Текст книги "Гроссмейстер и Жемчужина. Фауст XXI века. Перед Апокалипсисом"

– Азике-сенсей, я искренне надеюсь, что больше никаких миссий у вас там не припасено.

– О нет, мои дорогие друзья. Поверьте мне, все миссии на сегодня исчерпаны. Я предлагаю хорошо отдохнуть и выпить самого прекрасного вина, которое вы знаете.

– Может быть, как у Пилата, цекубское тридцатилетнее? – предложила Марго.

– Гениальная идея! – восхитился Азике-сенсей, – Мандельштамы отдыхали в санатории ЦЕКУБУ, когда ЦК исполнилось 30 лет. Но это полный бред, конечно же. А вот хорошего вина из центра ядерной физики в Цекубе, я, конечно же, мог бы прихватить. Тем более, говорят, что оно довольно радиоактивное. Но это только моя вина. Поэтому позовем официанта. Официант, сюда, пожалуйста.

К нам подошел выряженный в пирата Троцкий.

– Нам, пожалуйста, красное вино «Цекубское», хотя можно и «Фалернское», желательно тридцатилетней выдержки.

Официант чуть не прыснул от смеха.

– Прошу прощения, но все знают, что вина, которые вы назвали, не красные, а белые. Во-вторых, у нас не только этих вин нет, но и вообще все закончилось. Виновата вон та огромная компания. Зато есть пиво из прекрасного свежего химически чистого порошка.

Азике-сенсей был категорически против такого ответа.

– Мой добрейший пиратский друг, если бы мы с вами жили и вправду в пиратское время, а я-то его хорошо помню, поверьте мне, с таким подходом к вашим гостям ваш объеденный ресторан вспыхнул бы, как еретик на инквизиторском костре. Рэй Брэдбери закурить даже бы не успел.

Азике-сенсей посмотрел на компанию, в которой активно что-то жестикулировал подвыпивший Соководов. Вот алкаш, сказано же: только вода и соки!

Сенсей встал, повернулся к залу и обратился к гостям.

– Дорогие друзья! Сегодня глубокоуважаемый господин Соководов назвал меня шарлатаном. Я чувствую, что должен загладить свою вину. В этом великолепном ресторане закончилось вино. Поэтому я угощаю всех любым вином на ваш выбор, любого сорта и выдержки. Гуляют все!

Зал посмотрел на него, как на сумасшедшего. Азикесенсей смело пошел за барную стойку, где был всего один кранчик для пива, да и то пиво закончилось, и из кранчика уже ничего не капало. Бармен покорно отошел в сторону.

– Подходите, пожалуйста! Не стесняемся!

Послышался женский смех:

– Старика опять торкнуло.

Мы с Марго подошли первыми. Он громко проговорил, чтобы услышал весь зал:

– Вино красное цекубское, тридцатилетней выдержки!

Он открыл кранчик, и из него действительно полилось великолепное красное вино.

– Я пью ваше здоровье, господа! – И тут же опрокинул его под громкие аплодисменты.

– Эй, пират Троцкий, – позвал я официанта, – во-первых, вино есть, во-вторых, оно красное, а не белое! Вы сами не знаете, что у вас из кранчика течет?

Тот обиделся, пробурчал что-то нецензурное и ушел куда-то на кухню.

Потом подошла какая-то молодая девушка, рассмеялась и попросила шампанское «Кристалл».

– Какой прекрасный, совершенно изысканный выбор! Угощаю! – сенсей налил ей полный бокал, пена полилась на пол.

– Настоящее, – удивилась молодая девушка, и неожиданно к бару выстроилась очередь.

Через час зал начал не на шутку пьянеть Дело в том, что все просили 30-летнее вино, либо шампанское «Кристалл», и реально его получали. Официанты начали в испуге перемигиваться, происходящее не укладывалось в их сценарий.

Напился и я. Потянуло на приключения. Я вышел на сцену, но понял, что спеть даже песню про зайцев не смогу. Язык не ворочался. Ничего страшного.

– А теперь старая сказка. Бафомет, прошу прощения, Бегемот.

 
Жил да был
Бегемот.
По пустыням он топ-топ,
Папиросы курил,
Примус-бензовоз чинил,
На кота похож он был,
Непонятно говорил, –
Бегемотик Баал Бегемотович!
И какой-то барбос
Укусил его в нос, –
Нехороший барбос, невоспитанный.
Оглянулся Бегемот
И барбоса всунул в рот,
Проглотил его вместе с ошейником.
Рассердился народ,
И в Америке орёт:
«Эй, держите его,
Да вяжите его,
Да ведите скорее в полицию!»
Он вбегает в трамвай,
Все кричат: «Ай-яй-яй!
Пулеметы скорее несите нам».
И бегом,
Кувырком,
По домам,
По углам
И в Сенате:
«Спасите! Помилуйте!»
 

По всей видимости, я создал в зале когнитивный диссонанс. Ко мне лениво подошел какой-то верзила в кожаном пиджаке.

– Братан, ты зря на Чуковского наезжаешь. У него ведь крокодил был, а не бегемот. И он говорил по-турецки. Парвус же. Если бы по-турецки или по-немецки, еще ладно. А у тебя что-то вообще не то.

– Все правильно, так и было в оригинале, именно по-немецки. Просто Лапшенникова не пропустила в таком виде.

– Ты имеешь в виду Надежду Крупскую?

– Именно ее. Вы весьма образованны!

– И все же крокодил был бы лучше.

Я не согласился.

– А что, было бы лучше, если бы я, как Петр Капица, наехал на Резерфорда, обозвав его крокодилом?

Верзила смотрел на меня в полном замешательстве, наверное, ему послышалось слово «тупица». Но оплеухе между Мандельштамом и Толстым было не суждено повториться, как и между Лебедевым и Полонским. Амбал просто решил не портить вечер и вежливо порекомендовал:

– Ты бы лучше спел что-нибудь.

Но меня почему-то понесло дальше:

– Уважаемые друзья! Предлагаю поблагодарить Азике-сенсея за сегодняшние напитки. Иначе вы бы все сейчас пивом бы надувались или вообще водой из-под крана.

– Спасибо. – Зал успокоился и захлопал.

Азике-сенсей хохотал, а меня несло дальше:

– Я прошу прощения, но меня не оставляет мысль. Понимаете, пока мы с вами здесь веселимся, Фаланд, тьфу ты, этот, Вульф, уже в Москве. Я это видел. И поверьте, не сегодня-завтра вы еще прочитаете в газетах о весьма странных вещах. Нельзя, дорогие товарищи, так безответственно относиться к жизни.

Здесь зал замолк. Произошло замыкание.

Недалеко, в самом сердце той самой пьяной компании, поднялся Соководов.

– Послушай, как там тебя, ты всем сегодня уже надоел. Ты же не в США. Ты бы еще «держите иностранного шпиона Воланда» запел. Может быть, пойдешь, помедитируешь, наконец? Во-первых, черный маг и историк Джордж Буш давно уже не президент США. Теперь в Грибоедове рулит даже не АрчиБАльд АрчиБАльдович, а этот швейцар с бровями, как его, забыл. А историю с Саддамом Хусейном и Муаммаром Каддафи все уже давно забыли. Кстати, твой сенсей все равно шарлатан и плут. Чем он нас тут поит, вообще непонятно. Ребята, я предлагаю, наконец, разобраться с этим бардаком.

Соководов вместе с еще 3 перцами начали засучивать рукава. Верзила, стоящий рядом со мной, схватил меня за ворот и потянул на себя.

Ситуацию спасла дикая неожиданность. Заиграла какая-то эротичная музыка. Типа «Да, босс, я все понимаю». В зал вбежала полуголая девица.

– А сейчас только для наших гостей – прелестнейшие танцовщицы театра «Варьете – из Одессы с любовью». Наслаждайтесь и не стесняйтесь их трогать!

Неожиданно в зал ворвался какой-то пар, а за ним – куча прекраснейших нимф в абсолютно прозрачных одеждах. За ними так же энергично вбежали почти голые стриптизеры в полицейских фуражках. Они равномерно распределились по столикам. Нимфы заигрывали с опьяневшими, накаченными адреналином парнями, которые только что хотели нас порвать. Они начали их активно раздевать, снимать рубашки, обливать шампанским, стягивать брюки. Стриптизеры обслуживали женские компании. Кто-то начал раскидывать по залу пачки резаной бумаги, на которых была изображена чья-то голова в черных очках. Народ их активно собирал и пихал в трусы стриптизерам и стриптизершам. Про нас все тут же забыли.

Марго была в полном ужасе от произошедшего. «Ну уж нет»! – Она схватила меня за руку, оторвала от какой-то нимфы, которая ужа принялась расстегивать мне рубашку. Вслед за Азике-сенсеем мы побежали наверх, на свежий ночной воздух.

Ночная свежесть ударила нам в лицо, и мы протрезвели. Мы и не могли быть пьяными, так как выпили всего по три бокала вина в самом начале ужина.

Азике-сенсей падал от смеха.

– Крокодил. Бегемот. Вдруг схватился за живот… Я не могу. Ребята, как можно, вы выдузили недельный запас воды на этом теплоходе! Хотя она ему больше и не понадобится.

Мы долго хохотали.

Внизу же, на кухне, было совсем не смешно спешно сбежавшим из ресторана пирату Троцкому с кинжальной бородой, который зловеще сверкал глазами, и официанткам.

Одна из них нервно курила.

– Вы не поверите. Они выпили 60 литров воды, зачем-то разделись почти до гола и почему-то продолжают поливать друг друга водой. Все орут, кидаются какими-то фантиками, и им весело. Алкоголь кончился еще 2 часа назад, еды давно никакой уже нет, музыку давно выключили, и чем они так обдолбались, непонятно. Если это не кончится через 2 часа, будем вызывать психушку и полицию.

Пират первый раз улыбнулся.

– Ты в курсе, где мы? Здесь на триста километров вокруг нет не то что психушки, но даже вытрезвителя.

Всем взгрустнулось.

Послышался шум. С диким визгом на палубу выбежал какой-то поросенок со смешной кличкой «Олигаршик», еще живой, и с разбегу прыгнул в пучину. Нырять за поросенком никто не стал, но мяса на теплоходе поубавилось. Два коренастых матроса скрутили Соководова и тащили его куда-то на свежий воздух. Он кричал и пытался вырваться. «Фаланд, он пришел за нами!». День прошел успешно.

15. Комета и еще одна справка

«…не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов; а вы сделали его вертепом разбойников».

(от Марка, гл. 11, ст. 1 7)

Мы стояли на палубе, и легкий ветерок играл на наших лицах. Азике-сенсей посмотрел в чистое ночное небо и задумался.

– Дорогие друзья, у меня такое чувство, что скоро буду вынужден вас покинуть на некоторое время. Мы плывем немножко быстрее и кривее, чем нужно, но мне кажется, что так даже лучше. А сейчас хотел бы сделать вам небольшой сюрприз. Посмотрите вон туда.

Мы с Марго обнялись и посмотрели туда, куда Азике указывал рукой.

В чистом ночном небе стремительно летела комета с длинным голубым хвостом.

– Загадайте же желание, мои друзья! – улыбнулся сенсей.

Мы с Марго закрыли глаза.

– Как красиво! – Марго снова открыла глаза. – Мне представилась, что это Наташа летит верхом на борове.

– О нет, моя госпожа, это искусственная комета, когда-то придуманная известным астрофизиком Иосифом Шкловским. На последнюю ступень ракеты или спутника просто приделывают устройство, которое распыляет натрий. Но натрий – это же не Наташа, а спутник – не боров.

– Ах, все равно, зато как красиво! Конечно же, не так красиво, как Венера в лучах полярного сияния, которую видела Валентина Терешкова в космосе, но все равно…

Мы еще долго любовались ярким следом, оставленным в небе. Куда и на какой бал улетела эта Наташа, неизвестно.

– А где же дракон? – спросила Марго.

Сенсей удивился.

– Какой еще дракон?

– Который должен преследовать жену, одетую в солнце. – Марго продолжала что-то придумывать.

Но никто не знал, что ей ответить. Сенсей улыбнулся.

– Марго, если бы летела на метле в космосе и откидывала тень на Луну, то по тени можно было бы подумать, что дракон – это ты. Только развернувшийся в другую сторону. А так даже не знаю. Дракона нет в нашей программе. Но ведь это прекрасно! И на этом, мои добрые знакомые, нам пора! – Сенсей явно утомился.

Мы разошлись по каютам и вскоре заснули без задних ног, несмотря на визг и шум, доносящиеся откуда-то из глубины корабля благодаря неуемной компании.

* * *

Приблизительно в 5 утра, а может быть, и раньше я проснулся от ужасного толчка и дикого скрежета. Мы с Марго с квадратными глазами нацепили, что попалось под руку, и выскочили на палубу. Здесь нашим глазам открылась потрясающая картина. Теплоход почему-то выскочил прямо на берег острова и лежал своим пузом прямо на земле.

Из кают выскакивали испуганные пассажиры и неслись к выходу. Картину завершала группа казавшейся пьяной молодежи, которая практически в голом состоянии с диким визгом неслась прочь с корабля.

«Потрясающе», – подумал я про себя. Оглядевшись, я убедился, что ничего не горит. Мы с Марго вернулись в каюту, быстро собрали вещи и спокойно убрались с корабля.

Толпа нудистов как будто бы протрезвела и начала активно разбегаться по кустами. На корабль уже никого не пускали. Бедолагам было стыдно, и они дрожали, не попадая зуб на зуб. Особенно смешон был Соководов, который ходил взад-вперед, топал ногами и матерился. Он клялся найти Азике-сенсея и обернуть его в какую-то иную веру или сменить его ориентацию. Вспоминал какого-то рака.

Очевидно, что на этом наш сегодняшний бал заканчивался. Начало светать.

Скоро к нам вышел какой-то батюшка. Он был ужасно недоволен и постоянно причитал о чем-то. Я понял, что мы на Тартарааме, что совсем неподалеку от Валаама. Первую часть фразы отца Владимира, как мы потом узнали его имя, я пропустил.

– …Вот кого я бы с большим, нет, исключительным удовольствием бы отпустил, так это вашу компанию и теплоход, настолько вы лишние на этом прекрасном острове! Как, впрочем, и куча космического хлама на земной орбите! Но не раньше, чем вы все сгинете отсюда.

Потом он что-то шумно обсуждал с капитаном, звонил своим, началась бурная деятельность.

К нам подбежала администраторша.

– Уважаемые товарищи. Приносим наши огромные извинения! Все компенсируем. Но нужна ваша помощь, мы собираем со всех акты, пожалуйста, прошу, вот ручка и листок бумаги.

– На какой предмет? – спросил я без настроения.

– На предмет предоставления полиции и страховой компании, – твердо ответила администраторша.

– Мы что, похожи на справочное бюро? – спросила Марго, насупившись.

– Тогда вы рискуете остаться без возмещения морального ущерба.

– Так и быть, для вас сделаем исключение. – Я уверенно взял ручку и бумагу.

«Сим удостоверяю, что предъявитель сего, администрация теплохода «Аврора», провела упомянутую ночь на острове Тартараам, проще говоря, на балу у сатаны, будучи привлечена туда в качестве перевозочного средства (теплоход). Подпись – Бегемот-пионер».

– И число, пожалуйста. – Администраторша даже не удосужилась прочитать справку.

Я поставил число, и только благодаря этому справка стала действительной. Хотя число я поставил немножко не то.

– А Польша? – не унималась администраторша.

– А причем здесь Польша? Вы бы еще борьбу сумо вспомнили, тем более что самый тяжелый сумоист – наш, из России. Он в Японии под ником Аврора выступает. – Я ничего не понимал и решил сострить.

– Ну, Боров – это же в Польше, на которой еще Калининград сверху катается. Ну, хорошо, хорошо, ни при чем, так ни при чем.

Потом к теплоходу подъехало несколько патрульных машин с мигалками. Косячную компанию помассировали резиновыми дубинками, потом одели в какое-то тряпье и привели в порядок, при этом зафиксировав их разгульное поведение. Их же планировалось и обвинить в случившемся. В общем, они попали.

Так же, как и мы, Соководов бегал вокруг и активно выспрашивал про некоего японца, Азике-сенсея. Народ окончательно убедился, что у нас проблемы, так как никакого Азике-сенсея никто никогда не видел. Наконец, к нам еще раз подошла администраторша и убедительно показала список пассажиров, в котором действительно не было никаких японцев.

Еще больше ее удивил мой вопрос про тренинг по дзену. Как выяснилось, был театральный кружок, где все отрабатывали какую-то сценку из «Евгения Онегина», я на него и записался. Но не пришел. Я понял, что ничего не понял. Марго также была сильно раздражена.

Соководов долго возмущался, говорил, что он этого так не оставит, грозился, что его дядя – какая-то большая шишка в правительстве или в мэрии, по фамилии Жданов. Нам, конечно, эта фамилия ни о чем не говорила, хотя когда-то давно был какой-то советский бонза Жданов, ну и что с этого?

В конечном итоге нас ждало длинное и нудное возвращение в Питер, а затем – назад в Москву.

Вот мы и подготовились к съезду булгаковедов по теме «Мастер и Маргарита – песня о вечной любви». Марго вернулась в Москву, чуть не лопаясь от злости.

16. Прогулка

«Когда они пришли к народу, то подошел к Нему человек и, преклоняя пред Ним колени, сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду, я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его. Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда».

(от Матфея, глава 17, ст. 14-17)

Итак, долгожданный день наступил. Съезд решили провести в Центральном доме шахматиста на Гоголевском бульваре. Мероприятие должно было начаться в 3 часа дня. Времени еще было много, и я решил прогуляться.

Зашел в Планетарий недалеко от Патриарших прудов. Долго смотрю на турникет, на луну и не могу понять, что так сильно поразило Ивана Николаевича. Луна как луна, хотя ведь еще не полнолуние. Турникет тут не при чем, так как речт шла о рычажке, который пытался вытянуть на себя пилот Боинга. Рядом вижу оставленную желтую прессу. Какая-то историческая статья про красный террор.

Что-то смешное про красного прокурора Андрея Вышинского, который в 1917 году подписал распоряжение о неукоснительном выполнении приказа Временного правительства о розыске и предании суду, как немецкого шпиона, Ленина.

Потом в Питере начался красный террор, связанный с убийством чекиста Моисея Урицкого. В августе 1918 года один за другим пошли приказы паникера Григория Зиновьева: «Немедленно привести все силы в боевую готовность и организовать повальные обыски и аресты среди офицерства, студенчества, обыскать и арестовывать всех буржуев, англичан и французов». По его приказу Азазелло, прошу прощения, Глеб Бокий расстрелял больше 500 заложников – тех, кого ранее задержали.

Красная волна из прошлого почему-то ворвалась в мой разум. Мгновения, спрессованные в года. Но зачем я об этом думаю? Ведь это было очень давно, где-то в Питере, а здесь Москва. Гораздо более обоснованным было бы думать о дебоше, который когда-то устроил в литературном кафе «Стойло Пегаса» Сергей Есенин. В пьяном виде он совершал броуновское движение, хулиганил, выкрикивая какие-то лозунги о сионистском заговоре. Но это уже совсем в другую сторону, где-то на Тверской.

Можно было бы, конечно же, попоститься дней 47, не гулять по кабакам, не искушать судьбу и никуда не прыгать, доводя себя до белой горячки, но такова жизнь.

Гудок айфона. Это организаторы прислали шуточную рассылку для участников форума. Небольшое шуточное видео, пародирующее встречу Ивана, Берлиоза и Воланда на Патриарших. Высокого Воланда, немца, черного мага и историка с двойным В на визитке, то есть W, сыграл Джордж Дабл-ю Буш, вернее актер, который его сыграл. Или наоборот… Хотя все совпадает. Берлиоза сыграл Саддам Хусейн, благо стихи писать он умел. А революционера, идеализировавшего революцию, Ивана Бездомного, сыграл Муаммар Каддафи, большой ценитель Кропоткина.

Сценка, конечно, получилась интересной. Буш показал обоим кино про суд над диктатором Пилатом. Саддам Хусейн все понял, сообщил, что у него совещание в ООН летом, и попытался уйти. Но увы! Воланд заранее сообщил ему, что не ранее, чем наступит новогодняя ночь, то есть когда наступит веселая вечеринка в ресторане «Грибоедов», и в 12 ночи все начнут танцевать, он будет казнен. А Воланд въедет в его дворец. Каково же было удивление Каддафи, когда все так и случилось, прямо перед Новым годом. Аннушку, разлившую масличко, из-за чего ее светильник погас, сыграл Кофи Аннан.

От удивления Каддафи принял крещение нефтью, повторив подвиг Сергея Есенина, а потом побежал в Организацию Объединенных Наций. Правда, забыл надеть костюм. Там он предупредил всех о Воланде и его преступлениях, целых полтора часа махал какой-то книжкой, так, что его переводчик упал в обморок, вспомнил и Барака Обаму. Он у нас играл Арчибальда Арчибальдовича. Тот был этим недоволен, заставил кого-то свистеть, даже Рюхина привлек. Рюхина в нашей сценке играл Саркози. Тот и сдал Ивана Бездомного с потрохами, хотя и Каддафи в долгу не остался.

Мне эта сценка показалась слишком политизированной и не очень смешной. Где фантазия? Вторжение в Ирак произошло в 2003 году. И тут же в поисках Воланда на США набросился Ураган Иван. Вызвал ровно 117 смерчей, разрушил нефтяную платформу, собрал в кучу какие-то яхты, а затем направился прямо на родину Буша, в Техас. Вот это было бы смешно… Или хотя бы Ивана Урганта как-то добавили… Но, как говорится, хочешь сделать хорошо, сделай все сам.

Посмотрев на часы, я вышел на улицу и направился к Баррикадной. Где-то здесь, вроде бы, должен был умереть Доктор Живаго. Под трамвай он, конечно, не попал, он из него вышел, а потом упал и больше не подымался.

Собиралась гроза, на Патриаршие пруды надвигалась черно-лиловая туча. Я ускорил шаг. Рядом со мной в пробке застрял поток машин. Одна из них – бентли последней модели какого-то странного готического цвета. В открытом окне сзади я увидел солидного джентльмена в сером берете, задумчиво смотрящего на прохожих и покуривающего дорогую сигарету. Единственная странность. Его голова была аккуратно забинтована, как у раненого бойца. На секунду мне показалось, что в глазу у этого джентльмена горит вольфрамовая нить накаливания, уходящая глубоко внутрь.

Почему-то пришла в голову странная мысль: а что, если это какой-нибудь робот-киборг, выполняющий команды своего одноглазого хозяина на Юпитере? Бред конечно. Зачем же тогда бинты?

Переднее окно было закрыто и давало блики, казалось, там сидит не человек, а ворон. Это, конечно же, мне показалось, ведь это был бентли, а не воронок НКВД.

Грянул гром. Я ускорился. Обогнал бентли, почувствовав на себе вольфрамовый взгляд пожилого джентльмена. Что за пробка! Поток двинулся, и он вновь поравнялся со мной. Пока я шел к метро «Баррикадная», эта история повторилась раз пять или шесть.

«Что за чертовщина»? – подумал я. Мне никак не удавалось оторваться, а пробка не исчезала.

Но это была лишь первая странность. В спешке я поравнялся со слепым дедушкой в черных очках. Его вел такой же старый пес-поводырь с совершенно белыми глазами. Какая странная картина. Если бы не девочка, внучка этого дедушки, которая вела слепого пса-вождя, очевидно, что оба вскоре бы попали под колеса или рухнули в какой-нибудь чертов овраг. Еще более странно было то, что на руке у дедушки блестели дорогущие часы «Ролекс». Зачем они ему? Слепой часовщик.

И тут произошла третья неожиданность. После злополучного сна в самолете меня стали преследовать какие-то странные вспышки-озарения сознания. Грянул гром, и меня пошатнуло. Опять кроличья нора. Червоточина во времени. Да что же это такое! Мне почудилось, что я превратился в водяной поток, ворвался в какую-то подземную трубу и на огромной скорости помчался в неизвестном направлении.

Что очень важно – прямо по маршруту Ивана Бездомного. Изгибы, повороты, бульканье воды, я пролетаю мимо Храма Христа Спасителя и впадаю сначала в какой-то подземный овраг, а потом прямо в Москву-реку. По непонятным причинам мне показалось, что я мельком увидел Алису Селезневу, убегающую от пиратов. Потом меня отпустило.

Ну конечно же, это была подземная речка Черторый, которая начиналась на месте Патриарших прудов, потом текла где-то по маршруту Ивана Бездомного (Спиридоновка и т. д.) и впадала в Москву-реку в районе Чертолье.

По иронии судьбы, да-да, по иронии судьбы, там же происходила борьба добра со злом. Речку укротили. Потом построили монастырь. Снесли. Потом Храм Христа Спасителя. Снесли. Замахнулись на Вавилонскую башню – Дом Советов. Не смогли. Потом бассейн. С легким паром! И вновь Храм Христа Спасителя. И снова попытка осквернения. Как говорили в народе в советское время. То храм, то хлам, то срам. В точности, как в ужасно запущенном доме, на который налетел Иван Бездомный. Ну да ладно.

По крайней мере, теперь я совершенно точно знал маршрут Ивана Бездомного. Но превратиться в водный поток я, конечно, не мог. Вспышка сознания потухла. Оказалось, что это грозным потоком хлынул дождь обдавая меня струясм воды.

Спасаясь от дождя, я бегом ворвался на станцию «Баррикадная». В мгновение ока я пересек и Патриаршие пруды, и Спиридоновку и со станции «Пушкинская» перешел на «Чеховскую». К своему ужасу во время перехода между станциями мне показалось, что впереди в огромной толчее я опять увидел того самого забинтованного джентльмена в сером берете. От неожиданности я даже споткнулся и чуть не разбил колено. Прояснить, он ли это или нет, я не смог, толпа не позволяла. «И куда их всех черт несет в такой спешке?» – подумал я.

С «Чеховской» станции я вмиг долетел до «Арбатской», где вновь оказался в сильной толчее и был ослеплен огнями подходящего поезда. Оттуда «Библиотека им. Ленина» и «Кропоткинская». Ни котов, ни Воланда, ни музыки никакой не было.

«Хотя, может, в советское время и играла какая-нибудь классика, типа Евгения Онегина, в особенности в год столетия со дня смерти Пушкина, в 1937-м. Странно, что этот год совпал с годом страшных репрессий», – подумал я.

Выйдя на Кропоткинской, я почему-то решил чуть прогуляться назад, в направлении Москвы-реки. Прошел по подземному переходу. Этот переход не был ни пустым, ни гадким, ни омерзительным, и я не заметил ничего, говорящего о мерзости запустения. Храм Христа Спасителя вновь стоял на своем месте.

Проходя мимо какой-то лавки, я увидел репродукцию, где дьявол ставит Христа на крыле Храма и искушает его, говоря: «Если ты Сын Божий, бросься вниз». Посмотрел на цену. Дороговастенько.

И здесь тотчас же мне ужасно захотелось искупаться, прямо как Ивану Бездомному. В особенности если бы сейчас была зима, открытый бассейн с подогревом – самое то! Эх, как жаль, подумал я. Открытый бассейн «Москва» прямо на берегу Москвы-реки, радовавший жителей в течение 1960-1994 годов своими паровыми испарениями, которые портили все вокруг, давно исчез.

Так что мне не пришлось забегать внутрь, шастать по женским раздевалкам, пугать голых девушек в душе и рассекать в теплой воде на холодном воздухе. Увы!

Мои мысли прервала громкая фраза Ипполита из фильма «Ирония судьбы или С легким паром!».

«Какая гадость эта ваша заливная рыба!».

Продавщица смотрела какой-то прикол на своем телефоне.

Поднявшись и обогнув Храм Христа Спасителя, я понял, что старый памятник Александру Третьему давно, давно разрушен. Правда, я заметил какой-то новый памятник. Но никакой дедушка Софии Толстой-Есениной Лев Толстой с бородой и со своим рассказом «Самокрутка», так «любимые» Сергеем Есениным, там не стоял.

Вы, конечно же, сразу догадались, что речь шла о бородатом памятнике, который охранял чью-то толстовку и расшнурованные стоптанные ботинки. Если бы он делал только это, не было бы проблем. Но курить самокрутку – для памятника это уже слишком.

Правда, всем известно, что самокрутка, про которую нам рассказывал товарищ Лев Толстой, была не для курения. Это была самоходная мельница, которую не смог изобрести крестьянин, но вскоре-таки изобрели умные инженеры. Индустриализация, однако. Такую самокрутку курили не памятники, а теплоходы.

С тех пор вонючие рваные толстовки, стоптанные башмаки, всякая толстовщина и есенинщина, воспевающие крестьян, остались на том самом берегу. Деревянные иконы, если это не антиквар, стали использовать в качестве санок, дров для самоваров, а их место заняли портреты вождей и их же бумажные иконки.

Вот так наш любимый поэт Иван не выдержал и второго искушения дьявола. Мир входил в новую эру, эру нефтяного всадника на вороном коне. Запах богатства, дорогих духов, роскоши, машин. Несложно догадаться, что вскоре у крестьян, как и у крестьянских поэтов, начались небольшие проблемы.

Единственное, чего я не понял, это при чем тут Александр Блок, Дунай и Будапешт. А в особенности чайка, Шукшин и Петр Бронебойщик. Но это были совершенно неправильные мысли, и я их отогнал. Эх, как же сильно я отвлекся!

Возвращаюсь к прогулке. Дело в том, что именно здесь, в этот самый момент мне сильно повезло. Пройдя около 100 метров, я заметил столпотворение народа. По-видимому, какой-то аттракцион. Я увидел, как раздеваются красивые молодые девушки и уходят в толпу, хотя и парни там тоже были. В отличие от Ивана я не увидел здесь ничего срамного. Наоборот, все это меня сильно заинтересовало, я имею в виду девушки, конечно, и я не стал бороться с искушением. Все-таки не великий пост. Я решил подойти поближе. Выбежал какой-то мужик в костюме нефтяника, обмазанный нефтью.

– Не желаете принять крещение нефтью? На удачу? Через год богатство нефтяника вам обеспечено.

Я вспомнил, как Иван Бездомный плавал в нефтяных пятнах, а Сергей Есенин принял второе крещение нефтью, прыгнув в открытый резервуар с нефтью при посещении нефтяных промыслов где-то в Баку. А заодно решил испытать судьбу. В результате этого случая поэт оказался в бакинской больнице с ужасной простудой.

– Я что, сильно похож на Сергея Есенина?

– Не переживайте, после этого вас сразу обмоют горячей водой и обсушат феном. Всего за 50 бакинских.

Я подошел поближе. В центре толпы стояли два самодельных бассейна. Один был наполнен нефтью. Другой – теплой водой. Почему бы и нет, с деньгами у меня проблема, а удача всегда пригодится. Я заплатил, разделся, снял ботинки. Как хорошо все же, что я не Сергей Есенин, а то какая-нибудь поклонница стащила бы у меня шнурки. Да и верхнюю одежду, как у него, тоже могли бы стянуть.

Здесь вспомнил прекрасный стишок Есенина, якобы прочитанный перед прыжком:

 
«Не лучше ли церквей
Вот эти вышки…»
 

Со всей дури нырнул в нефтяной бассейн. Вынырнул я уже весь черный, как настоящий нефтяник. Сразу перебежал в соседний бассейн, где меня обмыли из шланга. Потом мне дали два полотенца, и скоро я стал чистым и обновленным, а главное – сухим.

Какая все же замечательная идея! До чего только ни додумаются наши коммерсанты. Еще бы карточки с Лениным на выходе выдавали, и вообще был бы полный улет!

А если поджечь резервуар? Вот бы он вспыхнул! Но у меня не было спичек, так что даже при всем своем желании я не смог бы повторить фокус Иосифа Джугашвили с его огненным крещением бедных бакинских нефтяников. Да и спор между Нобелями и Рокфеллерами за мировое господство уже давно был закончен.

На прощанье, вспомнив про Зиновьева, я кинул в нефтяной бассейн цинковую монету. Этого никто не заметил. «Интересно, какие химические реакции могут протекать вместе с цинком, нефтью и полонием, особенно если все это поджечь»? – К чему я об этом подумал, сам не знаю.

Очевидно, что в Москве-реке купаться я не стал. И все же захотелось взглянуть еще раз на прекрасную панораму и на Мастера чуть поодаль попосреди реки. Я закурил сигарету. Сзади подошел какой-то пожилой мужчина с тросточкой и в берете. Он тоже закурил. Потом обратился:

– Я слышал вашу реплику про Есенина. Приятно, что на свете еще остались образованные люди. Действительно, он так и остался без квартиры до конца жизни, в общем, без определенного места жительства. Но хотел бы обратить ваше внимание, что и другие поэты, кроме него, были-с.