектов, находящихся в ней… Как результат, объекты, попавшие в аномалию, помолодели до состояния младенца, пробыв там несколько часов… Вас ждёт увлекательная поездка по живописным реверсированным водопадам, посещение висящих живых садов, умеющих закручиваться в причудливые формы, когда люди смеются. Обратите внимание на местную фауну, представляющую из себя стометровых рептилий, питающихся камнями и растительностью, а также на десятидюймовых приматов, имеющих свою культуру „Тимбакс’кси“, повествующую о мире во всём мире и имеющую некоторые сходства с земным буддизмом. Не пропустите их умиротворённых мордашек!»

И мы несёмся на этом звёздном экспрессе, не зная ни душевной боли, ни старости с болезнями. Наши сердца открыты новому, а глаза готовы вечность созерцать необъятную Вселенную. О, взрыв сверхновой! Просим всех надеть солнцезащитные очки – у кого-то свершилась мечта! Давайте обрадуемся за этого счастливчика и поаплодируем в лучах его радости!

Как только я ступил на чешскую землю, меня пронзила невыносимая головная боль, будто тысячи игл врезаются в мозг – обезболивающие не помогали. Мир был всё так же сер и невыносим, в глазах плыло, и меня тошнило, но всё лишь подтверждало мою близость к назначенной цели. Денег осталось совсем немного, а отель не ждал меня в этот раз. Я ступил в последнюю главу своей жизни, не зная, что мне делать и куда идти. Глупо было ожидать, что меня встретит кортеж, полный уникальных личностей, зовущих меня в свой театр для сумасшедших, но в душе я так на это надеялся.

К вечеру я снял по доступной мне цене скромный номер в отеле, уже привыкнув к небольшим скромным комнатушкам. Не зная, что делать, я отправился, по привычному сценарию – культурно разлагаться живьём на улицах города, пялясь на достопримечательности. Это не было фильмом, где я каким-нибудь волшебным образом увидел бы вдалеке Вольфганга, поняв с помощью мистической связи, что он тот, кого я ищу. Затем он бы скрылся в толпе, а я бы бегал по городу за ним, а кадры сменялись бы один за другим молниеносно. Потом бы я его потерял, но услышал бы хлопок какой-то старой двери, выглядящей очень подозрительно, и зашёл бы в неё, а там!.. А чёрт его знает, что бы я там нашёл, но в фильмах обычно на этом этапе начинается активное повествование. В реальности же я с потухшим, кислым лицом стоял посреди площади Старого города, ни хера не понимая, что мне делать дальше. Купил на ярмарке какую-то тупую булку и грыз её, запивая кофе, пялясь по сторонам. Ну, вот ты и дома, Эмиль! Что будешь делать?

Стоя на площади Старого города, я слышал краем уха, как кто-то говорил – это была молодая пара, в которой особо болтливая девушка всё никак не могла умолкнуть: «Прага, ах, прекрасная Прага, невероятно красивая площадь! Богата исторической ценностью и прекрасными видами… Словами не описать! Милый, помнишь, нас предупреждали о дождях, но нам повезло – ни дождя, ни снега! Солнышко, краски яркие, море впечатлений – я так рада! Мне так нужно было увидеть это своими глазами!..»

Ох, да заткнись же ты, тупица! Ладно, пошли вон – не до вас. Мои глаза рыскали в поисках спасения, остановившись на одной занимательной надписи, одним очень важным словом заманившей меня. Что здесь у нас? Wine O’Clock Shop Prague – то, что мне нужно!

Через полчаса я был изрядно пьян и весел. Бутылка испанской кавы разнесла мне голову своими ледяными пузырьками. Людей море, галдёж стоял адский, но старина Вакх научил меня абстрагироваться от всех этих вещей уже очень давно. Берёшь бутылку, выливаешь её содержимое в себя. Вуаля! Ты излечен от всякого снобизма. Затем берёшь тоненькую вилочку и выхватываешь из салата несколько мидий и креветок. Бац! Кто может тебя побеспокоить?

Компания из двух подружек делала фотографии за соседним столиком для соцсетей, громко смеясь в попытках зафиксировать свои морды рядом с полной тарелкой и бокалом вина. Процесс продолжался несколько минут, сопровождаясь обрывками фраз, предназначенных для бедолаг подписчиков в размере, как мне казалось, пятидесяти человек (сколько ещё найдётся умалишенных, готовых это выслушивать?):

– …это самый лучший город! Тут можно бесконечно смотреть на старые дома, витрины, людей…

Ага, на меня взгляни – сразу передумаешь.

– Трдельник – продаётся везде. Хочу сказать, что это то, что вы должны попробовать СРАЗУ! Когда вы приедете в Прагу!

Что это за, мать твою, слово? Трдельник? Как понедельник, только ты пьян и у тебя синдром Туретта. Сраная булка, а название, будто это ядерная пусковая установка, разработанная в России.

– Для меня это настоящая Прага! Красивое место со множеством кафе, магазинов и музеев. Прекрасные сосиски на улице. Все дороги в Праге ведут сюда! – кривлялась вторая в телефон.

Всё, иди к ебени матери. Можно ещё бокал! Нет! Несите лучше бутылку! Сосиски, блядь… Господи боже…

Внутри ресторанчика было слишком душно, и погода или вентиляция не имела к этому никакого отношения. Взял буклет с информацией о главных достопримечательностях и побрёл оформляться на экскурсию. Я был пьян, делать было нечего, а оставаться где-либо хоть на пять минут – значило приговорить себя к мучительной смерти.

– Поселение на этом месте возникло ещё в X веке. Застройка Старого города менялась со сменой эпох: готические дома…

Меня одолевала зевота, а на лице сияла ироничная улыбка, украшенная красными глазами.

– Главное украшение Карлова моста – 30 стоящих вдоль парапетов скульптур в стиле барокко, изваянные между 1683 и 1714 годами…

А если я сейчас спрыгну с него, я точно умру? Вы не понимаете, мне нужно, чтобы наверняка.

– Собор причисляется к жемчужинам европейской готики, является художественной и национально-исторической святыней Чехии.

Что-то у меня голова кружится… Может, это оттого, что я проклят? Ну, знаете, экзорцизм, изгнание бесов, головные боли от ощущения божественной силы.

– В самой древней части Града стоит знаменитый Кафедральный собор Св. Витта. Это потрясающее готическое сооружение…

Меня сейчас вырвет.

– Малый город Пражский основал в 1257 году чешский король Пржемысл Отакар Второй. Была построена городская стена и…

А король тоже был маленький? Я насмотрелся на портреты в своё время – урод на уроде. И почему в чешских наименованиях так мало гласных? У французов король был картавым, и теперь все они произносят букву «р» забавным способом. Что было у этого? Паркинсон? Туретта? Речевой дефект?

– Пражские куранты, безусловно, являются визитной карточкой страны. Созданы в начале XV века, это старейшие в мире…

Визитной карточкой моего города был ларёк «Виктория», возле которого можно было лицезреть театральные постановки Макбета, Ромео и Джульетты, а также короля Лир. Драма была зашкаливающая. Один раз я участвовал в похоронной процессии кота.

– Этот великолепный дворец в стиле барокко построен в XVI веке и принадлежал княжескому роду Лобковицов. Находится на…

Здесь довольно милая урна. Можно я в неё блевану?

В общем, экскурсия не задалась. Всё происходящее было тривиальным, старомодным, пахло кладбищем и упадком. Везде, где я был всё было знаменитым, уникальным, имело название визитной карточки, имело огромные часы и свои жемчужины. Да только смысла в них не было никакого. Так и представляю, как человек, больной раком, просит исполнить его последнее желание – прокатить его по местам, что он никогда не видел. А он с каждым разом всё грустнее и грустнее. Его спрашивают: «Что случилось? Вы не рады?» А он, долго молча, шёпотом вымаливает: «…И это то, о чём я так долго мечтал?..»

В винном баре, расположенном в центре моего родного города, в компании Георга я чувствовал себя лучше. Когда я напивался с коллегами, вёл беседы на французском и просыпался утром сам не знаю где – я был ближе к счастью, чем сейчас. Когда я навещал свою холодную, но столь любимую мною Элли, я касался эфира, божественного лика Амура, меня навещали мягкие облака, укутывающие в одеяло нежности и любви. Можно обойти весь мир в поисках счастья, а найти его лишь тогда, когда вернёшься туда, откуда начал. И что же? Мне нужно вернуться? Я не мог в это поверить. Это казалось логическим завершением истории, воскрешением из мёртвых, перерождением феникса, но всё же было в этом что-то фальшивое. Не мог я жить ради этого. Я ведь знал, что уже не найду то, что было дорого моему сердцу. Создатель посылал мне какие-то знаки в виде людей, которые принимали меня, просили остаться, а я упирался и продолжал идти, неся свой крест. Разве не совершил я ошибку? Может, мне нужно было сбросить его? Остаться в Алжире или Париже? Поутру я сильно захворал гриппом.

Две недели холодного пота, жара, головокружений, галлюцинаций, тупого смотрения в потолок. Головные боли, кашель, худоба, откат от таблеток вместе с зимой и сильными потрясениями убивали меня, меняя изнутри, делая более холодным, расчётливым и циничным, но и также изводя из меня всякую человечность, оставляя после себя лишь волчий след и смеющийся в ухо рык. Я писал в бреду записки, куря и попивая горячий чай, пытался сформировать какую-то логическую цепь, разобраться в предпосылках, свести всё нитями, как сыщик, но не находил никакого ответа. Всё вело меня к тому, о ком я знал ровно столько же, сколько знал о своём предназначении, – к Вольфгангу. К мистической и далёкой фигуре, покрытой слоем тайн и загадок.

Я изнемог – слёг до конца месяца, не вставая с постели. Уговорил консьержа бегать мне за сигаретами и вином, попросил его купить учебник чешского. Когда он предложил мне трдельник, я послал его куда подальше. За окном кипела жизнь, сменялись сутки, я встречал рассвет и провожал закат, лёжа в кровати. Болела голова, я не мог связать и слова. В бреду мне казалось, что я подобен перу – лёгкий и невесомый, брожу по улицам, вижу всё от третьего лица, улыбаюсь прохожим, встречаю новых друзей, ем тупые булки и пью пряный чай, в составе которого херес. Мы смеёмся, гуляя по площадям, забегая в бары и клубы. Среди них был Георг, Элли, синеглазая, Адиль и Брайан. Я собрал всех своих друзей с разных концов света в этом месте и проживал жизнь, полную обретённого счастья. Между нами не было недопониманий, вражды, суеты – мы говорили на одном довавилонском языке, не зная никаких чувственных преград. Кровь текла из моего носа, но я не чувствовал этого, ведь я был далеко: на ярмарке, держа под руку Элли, целовал её холодный носик, а она смеялась, смотря на меня своими прекрасными зелёными глазами. Георг болтал: «Бра-а-а-атанчик, пошли пофлексим жоска?», а мы смеялись от того, каким он был дурным заводилой. Адиль показывал нам все интересные места Праги, а Брайан вносил в них свой таинственный шарм, рассказывая выдуманные истории, после чего все мы играли в «Фантазию». Я просыпался в поту, с мокрыми глазами, выползая из вымокших до нитки одеял лишь для того, чтобы замёрзнуть и лечь в холодную лужу снова, дабы согреться. Реальность, от которой меня тошнило, я видел по пять минут на дню, всё время пребывая где-то в других местах. Когда было жарко, я чувствовал солнце Египта, а когда холодно – берега Исландии. Покой наступал, когда я бродил вновь по Типасе, а улыбка расползалась по лицу на латинской улице Парижа. Руками я щупал призраков, прося их остаться рядом со мной. Но потом я очнулся в трезвом рассудке, и улыбка покинула моё лицо. Ни волк, ни человек не подавали признаков жизни. Остался лишь фантом, пустая оболочка, спрашивающая себя: «Почему же ты не умер здесь?» Рассудок мой помутнел. Голубые глаза стали серыми.

Через три месяца, с наступлением весны, я лишился всего, что у меня было. Сегодня был последний оплаченный день проживания в отеле – денег больше не было. Лекарств тоже. По восемь часов я сидел в номере, укутавшись в плед и читая книги, качаясь на кресле. Иногда пил чай – без хереса. В номере всегда было тихо, лишь свистящий ветер разрушал тишину шумом проезжающих вдали машин и пения птиц. Это был конец. Зубы вгрызались в трдельник. Периодически я выбирался в парк, прихрамывая, так как нога вновь разболелась, но в этот раз боль совсем не утихала. Сидел на лавочке, смотря на проходящих людей, которые вряд ли меня вообще замечали. Молодые пары и старики, прожившие плечом к плечу лет пятьдесят, компании смеющихся друзей, одиночки с глазами брошенных щенков и бормочущие под нос творцы, одержимые какой-то идеей. Никому из них я не принадлежал, ни к кому не был хоть чуточку ближе.

Блестяще-белая рубашка, выглаженные брюки, начищенные туфли и пальто из прачечной. Волосы чистые, кожа гладкая. Я держал путь сначала в винотеку за бутылкой вина – шабли, думаю, а затем в магазинчик за бритвой. Часто представлял себе этот день, но не думал, что он когда-нибудь настанет. Разные способы крутились в голове – я много читал об этом и знал практически всё, но склонялся к мучительной классической смерти от разреза вен вдоль, а не поперёк, хотя знал, как можно уйти, ничего не почувствовав. Хотел смотреть в глаза смерти, хотел цепляться за жизнь из последних сил, которых практически уже не было. Встретить её в рассудке, понимая всё, что происходит со мной. Мне не было страшно.

Под пальто скрывалась бутылка. Я брёл по узкой тёмной улице к магазину, столкнувшись плечом с каким-то парнем в дублёнке. Может, специально, а может, и нет.

– Куда прёшь, козлина? Пошёл ты! – крикнул я ему волчьим рыком.

– Че? Совсем больной, что ли? Стой!.. Август?..

– Откуда ты?..

Бутылка выпала из рук, разбиваясь на тысячу осколков. Я вглядывался в до боли знакомое лицо с чертами азиатской внешности. Короткая опрятная бородка, хорошая и модная стрижка, повзрослевшее лицо. Я смотрел на Адиля – друга моего детства, которого не видел практически пять лет.

– Адиль! Господи! Адиль! Привет! Извини меня!

Я подбежал к нему, прижимаясь так, словно был сыном, вернувшимся с фронта, которого встречала родная мама.

– Прости меня, что я так резко! – искренне начал извиняться я. – Настроение дерьмовое было!

– Ты выучил чешский? Что с такой приключилось? Выглядишь, труп.

– Иронично… Я тут три месяца сижу.

– Три месяца?! Ты почему мне не написал? Не позвонил? Я же сотню раз тебя звал, а ты, однако таки, добрался. Фух, я уж думал, что не получилось у тебя.

– Не получилось что?

– Эмиль, дружище, – он подмигнул мне. – Я рад, что ты вернулся домой.

Я был в шоке. Сложно было собрать мысли в кучу.

– Погоди, ты знал обо всём? Почему не встретил меня тогда?

– Сроков не было. Я думал, ты догадаешься позвонить своему другу, когда приедешь. Выглядишь ты паршиво – как самоубийца.

– Хах… Мда… Я, в общем-то, за бритвой из дома вышел. Вот так комедия.

– Совсем ебанулся? Завязывай давай. Пошли, покажу тебе Прагу.

– Э, не, спасибо. Я уже посмотрел. Последний раз меня вырвало в туалете музея – видимо, я переел этих экскурсий.

– Дурень, зачем мне тебе показывать долбанные соборы? Я покажу тебе реальную жизнь, – он, как всегда, смеялся и улыбался с лицом Конфуция. Я называл его так в школе, когда мы вместе пропускали уроки, чтобы выпить пива.

– Я рад, что нашёл тебя.

– Я тоже рад, что ты выбрался из этой жопы. Всегда переживал, как там мой весельчак Август? Август здесь, а вот весельчака не вижу, но это дело поправимое.

– А куда мы идём?

– В бар «Госпожа Прага». Я там работаю барменом.

– Ты же сюда по учёбе поехал.

– Ну да. Я и учусь, да только мне нужно продержаться до получения места на жительство и разрешения на работу. Работа и так есть, а место на жительство я получаю в следующем месяце.

– Забавно так. В школе ты сдал всё на тройки, а в итоге оказался в самом шоколаде.

– В жизни решают не оценки и усердие, а хитрость и смекалка.

– Ты это доказал, поэтому не поспорю. Эй, иди помедленней – у меня нога болит!

Он лишь с усмешкой покачал головой и сбавил темп. Пока шли до бара, мы беседовали о делах прошлого, обо всём, что со мной и с ним случилось. Путь оказался неблизкий, и времени хватило на то, чтобы я в краткой форме рассказал ему, что со мной происходило за последние полгода.

– Да уж, помотало тебя, конечно, дружище. Ну ничего, мы тебя быстро на ноги поставим. Ты ведь добрался до конечной остановки.

– А ты не расскажешь мне, как так вышло, что ты в курсе?

– А, тут всё просто. Я работаю на человека по имени Вольфганг. У него широкие связи всюду. Как-то раз ему поступило предложение на липовое гражданство для тебя, а у нас как раз пацан один, ну, Эмиль, скопытился без подтверждения смерти ещё. Вольфганг, бывает, спрашивает у меня совета, и так совпало, что я узнал твоё имя в документах. В общем, цену быстро сбили до минимума, скинулись и оплатили тебе самый дешёвый маршрут – не очень удобный, но сейчас в мире тяжело перемещаться стало. И вот ты здесь. Странно, да? Такой вот у человека фетиш.

– Ты его приближённый, не расскажешь мне о нём?

– Нет, – резко оборвал Адиль. – У тебя будет возможность его спросить самостоятельно. Мы почти пришли.

В дверях стояли вышибалы, которые пропустили нас, когда Адиль по-братски с ними поздоровался. У них на мордах было написано, что пару людей они в жизни своей убили, хотя глаза были добрые. Даже как-то неловко стало. Я быстро просочился сквозь них и прошёл внутрь. Меня пронзило неимоверное чувство дежавю, и я пытался всеми силами вспомнить, почему я ощущаю это место таким знакомым. Несколько минут я кропотливо ковырялся в памяти, а затем вспомнил. Ночь после ужина с Элли! Мне снился сон. Мне снился этот бар! Я решил не торопиться делиться своим открытием с Адилем, чтобы он не счёл меня совсем умалишённым, хотя искушение было неимоверное. Помещение пестрило тёмными и красными красками, подрагивающим сиянием свеч, живым пением и прекрасным лаконичным джазом, бывшим и не весёлым, и не грустным. Он просто играл, и играл так органично, будто это была сама тишина, вокруг выстроили её более совершенный образ.

Адиль усадил меня на место за угловым столиком и сказал ждать его. Идти мне было некуда, а в отеле ждала смерть – выбора жизнь мне не предоставляла, и этому я был рад. Пройдя столько миль, приняв огромное количество самостоятельных решений, сейчас я был готов только на покорность и слепое следование тому, что несёт мне судьба. Вдалеке, в противоположном углу, сидела девушка: сложно было сказать, сколько ей было лет – на лице читалась мудрость тысячи зим, но такая гладкая, подтянутая кожа и элегантная фигура без изъянов кричали: «Не больше двадцати пяти!» Слишком она была хороша. Я почувствовал какое-то шевеление в области чресл и устыдился его, немного покраснев, когда она бросила на меня странный, будто немного смеющийся взгляд из-под полузакрытых век. Я отвернулся, не желая больше смотреть на неё, и просил свой организм перестать показывать свою животную невоспитанность – я не знал женщины несколько месяцев. Я не видел любимую больше полугода. Почему-то мне стало неимоверно себя жалко. Всмотрелся в отражение пустого, гладко натёртого бокала, видя в нём своё растянутое изображение, я задался вопросом: «И это я?..» Худощавый, лицо вытянутое, глаза впали ещё глубже в череп, а на общей гримасе написано, что я болен. Неприятно мне было смотреть на собственное отражение. Неприятно было смотреть в зеркало, когда снимал одежду: мышцы ещё имелись, но я явно скинул десяток килограммов, бывших далеко не лишними. Генетика от отца играла мне на руку, сохраняя во мне иллюзорный облик жизни, тогда как внутри царил мёртвый сад.