Текст книги "Гроссмейстер и Жемчужина. Фауст XXI века. Перед Апокалипсисом"

9. Ах, Венера, Венера

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет».

(Апокалипсис, глава 21, ст. 1)

Так вот, почти месяц назад, в один прекрасный июньский день я и моя подруга Марго сели на рейс Москва-Петербург. Мою подругу вообще-то зовут Алиса, фамилия ее – Жемчужина. Каким-то образом это переводится как Маргарита, поэтому за ней и прижилось прозвище Марго. Хотя в реальной жизни ни к марганцу, ни к королеве Марго она никакого отношения не имеет.

Само собой, что к Полине Жемчужиной, супруге министра иностранных дел СССР Вячеслава Молотова, которая активно развивала косметическую отрасль в СССР, она также не имеет никакого отношения.

Вы, конечно же, подумаете, что я сейчас начну над вами смеяться, дорогой читатель. Расскажу вам про раковину для выращивания жемчужин у себя дома, про масонский фартук, про чистку картошки для получения крахмала, чтобы чистить мою жемчужину. Или про точило. Но я не буду этого делать, ведь я не имею никакого отношения к масонству.

Было более уместно сказать, что я был, как тот купец из Евангелия, который продал все, что имел, чтобы купить одну самую уникальную жемчужину в мире.

Так вот, моя Венера работает учительницей литературы и является почетным членом сетевого сообщества булгаковедов, в особенности она большая поклонница романа «Мастер и Маргарита». Она считает этот роман величайшим произведением искусства, постоянно мне это доказывает и рассказывает что-то новое. Вначале все это было необыкновенно увлекательно, но в последнее время начало надоедать.

Фильм я посмотрел, книгу прочитал, что мне ее – наизусть учить? Но именно от Марго отпочковались мои глубокие познания романа.

Наш план был очень прост. Через неделю Марго организовывает серьезнейшее мероприятие в Москве. Съезд булгаковедов по теме «Мастер и Маргарита – песня о вечной любви». Туда были приглашены все известные булгаковеды, журналисты и даже телевидение. В финале мы планировали инсценировку. Марго дарила мне огромный букет роз, а я делал ей предложение. Мы договорились с телевизионщиками.

Очевидно, что все было очень серьезно, мы хотели, чтобы этот момент вошел в нашу личную историю. Марго ужасно переживала. Ей необходимо было сделать не просто доклад о спасительной любви Маргариты к Мастеру, но и придумать что-то новое, гениальненькое.

Вот я и предложил сделать творческий отпуск и совершить недельную прогулку на теплоходе «Аврора Борей» до острова «Таратараама». Вы, конечно же, сразу подумали, что речь идет о поездке на знаменитом теплоходе «К. Э. Циолковский» до Валаама, но нет. Я не сделал опечатку. Речь идет именно о поездке на остров Таратараам. Кстати, этот остров не менее живописен и совсем недалеко от Валаама. А теплоход «Аврора Борей» ничем не уступает «Циолковскому». Можете сами опробовать. Проверьте, не пожалеете. Только не нужно в воду прыгать с борта, там довольно холодно. Если только вы не захотите спародировать евангельскую притчу про легион бесов, вселившихся в стадо свиней. Ну, тогда почему бы и нет.

После этого мы планировали вернуться в Москву. За это время Марго могла спокойно заняться написанием доклада, а оргмоменты я поручил своим знакомым. Пришлось раскошелиться.

Почему все же «Аврора Борей»? Потому что это был отличный теплоход. Нам порекомендовали. Согласен, было бы глупо считать, что у «Авроры Борей», что означает «Северное сияние», немножко поросячьи черты лица. У Константина Циолковского еще туда-сюда, ведь он все-таки сидит перед монументом «Покорителям космоса» и смотрит на Луну. Но никак не у нашего теплохода.

К тому же, замечательный теплоход «Грибоедов» с великолепной и изысканной кухней нам не попался. Он значительно раньше попался знаменитому советскому астроному Иосифу Шкловскому, который на этом теплоходе плавал куда-то в район Бразилии, чтобы наблюдать солнечное затмение в мае 1947 года.

Эх, это был тот самый Шкловский, который написал замечательную статью в газете «Известия» в 1961 году. Хотя он и вставил в качестве эпиграфа к статье стихотворение Николая Гумилева про Венеру, к новой земле эта статья не имела никакого отношения. Статья была посвящена полету космического аппарата «Венера-1». К сожалению, вскоре связь со спутником была потеряна. Да, да, Венера была утрачена.

Проблема же была в том, что поэт Николай Гумилев был запрещен в СССР. Какая еще новая земля? Статья в спешке прокатила, а потом был скандал. Благо времена были «оттепельные».

Хотя хорошее стихотворение, начиналось оно так: «На далекой звезде Венере солнце пламенней и золотистей; на Венере, ах, на Венере у деревьев синие листья…»

Об этом Иосиф Шкловский вспоминает в своем «Эшелоне», а про утраченную Венеру Николай Иванович вспоминает в эпилоге «Мастера и Маргариты». Хотя как же он мог вспоминать там Венеру, если это был Циолковский?

10. Нестыковки

В Питер мы летели самолетом. Я сидел возле окна. Марго – рядом со мной, третье место пустовало. Самолет уже начал гудеть и мерно покачиваться. Скоро взлет.

Марго как обычно обложилась исчерканной книжкой романа, что-то выписывала, но почему-то сильно хмурилась.

– Марго, что не так? Брось ты эту книжку хотя бы на время полета.

– Не могу, призрак оперы залез мне в голову и теперь поглощает меня изнутри. Моя голова начинает в последнее время трещать от всего этого.

– Что случилось?

– Понимаешь, чем дальше я изучаю эту книжку, тем меньше я ее понимаю. Либо Михаил Булгаков и его супруга не успели закончить роман, и там куча ляпов, либо автор издевается над нами.

Я посмотрел на нее вопросительно.

– Понимаешь, взять хотя бы улицы. То, что на Патриарших прудах нет никаких трамваев, это понятно. Ведь они есть в Минске.

– Зато там рядом планетарий есть.

– Какой еще планетарий, ты не слушаешь. Помнишь погоню Ивана Бездомного за Воландом? Вначале он бежит по Спиридоновке. Но вот беда. До 1945 года она называлась Спиридоньевская улица.

– Ну, значит, супруга Булгакова подправила.

– Понимаешь, если бы она подправила, то это была бы улица Алексея Толстого. Ее переименовали в Спиридоновку только в 1994 году.

Я пожал плечами.

– Далее, Патриаршие переулки после 1932 были переименованы в Пионерские и только в 1990 опять стали Патриаршими. Ну, это ладно. Но вот дальше уважаемый Иван бежит по Большой Никитской, или улице Герцена. Ну, улицей Герцена она преспокойно была в 1920-1993 годах, к чему такое беспокойство за два названия?

– Мне кажется, ничего в этом такого нет.

– Дальше товарищ Иван на какой-то улице Кропоткина – это вообще-то в Мытищах. Переулок, правда, такой тоже есть.

– Все это мелочи, не бери в голову.

– Хорошо, а вот полет Маргариты. Она летит над Арбатом. Там куча проводов, плывут крыши троллейбусов, автобусов и легковых машин, а по тротуарам плывут реки кепок, которые вливаются в огненные пасти ночных магазинов. Извини, но мне кажется очевидным, что это Новый Арбат.

– По-моему, его тогда не было, хотя, может, и был. Не знаю.

– Потом, в районе единственный серьезный готический особняк, из которого могла вылетать Маргарита – это дом Зинаиды Морозовой на Спиридоновке. Но вот проблема, там и не пахло никакими Маргаритами. Жила там семья Литвиновых, потом какие-то ташкентские сироты, а сейчас это Дом приемов МИД. Не бьется ничего. А без здания я никогда не смогу понять ни кто такая Маргарита, ни куда она летает!

– Это очень печально!

– Но это не все, там куча других ляпов. Например, Иван Бездомный беседует на скамейке с Берлиозом весной, жарким вечером. А после погони забегает в какой-то дом, а там шапка ушанка висит. Потом чуть не тонет в холодной ледяной воде.

В главе про Понтия Пилата время идет, солнце уходит в зенит. На Га-Ноцри падает вертикальный столб через окошко в потолке, а потом вдруг становится 10 часов.

– Это в Израиле время такое, вот и все.

– Хорошо. В главе «Казнь» описание Га-Ноцри не совпадает с его описанием в главе «Понтий Пилат». Даже головные уборы разные. Само описание казни не совпадает с докладом Афрания в главе «Как прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа». В «Казни» Га-Ноцри совсем еле живой, а единственный, кто живчик – это Дисмас посредине. А у Афрания – Га-Ноцри отказался выпить вино и был бодрячком. Да и Лаврентий, прошу прощения, Левий Матвей в великий еврейский праздник крадет нож в хлебной лавке. Это же смешно, все лавки в этот день не работают!

Здесь уже я начал хмуриться.

– Потом в главе «Погребение» два раза кряду описано убийство Кирова, прошу прощения, Иуды из Кириафа, но кошели-то в обоих случаях разные.

В той же главе видно, что Пилат куда-то ходил, он снимает плащ – но куда? Потом его пояс куда-то постоянно кочует: то он на стуле, то на столе. Да и перстень тоже.

– Марго, ты меня начинаешь грузить.

– А концовка про Мастера и Маргариту – вообще ничего не понятно. Кто умер, чьи тела пропали, чьи остались, их что, несколько штук было? Ничего не понятно!

– Марго, это всего лишь роман, куда тебя несет? Нам нужно сделать мероприятие, тебе – романтичный хороший доклад. А автор, пожалей ты его. Ну, имеет человек право на неточность, тем более, может, ее и нет?

– А самое главное, я так и не поняла: была казнь, или ее не было? Выглядит так, будто бы Га-Ноцри и не умер совсем. Тем более что Левий Матвей пишет, что вчера они ели вкусные весенние баккуроты. Хотя откуда, ведь там одно больное деревце было?

– Марго, я все понял. Давай подумаем об этом вместе. Я помогу, но не прямо сейчас, давай до Питера хотя бы доберемся.

Марго прислушалась к моему совету, убрала книгу и надела наушники. Наконец-то расслабон.

11. Сон и фрактальное дерево

Следующий рассказ не имеет никакого отношения ни ко сну Никанора Ивановича, ни ко сну Сары Коннор про судный день из «Терминатора 2», ни к Раскольникову, ни, тем более, к Генриху Ягоде или Шурику с его Иван Васильевичем. Про притчу о талантах я даже и не вспоминал. Но зато сон был весьма реальный.

Итак, самолет начал разгоняться. У меня начала побаливать голова, хотелось поскорее взлететь, чтобы попросить у стюардессы рюмку коньячку.

Я включил дисплей. Шли какие-то странные программы, что-то похожее на «Поле чудес», «Кто хочет стать миллионером?» или «Что? Где? Когда?». Сейчас точно не помню. Кажется, передача «Что? Где? Когда?» была от 7 декабря 1996 года. Какая-то черная кошка все маячила, три бородатых джентльмена, один рыжий. Вопрос про какую-то жемчужину. А передача «Кто хочет стать миллионером?» была от 12 марта 2001 года. Там еще бородатый джентльмен, большой любитель бегемотов, миллион выиграл.

В полудреме все смешалось в одну программу. Постоянно вылезали какие-то рекламы: то с конфетами «Красный октябрь», то продукции какой-то Лианозовской фабрики, то с какими-то здоровым паном Гусом с рыжей бородой, не помню. Ведущий постоянно предлагал то ли сдавать валюту, то ли делать ставки. Кажется, Александру Друзю, тоже не помню. Или это был конец 1995 года? Спрашивал зрителей, что может быть в черном ящике. В антракте какой-то певец бешено спел непонятную песню и упал на сцену. Потом ведущий долго журил кого-то, может быть, за подсказку. В конце кто-то что-то выиграл, и девушка с большими ресницами вынесла выигрыш на подносе.

Не помню, была ли там музыка из «Пиковой дамы» или бриллиантовая сова, положительно не помню. Одно знаю – все мои последующие попытки найти похожую передачу на YouTube и вспомнить ее провались с треском. Наверное, в моей голове смешались все программы, и разделить их назад уже не было возможности. Или половина приснилась. Точно приснилась.

Я позвал стюардессу и заказал у нее коньячку со льдом. Она пропала на некоторое время. Я задумался. Дело в том, что я коммерсант средней руки, работаю в консалтинговом бизнесе, но время свободное имею. В это время я активно занимаюсь шахматами, а также написанием фантастических рассказов и расшифровкой Апокалипсиса. Моя мечта, – написать свою книгу на эту тему, при этом использовать реальную расшифровку.

Вначале все шло очень легко и понятно. Но потом я наткнулся на таинственный Вавилон Великий, Mystery Babylon – город на семи холмах. И вот здесь я в первый раз столкнулся с Фракталом. Великий Вавилон начал распадаться на множество вариантов и отказывался выдавать себя. К примеру, Москва – великолепный вариант: красная, одета в позолоту, семь холмов, все есть. Вот только моря рядом немного.

Хотя, вроде телевизор изобрели. К тому же 5 погибших царей были, один царь, и тот, что после него недолго был, тоже были. Да и 10 царей на час в лице Временного правительства тоже были. И зверь после них появился. И все они воевали с Богом, но сгинули все как один. Все как и написано. Только зверь-то давно уже умер. Вот проблема. Нет, но если только он вернется…

Рим – просто идеальный вариант, но чем он напоил все народы, непонятно, да и не такой уж он и великий. Если только не запеть старую песню про Папу Римского. Если бы это было раньше, чуть раньше, другое дело.

Вашингтон – вот это да. Раньше он назывался Римом, но потом масоны его переименовали. А так там даже и блудница на Капитолии сидит, и ФРС, накормивший все народы своими долларами. Но вот незадача, красного цвета и позолоты очень мало, да и моря там рядом почти что нет. Вернее, есть, но как-то не очень рядом. Хотя опять же – телевизор.

Стамбул? Великолепно, но кроме холмов ничего нет. Саудовская Аравия окружена семью странами, 7 королей имеются, нефтью всех кормит. Но великих зданий не замечено. А может быть, Шанхай, а может… А семь королей вообще сейчас трудно обнаружить. Вот так я понял, что успешно застрял, и мечта моя написать гениальную книгу ушла на зимнюю спячку. Я понял, что надо быть поскромнее.

Я посмотрел, что там выписывала Марго. Это была фраза из дневника Лаврентия Матвея: «Мы увидим чистую реку воды жизни… Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл…».

Мне, наконец, принесли мой коньяк с двумя кубиками льда. Стюардесса вежливо улыбнулась. Один глаз ее как-то странно косил, плюс на шее был повязан что-то прикрывающий шарфик.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, все нормально.

– Ну смотрите…

Стюардесса элегантно развернулась.

Я поднял стаканчик перед иллюминатором. Яркое солнце над полями облаков ворвалось в стакан и захватило огнем кубики льда. Коньяк окрасился в какой-то красный цвет.

«Странно. Неужели Левий Матвей описал гаджеты виртуальной реальности или термоядерный синтез? Ведь если бы люди смотрели на солнце без применения каких-либо кристаллов, это был бы ядерный взрыв. Это точно не было бы обнадеживающим пророчеством. Лаврентий Берия действительно планировал плотно поработать над термоядом, целый ряд институтов для этого имелся, к примеру, Институт физических проблем Капицы. Но не у Булгакова же…» – подумал я.

Я махнул коньячок. И тут у меня начала кружиться голова, смешались странные передачи на дисплее и мысли о термояде, а также об институте на Воробьевых горах. На дисплее появилась Анна Чапман и пообещала раскрыть все тайны. Это было самое начало 48 выпуска. Я также успел посмотреть в сторону стюардессы, и мне показалось, что она обернулась и подмигнула мне. Еще мне почему-то показалось, что на ней сзади не было одежды…

«Тьфу ты, так ведь дамочка-то голая! Прямо как Анна Чапман в каком-то журнале!», – подумал я про себя.

Дальше мысли спутались. Мой светильник, или примус, на ваш выбор, потух. Я провалился в кроличью нору.

«Траванули» – успел подумать я. Я летел во времени, или сквозь время. Я это понял, потому что вокруг появились какие-то совсем старые здания и мода.

– Твою… Это что ж такое-то за…

Неужели конец? Мысли начали работать на ужасной скорости, я понял, что мой мозг работает на пределе. Пока я летел, ко мне медленно подошел официант в строгом костюме с подносом и предложил несколько прохладительных напитков. Я махнул еще один коньячок и поставил рюмку назад на поднос.

Оглядываясь вокруг, я понял, что вижу Фрактал, вернее, его ветку, которую мне разрешили видеть. Огромное дерево истории, на его ветвях – человеческие жизни, рукописи, города, фотографии, кадры. Гигантский космический Интернет, созданный неизвестно кем. Оно уходило высоко наверх, и я продвигался в этом направлении, то взмывая, то слегка обрушиваясь назад, то снова взмывая вверх.

Вот я вижу Максима Горького. Вот его гражданская жена Мария Андреева, которая ушла из семьи, чтобы отдать себя революции. Они что-то оживленно обсуждают, пишут.

А вот Савва Морозов, влюбленный в Андрееву до безумия, оставляет ей страховой полис на огромную сумму в 100 тысяч рублей. Вот его находят застреленным в Каннах, рядом записка «В смерти моей прошу никого не винить», прямо как в докладе Афрания. Выходит, Мастер врал, свои 100 тысяч он нашел явно не в грязном белье.

Неожиданно вокруг Горького вырастает куча листочков, целые ветки Фрактала.

Вот одессит Александр Парвус, идеолог российской революции, передающий немецкие деньги на ее финансирование. Настоящая фамилия – Гельфанд. Нет, конечно же, не Фаланд. Он ставит пьесы Горького за рубежом, на этом начинает свое восхождение к Олимпу.

Рядом с ним бегает какой-то тощий шутник Карл Радек. Расхитительница могил – жрица свободной любви и секса Александра Коллонтай, от которой несет несносным могильным запахом за посягательства на старые дворянские могилы в поисках сокровищ. Яков Блюмкин, постоянно меняющий лица, организующий кровавые акции и расправы, собирающий древние рукописи по всей России, Глеб Бокий, похожий на вампира, руководитель какой-то тайной кровавой коммунистической секты, дачи, где проходят ритуальные оргии с участием крупных большевиков, лаборатории, где производят яды. Они организуют какие-то театры варьете, печатают какие-то листовки, занимаются поставками оружия.

Все это частично и в меру показано в фильме «Опасные гастроли» с Владимиром Высоцким в роли Жоржа Бенгальского. Неожиданно они все начинают мерцать. И все путается. Вместо старой пятерки я теперь вижу Ленина, Свердлова, Дзержинского, Кржижановского и Андрееву. Хотя в темноте могу и обознаться. Они дико куролесят, куда-то несутся, но вот приходит и их черед. Неожиданно, появляется третья пятерка: Сталин, Агранов, Молотов. Агранов почему-то вскоре пропадает, и на его месте появляется Берия. Бегемот постоянно меняет обличия, и мне мерещится то Маленков, то Буденный со своим конем Софистом.

Я поднимаюсь дальше. Вместо них появляется посол США Вильям Буллит со своей свитой, включая какого-то длинного товарища, который постоянно подтягивает в посольство разных русских герлов, которые голышом слоняются по посольству и шпионят. Он встречается со Сталиным, въезжает в Спасо-хауз на улице Композиторов, делает там ремонт, расширяет бальный зал и устраивает парочку сногсбивающих балов на всю Москву, в том числе «Весенний фестиваль». Как я уже говорил, все это, конечно же, прекрасно описал Михаил Булгаков.

Проблема была в том, что мне было непонятно, что за голем-шпион внедрился в Спасо-хауз. Хотя барон Гелий, прошу прощения, барон Майгель там тоже был. Кстати, голем, а вернее, гейлом – это древнее название роботов и разных автоматических штучек.

Эта проблема была с легкостью решена в 1946 году, когда пионеры подарили новому послу США цельный герб США, вырезанный из дорогущих пород дерева. Его повесили прямо над креслом посла. Правда, в гербе находился невиданный тогда жучок великого изобретателя Льва Термена, который провисел там целых 7 лет. Началась холодная война, и в ходе Карибского кризиса я впервые чуть не увидел Абадонну, вызванного свистом Курчатова и Капицы. Хотя Коровьев с Бегемотом тоже свистнули неплохо. Нет, конечно же, я имею в виду не начальника СМЕРШ Виктора Абакумова, а реального Абадонну, от которого исходила ужасная радиация.

Я соскальзываю и проваливаюсь немного вниз – назад в прошлое. Какая-то параллельная ветка. Это сцена «воскрешения мертвых», все как у Булгакова. Выходит секретный ленинский декрет о массовом изъятии из могил и фамильных склепов царской знати, богатых вельмож и дворян фамильных драгоценностей. Некоторых находят нетронутыми тлением и выкидывают в канавы, где они чернеют и обращаются в прах. Этого я не увидел, но мне показалось, что я увидел Иосифа Шкловского, который намекнул, что в Петропавловской крепости уже давно никого не осталось. Бриллианты, золото, картины – все вывозится за рубеж.

Опять Вильям Буллит в Спасо-Хаузе. Он исчезает, а на его месте появляется благовидная семейная пара – Джозеф Дэвис и Марджери Пост, тогда богатейшая женщина в США. Во всех высших кругах ее называли Императрицей, дома – просто Марджи, нет, не Марго. Хотя похоже. Они приезжают прямо в разгар репрессий 1937 года. Супруга нового посла увлекается искусством, скупает картины, золото, иконы, яйца Фаберже, все идет на ура. Она почти сходит с ума, без охраны слоняется по Торгсинам, заходит даже в разрушенные церкви. «Императрица в восхищении!» Иногда ей помогает Полина Жемчужина, еще одна Маргарита, жена главы Советского МИДа Молотова.

Даже покинув СССР, Марджи еще долго скупает вывезенные из страны Советов предметы искусства на аукционах всего мира. Сейчас все это можно обнаружить в собранной ею богатейшей частной коллекции музея «Хиллвуд», что рядом с Вашингтоном.

Неожиданно появляется гордый поэт, ассириец Иосиф Джугашвили. Пишет неплохие стихи. Что-то про Луну, что-то про какого-то пророка, которого в конце заставляют выпить чашу с ядом. Значит, уже был в курсе. Потом он бросил писать, но книжку со стихами все же издали. Дальше вижу Ахматову. Она спрашивает кого-то, – тираж в 12 тысяч, не много ли за одну Луну? Кто-то ей вежливо отвечает, что орбита Плутона значительно больше орбиты Луны. И Плутон будет еще долго там кружиться со своими спутниками Цербером и Хароном, пока не отправится к Эриде, за пределы солнечной системы. В бездну.

Дальше Горький вдруг начинает делиться, как бешеный. Вот у него уже свой город Горький, свои парки во всех крупных городах. Свой автозавод ГАЗ. Свои машины, первые в Советах – а-шки. На них создают первые кареты скорой помощи, можно назвать их и аннушками. Они везде, где случилась серьезная беда, правда, ломались постоянно, прямо чума какая-то. Проще говоря – катафалки.

Взлетает самолет-гигант «Максим Горький». Горький захватывает богатейшие особняки российских миллиардеров, заселяет в них свою семью.

Вот его сын Максим Пешков женится на Надежде Пешковой – Тимоше, неунывающей вдове. Вокруг нее начинают околачиваться Сталин, Ягода, Алексей Толстой, куча какого-то народа, да и сам Горький.

Вот Сталин в приватной обстановке просит Горького написать роман о новом мессии, – о Сталине. Это должен быть апофеоз, вершина творчества Горького. Он должен стать новым Иоанном Крестителем. Горький соглашается, но медлит. А сам пишет роман о дьяволе, тщательно его прячет.

Смешно. Берлиоз решил написать роман о дьяволе, но при этом пытался обмануть Фауста, который уже давно заключил с ним сделку! Эту ошибку повторит немало народу.

Неожиданно все начинает схлопываться. Вот Максим Пешков, направляясь домой пьяным, просит остановиться своего шофера – чекиста. В рубашке выходит и падает в сугроб. «Как же душно мне с вами». Потом он простужается и умирает. Падает и взрывается самолет-гигант «Максим Горький». Вскоре сам Горький умирает от какой-то непонятной болезни, может, даже и бериллиоза. Странно, ведь он не был работником космической промышленности.

После смерти Горького дача оцеплена чекистами. В спешке делают вскрытие, мозг забирают. Вскоре тело спешно кремируют по приказу Сталина.

На третьем московском процессе бывший глава НКВД Генрих Ягода, его подручные и несколько врачей признаются в намеренном отравлении Горького и неправильном лечении его сына. Ягода также признается в любовных связях с Тимошей. Конечно же, все так и было, никто и не сомневался. Их всех расстреляли.

Дальше я вижу Вольфа Мессинга, разговаривающего с директором МосГОСЕТа Соломоном Михоэлсом. Воланда, как и Ивана Бездомного, рядом нет. Берлиоза и даже брата Мессинга Берла тоже не наблюдается. Вольф Мессинг предупреждает Михоэлса о возможном убийстве, видит, как его убитого кидают рядом с трамвайными путями. Михоэлс в это не верит. Через некоторое время он едет в Минск. Он прощается с близкими, его мучают предчувствия. Сталин приказывает ликвидировать Михоэлса, инсценировав автокатастрофу в Минске.

Около 10 часов его убивают. Да-да, около 10 часов. В отличие от Парада Победы, в 10 часов вечера. Потом выбрасывают на окраине города, рядом с трамвайными путями. Это было очень далеко от Патриарших прудов. Дальше его тело привозят в Москву, на похоронах за ним идет огромная процессия скорбящих. Шел 1948 год.

Потом совершенно неожиданно я опять сильно просел и увидел, как Иосиф Шкловский гуляет по Чистым прудам с дипломированным раввином Матестом Агрестом. 1930-й год. Оба они пытаются поступить куда-то в МГУ.

Матест рассказал, что у него были серьезные проблемы с русским языком. Учась в Ленинградском университете, он в Публичной библиотеке разбирал средневековые еврейские рукописи эпохи кордовского халифата. Изучал еврейско-арабскую культуру, процветавшую на юге Испании 10 веков назад. В том числе и великого алхимика и по совместительству Папы Римского Герберта Аврилакского. Впоследствии он стал великим математиком, работал над атомным проектом, стал автором теории, что Содом и Гоморра были уничтожены ядерным взрывом.

Трамваи там вроде были и совсем недалеко, но, к счастью, от них тогда никто не пострадал.

Я снова поднимаюсь по Фракталу. Произошел какой-то сбой, меня кидает вверх, и я вижу, как великий физик-ядерщик Игорь Курчатов садится на лавочку рядом со своим другом, академиком Харитоном. Только они начали разговаривать, как Харитон оглянулся на Курчатова, но тот был уже мертв. Что-то с тромбом.

Система выправилась. Вот я вижу поэта Сергея Есенина. Он написал какую-то оппозиционную поэму. Кто-то сидит с ним на скамейке, объясняет, что так нельзя. Потом он напивается, устраивает дебош в каком-то ресторане. Здесь опять мерцание, сбой в системе. Откуда-то взялся миллиардер Полонский, потом Борис Ельцин падает в какую-то канаву. Оба в одних подштанниках. Почему-то вижу странно одетого Даниила Хармса с какими-то иконками и спичками, а потом Осипа Мандельштама. У них у всех явные психические проблемы. Странно, но вот и Бехтерев дает такой же диагноз Пилату. Лучше бы не давал.

Снова Есенин. Или Полонский? Ничего не понятно. Нет, Есенин. Его забирает полиция и отправляет в психушку. Там проводят экспертизу. Дальше он встречается с Кировым, тот его кому-то сдает и выманивает в Москву. Дальше снова психушка, побег в Ленинград и казнь. Нет, не на кресте, повешен на какой-то трубе. Четко видно совершенно неузнаваемое его лицо.

Неожиданно опять сбой. Есенин вдруг превратился в Григория Зиновьева. Бегает в панике по случаю Кронштадтского восстания, срочно просит прислать ему пулеметы, армию. Организует красный террор в Санкт-Петербурге, дело Таганцева. Вижу расстрелы под музыку и грузовики с расстрелянными. Опять сбой. А Муаммар Каддафи-то что здесь делает?

Декабрь 1925 года, 14-й Съезд ВКП(б), то есть компартии. Каменев, будучи председателем какого-то совета, сговорившись с вождем Коминтерна Зиновьевым и Крупской, выступает против Сталина. Зиновьев бегает и предупреждает всех, что Сталина нельзя допускать к власти.

А вот первосвященник Каиафа, то есть Каменев, разговаривает со Сталиным, какой-то с душком антисемитизма разговор. Оба угрожают друг другу. Сталин предупреждает, что скоро всей его шайке, да и его народу придет кирдык.

Потом – взрыв храма Христа Спасителя. Жильцы Дома на набережной спокойно наблюдают эту картину из своих окон.

Далее я вижу, как Сергей Киров случайно во время дождя встречает какую-то девушку, помогает ей добраться до дома. Она не узнает его, хотя каждый в городе знал его в лицо. Они влюбляются и начинают встречаться.

Сталин разговаривает с Яковом Аграновым и просит принять все меры по усилению охраны Кирова.

А вот уже Киров бежит на свидание с Мильдой Драуле в Смольный. Совершенно неожиданно коридор опустел. Двое сообщников убивают его выстрелами спереди и в затылок. Кто-то подходит, присаживается и долго смотрит на его лицо.

На похоронах Каменев в глубокой депрессии. Неужели успели что-то передать?

Сталин поручает расследование Генриху Ягоде и Агранову, но те что-то мутят. Сталин понимает, что что-то нечисто. Скоро и Ягоде, и Агранову тоже приходит кирдык. Тем более что ОГПУ порядком проворовалось.

А потом начинается террор, московские процессы, дело антифашистского комитета, дело врачей, дело Джойнта. Пилат выполнил свое обещание Каиафе.

Каменев и Зиновьев, будучи освобождены от своих постов, отправляются в застенки к Стравинскому. Заодно сдают Бухарина, говоря, что он тоже разбойник. Потом их долго пытают, правда, больше психологически, и еще кучу народа, правда, больше физически. Все – бывшие красные бароны. Просят сдать валюту.

Какую валюту? Каждый из них перегнал на швейцарские счета десятки миллионов долларов кровавых денег. Нужны пароли, счета. Появляется какой-то актер. Он доступно объясняет, что будет с их вдовами, детьми. Какой смысл умереть на сундуке, как скупой рыцарь, как Свердлов со своим сейфом? А так, может быть, пять лет на одном из лучших советских курортов в Сибири – и домой. Чтобы скрасить их досуг, некоторых делают наркоманами, что-то колют. На годовщине создания ГПУ Паукер на бис разыгрывает постановку казни Зиновьева. Зал в диком восхищении.

Потом расстрел. Перед расстрелом Зиновьев сходит с ума и поет какую-то еврейскую песенку. Каменев пытается держаться достойно.

Потом я вижу портрет Маргариты Наваррской, покровительницы французских литераторов. Сильно похожа на Анну Ахматову. Потом вижу и неунывающую вдову, вроде бы похожую на Тимошу.

Вот Анна Ахматова в Ницце влюбляется во французского художника Модильяни, он дарит ей свои рисунки. Рисует ее в стиле ню. Она бросает ему розы в окно. Но приходится его оставить. Муж, однако. Вскоре художник умирает в полной нищете. Пройдет много лет, прежде чем его картины будут стоить миллионы долларов.

Снова Ахматова, в ужасе от ареста ее мужа и сына мечется по комнате. Вдруг ей начинает сниться лагерь, она его видит. Пишет какое-то стихотворение про свое предчувствие. Понимает, что надо идти на поклон к Сталину, которого ненавидит.

А вот она вместе с Борисом Пастернаком читает стихи в Колонном зале Дома Союзов. 1946 год. Зал в диком восхищении, аплодисменты не замолкают. Кто-то сравнивает ее с королевой. А потом – разгромная статья и снова опала. Ее сына снова отправляют в лагеря.