Текст книги "Проклятое наследство"

– Да помолчи же, наконец! Дальше тоже ехать на дипломатии, иначе он отправится в милицию. Если переживёт свою потерю, разумеется… Тут уж не придётся ждать снисхождения к подонку, то есть к тебе. Можно, конечно, все дело изобразить без тебя в главной роли, пожертвовать Баськой и Донатом. Беру это на себя. Баське все едино, а Донат и так выглядит лучше всех, почему-то майор его не учитывает. Видимо, сильно сомневается, принимал ли участие в авантюре, обвинить его можно разве что насчёт записки о Рябом…

Бледный Мартин размышлял над моим планом.

– Нет. Сваливать на других – свинство. Я должен все сделать сам…

– Вот дурак! Ведь выплывет, что вся катавасия затеяна не ради пользы государству, а из-за частных марок.

– В эту пользу государству и так никто не верит.

– Но никто не докажет и противного. Если все выложишь, прикончишь и Баську с Павлом, и Доната! Не имеешь права! Обрати внимание, мы стоим около больницы, телефон тут рядом, внизу, начнёшь выкидывать коленца, сразу вызову всех троих.

Мартин машинально взглянул на больничную дверь и снова тоскливым взглядом воззрился в пленэр улицы.

– Черт бы все побрал.

– В конце концов, они в пропаже виноваты, – злилась я.

– Ладно, – согласился Мартин через пять минут раздумий. – Я последняя скотина. Поехали, чем скорей, тем лучше.

Старый пан жил на втором этаже в старом доме. Я поднялась по мраморной лестнице и позвонила в дверь с двумя глазками. Мартин остался в машине. Долго никто не отзывался, я забеспокоилась. Представила, что вот-вот опять обнаружу труп, мне сделалось плохо, и я чуть не сбежала. К счастью, за дверью раздалось шарканье.

Старый пан не задал глупого вопроса «кто там?», он открыл дверь, не снимая цепочки, и долго разглядывал меня. И в самом деле старенький, маленький, сухонький, как соломинка. Спросил, по какому делу.

Я объяснила: знакомая Мартина, кое-что хотела бы обсудить, но в квартире, а не на лестничной площадке. Старый пан колебался. Я назвала себя и протянула паспорт.

– А-а-а! – обрадовался старичок. – Так это вы? Я много о вас слышал, пан Тарчинский рассказывал! Прошу вас, пожалуйста, только разрешите – паспорт все-таки проверю…

Я чувствовала себя не в своей тарелке и, вручив старому пану паспорт, обругала про себя Мартина последними словами. Вот дурень! Распространялся про меня, а я его всячески поносить собираюсь! Другой темы для разговоров не нашёл!..

Старый пан между тем проделал нечто весьма странное. Вернул мне паспорт, после чего выставил за дверь трубу с загнутым концом – нечто вроде перископа – и быстро повернул её в обе стороны: проверяя, нет ли кого на лестнице. Я оторопела. Не обращая на меня внимания, старичок удостоверился, что на площадке разбойников нет, спрятал перископ, снял цепочку и открыл дверь. Тщательно запер её за мной и тотчас же навесил цепочку. Я с сожалением отметила: в теперешней ситуации все его меры предосторожности нужны как рыбке зонтик.

– Прошу, прошу. Милостивая пани, позвольте дальше. Простите за скромный приём, но я только сегодня из больницы после тяжёлой болезни и передвигаюсь с некоторым трудом. Прошу вас, присядьте…

Приглашая меня войти, он извлёк из кармана бонжурки ключ, отпер дверь в комнату, впустил меня и жестом пригласил занять кресло возле большого довоенного письменного стола. Ещё в прихожей я заметила открытую дверь в другую комнату и удивилась, почему он пригласил меня не туда, а в столь оберегаемое помещение. Я вознамерилась уже сесть в кресло, но взглянула на стол и утратила способность двигаться, так и не присев в кресло.

На чёрной поверхности стола в специальных прозрачных конвертах лежали две маленькие марки. Одна красная, другая голубая. На каждой – хорошо знакомая голова королевы Виктории…

– Боже праведный, что это?! – Ошеломлённая, я не верила собственным глазам.

Старый пан подкатил к письменному столу столик на колёсиках, на котором что-то лежало. Я не обратила внимания, загипнотизированная двумя маленькими квадратиками. Старый пан, посапывая, устраивался в кресле за столом.

– Это марки, досточтимая пани, – ответил он добродушно. – Марки с острова Маврикий.

Дипломатия, Мартин, афёра – все тут же вылетело у меня из головы. Я готова была упасть перед старичком на колени, умоляя разрешить мне рассмотреть марки поближе. Оторваться от них у меня не хватало сил. Ноги подогнулись, я наконец плюхнулась в кресло и тут же вскочила снова.

– Настоящие? Настоящие «Маврикии»?.. И оба – однопенсовик и двухпенсовик?.. Чистые?..

– Все правильно, дорогая пани, чистые. Знаменитые «Маврикии» с ошибочной надпечаткой post office. Я вижу, вам не чужд интерес к маркам? Представьте себе, оба «Маврикия» со времени выхода в свет являются собственностью моей семьи. Прошу вас, хотите посмотреть?..

Кроме слов «Боже милостивый», я ничего не могла произнести. Зато уж «Боже милостивый» повторяла без конца. Владелец этих сокровищ, этой святыни обрадовался такой реакции непомерно, вручил мне лупу, выразил чрезвычайное удовлетворение по поводу встречи с родственной душой. И мы вместе с набожным благоговением созерцали плоды самочинной выходки губернаторши XIX века с острова Маврикий.

– Дорогая пани, вы застали меня за осмотром коллекции, я, будучи в больнице, очень соскучился по моим маркам, – сообщил конфиденциально старый пан, которому легче было оторваться от созерцания чуда, чем мне. – Очень приятно рассмотреть коллекцию в обществе столь тонкой ценительницы филателистики. Если, конечно, вы ничего не имеете против того, дабы посвятить этому занятию немного времени.

Немного!.. Не колеблясь, я посвятила бы неделю! Старый ангел в человеческом облике выдвинул ящик и начал вынимать плотные конверты. Я забыла закурить, пошла красными пятнами, начала задыхаться – под впечатлением то и дело забывала вдохнуть воздух. Передо мной лежали небывало прекрасные марки в идеальном состоянии, без подклеек и с печатями экспертов! Мир испарился из моей памяти.

– Как вам удалось не испортить марки наклейками? – спросила я ошеломлённо, рассматривая пустяк – «Колумбов» стоимостью в семьсот фунтов. – Это же такая редкость!

– Мой светлой памяти покойный дед, к счастью, не свершил подобного святотатства, – с чувством ответствовал старый ангел. – Кажется, у него попросту не было кляссера. А мой светлой памяти покойный отец мало интересовался коллекцией и продолжал хранить её в конвертах. Я же занялся марками уже во времена, когда от наклейки марок в альбом отказались.

– Слава богу! А эти «Маврикии»? Они ведь, кажется, не учтены в каталоге?

– Совершенно справедливо изволили заметить, пока ещё нет. Это единственные марки без печати экспертизы. Но их происхождение вне сомнений, и в надлежащее время марки вызовут сенсацию.

– Представляю себе!.. И вы не боитесь хранить дома коллекцию, да ещё на виду, и впускаете чужих людей!

– Каких чужих людей?

– Как – каких? Меня же вы впустили?!

– Милостивая пани, вы особа не посторонняя! Вы сами видели, я весьма осторожен и человека чужого не впущу. К тому же мне столь недолго осталось жить… хотелось бы натешиться моими марками, а показать их особе, коей я доверяю, исключительно приятно! Одно из немногих удовольствий, ещё оставшихся мне, и, верно, уже последнее, – созерцать эти великолепные марки вместе с человеком, умеющим их оценить!

– Мне вы доставляете поистине огромное удовольствие! Так приятно ваше доверие, не понимаю только, откуда вам известно…

– Я очень стар и знаю людей. Прошу лишь об одном: не рассказывайте о моих сокровищах.

– Ну конечно же, боже праведный! Ведь любой мошенник может обокрасть вас!

– Все может статься. Уже не раз пытались… Пока что я в безопасности, все уверены, что коллекция сохраняется в другом месте. В моё отсутствие кто-то проник в мой дом и все обыскал. Ничего не нашёл.

– А где же были марки? – спросила я с интересом, уставившись в многочисленные варианты первой польской марки, и вдруг до меня дошло, о чем спрашиваю и на что смотрю. Я поперхнулась, онемела, мне сделалось нестерпимо жарко.

Старый пан лукаво посмотрел на меня.

– С собой в больницу не брал. Любителей марок, дорогая пани, много, очень много. За мной постоянно следили. В больнице скрупулёзно обыскали все мои вещи. На следующий же день. Но я это предвидел – хе-хе! – старый воробей, меня на мякине не проведёшь: известно, на что люди способны из-за денег…

Я глазела на него, все ещё не владея ни одним из пяти органов чувств. Старый пан прямо-таки лучился гордостью.

– Так вот, я сделал вид, что передаю коллекцию в другие руки, – продолжал он конфиденциально. – Разработал два варианта. Мне сообщили, что делалась попытка подкупить секретаршу нотариуса, хитростью, кажется, добрались даже до семейных драгоценностей, хранящихся у него. Это был первый вариант. А вторая ложная тропа вела к нашему молодому приятелю. Рассказываю об этом, потому что оба варианта не актуальны. А на самом деле я тщательно запаковал все в большую пачку и отослал на своё имя по адресу больницы. Заказной бандеролью.

Ко мне наконец вернулся голос, и я хрипло простонала:

– Господи Иисусе!.. И вы не побоялись, что потеряется?! Пропадёт где-нибудь в больнице?!

– Я надеялся на то, что на почте в это время не случится пожар, – ответил лукаво старый пан. – В больнице, получив посылку, я попросил главного врача положить в сейф пакет со старыми фотографиями и дневником моего друга… Больничный сейф – самое безопасное место…

У меня не было ни слов, ни голоса, ни мыслей, ни чувств. Двое убитых, схваченный преступник, чудовищная контрабандная авантюра, паника на чёрном рынке – все из-за выкраденного у Мартина депозита, который преспокойно лежал в больничном сейфе под наблюдением владельца!..

* * *

Когда я вышла от старого пана, был уже поздний вечер. Мартин сидел в машине совершенно зелёный. Не проронил ни слова, не взглянул на меня. Да, необходимо его подготовить и рассказать все осторожно и деликатно…

– На твоём месте я не отказывалась бы от наследства, – начала я осторожно и деликатно. – Феноменальные марки!

Мартин неподвижно смотрел прямо перед собой.

– Слышишь? Все в порядке. У старого пана к тебе ни малейших претензий за доверенную коллекцию. Он к тебе хорошо относится.

Мартин, не шевелясь, открыл рот и издал короткий хриплый звук. Я испугалась.

– Боже мой, успокойся же наконец, все в порядке! Не понимаю, что спёрли у тебя, но коллекция вся у него. Полностью. Я и задержалась потому, что посмотрела все марки. Клянусь, оставленный у тебя пакет – просто очередной камуфляж. Не расстраивайся, я ему не сказала, что этот пакет исчез, но марок там не было.

Зеленоватая бледность на лице у Мартина для разнообразия сменилась яркой краской. Медленно, с усилием он повернулся ко мне.

– Ничего не понимаю, – выдавил хрипло. – Ты, кажется, что-то говоришь?..

С ангельским терпением я повторила всю историю трижды. Достала из багажника бутылку минеральной воды и повторила в четвёртый раз. Под влиянием воды и моих уверений Мартин наконец начал походить на живого человека. В пятый раз он уточнял подробности, задавая вопросы, – голос к нему вернулся. В шестой раз рассказывать то же самое я отказалась.

– Совсем дошёл? Ты ведь уже наизусть знаешь каждую деталь! Я сама обалдела от бесконечного повторения. Хватит, довольно!

– Это же прекраснейшая повесть на свете, – торжественно возвестил Мартин. – Хоть и завертелась из-за этих марок сумасшедшая карусель! Господи, как я упьюсь… Наконец-то меня перестанут мучить угрызения совести!

– В общем, да… Всех перестанут мучить…

– Да нет, я другое имею в виду. Меня ещё страшно мучило, что я впутал в нашу афёру невинного старичка. Хорош невинный старичок!..

Я смотрела на него вопросительно – что-то тут не клеилось. Мартин пояснил.

– Ну, ты понимаешь – почерк свой человек не изменит, хоть бы встал на голову. Все эти посылки надо же было адресовать. Особенно от Вишневского. И представь себе, все адреса писал истинный виновник переполоха – наш невинный старичок, коварно обманутый мной. Большинство адресов написал гуртом. Естественно, никому не пришло в голову искать отправителя в больнице…

* * *

И в результате оказалось – я все-таки сказала майору чистую правду. Проклятое наследство вовсе не пропало, и потому не было иных причин всей этой безумной кутерьмы, кроме блага государства…