Текст книги "Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue"

Последняя русская статья Бикермана

Вторая и последняя русская статья Бикермана «Цесаревич Константин и 11 марта 1801 г.» появится в октябре следующего, 1915 г., когда он уже будет первокурсником Петроградского университета, но, скорее всего, написана она была еще в гимназическую пору. Статья была напечатана в журнале «Голос минувшего. Журнал истории и истории литературы», издававшемся С. П. Мельгуновым и В. Н. Семевским.

В оде «Вольность» Пушкин с отвращением описал убийство Павла. В своей статье Бикерман решил разобраться в том, знал ли о готовящемся преступлении второй по старшинству сын Павла Константин. Ответ Бикермана и в этом случае весьма категоричен: не только знал, но и принял в нем непосредственное участие. Основанием для этого вывода служит подробный анализ взаимоотношений Константина с отцом и разбор его действий 11 марта. Главный аргумент Бикермана в пользу отстаиваемой им точки зрения состоит в том, что Константин совершил серьезное нарушение служебных правил, назначив верного Павлу Саблукова, чей эскадрон конной гвардии 11 марта стоял на карауле в Михайловском замке, дежурным полковником: «В этот день эскадрон конной гвардии № 1, в. к. Николая Павловича, которым командовал Саблуков, выставлял караул в Михайловском замке. Однако, на разводе, в 10 часов утра, полковой адъютант Ушаков передал Саблукову, что “по именному приказанию в. к. Константина Павловича, я (т.-е. Саблуков) сегодня назначен дежурным полковником по полку. Это было совершенно противно служебным правилам, так как на полковника, эскадрон которого стоит на карауле, никогда не возлагается никаких иных обязанностей”. Мы видели уже, как трепетал Константин при всякой ошибке, как боялся всякого проступка, заметим далее, что он был арестован отцом, и решим, мог ли он, не участвуя в заговоре, решиться на столь серьезное нарушение военного устава. Лишь зная о грядущем низвержении или смерти Павла, мог он отдать такое приказание»138138
  Бикерман И. Цесаревич Константин и 11 марта 1801 г. // Голос минувшего. Журнал истории и истории литературы. № 10. Октябрь. 1915. С. 106 сл.


[Закрыть].

Удивительно, что Бикерман в своей статье не обратил внимание и не сослался на то, что Саблуков, мемуары которого он цитирует, прямо говорит о том, что оба великие князья участвовали в заговоре: «Они действовали из побуждений патриотических, и многие из них, подобно обоим великим князьям (выделено мною. – И. Л.) были убеждены в том, что, при помощи угроз, императора можно было заставить отречься от престола или, по крайней мире, принудить подписать акт, благодаря которому его деспотизм был бы ограничен».

Не объясняет он также, зачем Павлу понадобилось делать Саблукова дежурным по полку, убрав его таким образом из замка: в любом случае, дежурство его эскадрона заканчивалось до того времени, когда заговорщики отправились к императору.

В целом, как и для пушкинских статей, для статьи о Константине характерен тонкий анализ источников. Бикерману было чему учиться у Ростовцева, Жебелева, Вилькена и Нордена – но семена полученных от них навыков и знаний попадали на подготовленную и весьма хорошо подготовленную почву. Гимназические учителя свое дело знали. При этом гимназия Столбцова славилась не только уровнем преподавания гуманитарных дисциплин. Математику, например, в ней преподавал В. И. Смирнов, будущий академик139139
  Маршак С. Я. Поэзия науки // Маршак С. Я. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 7. Воспитание словом (статьи, заметки, воспоминания). М., 1971 = Ильин М. Избранные произведения Т. 1. М., 1962. В очерке, посвященном своему брату, И. Я. Маршаку, писавшему под псевдонимом М. Ильин, С. Я. Маршак так отзывается о гимназии: «Учился он в частной петербургской гимназии Столбцова, где в годы реакции собрались прогрессивно мыслящие преподаватели, в большинстве своем пришедшиеся не ко двору в казенных гимназиях. Среди них были люди широко образованные и преданные своему делу. Они сумели внушить ученикам любовь к истории, к литературе и точным наукам – к математике, физике, химии».


[Закрыть].

Либеральный характер гимназии Столбцова делал ее подозрительной в глазах начальства и ультраправых борцов со свободомыслием. Иногда недоброжелательность по отношению к рассаднику либерализма приобретала комические формы. Так, например, В. М. Пуришкевич написал на гимназию донос. Сообщение о нем было опубликовано 29 апреля (12 мая) 1911 г. в газете «Русское слово»:

«Ввиду донесения Пуришкевича на имя попечителя учебного округа о том, что в гимназии Столбцова решение задачи по математике будет передано ученикам выпускного класса вложенным в калач к чаю, – 28-го апреля на экзамене по алгебре в гимназии присутствовали, помимо депутата от учебного округа, еще помощник попечителя округа А. А. Остроумов. Как сообщают, никаких фактов, которые подтвердили бы донесение Пуришкевича, не обнаружено»140140
  [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://starosti.ru/archive.php?m=5&y=1911


[Закрыть].

В гимназии преподавался французский, немецкий и латынь. Греческий язык в программу не входил, и Бикерман изучал его самостоятельно. Поступая в университет, 27 июля 1915 г. он подписал обязательство сдать экзамен по греческому в течение первого учебного года, согласно циркуляру Министерства141141
  ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 67391. Л. 4.


[Закрыть]. Экзамен был сдан 3 сентября 1916 г142142
  ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 67391. Л. 38 об-39. Элементарный курс греческого языка Бикерман прослушал у К. В. Гибеля.


[Закрыть].

Берлинскую диссертацию 1926 г143143
  Бикерман защитил в Берлине докторскую диссертацию в 1926-м (Das Edict Kaisers Caracalla in P. Giss 40), а в 1930 г. представил хабилитационное сочинение (Geschichte des griecischen Hypomnema in Ägypten). В Германии для получения места в университете необходимо было не раньше, чем через два года после защиты, представить письменное исследование, а затем сдать экзамен по устному докладу на другую тему. Впрочем, хабилитационное испытание Бикерман прошел успешно только со второй попытки. В 1929 г. он провалился, см. подробно: Baumgarten. Elias Bickerman. 86−111. Баумгартен полагает, что, помимо чисто академических причин (работа Бикермана вызвала серьезные возражения у Эдуарда Мейера, Ульриха фон Виламовица и Ульриха Вилькена), неудача была вызвана еще и тем, что Бикерман отказался принять германское гражданство, помощь в получении которого ему предложил Мейер через Шубарта (ответ Шубарту был: «Не введи нас во искушение. Я был и остаюсь русским», письмо Дандамаеву 16 января 1981). Возможно, какое-то раздражение Мейер и испытывал, но нельзя забывать, что сочинение Бикермана вызвало критику даже его учителя Вилькена. Однако выдающийся талант молодого ученого был настолько очевиден, что ему был предоставлен редчайший шанс второй попытки (обычно провал означал конец академической карьеры), при этом в том же самом университете. Баумгартен обращает внимание на то, что в момент провала в Берлине оказался М. И. Ростовцев, который встречался с Вилькеным и, вполне возможно, замолвил слово за своего ученика (Baumgarten. Elias Bickerman. P. 113–114).


[Закрыть]. Бикерман посвятил памяти своей учительницы Екатерины Смирновой, которая, судя по посвящению, первой пробудила у Ильи интерес к античности:

B. M. Catharinae Smirnow

Magistrae dilectissimae,

Quae animum pueri imbuit

Antiquitatem amore,

Matronae sanctissimae,

Morte lugubri peremptae,

Requiescat cum martyribus in Deo.

«Блаженной памяти Екатерины Смирновой, любимейшей учительницы, которая наполнила душу мальчика любовью к классическим древностям, святой женщины, похищенной печальной смертью. Да покоится она с мучениками в Боге».

В мужской гимназии Столбцова, либеральном учебном заведении, среди преподавателей было несколько женщин, но Екатерина Смирнова в списках сотрудников гимназии не числится. Возможно, она была учительницей (например, истории) в начальной смешанной школе для мальчиков и девочек, в которой сначала учились братья Бикерманы.

Экскурс о Дмитрии Михайловиче Одинце

С 1910 г. директором гимназии, в которой учился Бикерман, стал Дмитрий Михайлович Одинец. Для того чтобы понять, какого рода люди определяли лицо гимназии и преподавали в ней, небесполезно будет несколько подробнее остановиться на его судьбе. Тем более что она в высшей степени примечательна и заслуживает отдельного рассказа.

Сын военного врача, имевшего также большую частную практику, Одинец родился 25 декабря (по старому стилю) 1883 г. в Петербурге. В 1901 г. он с серебряной медалью окончил классическую гимназию в Ярославле и поступил в Петербургский университет. На втором курсе он поступил также в Археологический институт, где занятия проводились по вечерам. В летние семестры 1903 и 1904 гг. Одинец слушал лекции на историко-филологическом факультете Берлинского университета. После окончания университета по рекомендации Василия Ивановича Сергеевича (1832−1910), заведующего кафедрой истории русского права, он был оставлен в университете для приготовления к профессорскому званию. Тогда же Одинец начал преподавать историю в различных мужских и женских гимназиях. В 1908−1909 гг. он исполнял обязанности профессора истории русского права на Высших женских курсах Раева (Вольный женский университет), в 1909 г. он стал профессором истории русского права и секретарем юридического факультета Психоневрологического института, каковые обязанности он исполнял одновременно с работой в гимназии. С 1911 г. он состоял также председателем учебного отдела Петербургского общества народных университетов и председателем совета Василеостровских историко-литературных курсов.

В автобиографии, представленной в отдел кадров Казанского университета144144
  Накануне Второй мировой войны Одинец примкнул к течению в среде российской эмиграции, которое ратовало за возвращение в Советский Союз и создало организацию под названием «Союз русских патриотов», издававшую газету «Русский патриот». С 24 марта 1945 г. газета стала называться «Советский патриот». С момента переименования Одинец стал ее редактором (до этого редактор газеты не был обозначен). Вопрос о том, была ли патриотическая организация, в которой состоял Одинец, созданием советской спецслужбы, остается открытым, пока соответствующие архивы остаются закрытыми для исследователей, см.: Будницкий О. К истории русской эмиграции во Франции: по поводу публикации в AI № 1–2/2001 // Ab Imperio. № 3. 2001. С. 268, 271. В 1948 г. Одинец был выслан из Франции в советскую зону оккупации Германии. По приезде в СССР был направлен на работу в Казанский университет, где в течение двух лет до своей смерти был профессором на кафедре истории СССР, где он преподавал классическую филологию.


[Закрыть] при поступлении туда на работу 29 июня 1948 г., Одинец следующим образом описывает свою «общественно-политическую деятельность»:

«В бытность в Петербурге состоял членом ЦК Трудовой группы, с течением времени преобразовавшейся в Трудовую народно-социалистическую партию. Систематически работал в думской фракции трудовиков, главным образом по вопросам народного образования. За 1,5−2 месяца до Октябрьской революции покинул Петербург и переехал в Киев, получив задание от Временного правительства сделаться там министром по великорусским делам в целях защиты русских людей от возможного проявления украинского шовинизма. Неоднократно в вопросах этого порядка работал в контакте с представителями компартии. Покинул пост министра по великорусским делам немедленно же после прихода ко власти гетмана Скоропадского. Эмигрировал в 1920 году из Одессы в Румынию, откуда переехал в Белград, затем в Варшаву. В обоих этих городах пробыл сравнительно недолго, переехав вскоре (конец 1921 г.) в Париж».

За два года до написания автобиографии для отдела кадров советского университета 4 декабря 1946 г. Одинец дал интервью Дэвиду Бодеру145145
  Дэвид Бодер (Арон Мендель Михельсон) знал Одинца еще по Петербургу: начиная интервью, Бодер напоминает Одинцу о том, что они «вместе работали в Димитриевской Гимназии в Петербурге, на Невском», а также, что Одинец был его профессором в Психоневрологическом институте, где он учился. Интервью с Одинцом является одним из многих, которые Бодер взял в 1946 г. у перемещенных лиц, см. текст интервью: [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://voices.iit.edu/interview?doc=odinetsD&display=odinetsD_ru


[Закрыть], в котором этот период его жизни описан и подробнее, и несопоставимо откровеннее:

«На посту министра по великорусским делам я пробыл около года и вышел в отставку после того, как гетманом украинским был избран Скоропадский – человек определенно правый и реакционных убеждений. После этого меня избрали председателем Союза возрождения России, южного его комитета. На этом месте я пережил в Киеве около двенадцати революций, когда одна власть меняла другую. Наконец, в конце 20-го года, при приближении большевиков к Киеву я вышел пешком из Киева в Одессу. Пешком, ибо тогда не было железных дорог. И, наконец, из Одессы в 25-ом году146146
  Явная оговорка.


[Закрыть], в самом начале, сделавшись пулеметчиком, окончив английскую пулеметную школу, я вышел в составе военного отряда, чтобы пробиться за границу. Из нашего отряда – три с половиной тысячи человек – осталось в живых приблизительно тридцать шесть.

Дэвид Бодер: Пробивались Вы через какие войска?

Дмитрий Одинец: Через большевистские войска. Да, приблизительно тысяча человек. В Румынии я был интернирован, но через месяца через два вместе со своими компатриотами, также интернированными, мы были выпущены и попали в Сербию. Из Сербии, где я некоторое время был директором гимназии русской в Белграде, я переехал в Варшаву, из Варшавы, наконец, попал в Париж, где и нахожусь в настоящее время. Деятельность моя в Париже заключалась в следующем: вместе с моим страшим другом, Димитриевым, мы основали в Париже Русский народный университет.

Дэвид Бодер: Это был тот же самый Димитриев, который потом перенял, так сказать, некоторым образом попечительство Столбцовской гимназией?

Дмитрий Одинец: Тот же самый, который здесь был так же активен, как и в Петербурге. Кроме того, я был здесь председателем [пауза] Русского педагогического общества Франции, профессором и инспектором основанного нами здесь Франко-русского института, [неразборчиво] юридического факультета. Был генеральным секретарем Русского академического союза во Франции, каковым остаюсь здесь. Написал несколько книг».

Из этого интервью следует, что Бикерман, перебравшийся в Париж из нацистской Германии в 1933 г., оказался в Париже одновременно с двумя сотрудниками своей гимназии. У меня нет никакой информации об их встречах, но было бы естественно предположить, что они в Париже пересекались. В эмиграции Одинец написал несколько исторических сочинений. Одна из его работ «Национальный вопрос» была недавно опубликована147147
  Одинец Д. Национальный вопрос // Ab Imperio. № 1–2. 2001. С. 323– 359.


[Закрыть]. Публикация вызвала критический отклик О. Будницкого, который, отметив, что эта работа «достаточно отчетливо свидетельствует о банальности мышления» Одинца-историка, обнаружил в ней «кое-что “оригинальное”… например, его рассуждения о том, что русские евреи “несмотря на гонения и преследования со стороны властей, несмотря на погромы” чувствовали себя в России дома (сотни тысяч евреев, эмигрировавших из страны еще до 1917 г., по-видимому, придерживались другого мнения. – О. Б.)»148148
  Будницкий. К истории русской эмиграции во Франции. С. 270.


[Закрыть]. Возможно, сотни тысяч евреев, эмигрировавших из России до 1917 г., не чувствовали себя в России дома. Но к семейству Бикерманов это отношения не имело. Высказанная Одинцом мысль была близка и дорога отцу Бикермана. Для него, несмотря на притеснения евреев, Россия оставалась любимым домом: «Вопреки майским149149
  Майские правила были приняты 3 мая 1882 г. Отныне евреям запрещалось селиться в деревнях черты оседлости, приобретать там недвижимость, торговать спиртным. Сельские сходы получили право выгнать из деревни любого еврея. Репрессивные меры были приняты под видом «временных», но просуществовали до падения самодержавия.


[Закрыть] и другим правилам, вопреки Кишиневу и Белостоку я был и чувствовал себя свободным человеком, для которого открыта широкая возможность работать в самых разнообразных областях человеческой деятельности, который мог материально обогащаться и духовно расти, мог бороться за недостающее ему и копить силы для продолжения борьбы. Ограничения, более стеснительные в одном случае, более стеснительные в другом, под напором времени и нашем напором все суживались, и во время войны широкая брешь была пробита в последней твердыне нашего бесправия»150150
  Бикерман И. М. Россия и русское еврейство // Россия и евреи. Сборник первый. Берлин, 1924, переиздание: YMCA-PRESS, 1978. С. 33.


[Закрыть]. Отцу вторил и младший брат Ильи, который полагал, что в Росиии в начале века было больше свободы, чем во многих «западных демократиях»151151
  Two Bikermans. P. 106.


[Закрыть]. А для Ильи Россия была потерянным и вожделенным Сионом, как он написал 23 марта 1933 г. своему учителю Ростовцеву: «Горе нам, потерявшим – даже подумать страшно: уже 16 лет прошло – отечество и теперь тоскующим на чужих реках о своем Сионе!»152152
  Скифский роман / Под общ. ред. Г. М. Бонгард-Левина. М., 1997. С. 331. В письме к Ростовцеву от 14 января 1927 г. Бикерман писал о своем «русско-эмигрантском сердце», Скифский роман. С. 330.


[Закрыть].

Студент Императорского Петроградского университета

Начало Первой мировой войны Бикерман застал гимназистом. Как вспоминает его брат, «мы вернулись в школу, как обычно, в сентябре, и война почти не повлияла на нашу жизнь. Все были настроены в высшей степени патриотично и ненавидели немецких поджигателей войны»153153
  Two Bikermans. P. 99.


[Закрыть]. Лето 1915 г. семья провела в Сиверской. Поездка на Черное море в военное время казалась опасной и слишком дорогой. Отец было подумывал отправить семейство на берег Финского залива, но во время войны евреям было запрещено жить на побережье. Но никакие антиеврейские меры, «правительственные глупости», как их назовет в своих мемуарах Яков Бикерман, не могли поколебать патриотического настрoя семьи154154
  Two Bikermans. P. 101.


[Закрыть].

В 1915 г. Илья окончил гимназию, в отличие от младшего брата, без золотой медали155155
  В выпуске Якова Бикермана было трое медалистов, и все они были евреями. «Сейчас уже невозможно сказать, был или не был выбор медалистов в какой-то пусть незначительной степени определен пониманием того, что для евреев медали были необходимостью и лишь тщеславной роскошью для остальных», – пишет Яков Бикерман (Two Bikermans. P. 105 f.). Действительно, процентная норма вызывала глубокое возмущение не только в университетских кругах (в Московском университете, например, ее пытались игнорировать, см.: Иванов А. Е. Еврейское студенчество в Российской империи начала XX века. Каким оно было? Опыт социокультурного портретирования. М., 2007. С. 67), но и среди гимназистов. Характерна история, рассказанная Паустовским (Аттестат зрелости // Собрание сочинений в восьми томах. Т. 4. М.: Художественная литература, 1967): «Перед экзаменами в саду была устроена сходка. На нее созвали всех гимназистов нашего класса, кроме евреев. Евреи об этой сходке ничего не должны были знать. На сходке было решено, что лучшие ученики из русских и поляков должны на экзаменах хотя бы по одному предмету схватить четверку, чтобы не получить золотой медали. Мы решили отдать все золотые медали евреям. Без этих медалей их не принимали в университет».


[Закрыть], но с достаточно хорошими оценками156156
  В аттестате у Ильи были четыре четверки: по математике, физике, космографии, французскому языку (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 67391. Л. 3).


[Закрыть]. Он решил поступать на историко-филологический факультет Петроградского университета – выбор для еврея не характерный, поскольку был тупиковым с точки зрения карьеры: возможность занимать государственные должности для евреев была существенно затруднена, а преподаватели средних и высших государственных учебных заведений были государственными служащими157157
  Судьба выдающегося английского латиниста и поэта Хаусмана, который после неудачи на выпускных экзаменах в Оксфордском университете в течение 10 лет проработал клерком в патентном бюро, публикуя одну за другой блестящие статьи в научных журналах (при этом не церемонясь с коллегами и раздавая критические удары направо и налево), в результате чего английский ученый мир постепенно осознал, что лучший латинист своего времени находится в свободном полете, и это положение немедленно исправил, пригласив Хаусмана занять кафедру сначала в Университетском колледже Лондона, а затем в Кембриджском университете, для российских евреев была недостижимой мечтой. В Российской империи не было университета, который смог бы пригласить блестящего ученого занять кафедру, если он был евреем.


[Закрыть]. Университетские должности имели четко определенные соответствия с Табелью о рангах. Так, ректор университета приравнивался к действительному статскому советнику (IV класс), декан и ординарный профессор – к статскому советнику (V класс), экстраординарный профессор – к коллежскому советнику (VI класс) и т. д.158158
  Иванов А. Е. Ученые степени в Российской империи XVIII – 1917 г. М., 1994. С. 60.


[Закрыть] Студенты-евреи иронично называли историко-филологический и физико-математический факультеты, выпускники которых не имели никаких перспектив получить работу по специальности в средней или высшей школе, бесхлебными159159
  Иванов А. Е. Еврейское студенчество в Российской империи начала XX века. С. 109.


[Закрыть].

Справедливости ради следует сказать, что историко-филологический факультет был неприемлем и для некоторых русских абитуриентов. Как отметил А. Е. Иванов, их отпугивала «перспектива своей профессиональной незащищенности по получении университетского диплома»160160
  Иванов А. Е. Студенчество России конца XIX – начала XX века. Социально-историческая судьба. М., 1999. С. 41.


[Закрыть]. В. В. Вересаев в своих «Воспоминаниях» сформулировал это опасение с исчерпывающей точностью: «Я давно уже решил по окончании курса (Вересаев сначала окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. – И. Л.) поступить на медицинский факультет… С филологического факультета кем я мог выйти? Учителем… ну, профессором. Признает тебя начальство неблагонадежным, – и все твои знания некуда будет применить, и ты будешь выброшен из жизни. А работа врача нужна везде и всегда, независимо от того, как к тебе относится начальство»161161
  Вересаев В. В. Воспоминания. М., 1982. С. 335.


[Закрыть].

В соответствии с законом евреи имели право получать научные степени, а следовательно, и определенные привилегии в виде чинопроизводства в соответствии с Табелью о рангах. В Положении от 9 декабря 1804 г. «Об устройстве евреев», принятом при Александре I, пункт 5 гласил: «Те из евреев, кои способностями своими достигнут в университетах известных степеней отличия в медицине, хирургии, физике, математике и других знаниях, будут в оных признаваемы и производимы в университетские степени наравне с прочими российскими подданными». Однако, как видно из пункта 43 Положения, это отнюдь не означало, что все евреи получили равные с их христианскими коллегами права: «Евреи, отличившиеся знаниями или важными Государству заслугами, будут соразмерно тому отличаемы и награждаемы». Более того, отсутствие в пункте 5 Положения 1804 г. полного списка дисциплин, по которым евреи могли получать степени, давало возможность для отказа в получении степеней по неупомянутым в списке дисциплинам162162
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 15 сл.


[Закрыть]. Точки над i были поставлены в 1819 г., когда по решению министра духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицына студенты иудейского вероисповедания по получении диплома не исключались из подушно-податного состояния и, следовательно, не могли получать ученые степени, поскольку на них могли претендовать только лица, из этого состояния исключенные163163
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 18 сл.


[Закрыть].

Второе положение «Об устройстве евреев» было принято 13 апреля 1835 г. В соответствии с ним евреи получили право на получение ученых степеней на тех же основаниях, что и остальные российские подданные, но не имели права на чинопроизводство. Исключение составляли те, кто получил докторскую степень «по засвидетельствованию Министра Народного Просвещения об отличных способностях их, но не иначе, как с Высочайшего разрешения»164164
  Леванда В. О. Полный хронологический сборник законов и положений, касающихся евреев, от Уложения Царя Алексея Михайловича до настоящего времени, от 1649−1873 г. Извлечения из Полных Собраний Законов Российской Империи. СПб., 1874. С. 375, § 111.


[Закрыть]. С 1 февраля 1840 г. и евреи, окончившие университеты, и те, кто получал степени, были исключены из подушного оклада. В особо привилегированное положение были поставлены выпускники медицинских факультетов165165
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 21−24.


[Закрыть].

Положение 13 апреля 1835 г. было отменено 27 ноября 1861 г. Новые правила были более либеральными: «Евреи, имеющие дипломы на ученые степени доктора медицины и хирургии или доктора медицины, а равно дипломы на ученые степени доктора, магистра или кандидата по другим Факультетам Университета, допускаются в службу по всем ведомствам без ограничения места пребывания их чертою, для постоянной оседлости Евреев определенною; им разрешается также постоянное пребывание во всех губерниях и областях Империи для занятия торговлею и промышленностью»166166
  Леванда. Полный хронологический сборник законов. С. 972.


[Закрыть]. Формально эти правила действовали вплоть до падения Российской империи. Теоретически евреи, имеющие научные степени, могли поступить на государственную службу, в том числе в университеты, однако на практике это не выполнялось167167
  Гимпельсон Я. И. Законы о евреях. Систематический обзор действующих законоположений о евреях с разъяснениями правительствующего Сената и центральных правительственных установлений. Часть II. Петроград, 1915. С. 441−442; Мыш М. И. Руководство к русским законам о евреях. Изд. 4-е. СПб, 1914. С. 469.


[Закрыть]: в России, как известно, суровость законов умерялась необязательностью их исполнения, но и мягкими законами также можно было пренебречь.

Обсуждая антисемитизм, существовавший в немецкой академической среде, куда попал Бикерман после эмиграции из России, Баумгартен ставит на одну доску российские и немецкие университеты: «Антисемитизм в академической среде создал невозможно парадоксальную ситуацию для евреев: с одной стороны, житейская мудрость подсказывала, что для еврея было слишком опасным излишне акцентировать свое еврейство, и евреи избегали еврейскую тематику, а с другой, антисемиты считали, что евреи должны заниматься исключительно еврейскими предметами, что они не были достаточно “чистыми” или достаточно “интеллектуальными”, чтобы овладеть классическими предметами. В результате академического антисемитизма многие евреи в России и Германии или отказывались от своего еврейства, чтобы заниматься классикой, или предпочитали работать исключительно в области иудаики. Бикерман не хотел быть ограниченным этой разновидностью академического антисемитизма»168168
  Baumgarten. Bickerman. P. 216–217.


[Закрыть]. Далее, впрочем, Баумгартен отмечает, что карьера филолога-классика в дореволюционной России для некрестившегося еврея была невозможна, а во Франции и Германии – серьезно затруднена. Это справедливо: с точки зрения вхождения евреев в академический мир ситуации в России и Германии были различны. На с. 99−108 в главе «Евреи в академическом мире в Веймарский период» Баумгартен подробно разбирает положение евреев в немецких университетах. Он ссылается на статью А. Павличек, в которой она, изучив архивы Прусского министерства образования, пришла к выводу о том, что положение как тех евреев, которые сохранили верность иудаизму, так и выкрестов в имперский и Веймарский периоды было существенно лучше, чем это принято считать. На всех факультетах в Берлине между 1871 и 1933 гг. получили назначение 1932 преподавателя. И них 458 (24 %) были евреями, причем 267 (около 60 %) открыто исповедовали иудаизм или, во всяком случае, называли себя евреями. Но при этом нельзя сказать, что антисемитизма в германском академическом мире не было. Известны случаи, когда при назначении на профессорскую должность еврейская национальность кандидата служила препятствием, особенно в тех областях, которые считались важными для формирования германской идентичности: философия, классическая филология, немецкая литература, история современного искусства и средневековая история. Противники апеллировали к христианству: Германия была и есть христианское государство, в котором евреи представляют терпимое (в лучшем случае) меньшинство. Христианские идеи составляют в нем основу немецкой науки, и если немцы рассчитывают оставаться христианами, то евреи в качестве учителей в немецком государстве неприемлемы. Но это мнение, хотя бы и высказанное достаточно влиятельными и известными учеными, не меняло общую картину: евреи могли преподавать и занимать профессорские должности в германских университетах, хотя для них это было сложнее, чем для их немецких коллег. Нет нужды говорить, что российские евреи о таком могли только мечтать.

Все ограничения можно было снять, приняв крещение. Как правило, это помогало: университетскими профессорами были выкресты Д. А. Хвольсон, Ф. Ю. Левинсон-Лессинг, Е. В. Тарле (последний крестился в православие не из карьерных соображений, а по романтической причине – ради заключения брака с любимой девушкой). Однако иногда и крещение положения не спасало: так, например, министр народного просвещения (1898–1901) Н. П. Боголепов не допустил к занятиям по подготовке к профессорскому званию историка литературы выкреста П. С. Когана. В 1902 г. попечитель Московского учебного округа П. А. Некрасов не утвердил решение юридического факультета об оставлении на кафедре финансового права для приготовления к профессорскому званию М. И. Фридмана. Не только сам Фридман, но его родители были выкрестами. Объясняя причину своего решения, Некрасов сообщил декану юридического факультета, что «привлечение лиц еврейского происхождения, хотя бы и принявших православие, крайне не желательно, тем более что и до поступления в университет евреи часто принимают христианство, а потому решение подобных дел… требовало бы большей осторожности»169169
  Иванов А. Е. Ученые степени в Российской империи. XVIII в. – 1917 г. М.: ИРИ РАН, 1994. С. 94.


[Закрыть]. В течение двух лет Фридман пытался оспорить решение попечителя учебного округа, но безрезультатно.

Принять крещение ради карьеры соглашались немногие и после тяжелых колебаний. Дело было не в религиозности студентов-евреев, мечтавших о научном или педагогическом поприще, – многие из них к религии относились индифферентно или даже отрицательно170170
  По данным анкетирования среди еврейских студентов и курсисток Киева в 1910 г. верующих было среди студентов 10,4 %, среди курсисток 9,9 %, неверующих же 30,3 % и 40,1 % соответственно. Отрицательно относились к религии (под отрицательным отношением авторы анкеты понимали признание необходимость бороться с религией) 13,3 % и 8.9 %, безразличны к религии 30 % и 34,9 %. Студенческая анкета Санкт-Петербургского технологического института, проведенная в 1909 г., дает 8 % религиозных евреев (среди православных религиозными оказываются 12 %). К характеристике еврейского студенчества (По данным анкеты среди еврейского студенчества г. Киева в ноябре 1910 г.). Киев, 1913. С. 64, перепеч.: Иванов. Еврейское студенчество. С. 310.


[Закрыть], а в моральной стороне вопроса.

Известный филолог-классик и новолатинский поэт Яков Маркович Боровский, человек религии абсолютно чуждый, окончил знаменитую Санкт-Петербургскую Шестую гимназию, в которой для желающих был факультатив по древнегреческому языку (вызвавший поначалу большой интерес у гимназистов, вскоре, впрочем, его утративших, за исключением братьев-близнецов Боровских), мечтал заниматься классикой, но был вынужден поступить в Политехнический институт. Только после Февральской революции, когда все ограничения для евреев были сняты, он смог со спокойной совестью перевестись на вожделенный историко-филологический факультет университета.

Известный историк античности Соломон Яковлевич Лурье, будучи атеистом, долго колебался, следует ли ему принять крещение ради того, чтобы остаться в университете «для подготовки к профессорскому званию» (как бы сейчас сказали, в аспирантуре). Характерно, что первоначально он поступал в Петербургский технологический институт именно потому, что понимал, что в столь любимой им области занятий классическими древностями перспектив у него нет. Крещение как решение всех проблем им тогда не рассматривалось. И только случайная тройка по сочинению помешала ему поступить в Технологический институт и стать инженером. Под влиянием уговоров отца, который так же, как и Иосиф Бикерман, вырос в местечковой религиозной семье и порвал со своим прошлым, он все же крестился в лютеранской церкви, но считал крещение «гнуснейшим из компромиссов». Как отметил один из студентов, отвечая на анкету 1913 г., распространенную среди евреев, учившихся в высших учебных заведениях Москвы, «еврей не имеет права быть ренегатом вследствие тяжелого положения его братьев»171171
  Шейнис Д. И. Еврейское студенчество в Москве. По данным анкеты 1913 г. М., 1913. С. 46 = Иванов. Еврейское студенчество. С. 380. Анкета, проведенная среди студентов и курсисток еврейской национальности в 1910 г. в Киеве, показала, что к переходу в другие религии отрицательно относилось почти ¾ опрошенных. К характеристике еврейского студенчества. С. 60 = Иванов. Еврейское студенчество. С. 306.


[Закрыть].

Другому карьерному выкресту, генералу Грулеву, пришлось для оправдания (а необходимость в нем он чувствовал) закрыть глаза на очевидный антииудаизм реального «уличного» православия и апеллировать к христианским идеалам по букве и духу:

«Пристойно ли, однако, оставлять ряды слабых и гонимых и переходить к сильным и гонителям?

Да, – это было бы так, если бы христианство было в борьбе с еврейством. Но ни по букве, ни по духу христианского вероучения вообще, и православного в частности, нет никакой вражды к еврейству172172
  Генерал явно не был знаком с антииудейскими проповедями Иоанна Златоуста или антииудейскими решениями Трулльского Собора.


[Закрыть]; напротив, – это ведь родственное вероучение, состоящее из Старого и Нового Завета, не имеющее ничего общего с гонением на евреев, народившимся лишь впоследствии, с течением веков, среди, темных низин народных, при изуродованном понимании религиозных верований.

А гонители? Разве это народ русский, или какой бы то ни был другой народ в мире? Ведь гонители, одержимые юдофобством, – это везде и всюду самые низкие элементы, ограниченные умственно и нравственно»173173
  Грулев М. В. Записки генерала-еврея. М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007. С. 101.


[Закрыть].

Надо отметить, впрочем, что среди студентов-евреев находилось незначительное количество таких, которые или одобряли переход в христианство, или относились к подобному решению индифферентно. Одесская перепись среди студентов-евреев, проведенная в 1911 г., показала, что 4,4 % одесских респондентов оценили переход в христианство положительно, 7,3 % – безразлично, 88,3 % – отрицательно, однако только 62 % из них– «безусловно отрицательно», 21, 2 % – «условно отрицательно», 5,1 % – «не осуждая». Интересно, что процент относящихся к крещеным товарищам без осуждения оказался существенно выше, чем тех, кто их осуждал как ренегатов: 48 % и 35 % соответственно174174
  К характеристике еврейского студенчества. С. 25–26 = Иванов. Еврейское студенчество. С. 149.


[Закрыть]. Основная мотивировка отрицательного отношения к крещению у одесских студентов так же, как у их киевских или петроградских собратьев, находилась не в религиозной, а в моральной плоскости: «К крещению отношусь отрицательно, но исключительно вследствие бесправного положения евреев, не по религиозным соображениям», «Хоть и ни во что не верю, но в крещении вижу личное унижение»175175
  К характеристике еврейского студенчества. С. 46 = Иванов. Еврейское студенчество. С. 150.


[Закрыть].

Думается, что вопрос о возможности крещения перед Ильей Бикерманом не стоял. Но и отказываться от своего призвания он не захотел. Перед его глазами был пример отца, окончившего историко-филологический факультет Новороссийского университета. В конце концов, оставались частные учебные заведения, в которых можно было преподавать евреям – до перехода на чисто журналистскую деятельность его отец был учителем в двух одесских гимназиях. И, скорее всего, вслед за своим отцом он верил в обретение евреями всех прав в ближайшем будущем.

24 июля 1915 г. Илья Бикерман подал заявление и 13 августа 1915 г. был зачислен «в норму на имеющуюся открытую вакансию» в Петроградский Императорский университет176176
  ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 67391. Л. 3.


[Закрыть]. Норма, т. е. ограничение на прием евреев в высшие учебные заведения, вводилась постепенно и видоизменялась в зависимости от политической ситуации в империи. Ее появление датируется 1882 г., когда впервые была установлено, что от всех поступивших на первый курс Военно-медицинской академии студенты иудейского вероисповедания могут составлять не более 5 %. Годом позднее такая же норма была установлена в петербургских Горном и Лесном институтах, которые находились в ведении Министерства государственных имуществ177177
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 91.


[Закрыть]. Вскоре очередь дошла и до Министерства народного просвещения. К 1887 г. квоты на прием евреев составляли: 3 % в Московский и Петербургский университеты, 5 % – в провинциальные университеты вне черты оседлости и 10 % – в университеты, расположенные в черте оседлости, а также в Киевский. Очевидная несправедливость и дискриминационные характер процентных норм были очевидны даже тогдашнему министру народного просвещения И. Д. Делянову. В 1889 г. по его предложению попечителям учебных округов был разрешен сверхнормативный прием. Иногда министр вмешивался в увеличение приема евреев самолично. В результате, например, из 82 евреев иудейского вероисповедания, принятых в 1897 г. в Новороссийский университет, 71 были приняты по распоряжению Делянова178178
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 62.


[Закрыть]. Процентные нормы не оставались неизменными. В 1901 г. они были снижены с 10 % до 7 % в черте оседлости, с 5 % до 3 % – вне ее и с 3 % до 2 % в столицах в ответ на студенческие беспорядки, виновными в которых власти считали студентов «нерусского происхождения»179179
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 64.


[Закрыть]. Только в 1903 г. нормы вернулись к прежнему уровню, а на один 1904/1905 учебный год по случаю рождения наследника были даже повышены: с 10 % до 15 % в черте оседлости, с 5 % до 7 % – вне ее, с 3 % до 5 % – в столицах. В годы Первой русской революции процентные нормы были временно приостановлены из-за противодействия этой несправедливой практике со стороны либеральной профессуры и студенчества, в среде которого антисемитов было существенно меньше, чем противников антисемитизма: согласно переписи студентов Петербургского технологического института, которая проводилась в 1909/1910 учебном году, 59 студентов высказались за равноправие евреев, 12 были безразличны к проблеме или не определились со своим отношением и 25 высказались против равноправия. Результаты этой переписи показывают, однако, что когда граф И. И. Толстой, министр народного просвещения в 1905−1906 гг., писал, что антисемитизм правительства уничтожал «в зародыше антисемитизм в среде учащегося юношества, которое никогда не помирится с грубой и кричащей несправедливостью и издевательством над товарищами», то он по благородству души преувеличивал нравственные качества молодежи.180180
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 66 и прим. 20.


[Закрыть]

Еще до того, как Толстой занял пост министра просвещения, 2 сентября 1905 г. совет профессоров Московского университета подал представление тогдашнему министру В. Г. Глазову об отмене процентных норм. Министр ответил, что подобное решение может быть принято только законодательным порядком. Тогда Совет Московского университета отправил министру через попечителя учебного округа новое представление о сверхкомплектном приеме 177 евреев. Совещание министров, в ведении которых состояли учебные заведения, отказало. Но тут расклад сил поменялся: место министра занял И. И. Толстой, либерал и сторонник полного равноправия евреев. При полной его поддержке профессорские коллегии разных университетов стали явочным порядком игнорировать процентные нормы, и количество лиц иудейского вероисповедания в университетах резко возросло. В 1906/1907 учебном году в связи с послаблениями, вызванными Первой русской революцией, в Петербургском университете евреи составляли 17 % студентов181181
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 68.


[Закрыть]. 20 января 1906 г. по инициативе И. И. Толстого вопрос о процентных нормах был вынесен на обсуждение Совета министров. Большинство членов Совета, включая премьер-министра С. Ю. Витте, высказалось за отмену, однакo Николай II поддержал меньшинство, состоящее из трех силовых министров (внутренних дел, морских сил и юстиции), и процентные нормы были сохранены. 16 сентября 1908 г. они обрели законодательный характер182182
  Иванов. Еврейское студенчество. С. 67–72.


[Закрыть]. Отныне корректировка ежегодных процентных норм зависела от решения правительства. Ненормированный прием был практически искоренен. Например, в 1913/1914 учебном году процентная норма евреев-студентов была в целом по империи на уровне установленных в 1887 г. нормативов: 10 % в черте оседлости, 5 % вне ее, 3 % в столицах183183
  Иванов А. Е. Высшая школа России в конце ХIX – начале ХХ века. М., 1991. С. 286.


[Закрыть]. В 1913/1914 учебном году в государственных университетах численность студентов еврейского вероисповедания составляла 6 %184184
  Иванов. Студенчество России. С. 197.


[Закрыть].