Текст книги "Скитания души и ее осколки"

Но со временем пламенное горение истаивало и на исходе пятого года их взаимного очарования друг другом, присутствие Нели уже тяготило Викинга. Все чаще он усматривал в ней не неординарность натуры, а истеричность и необузданность желаний малоинтеллигентного человека, не успевшего получить азы культурного воспитания. Жизнь стала приобретать для нее черты обыденности и серости.

Тогда-то Неля и осознала, что таких людей, как Викинг, больше всего волнует процесс завоевания, даже не столько физического, как духовного. Чтобы в его образе видели некую единственность, даже божественность. Когда же такое подчинение происходило, то наступала пресыщенность предметом завоевания. Появлялось желание поиска новых впечатлений. Но Неля уже поверила Викингу, позволила себе расслабиться, пустила его в сердце. К такому резкому повороту судьбы, когда он перестал обращать на нее внимание, готова не была.

Хотя временами и мелькала в ее сознании мысль – как она мечтает вырвать Викинга из когтей двух «сирен», то когда-нибудь и ее кто-то посчитает «сиреной». Но тут же о такой мысли забывала, еще страстнее отдавалась своему чувству к Викингу и разочарования никак не ожидала. Именно в тот момент казалось ей, что достигли они пика наивысшего счастья пребывания друг с другом. Отпускать Викинга из своей жизни никак не хотела, хотя, может быть был бы самым простым, самым лучшим путь предыдущих мужчин, выброшенных ею из памяти.

Но здесь для такого поступка не могло быть и места – ведь ее замерзшее сердце обнажилось. Управляться с ним у Нели не было сил и желания. Поскольку еще с тех давних пор, когда подруга увела у нее Гусара, Неля подругами больше не обзаводилась. Те товарищи – мужчины, которых держала для сглаживания одиночества, никак для душевных излияний не годились, советоваться ей было не с кем, с болью оставалась наедине. К Нине бежать с навалившимися горестями не хотела. Еще очень хорошо помнила высказывания актрисы, что Викинг не достоин и ее мизинца, что она для него очередное развлечение. И «жены эти» только для того, чтобы содержать его.

– Но все не так, – пыталась тогда убедить Неля актрису, – он старается зарабатывать, просто нет постоянного заработка, а меня, зато освободил от ненавистной работы. И я ему помогаю во всем.

– Конечно, помогаешь, у кого можно просишь в долг, а потом бегаешь, отдаешь деньги, усмехнулась тогда актриса. И Неля представила, как Нина начнет ей выговаривать, что все годы была права по поводу ее кавалера, а иначе актриса его и не называла, и что надо было Неле слушаться старших, так как она, Нина всегда права.

И все-таки кому-то нужно было рассказать о нахлынувшем одиночестве, о тревожно скучных ночах и печальных днях. И вспомнила Неля, что в разгар счастья ходила с Викингом в церковь и даже какой-то святой ставила свечки. Вот и сейчас пошла она к этой иконе с зажженными свечами и просьбой, чтобы направила ее на верный путь. Указала, как удержать Викинга. Молиться Неля не умела, поэтому обратилась к святой с незатейливыми словами: мол, та и сама, наверно, любила и может тебя тоже бросали, так должна помнить, как саднит сердце, разум становится словно помешанный, ничего, кроме дум о любимом в голове не держится. Болит не только голова, все тело болит, сплошная боль, превращающаяся в болезнь.

Вот пусть и научит ее, Нелю, как вернуть его. Ведь святая давно знакома с Викингом. Сколько он ей поклонов отбил, сколько свечей зажег. Пусть хотя бы какой-нибудь знак даст, что услышала она просьбу ее. И еще просила Неля, чтобы Викинг написал рассказ, посвященный ей на подобие «Лики» Бунина, строчки, из которого она просто помнила наизусть. «Недавно я видел ее во сне – единственный раз за всю свою долгую жизнь без нее. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общей жизни и общей молодости, но в лице ее была прелесть увядшей красоты. Она была худа, на ней было что-то похожее на траур. Я видел ее смутно, но с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда» – Но, видно, святая была не в настроении и в фамильярные отношения вступать не хотела. Она смотрела на Нелю задумчиво, думая о чем-то своем.

Не дождавшись никакого совета, Неля, еще более опустошенная, вернулась домой. Села на диван, уставилась в потолок, будто на нем был выбит ответ – что ей делать. Неожиданно глаза заволоклись пеленой, слезы ручьями потекли по щекам. Ей стало жаль себя, такую несчастную, никому не нужную. Вдруг Неля увидела перед собой Душу, вызывающе одетую в модную клетчатую мини-юбку, в туфли на огромной платформе, с нагло засунутыми руками в карманы куртки из мягкой дорогой кожи, из которой показывался свитер-водолазка. Душа выглядела молодо и спортивно.

– Да, давненько не встречались. Вновь в тоске, – насмешливо скривив рот, – произнесла Душа. – Опять горюешь по мужчине. Так и будешь горевать только от их отсутствия, – она ядовито вопрошающе уставилась на Нелю. – Все от безделья, пустоты. – Душа еще что-то хотела сказать, но Неля резко вскочила с дивана, схватила ту за рукав и стала выталкивать из комнаты.

– Кто тебя звал, – пронзительно вопила Неля. – Тебе что? Больше всех надо?! Опять пришла мораль читать?! Сколько лет жила без тебя и не пропала. Без нравоучений твоих обходилась. Я тебя куда послала?! Не помнишь?! Не нуждаюсь в тебе! Сама разберусь что делать.

– Таки сама, – Душа вырвалась из рук Нели, села на стул, от которого оторвать ее было невозможно, словно приклеилась к нему. – Как скорпион впилась в Викинга. Истериками, требованиями замучила, просто умертвила его. Не может на тебе жениться. Не может тех двоих бросить. Знала, на что шла. Не твой он. И святая тебе не поможет. Его она святая – не твоя. Все во сне бродишь. Забыла дорогу, куда надо идти. Надеюсь – проснешься. А, в общем, ты ничего собой не представляешь.

И тут Нелю озарило – не надо давать ему повода видеть в ней обычного человека, состоящего в одной цепочке с его, так называемыми женами. Она должна выделиться, вновь стать, как ей казалось, неординарной, какой представлялась ему раньше. Стать такой, которая бы никогда не наскучила.

– Куда идти? Все ты знаешь, – крикнула Неля, обращаясь к Душе. – Нет, не буду я такой, как все! – Но Душа уже улетучилась.

За годы, проведенные с Викингом, Неля хорошо изучила его. Теперь она знала о его самолюбии, честолюбии и властности. Идея стать не такой, как все, привела к успокоению, даже сосредоточенности. Еще очень хорошо почувствовала – для изменения своего образа должна ранить Викинга, заставить его страдать. Знала, что только страдание обновляет ощущения человека. Необходимо изменить. Чтобы измена была не только осмысленна, а просто осязаема Викингом. Чтобы его непревзойденность, созданная им самим в себе, была разрушена. Ведь он так уверен в своей неповторимости. С его-то самолюбием такое стерпеть – трудно представить. Одна из обожательниц вышла из-под контроля. По его понятиям: «баба должна быть глухонемой сироткой»

За своими размышлениями Неля не заметила, как перед ней появилась маленькая хрупкая девушка лет двадцати с бело-розовым фарфоровым лицом с сияющими круглыми цвета голубого ситца глазами. В первый момент Неле показалось, что перед ней возникла немецкая трофейная кукла, о которой она мечтала в детстве. Но «кукла» уже щебечущим голосом приносила свои извинения за внезапное вторжение.

– Вы, вероятно, не слышали звонка, соседка впустила меня, а дверь комнаты не была заперта. Постучала, но вы не откликнулись. Вот я и вошла. Господи, все-таки я вас нашла. Ой, я не представилась. Меня зовут Вера, правда, я сейчас меняю имя. Буду Дворой. Моя бабушка так звала меня в детстве. Да, вы, может, помните мою бабушку. Ее звали Ревека Яковлевна. Она полгода назад умерла, но с меня взяла слово, что обязательно вас разыщу. Вера-Двора продолжала щебетать, а Неля явственно увидела ненавистную в детстве Ревеку Яковлевну с постоянно оторванной подпушкой зеленого сарафана.

– Откуда она взялась? Что этой девчонке от меня надо? – подумала Неля – Не до нее мне вовсе. Своих забот хватает. Еще эта свиристелка свалилась на голову.

Вдруг в нескончаемом потоке речи явственно различила, что ее, Нели, бабушка перед самой смертью передала Ревеке Яковлевне то ли записочку, то ли письмо, адресованное внучке. Но поскольку там упоминались «такие вещи», которые, ни маме Нели, ни тем более ее дяде умирающая женщина доверить не могла, то послание отдала Ревеке Яковлевне. Да и та боялась держать в доме «опасный документ», поэтому выучив его наизусть, просто уничтожила. Ведь шел 1953 год, когда она Вера-Двора родилась. Сейчас, после смерти Ревеки Яковлевны, она со своей мамой уезжают в Израиль. Только поэтому девушка так настойчиво искала Нелю. Если она хочет, то может записать этот текст.

– Хорошо, – ответила Неля, – пожалуй, запишу. – И она начала писать.

«Неличка, моя любимая внученька. Ты, наверно, уже взрослая. У меня не было богатств, больших денег, чтобы передать тебе. Но я завещаю тебе, внученька, мои мечты о земле и небе, к которым стремилась всю жизнь. Вначале Палестина, затем государство Израиль. Так складывались обстоятельства, что мечты остались неосуществленными. Оставляю тебе мечту о самом необходимом городе – Иерусалиме. Там найдешь защиту Того, Кого сейчас отвергаешь. Он хранит тебя и здесь, а там оберегал бы еще больше. Была бы ближе к Нему. Помни о Нем всегда. Он услышит тебя, когда будешь взывать к нему. С ним найдешь себя и оживишь Душу. Бабушка»

Трепет, пробежавший по телу Нели, вылился в сотрясавшие ее громкие рыдания. Внезапно ощутила, что всю жизнь скучала по бабушке, ее объятиям, и как казалось Неле, защищавшим от всяких невзгод. Она так плакала, что не слышала, как «девчонка», попрощавшись, ушла. Прежде чем закрыть дверь, прощебетала, что перед отъездом еще вероятно, зайдет, если успеет. И письмо, как устроится на месте, обязательно пришлет.

Вспоминая сейчас знакомство с Дворой, Женщина задумалась, на каком же языке было написано послание-завещание? На еврейском? Или на русском одними согласными, как обычно делала бабушка. Этот текст она хранит до сих пор в папке с особо ценными бумагами. И еще Женщина поняла, почему ее бабушка так дружила с Ревекой Яковлевной. Бабушка знала, что за неряшливым внешним видом подруги, скрывается очень преданный и порядочный человек. Они обе мечтали попасть на эту землю и в этот город, в котором она уже живет более 20 лет.

Тогда, в день появления Веры-Дворы, успокоившись после ее ухода, Неля опять начала размышлять об измене Викингу. Решила – мало физической измены. Доказать ему – и она на что-то способна. Поднатужиться и написать пьесу – неважно, что Бог таланта не дал. Многим не дал, а вот пишут. Что-нибудь придумает, подправить найдется кому. Вот уж будет переполох. Кто это еще посмел заниматься творчеством, кроме него. А, увидев ее имя, набранное типографским шрифтом, наверняка поймет – кого он потерял. Но до того необходимо было на что-то жить, существовать. У Нели всплыло в памяти, как совсем недавно ее приятельница предлагала ей работу курьера в одной редакции. Мол, все время в движении. Знакомство с новыми людьми и организациями. Сможешь найти что-то более интересное для себя. Тогда она отказалась, боясь оставить Викинга без присмотра. Сейчас смотреть было не за кем.

Но, Неля, ни с кем Викингу не изменила. Не потому что не хотела делать этого, нет – просто не успела. Но в душе-то Неля ни на минуту не оставляла мыслей об утерянном возлюбленном.

Из ранее сказанного следовало, что вся жизнь Нели оказалась подчиненной поискам мужчины, созданного ее воображением. Только лишь последние годы владели ею помыслы об обладании Викингом как собственностью. И получалось, что все происходящее в судьбе Нели складывалось будто бы из цепи «случайных» закономерностей. Видно, и встреча с мужем явилась «очередной» случайностью. Ведь внутренне Неля уже была готова к такому повороту событий и, вполне возможно, находилась в ожидании подходящего момента. К тому времени непутевость ее молодости, и нервозность зрелости вылились в приговор врачей, по которому Неле предстоял тяжелый путь. Отправиться по нему в одиночестве она никак не хотела, да и не могла. Необходимым стало ей эту ношу с кем-то разделить.

И тут появился муж, который в предыдущей жизни Нели не только не оказался бы рядом с ней на одной линии судьбы, но вряд ли когда-нибудь обратил на себя ее внимание. При ее-то представлениях о престижных партнерах, а затем о безупречном складе натуры Викинга, она даже в страшном сне не смогла бы увидеть таких хитросплетений и поворотов в своей участи. Но, оказавшись вне поля Викинга, без работы и денег, привыкшая к определенному стилю жизни и, главное, захлестнутая болезнью, Неля схватилась, как за соломинку, за первого, попавшегося на ее пути мужчину. Он ей показался оплотом и надеждой в грядущем.

Когда узнала об упавшем на нее роковом известии, она бесцельно брела по улицам, видя все сквозь туманную пелену, окутавшую ее взор. Но какая-то «память ног» привела Нелю к дому друзей, оставленных ею на годы зачарованности Викингом. К этой семье тянулись очень многие, их влечение можно определить банальным сравнением тяги «мотылька на огонек». Не избежала этой участи и Неля. Спустя несколько лет после разлуки с Гусаром, она с одним из тех немногих ухажеров, кто хотел на ней жениться, попала в этот дом. Замуж за претендента Неля не вышла, так как тот не отвечал полностью ее требованиям, но в семью довольно еще молодых людей, она вошла прочно и на долгие годы.

Время там проводили незатейливо, но интересно. Для нее человека никак не связанного с искусством, жизнь музыкантов казалась высшим назначением человека, каким-то чудом ниспосланным на очень маленькую толику людей, вызывающим восхищение. У вновь приобретенных друзей было двое детей, но дом их больше напоминал студенческое общежитие, чем семейный очаг. Две комнаты, где кроме кроватей и тумбочек, больше ничего не было. Правда, бойкость, выразительность в обстановку друзей вносили обеденный стол и разбросанная по кроватям и колченогим стульям одежда. Ежедневно приходили новые люди, принося в дом выпивку и еду. Дискуссии и застолье зачастую заканчивались за полночь, и нередко несколько гостей оставались спать вповалку прямо на полу.

Благо, что дети музыкантов большую часть времени находились у бабушек. Порой деньги в семье исчезали за день, все, заработанное, уходило вместе с широким приемом гостей. Но, как мы помним, Неля после Гусара держала себя в строгости, пить и оказываться под столом, больше себе не позволяла. А вот ощущение тепла, чего-то светлого и радостного теперь не покидало ее, когда она появлялась в этом доме. Здесь не надо было притворяться, напускать важность и недоступность, которые она всегда изображала на людях. И она в своей беде, нащупывая дорогу, приближалась к дому друзей, временно вычеркнутых из ее «обихода». Там Нелю встретили с той же теплотой и радостью, которые она забрала с собой, выпорхнув из этого дома несколько лет назад. Сейчас Неле не задавали вопросов об ее исчезновении и таком же внезапном появлении. Все выглядело как само собой разумеющееся. Она была довольна, что ничего не надо объяснять и рассказывать. Видела, что друзья поняли ее состояние по тревожной озабоченности в потускневших от одиночества глазах. В то же время Неля ощутила, пьяные люди, сидящие за хорошо ей знакомым столом, не вызывают в ней ни разочарования, ни присущего ей, в последнее время, злорадства, своим нетрезвым равнодушием и угасанием мысли. Они все были рядом с ней, но каждый из них в своей плоскости, где, ни она, ни они, не мешали друг другу. Нелю не раздражали не только их персоны, но и кажущиеся нелепыми тосты о гениальности каждого из присутствующих и неминуемой славе, ожидающих их.

Хотя и была вместе со всеми и даже время от времени отпускала какие-то едкие, остроумные реплики, но мысли кружились вокруг Викинга. Неля не видела явственно его лицо, но в какой-то дымке проносились воспоминания. Они наваливались на нее и уносили на далекий восточный вокзал, за буфетной стойкой которого он пил белое вино. Сейчас она точно такую же бутылку держала в руках, разглядывая этикетку. И, когда кто-то неожиданно, коснувшись шеи, нежно провел по загривку. Неле померещилось, что это рука Викинга коснулась ее головы. Она так хорошо помнила это успокаивающее прикосновение.

Но, неожиданно, осознала, что и в самом деле кто-то гладит ее по голове. Посмотрев вверх, увидела мужчину, скорее молодого человека, склонившегося над ней. Его рука легким взмахом скользила по волосам Нели. Почувствовав, что касание это не только не возмущает ее и не вызывает желания отстраниться, даже, наоборот, доставляет удовольствие, несколько убаюкивает, расслабляет, Неля улыбнулась.

– На лице улыбка, а глаза запорошены снегом. Нам плохо, – донеслось до нее. Ей почудилось, что некое участие, которого в данный момент так не хватало, сквозило в интонациях незнакомца. Она внимательно всмотрелась в него, словно ожидая подвоха. Неля увидела, что склонившийся над ней человек, несколько моложе ее, в глазах его бегали насмешливые огоньки, и это вызывало в ней настороженность, усиленную неопределенностью его обращения.

– Что за «нам», – подумала она, – и к кому это относится? Ко всем сидящим за столом, к ним двоим или к ней одной?

Мужчина, будто не видя непонимания и настороженности в ее взгляде, продолжил.

– Нам плохо, чего бы хотелось больше всего?

Это «нам» раздражало ее. Показалось несуразным и претенциозным. И здесь она воспользовалась приемом, подхваченным некогда от Викинга – говорить о сокровенных тайнах и интимных переживаниях с чистосердечной простотой. Каким-то шутовским тоном, который сбивал с толку, смущал оппонента. Своим ерничеством Викинг давал понять о пролегающей дистанции между ним и его собеседником, благодаря которой, он, Викинг находится на недосягаемой высоте. Неля ответила с обескураживающей правдивостью.

– Быть сейчас в объятиях любимого мужчины, бросившего меня. И еще… быть здоровой.

В незатейливой откровенности сквозило некое кокетство, желание показать чего она стоит. Ведь очень хорошо понимала, что в данный момент не выглядит несчастной и брошенной. По тону Нели, можно было подумать, это она сама бросила кого-то, но неудобно об этом говорить. Но, свободомыслие Нели не смутило молодого человека, и он парировал ей.

– Ну, здоровье я бы поставил на первое место, оно ничем не заменяемо. А любимых мужчин можно менять и множить до бесконечности.

– Ишь ты, какой разговорчивый, – подумала про себя Неля и с интересом посмотрела на него. Нет, он не был похож ни на тех, кого когда-то в своих представлениях воображала идеальным мужчиной, ни на Викинга, узнанного ею в далеком южном городе. И этот явно был моложе ее и Викинга. В отличие от Викинга, впервые увиденного Нелей в потрепанных сандалиях, этот был подобран, аккуратен. Но что-то все-таки настораживало в его виде. Добротный старомодный бостоновый костюм, его размера, сидел на мужчине, как с чужого плеча. Да и казался он, то подростком, еще не сформировавшимся после окончания школы, то зрелым человеком, с жестким колючим взглядом, брошенным куда-то поверх голов, словно мысли его сконцентрированы на чем-то очень далеком. Добротность и старомодность костюма его никак не сочетались с современной стрижкой, подчеркивающей линии головы. Но, что больше всего удивило – руки мужчины. Огромные запястья виделись тяжеловесными и неуклюжими, но когда его пальцы дотрагивались до ее волос, то она не чувствовала их тяжести.

Удивило Нелю и то, что единственный из всех сидящих за столом, он был также трезв, как и она. И это тоже настораживало ее, потому что где-то подспудно помнила разговоры в народе о непьющих мужчинах, которых считали, то ли себе на уме, то ли и вовсе негодных по здоровью, потому с ехидцей спросила.

– Вы тоже больны?

– Нет, – Неля впервые увидела его улыбку, показавшуюся ей дурацкой, да просто нелепой, – отчего такое решение?

И речь его какая-то примитивная, – решила она про себя.

– Тогда почему вы не пьете со всеми?

– Мне надо уходить, – ответил он, – делать деньги. Я хочу держать в руках миллионы, скорее даже миллиарды тогда весь мир в твоих руках. А для этого нужна ясная голова. Во-вторых, я здесь человек случайный. Зашел с приятелем на несколько минут, а задержался на час. Если вы согласны – уйдемте со мной. Здесь нам не место, доверьтесь мне и все наладится.

Что же тогда «подловило» ее? Она, словно, рыба «заглотнула» наживку и попала на крючок? Вывело из себя? Почему Неля доверчиво пошла за ним? Ведь ощущала несуразность такого союза, видела изумление во взорах друзей. И сама со стороны, оценивающе оглядывала себя и мужчину и осознавала – они рядом-то никак не смотрелись. Ну, не стало «гипнозом» касание рук, и тем более бредовые разговоры о миллионах.

Никогда скаредности, жажды наживы Неля в себе не ощущала. Скорее можно было ее упрекнуть в неумении «копить» деньги. Тем более что сейчас, она была больше озабочена своим состоянием здоровья. Вполне возможно, что заинтриговало ее несоответствие опытности взора Мужчины его возрасту. Все смешалось в какой-то миг и, словно, «бес попутал» вызрело в ней желание – быть и здоровой и богатой. Возможно, импульс доверия к Мужчине возник для нее от его осмысления первоочередности значения здоровья в жизни человека.

Услышав о миллионах, неожиданно поймала себя на мысли, что, если бы были у нее большие деньги – смогла бы «утереть» нос Викингу. Неля мысленно представила, что ее новый знакомый Викингу, наверняка, показался бы ничтожным, даже глупым, недостойным его, Викинга значимости. Таким образом, меняя Викинга на него, она в глазах Викинга «падала вниз». Вот этим падением Неля мстила бывшему возлюбленному, унижала его своим выбором.

Вообще надо отметить, что женщины нередко впадают с большой охотой в причуды – неустанно и неотступно следуя внезапной прихоти. Они не замечают, сколь болезненно это нарушает устоявшийся уклад жизни. Именно в этот момент необузданная прихоть овладела Нелей – сделать незнакомца достойным Викинга, а может быть еще и лучше. Она уже почувствовала невидимую нить, связавшую ее с этим человеком. Не спросив его ни о чем: не узнав даже его имени, Неля вышла за ним в свое будущее. Итак, не зная ничего о молодом человеке, покидая друзей с сомнением взирающих ей вслед, она доверилась ему и ушла с ним. Провожая Нелю до дома, по дороге поведал, что в Москве он приезжий человек. Когда-то был в столице и даже год учился в институте, но был «вычищен оттуда». Тогда начал «сколачивать» свои миллионы. – А все происходит от зависти «одноклеточных», считающих себя людьми, – заключил незнакомец.

Также из разговора с ним Неля поняла, что почти на восемь лет он моложе ее. Пока нигде не работает. Нет московской прописки, а без нее «куда протолкнешься?» – вопрошал он. Вот и перебивается случайными заработками, позволяющими ему существовать, а не жить, как хотелось бы. Временно живет у своего «дружочка-земляка». Дружочек его еще тот жук.

– Сумел застолбить себе пространство в престольном городе. Женился на сокурснице, добыл «хлебное местечко» под крылышком тестя. А тот «большая шишка» – начальник первого разряда. Даже квартирку им купил, – с завистливыми нотками в голосе продолжал свое изложение новоиспеченный знакомый Нели.

– Какой несуразный слог. И что за жаргон, – насторожилась Неля. И, словно, чего-то пугаясь, произнесла. – Извините, я вспомнила. Мне надо было зайти к своей близкой подруге.

– Телефончик не презентуете? – спросил он. Сделав вид, что не слышит, быстрым шагом кинулась к остановившемуся троллейбусу. Уехала, оставив его в недоумении. – Надо же, какой несовременный человек, да еще завидущий! «Квартирка дружочка», и «тесть-шишка» покоя не дают, – подытожила Неля, приближаясь к дому. К Нине не поехала – душевная тяжесть вернулась к ней. Слышать очередные поучения актрисы в этот момент совсем не хотела. Не до того было. Нелю беспрестанно точила одна мысль: «как она самостоятельно сможет справиться с болезнью?» Можно было позвонить Викингу и все ему рассказать. Конечно, он не бросит ее в таком состоянии. Но ей казалось, что это будет «казенное участие», чтобы самому еще больше утвердится в своей непоколебимости и значимости.

Утром она собралась увидеться с Ниной. Хотела обсудить предложение той знакомой, что предлагала должность курьера. Теперь нашлась работа на дому – печатать на пишущей машинке документацию для ресторана. Деньги небольшие, но все, же какое-то подспорье. Выйдя на улицу, Неля увидела в сквере около дома вчерашнего провожатого с большой, глухо закрытой сумкой и букетом цветов. Он подошел к ней.

– Не волнуйтесь, адрес я взял у ваших друзей, – словно предупреждая ее недоумение, признался он. – Соврал им, сказал, что вскакивая в троллейбус, вы обронили косынку. Хочу сам лично отдать ее вам. Чтобы не было никаких разговоров, без согласия, вторгаться в вашу, как я узнал, многолюдную обитель не решился.

– Парень, и правда, речистый, – подумала Неля.

– Не надо было убегать от меня. Я действительно могу помочь. Вам без меня не справится. Как сказал Анахарсис: «лучше иметь… одного друга многоценного, нежели многих малоценных». Я многое умею. – Он искренне, пронизывающе смотрел на нее, убеждая в своей необходимости.

Услышав новое для себя имя, пыталась вспомнить – кто это? Но никто ей на ум не приходил. Никогда раньше об этом авторе она ничего не слышала и не знала. Получалось, что новый знакомый не так прост, как первоначально предположила она. Он, не замечая ее замешательства, продолжал свою тираду – Я отогрею вашу душу, Вам не хватает тепла, заботы. Вчера, разговаривая с вами, я дурачился, просто шутил, хотелось развеселить вас, а получилось, что напугал. Да, у меня есть «дружочек-земляк». Но, у меня такой женитьбы не будет. Мне нужно всераздирающее чувство, чтобы сердце сокрушенно рвалось на кусочки. Хочу любить пылко, без памяти. Я знаю себе цену. И всего могу добиться сам.

– Ну и ну, – Неля, остолбенело, вглядываясь в него, не могла никак осмыслить, как можно так перевоплощаться, менять свой образ. Еще вчера перед ней находилось, существо, с двумя извилинами в голове, а сейчас – рассуждающий о высоких материях человек. Не замечая замешательства Нели, он продолжал свою риторику – У каждого из нас свои недостатки и свои достоинства. Попробуем опереться на достоинства и устранить недостатки. – Он мягко улыбнулся и попросил разрешения зайти к ней.

– Господи, – пролетело в мыслях, – видно, судьба решила пошутить надо мной. Как Викинг в первый день своего визита стоял на пороге ее дома, так теперь оказался и он. Но Викинг, кроме куцей шапки, стоптанных ботинок и двух жен – тогда ничем ее не обрадовал. Этот предлагает свою помощь. Конечно, она попробует его изменить. Но не сейчас. Теперь она ничего делать не хочет. Только бы выскочить из такого состояния. Коли предлагает свою помощь, почему бы не опереться на него. А с Викингом она еще успеет разобраться. И при этом она Викинга любит, как этот сказал, до беспамятства. Но живут, же люди без любви, может ей стоит попробовать.

В квартире стояла тишина, соседи отсутствовали. Пройдя в комнату, он вытащил из сумки коробку шоколадных конфет, пачку чая, огромную гроздь винограда груши сорта Бера и две бутылки с минеральной водой Боржоми, приговаривая о пользе этих продуктов для здоровья.

– Вам такие тяжести носить не стоит, – продолжал он, – для этого буду я, пока вы не оправитесь.

Неожиданно бросив взгляд на стену, он увидел огромный фотопортрет Викинга, который висел прямо против стола, словно, идол, требующий поклонения.

– А это что за самец самодовольный? – спросил он.

И Неля, нисколько не смущаясь от только что услышанных слов незнакомца, вызывающе произнесла.

– Это тот, которого я люблю до умопомрачения, который меня бросил. – Сама стала размышлять о том, что: «надо поподробнее расспросить его – откуда он, где родился, чем занимался? Кто такой Анархасис? А то привела в дом человека, даже не зная его имени» подумала Неля.

Будто угадав ее мысли, он выпрямился и вычурно произнес.

– Извините. Я так не и представился по полной программе. Меня известили. Вас зовут Неля. А я, – сделав паузу, – он торжественно изрек Алексей Иванович.

– Надо же! Как он несуразен, – она непонимающе вглядывалась в него.

Да, – продолжал Алексей Иванович, – в школе «кликали» Алекс. А мама – Алеша, – в его взгляде растекалось масло, готовое вот-вот брызнуть наружу. В мягко, ласково произнесенном слове «мама» Неля почувствовала, что в каждой букве лилась бесконечная нежность.

– И все же, как он переменчив. Но, видите ли, я – Неля, а он – Алексей Иванович, – пронеслась мгновенная мысль. В этом определении Неля ощутила, что он не считается с явно видимой возрастной разницей между ними.

– Чем вы, Алексей Иванович, занимались, где учились? Вы, кажется, упомянули, что год пребывали в одном из Вузов, – насмешливо вглядываясь во вновь приобретенного знакомого, с сарказмом вопросила Неля. Не обращая внимания на заданный ею вопрос, в той же манере речи продолжал повествовать, что для краткости произношения имени, его можно называть «просто Леша».

– Хотите знать, где «грыз гранит» науки? В одном из престижных гуманитарных институтов, но успел там отметиться всего год. Там-то я писал работу о древнем скифском философе и мудреце Анархасисе. Были у меня и другие сочинения, но нет, не успел там мальчик надолго задержаться.

– Но за какие-то провинности Вас, Леша, выгнали из института, – продолжала свое гнуть Неля. – Без причины не выгоняют. Возможно, плохо учились, может быть, досадили кому-нибудь, или того хуже – хулиганство.

– Да, точно вы подметили. Можно сказать, хулиганство с отягчающими последствиями. Одна шкодливая дрянь воспользовалась моей работой, пришлось заняться мордобоем, да так, что попал тот товарищ на лечебную койку. Он через два дня вышел из больницы, все было в ажуре. Задним числом меня отчислили. Ну, я и смотался в родные пенаты, домой, на Черноморское побережье. Сразу очутился в родной стихии – ливни солнца, солнцепад, солнечный океан со всякими там штормиками и барашками.

Он продолжал еще разглагольствовать о своей сущности, связанной с солнцем и морем и что «никакие блага не заменят ему солнца», когда Неля прервала пестроту его рассуждений тоном, не терпящим возражений.

– Извините, но мне надо идти к моей близкой подруге. На этом воспоминания о черноморском побережье закончим. – Про себя подумала, – и вообще всякое общение закончим.