Текст книги "Черная армада"

ЛАБИРИНТ. 28 МАРТА 2138 ГОДА

Цитиане были на удивление малоразговорчивыми. Спрашивать их о чем-то – все равно, что посылать запрос в компьютерный банк информации. Получишь четкую, емкую информацию, лишенную какого бы то ни было личностного отношения.

Цита – тысяча двести восемнадцатый мир Звездного Содружества, диаметр планеты десять тысяч километров, двадцать процентов поверхности скрыто под водой, горные хребты и разломы занимают шестьдесят семь процентов суши. Удаление от звезды типа желтого карлика (как наше Солнце) – сто семьдесят миллионов километров. Климат характеризуется резкими перепадами между летом и зимой, днем и ночью. Неблагоприятная среда загнала цивилизацию в пещеры, где появились первые города цитиан и где они строятся и до сей поры. История их цивилизации развивалась в основном в сфере противодействия между «пещерниками» и «плоскостниками» – кочевыми племенами, живущими скотоводством и разбоем. Цитиане – отличные инженеры и ученые. Их цивилизация с самого начала успешно двигалась по пути технического прогресса, не сворачивая никуда: ни во тьму средневековья, ни в увлечения разрушительными социальными экспериментами. Хотя в их истории насчитывается немало войн, периодов насилия – почти как на Земле. Цитиане всегда были прагматиками, коллективистами и фаталистами. Вырезать под корень тех, кто имеет иное мнение, – не в их стиле, поэтому войны и кровопролития обычно не основывались на духовном надрыве или на охватывающих массы великих идеях.

Меня очень заинтересовала манера цитиан общаться между собой. При разговоре они попадали в какой-то резонанс, кажется, не только на вербальном, но и на полевом уровне. Поэтому у них и получалось так – один начинал фразу, второй продолжал ее, а третий заканчивал.

Сперва казалось, что цитиане лишены эмоций, но когда присмотришься к их подвижной, насыщенной ауре, понимаешь, что они эмоциональны не меньше, чем мы, просто эти процессы протекают у них в совершенно непривычных для нас формах.

– Почему вы не задаете нам вопросов о нашем мире? – спросил я однажды, слегка задетый полным равнодушием цитиан к Земле.

– А зачем?.. – загалдели они.

– Скитальцы-призраки никогда не рассказывают о своем мире и о том, откуда пришли…

Похоже, у суперов в Галактике появилась определенная репутация. Странно, активность Асгарда на территориях Содружества была минимальной, побывали мы на двух-трех планетах, а слухи уже разошлись по всем звездным закоулкам.

– Откуда вы вообще о нас знаете? – спросил я. – Неужели сведения о паре наших посланников не затерялись в огромном потоке новостей, событий, слухов и сплетен с пяти тысяч планет Содружества?

– Нет, не затерялись…

– Это очень важно…

– Потому что вы большая загадка…

Не знаю, какие виды искусства больше всего ценили цитиане, но на привалах они рассаживались вокруг костра и затягивали заунывные длиннющие песни своими тонкими голосами, доходящими порой до кошачьего писка. Мне от такого искусства становилось тоскливо.

Цитиане уверенно вели нас по запутанным цепочкам пещер и извилистых коридоров, иные из которых, как мне казалось, имели искусственное происхождение. Мы преодолевали сифоны с холодной кристально чистой водой, горячие озера. Местами проходы так сужались, что приходилось пробираться на четвереньках и даже ползком.

Мне здесь не нравилось. На сознание давили тысячи тонн камня над головой, могильная тишина и тяжелые энергии, истекающие из глубин планеты.

Изредка шорохи в проходах намекали, что мы не единственные существа в лабиринте. Я попытался прощупать их – сделать это оказалось довольно трудно в таком месте – и смог понять, что тут водятся животные, похожие на крыс.

Иногда из опостылевших пещер мы выбирались наружу и шли по поверхности, рискуя быть засеченными контрольными устройствами рагнитов. Правда, цитиане утверждали, что знают расположение «пирамид», а Антон уверял, что тоже научился без труда определять их присутствие, но все равно чувство было не из приятных…

* * *

Мы шли сквозь просторный зал, и лучи световых карандашей разрезали черное полотно тьмы. Мы уже почти преодолели пещеру и стояли перед выходом из нее, когда цитиане загалдели:

– Стойте!..

– Опасность!..

– Поблизости смерть, которая унесла троих наших друзей…

– Я ничего не улавливаю, – пожал плечами Герт. Наши ребята тоже ничего не ощущали,

– Туда нельзя идти… – настаивали цитиане.

– Там нас ждет новое воплощение…

– Мы не имеем на него права, не выполнив все задачи в этой жизни…

Цитиане явно обладали даром сверхчувствительности, иным, чем у нас, каким-то другим по своей сути Я тоже ощущал присутствие чего-то непонятного Щупальца снова тянулись ко мне. Удавка на моей шее затянулась еще чуть-чуть. Я уже начинал привыкать к этой удавке, но понимал: когда-нибудь она затянется настолько, что мне придет конец. Цитиане правы – «осьминог» поджидает нас в том проходе.

– Они говорят дело, – сказал я. – Там опасность.

Герт бросил на меня недоверчивый взгляд, но ничего не возразил, хорошо зная, что, если один супер говорит «проход закрыт», остальные подчиняются беспрекословно.

– Ты можешь хоть как-то идентифицировать ее? – спросил Герт.

– Не могу. Ничего подобного я никогда не встречал. Это та же чертовщина, что врезала по мне, когда мы только появились на Акаре. У меня все время возникают ассоциации с щупальцами осьминога. И с удавкой на шее. С каждым днем опасность все ближе. Однажды «осьминог» дотянется до нас. И тогда нам придется туго. Особенно мне.

Герт нахмурился. Должно быть, вспомнил, что разговаривает с покойником. Человеком, которому напророчили быструю мученическую смерть. Герт знал, о чем я думаю, и виновато произнес:

– Не всегда прогностические прорывы в будущее дают стопроцентно точные показания. Материальное воплощение линии судьбы может быть и другим.

– Ты помнишь, чтобы хотя бы один Ликин прогноз не сбылся?

– Никогда не интересовался этим…

– А я интересовался. Все сбывается Еще две смерти и третья – моя… А нам еще брать форт.

– Поэтому довольно пустых разглагольствований. Пошли снова в обход.

Мы свернули. Вскоре лабиринт ходов пошел еще запутаннее. Спустя немного времени цитиане загалдели:

– Мы здесь никогда не были!..

– Незнакомые места!..

– Нам нужно осмотреться…

Теперь двигались мы гораздо медленнее У каждого разветвления цитиане подолгу простаивали, делали пассы, пытаясь учесть такие факторы, как потоки воздуха, истечения энергий, перепады температур. Они ориентировались в этих кромешных кротовых норах, как щуки в реке.

Плутали мы довольно долго, но никак не могли завершить крюк и снова выйти на магистральную дорогу. Я ощущал, что расстояние до поверхности земли уменьшается, дышать становится легче. Наконец мы очутились в просторном зале с сочащейся сверху водой. Цитиане привычно заголосили:

– Нужно выбираться наверх!..

– Мы почти добрались до поверхности.

– Но мы устали…

– При усталости силы расходуются неэффективно…

– Элементарные вычисления показывают, что если мы сейчас затратим время на отдых, то в целом выиграем время…

– Ясно, – прервал я их, зная, что сейчас дело дойдет до графиков и интегралов.

Цитиане хорошие ребята, но общение с ними порой становится утомительным. Они правы – им надо дать отдохнуть. Уверен, что и вычисления их все верны – мы действительно выиграем время. Что касается меня, то я усталости почти не ощущал и находился в относительно приличной форме. После схватки с цитианами и удара парализатором я был на пределе, но две минуты подзарядки в Круге – и я стою как новенький. Хотя общая энергия Круга в результате таких подзарядок уменьшается, зато укрепляется слабое звено. А общеизвестно, что прочность цепи равна прочности слабейшего из звеньев.

Цитиане расселись крутом, достали горючие материалы, которые всегда таскали с собой, зажгли костер и затянули очередную песню, от которой, казалось, вот-вот заболят зубы.

Я прошелся по залу, из которого в разные стороны уходило множество проходов. Я ступил в один из них, пощупал стену и крикнул:

– Одзуки, пойди сюда! Японец подошел ко мне.

– Смотри, эта стена, по-моему, искусственная. Одзуки посветил фонариком, ощупал камень.

– Точно!

Мы прошли несколько метров, и в луче фонарика возникло изображение человека в какой-то непонятной одежде. Оно напоминало наскальные рисунки, которые мы видели с Уолтером. Рисунок был выполнен мастерски, поражал динамичностью, точностью штрихов. Рядом был изображен пейзаж;. Видно, что художник имел представление о перспективе, что ставило его на несколько голов выше художников древности. На Земле понятие перспективы освоили только в эпоху Возрождения.

– Знаешь, – сказал я, – у меня в половине туннелей было ощущение, что они искусственные,

– Каменно-кремниевая цивилизация?

– Вряд ли. Чтобы накопать столько ходов, нужна мощная техника. Мы ничего не знаем об истории этой планеты. Рагниты исследований не проводят, для них Акара – всего лишь крайняя точка плацдарма захвата. Может, все-таки планета обитаема? Инопланетяне, высадившиеся где-нибудь на вершинах Тибета, тоже решили бы, что на Земле нет разумной жизни.

– Мысль не относится к числу лучших из тех, которые посещали твою голову. Если тут и есть разумные существа, они прячутся где-нибудь в лесах и понятия не имеют о том, что такое цивилизация. Для цивилизованных или полуцивилизованных планет у рагнитов отработана четкая методика. Для начала они провели бы несколько карательных акций, а потом придумали бы, как лучше использовать туземцев. Чаеву однажды удалось побывать в Темных Мирах, чьих жителей покорило Братство Там творится какой-то мутный кошмар. И местному населению они находят применение, которое просто не укладывается в голове.

Маклин подошел к нам, уставился на рисунок и покачал головой.

– Ну ничего себе!

Он сделал несколько пассов руками над рисунком и замер. Присмотревшись, можно было различить, что его аура приобрела сиренево-красный оттенок, Он работал с информацией, отпечатавшейся в рисунке, в краске, в камне.

– Рисунку не менее семи тысяч лет, – заключил он.

– Интересно, куда они делись? – спросил я.

– Может, выродились. Может, развились и ушли в иные пространства, – пожал плечами Одзуки. – А может, погибли.

– Стали жертвой того кошмара, который идет по нашим следам?

– Или и рисунок, и система ходов принадлежат пришельцам со звезд, – заметил Одзуки.

– Интересно, долго цитиане собираются рассиживаться? – спросил я.

– Нельзя требовать от них переносить наши нагрузки. Они действительно свалятся с ног, если их понукать, – заметил Маклин.

Цитиане, наконец, закончили петь и начали о чем-то переговариваться. Я подсел к ним и спросил:

– Можно вопрос?

– Можно…

– Вы видели раньше какие-нибудь наскальные рисунки в пещерах и на поверхности?

– Видели…

– Двенадцать раз…

– Вам не приходило в голову, что некоторые проходы имеют искусственное происхождение?

– Да, много искусственных ходов…

– Мы даже находили обломки механизмов, которые использовались для рытья туннелей…

Все-таки с цитианами интересно иметь дело – не перестаешь им удивляться. Даже не обмолвились, что лабиринт искусственный.

– Уже надо идти! – заголосили цитиане.

– Дорнст пойдет и посмотрит, можно ли через правый ход выбраться на поверхность…

– Хорошо, пусть посмотрит, – согласился Герт.

Дорнст встал, привычно провел ладонью над огнем. Потом исчез в правом проходе.

Некоторое время мы молча сидели у костра. Цитиане в чем-то правы, подолгу просиживая у огня, – вид пламени очищает мысли и чувства, придает силы.

– Нельзя было отпускать его одного, – неожиданно нарушил тишину Антон. – Там, наверху… Он влип.

– Что случилось? – встревожился Герт.

– Техника… Движение. – Антон вскочил. – Пошли быстрее, если мы хотим спасти его!

Мы бросились в проход. Я на бегу выдернул из кобуры разрядник и привел его в боевое положение.

ШАНЬ-ТЯНЬ. 28 МАРТА 2138 ГОДА

Мы опоздали на полминуты. Дорнст попался…

Я выбрался из пещеры на площадку первым, Площадка была небольшой и со всех сторон ограничивалась крутым обрывом. Отсюда открывался чудесный вид на зеленые луга, перечеркнутые красными и желтыми скалами, на заснеженные горные пики. Совсем низко, оглашая окрестность пронзительными криками и сужая круги, летали «грифы». Обычно стервятники чувствуют, где их ждет добыча, и загодя слетаются туда.

Метрах в пятидесяти от пещеры стоял боевой глайдер рагнитов, похожий на старинный отполированный до зеркального блеска утюг. Тяжелый бронированный люк был распахнут, открывая вход в кабину. Недалеко от глайдера возвышалась серебряная «пирамида». Здесь было полно рагнитов. Надо же, чтобы именно сейчас черт принес их сюда! Скорее всего, это была бригада по установке и вводу в эксплуатацию «пирамиды».

Я впервые воочию увидел рагнитов. Ростом они были не меньше двух метров, с длинными руками и ногами, ступни слегка вывернуты внутрь, что создавало ложное впечатление неуклюжести и неповоротливости. Лица вполне человеческие, с раскосыми глазами, которые в сочетании с коричневой кожей делали их похожими на помесь китайцев с неграми. Одеты они были в облегающие комбинезоны из светопоглощающего материала, на котором не было видно складок, – просто движется кусок тьмы, напоминающий человеческий силуэт. На груди, как раз против сердца (оно у них тоже с левой стороны), сияло объемное голубое изображение синего шара, перечеркнутого сиреневой молнией. В этот шар хорошо целиться.

Итак, восемь рагнитов. Один маячил в проходе глайдера, трое у «пирамиды», двое чуть в стороне, а еще двое держали за руки Дорнста. Разрядники враги держали наготове – видно, ждали еще гостей и решили оказать им горячий прием.

Секунды растянулись, будто густая смола. Я прекрасно знал, что такое – угодить под удар разрядника, От человека остается груда обугленного мяса. И мне меньше всего хотелось, чтобы в эту груду превратился я.

Действовали мы слаженно. Все возможные ситуации десятки раз прорабатывались на учениях, теперь настала пора применить навыки на практике. До Асгарда я бывал в десятках переделок, умел воевать и знал толк в этом деле, но бой команды суперов – это нечто совсем иное. Мы слились в единое целое. Каждый знал, что делает его товарищ и что должен делать он сам.

Герт, шедший за мной, отпрыгнул в сторону, перекатился и сразу умудрился сбить антенну и цилиндр фиксатора, совершавшего круговые движения и посылавшего на базу информацию об окружающей обстановке. Наше счастье, что, когда мы появились, фиксатор был направлен не на нас.

Я рванулся следом за Тертом, поднырнул под «клинок Тюхэ», и скала в том месте, где я должен был находиться, брызнула белыми искрами. Еще прыжок – мне удалось пройти между двумя «клинками». Герт срезал одного из рагнитов, державшего цитианина, а я одновременно разделался со вторым. Освобожденный Дорнст проворно шмыгнул в сторону и спрятался за обломком скалы, что с его стороны было весьма предусмотрительно – он сберег себе жизнь и расчистил нам сектор обстрела.

Я врезал из разрядника еще по одному врагу, пытавшемуся сделать из меня пережаренный бифштекс, и нырнул за камни вслед за с Дорнстом. По ним-то и пришелся удар, но недостаточно мощный, чтобы испарить преграду. Рагнит в проходе глайдера вскинул разрядник, пытаясь разделаться с Антоном, выскользнувшим из пещеры, но выстрел Герта положил конец этим надеждам. Антон с ходу расстрелял противника, пытавшегося спрятаться за «пирамидой».

Выстрелы посыпались один за другим, «клинки Тюхэ» сжимались теснее. Чтобы действовать эффективно, нужно постоянно находиться в движении и лавировать между «клинками». Постепенно их становилось меньше, поскольку рагниты один за другим выбывали из строя. Последний, укрывшийся за скалой, высунул нос лишь на долю секунды, но ее хватило, чтобы я, не медля, отправил бедолагу на тот свет. Весь бой занял считанные секунды, и теперь можно было расслабиться.

Радость, впрочем, оказалась преждевременной. К своему ужасу, я увидел, что люк глайдера задвигается, еще несколько мгновений – и машина приподнялась над поверхностью. Один или несколько рагнитов находились в кабине, в которую мы в горячке боя не успели проникнуть, и теперь они обрушатся на нас всей мощью своей боевой машины. Мы еще можем успеть уйти в пещеру, но информация все равно попадет в форт Скоулстонт.

Видя, как умеют воевать их новые противники, рагниты постараются так построить оборону, что нам вовек не пробить в ней бреши. Выстрелы разрядника для светопреломляющей брони глайдера представляют не большую угрозу, чем укус комара для слоновьей кожи.

Время почти остановилось. Глайдер завис в трех метрах над землей и начал неторопливо разворачиваться. Шарик на носу машины начал наливаться зеленым огнем. Все, теперь мы даже не успеем нырнуть в пещеру. Хорошо, что нас здесь всего трое. Толстую скальную породу глайдер вряд ли пробьет. Маклин, Ковальский и Одзуки смогут попытаться довести дело до конца.

Антон находился к глайдеру ближе всех. Он бросился вперед. Под брюхом машины подпрыгнул вверх, будто пытаясь уцепиться за гладкую броню. И неожиданно исчез.

Потекли томительные секунды. А может, доли секунды. Мы с Гертом, воспользовавшись неразберихой, которая наверняка сейчас царила на борту глайдера, кинулись в пещеру. Обернувшись в проходе, я увидел, как боевая машина резко крутанулась вокруг своей оси, а затем опустилась и ее люк медленно отворился.

Я прыгнул назад и тут же проник в открывшийся проход. Изнутри пол, потолок и стены глайдера представляли собой сплошной СТ-экран, создававший иллюзию, что неудобные широкие сиденья висят в воздухе. Впереди располагались пульт пилота и большое кресло, в котором сидел отрешившийся от всего Антон. Пилот валялся рядом с креслом, шея его была неестественно вывернута, и в открытых мертвых глазах не отражалось никаких чувств – умер он совершенно спокойным, даже, похоже, ничему не удивившись.

– Антон! – крикнул я. – Надо сматывать отсюда удочки.

– Подожди, я должен понять, как эта дурында работает.

– Послушай, после обрыва связи другие глайдеры прибудут сюда через несколько минут. Даже если мы успеем смыться, они визуально зафиксируют нас.

– Я держу это на контроле. Мы успеем, если ты не будешь мне мешать. – Антон погрузился в размышления. Прошла минута. Другая. Я начинал всерьез нервничать.

– Ну пошли наконец! – крикнул от прохода Герт.

– Подожди, дьявол тебя раздери!

Антон набрал какую-то комбинацию на пульте.

Я почувствовал, что он пытается влиять на поле бортового компьютера и одновременно запустить туда какую-то программу.

– Вот теперь, правда, надо спешить, – кивнул он.

Мы выбежали из глайдера. Поле битвы выглядело отвратительно. Запах горелого мяса, дымящиеся останки. Все враги мертвы, кроме одного, в котором еще теплилась жизнь.

Герт на бегу подхватил его и взвалил на плечо. Я на миг задержался у входа в пещеру, глядя в голубое небо, в котором появились четыре белые точки. Антон за рукав втащил меня в черный зев пещеры.

– С ума сошел? – крикнул он. – Еще секунда – и их оптика засекла бы тебя. Определить, что ты не цитианин, большого труда не составит. Теперь нужно быстрее двигать отсюда. Вниз, в глубь пещер.

– Рагниты не погонятся за нами? – крикнул на ходу Герт Сарну.

– Это не их мир… – заверещал цитианин. – Они здесь слепы… Они боятся пещер и ничего здесь не могут…

– Мы же можем здесь все… – поддакнул Хальмс.

– И они знают это… – закончил тираду Фахел. Мы забрались достаточно далеко и очутились в просторной пещере.

– Все, оторвались, – устало произнес Герт. По стенам и по полу прошла дрожь.

– Что это такое? – удивился я. Антон посмотрел на часы и удовлетворенно хмыкнул:

– Все верно. Пять минут.

Он прислонился к стене, на миг отключился от внешних раздражителей, а потом произнес:

– Еще два глайдера рагнитов выведены из строя.

– С чего это? – осведомился Одзуки.

– Я сумел запрограммировать компьютер на пиковый разгон энергосистем вплоть до самоуничтожения. Рвануло как раз тогда, когда прибыли спасатели. Один глайдер вдребезги, другой сильно поврежден. Взрыв, конечно, послабее ядерного, но вполне достаточный. ТЭФ-установки рагнитов немножко иные, чем земные. Они гораздо эффективнее и легче, но зато опасны при эксплуатации. Сейчас там воронка метров семи глубиной.

– Неплохо, – улыбнулся Герт. – Ты герой дня, Антон. Если бы не твоя расторопность, рагнитам пришлось бы потрудиться, прежде чем им удалось бы соскрести нас с земли.

– Что будем делать с пленным? – спросил Ковальский, указывая на рагнита, в плече которого зияла обугленная рана.

Он неподвижно лежал на полу.

Герт нагнулся над пленным. Командир сразу собрался, сосредоточился. Он провел руками над лицом раненого, присел, начал осмотр. По тому, как держался Герт, было заметно, что он экзотерапевт класса «экстра».

Я видел, что коричневая аура рагнита была слабой и неустойчивой, она переливалась лиловыми и синими оттенками и старалась уплыть куда-то в сторону от его тела.

– Не жилец, – заключил Герт. – Долго не протянет. От силы минут пять.

– Нужно привести его в чувство, – сказал Ковальский. – Хотя бы на пару минут. Можно успеть выудить у него кое-какие сведения.

– Он вряд ли поможет нам, – возразил Маклин.

– Хоть что-нибудь, но узнаем. Даже если удастся хотя бы немножко разговорить его, – отмахнулся Ковальский.

– Попытаюсь, – кивнул Герт и принялся за пленника, работая с его энергетикой, активизируя биоактивные точки. Я не верил, что рагнита, находящегося в таком состоянии, удастся привести в чувство. К моему удивлению, его аура стала ровнее. Смерть отступала. Но лишь на время. Скоро она вернется, и тогда уже рагниту ничто не поможет.

Пленник глубоко вздохнул и приоткрыл щелки глаз. В них не было ни ненависти, ни злости. Ощущалась лишь беспросветная вязкая тьма, не привязанная ни к каким чувствам, и в этом было что-то жуткое. Так смотрит ядовитая змея. Или крокодил.

Пещеру освещал прилепленный к стене световой шарик. Было хорошо видно, что кожа рагнита потемнела, на губах выступила алая кровь. Он попробовал приподняться. Мы помогли ему и прислонили спиной к стене. Герт присел рядом с ним и начал допрос.

Язык рагнитов по выговору чем-то напоминал французский. Но он гораздо сложнее любого земного языка, имеет головоломные правила и умопомрачительные склонения со спряжениями. В нем имеется несколько десятков конструкций, которые используются для отражения в каждой фразе отношения говорящего к собеседнику. Одна и та же фраза может быть сказана в нескольких десятках вариантов, и в ней ты обязан выразить свои чувства – злость, подобострастие, презрение или куда более сложные эмоции.

– Ты можешь говорить? – спросил Герт, выражая власть и вместе с тем уважение.

– Я могу говорить, белолицый. Но не хочу говорить. – Рагнит избрал конструкцию пренебрежения, которую применяют к представителям самых низших рас и сословий.

Ха, белолицый… Так (или похоже) называли американские индейцы европейцев, пришедших завоевывать их земли. Рагнит будто почувствовал страсть Герта ко всяким индейским историям и историческим аналогиям и решил подыграть ему.

– Если ты поможешь нам, то мы сможем помочь тебе. Ты ранен, а мы многое умеем.

– Мне уже ничто не поможет, – прозвучала конструкция стойкости к жизненным передрягам. – Я уже мертв. Но это не имеет значения, ибо вскоре я, погибший ради торжества Великой Силы, войду в благодатный Синий Поток, стану его частицей, сольюсь с его несокрушимой мощью, и это будет достойная награда за мое честное служение.

– Не знаю, что такое Синий Поток, но вряд ли ты заслужил награду в иных мирах, – произнес Герт, применив конструкцию насмешки. – За пролитую тобой и твоими братьями кровь ты скорее заслужил не награду, но кару, и, упорствуя, делаешь ее еще страшней.

– Ты можешь говорить сколько угодно, ибо слова, далекие от истины, пусты и не имеют смысла. – Он воспользовался конструкцией превосходства и снисходительности. – Ты не чувствуешь величия Истинной Силы, ты не знаешь, что нет ничего, способного противостоять ей и ее проводникам ни в этом мире, ни в иных мирах, скрытых от нас покровом смерти.

Нет ничего, что служило бы преградой Братьям Силы Синего Шара. Не жалей меня, белолицый. Это мне надо жалеть тебя, презренное и ничтожное насекомое, – зазвенела конструкция торжества. Рагнит прикрыл глаза, показывая, что разговор окончен.

– Фанатик, – произнес я по-русски. – Просто безмозглый фанатик. Я немало таких видел за годы работы в МОБС.

– По-моему, ты не совсем прав, – задумчиво протянул Маклин. – Почему ты не допускаешь, что в его словах скрыта известная доля истины? У рагнитов достаточно высокоразвитая цивилизация, а вовсе не такая, чтобы безоговорочно доверять религиозным бредням.

– Ну конечно, – усмехнулся я. – Разумеется, этот тип прав. Тогда, если никто и ничего не может противопоставить Братьям Силы Синего Шара, что мы здесь делаем?

– Рагниты распространяются по Галактике, как чумные вирусы, – сказал Герт, вставая и отряхивая колени. – Пока они на самом деле не встретили достойной преграды на своем пути. Но, думаю, появится некий фактор, и они все-таки расквасят свои длинные носы о стену.

– Какой фактор?

– Это же очень просто. – Герт склонился над рагнитом и вновь сделал несколько движений над его головой. Пленник приоткрыл глаза.

– Что ты хочешь? – прозвучала конструкция усталости и злости.

– Если воины Силы так могучи и непобедимы, если вам нет преград, то скажи, почему твои собратья, а не мои лежат мертвыми? И почему я задаю вопросы тебе, а не наоборот?

– Такова воля Силы. – Конструкция смирения.

– Слова, враг мой, это всего лишь слова, которые, если не соответствуют истине, пусты и лишены смысла. – Конструкция презрения и иронии. – Сила вот в этих руках.

– Да, вы великие воины. Хоть и коварно, из засады, а не лицом к лицу, но вы справились с отборными воинами Братства. – Конструкция невольного уважения.

– Насчет засады ты врешь. Бились мы честно.

– Ладно, я готов признать это. – Силы рагнита убывали, аура его снова стала неустойчивой и текучей. Пленник использовал сложную замысловатую конструкцию, чтобы выразить гордость, ненависть, вынужденное согласие. – Но будь вы хоть самые сильные воины на планетах миллиарда солнц…

– Возможно, так оно и есть.

– Сумей вы даже выгнать нас с этой планеты, все равно это ничего не изменит. На вас уже опустились крылья смерти. Огневое оружие и защитные поля, техника, боевые порядки – все это не имеет никакого значения. Этот мир наш, и никто не сумеет оспорить это. Даже ваши временные успехи обратятся против вас. Я вижу вашу погибель. Я знаю, что так и будет.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, почувствовав, что рагнит проговорился и выложил нечто действительно важное, имеющее для нас огромное значение.

Пленник с трудом повернул голову и посмотрел на меня. Будто рентгеном просветил и увидел во мне нечто, скрытое от иных взоров.

– А вот и он. – Конструкция злорадства и победы. – Ему будет лучше, чем вам всем.

– Почему?

– Тебя выбрал Казагассс. Тебе не избежать встречи с ним, ибо ты отмечен. Неужели ты не чувствуешь, как шею твою все сильнее стискивают ласковые пальцы Казагассса? Неужели тебе не нравятся легкие объятия смерти? Смерть – отдохновение. Смерть – благо. Приближается час Казагассса!

– Конструкция ликования, ненависти и жалости.

– Я ухожу, – прохрипел рагнит. – Придет время, и вы будете завидовать тому, что я ушел легко. Грядет час Казагассса.

Аура рагнита поблекла, затем последовала легкая вспышка – и некая серебристая субстанция устремилась в черный проход иного мира.

Как он сказал – чувствую ли я на шее ласковые пальцы Казагассса? Он совсем близко, и свидание с ним (интересно, с кем?) – дело нескольких часов…