Текст книги "300 дней и вся оставшаяся жизнь"

Глава 24

Лето ворвалось в город неожиданно и по большому счету не по графику: пятнадцатого мая термометр показывал двадцать пять, и каждый следующий день добавлял по градусу. Сашка с друзьями вовсю купался на речке после уроков, тщательно скрывая этот факт от матери и от бабушки. Стояла небывалая жара, а вода была еще холодной, и тем приятнее было шарахаться в нее с разбега, нелепо размахивая руками и поднимая фонтаны брызг. Сгоняв на тот берег и обратно, пацаны блаженно валялись на траве, подставляя солнцу белые после зимы бока, животы и спины.

Инночка с Томкой отважились пойти поплавать только в первый день лета. Походом на природу их прогулку можно было назвать с натяжкой: река, довольно широкая, с маленьким песчаным пляжем, была в десяти минутах ходьбы от дома – мимо детского садика, через старый парк с величественными тополями. Подруги расстелили покрывало, решив сначала как следует поджариться на солнышке.

– Ну, и что твой роман с шефом? – спросила Томка, лениво перекатываясь на спину и водружая на нос темные очки.

– Да ничего. Вялотекущий, как шизофрения. Встречаемся, общаемся, культурная программа обязательно, я уже половину репертуара всех наших трех театров пересмотрела.

– И как драматургия?

– Драматургия как раз в порядке, они не дураки, классику ставят, а вот режиссура… В одном храме Мельпомены главреж, по-моему, уверен, что на дворе шестьдесят второй год прошлого века, в другом увлеклись мюзиклами, «Иисус Христос – суперзвезда», «Чикаго». Мало того, что голосов почти ни у кого нет, так еще и постановка… В общем, все как в телевизоре, только вместо Ричарда Гира ломается лысый толстячок в убогих декорациях. Томка, где кураж, а?

– Ин, ты от темы не уходи…

– Уходить не от чего. Он ведет себя… не знаю… Как старый друг. Правда, с ним не скучно… Но мы вместе работаем – любую паузу в разговоре можно заткнуть планеркой. До смешного, Том, – он уже так привык со мной советоваться, что начинает эту канитель на работе. Мне уже намекнули, что я его зам. Внештатный.

– Неужели вообще не пристает?

– Он все время порывается, но каждый раз… Неуверенный в себе, в общем.

– А ты его хочешь?

– Да ну тебя на фиг, Том, я давно уже никого не хочу! Что, мне самой к нему приставать, что ли? Такие маневры надо было начинать, когда он с разбитой головой дома валялся, а я из себя мать Терезу изображала. Тогда была пара моментов, чтобы дело до поцелуев дошло… Наверное.

– Я тебя не понимаю! Молодая, здоровая, красивая баба…

– Том, я не так воспитана. Ну, не могу я мужика в постель затащить. И не хочу.

– Давай поставим точки над всеми буквами, Лучинина. Ты мужика не хочешь или этого мужика не хочешь?

– Не знаю. Мне, наверное, нужно, чтобы мужчина был в меня влюблен. Или хотя бы играл первую скрипку в отношениях. А этот… Предоставил мне карт-бланш и сидит, ждет у моря погоды. У всех проблема – как с нормальным мужиком познакомиться, а у меня – как с ним отношения начать. Позвонить и сказать: приезжай за мной, у нас сегодня будет секс? Я так не умею. Понимаешь, все должно получиться само собой, как… Ладно, ты не в курсе.

К счастью, Томка, видимо, прослушала последнюю фразу, уж больно громко галдели в воде пацаны.

– А ты его с мамой познакомила?

– Зачем? И как я его представлю: это мой новый ухажер, но ты не волнуйся, он, как выражается наша Катька, «ни украсть, ни покараулить»? Мама человек серьезный, она его про зарплату спрашивать начнет.

– А какая, кстати, у него зарплата? – тут же с живым любопытством поинтересовалась Тамара.

– Том, ну ты вообще о чем говоришь? Какая зарплата, он же не директор, вернее не только директор, он еще и хозяин. Сколько надо денег, столько и возьмет.

– Сколько надо – это хорошо. Перспективный жених… С мамой – понятно. А нам ты его показать не хочешь?

– Что значит показать? Он что – пудель выставочный?

– Вот ты и попалась, Лучинина. Помнишь, Катька тест такой забавный замутила: представить всех знакомых в виде собак разных пород? Пудель! Вот кем ты его считаешь. То есть существо эстетическое, но абсолютно бесполезное. Мы с тобой спаниели ярко выраженные, в нас эстетичность с пользой сочетается. Мишка мой – сенбернар, Славик – ротвейлер, тупой и злобный, мама твоя, уж извини, такса, много шума из ничего. А Сашка – дожонок: руки длинные, ноги длинные, физиономия смышленая…

Инночке эти собачьи ассоциации понравились, и она подхватила:

– А муж мне нужен дог, сто килограммов воплощенного достоинства, танк с хвостом. И чтобы Сашке было в кого, а то родители – сброд какой-то, спаниель и ротвейлер, а?

– Ну тебя! – захохотала Томка. – Пошли водичку опробуем, первый раз в этом году, дай бог, не последний.

И подруги отправились плавать.

Обе они это дело очень любили, только Инночка плавала медленно и вдумчиво, каждый раз восхищаясь невероятным чувством невесомости, а Тамара шумно и весело, с брызгами-визгами и обязательными попытками утопить всех окружающих. Как обычно, она поплыла не поперек, а вдоль реки, против течения, комментируя температуру воды, форму облаков и собственное отличное настроение.

Инночка плыла молча и думала про собачьи аналогии. Пожалуй, был у нее один знакомый «дог», выросший совсем недавно из дожонка. Некстати в голове всплыла Генкина история про горное озеро, в котором нет дна. Хорошо, что речка здесь нормальной глубины, и спасти утопающего может любой среднестатистический мужик. Инночке вдруг захотелось рассказать лучшей подруге про Генку, про то, что было между ними и что есть. В конце концов, Бортникова умная женщина, может, и посоветует чего. Или просто посочувствует, поддержит.

Ждать Томку на берегу пришлось долго, пока эта русалка нарезвилась, Инночка успела и обсохнуть, и согреться.

– Красота! – Тамара рухнула на покрывало как заправский каскадер: из положения «стоя, руки в стороны», как подкошенная. – Только подростки орут, спасу нет.

– Ты сама всегда, когда плаваешь, разговариваешь. И разговариваешь очень громко. По совести сказать – орешь на всю речку.

– Да? – беспечно отозвалась Томка. – А я и не замечала.

Некоторое время они валялись в тишине. Потом Инночка решилась:

– Тамар, я тебе рассказать хочу кое-что. Ты только не перебивай, я и так собьюсь. Во всей моей личной жизни, в которой ты никак не можешь разобраться, есть неучтенный тобой аспект. Подводный камень. Целый айсберг.

И Инночка вывалила ошеломленной подруге всю историю с Генкой. В полной версии, естественно. Томка не мама.

– С ним мне было не просто хорошо, а… Как будто я всю жизнь просидела в комнате без окон, без солнечного света, без свежего воздуха, а потом кто-то пришел, взял за руку и вывел: вот он, мир. Он огромный. Он твой. Так теперь будет всегда. Я бесилась первое время страшно. Помнишь, больничный у тебя брала? Это чтобы в конторе глаза не показывать. А потом эти письма. Знаешь, какие он письма из своей армии мне пишет? Ни за что не поверишь, что он мальчишка, в сущности. Взрослые, очень красивые письма. Оказывается, он образованный и интеллектуальный… И там, в этих письмах, что ни слово, то – люблю. Я не знаю, как это получилось. Наверное, просто на такое невозможно не отозваться… С другой стороны, молодой совсем, ну какая может быть любовь, какое будущее? Как на меня люди смотреть будут?

– А он красивый? – неожиданно спросила Тамара.

– Н-не знаю… Не думала как-то. Ну, он высокий. Очень высокий, сто девяносто – это точно, может быть, и выше. Волосы темные, смотрит всегда исподлобья… Тьфу ты, фоторобот какой-то… Я тебе дома фотку покажу, с Нового года, с корпоратива, кажется, только не с этого, а с прошлого. Не знаю, красивый или нет. Для меня – красивый.

– И что тогда ты себе мозг выносишь? И мне заодно. Жди своего Сирано из армии, на письмо ему ответь, обратный адрес же в природе существует? А шеф твой пусть делает, что хочет. Что ты на меня уставилась? Подумаешь, мезальянс, девять лет разницы! Да так миллионы живут, причем, обрати внимание, долго и счастливо. Я, Лучинина, думала, у тебя и правда проблемы, а ты, оказывается, просто из позапрошлого века. Тургеневская девушка средних лет. Смотреть противно.

– А ты не смотри. Закрой глаза и загорай себе, – немножко обиделась Инночка.

– Не хочу. Изжарилась уже. Пошли еще купаться.

На этот раз подруги плыли молча. Томка помнила про «орешь на всю речку», и попутно думала: сказать, не сказать? Тайна, которую она знала давным-давно, никогда не казалась ей важной. Но, может, Инночке эта тайна поможет принять определенное решение? И момент вроде подходящий…

Много лет назад одиннадцатиклассница Тамара вернулась с дискотеки сильно раньше, чем предполагала. Поссорилась с кем-то. Но не с Бортниковым – это точно, Мишка в ее жизни появился на первом курсе института. Настроение у Томки было скверное. В том, что случилось потом, не было, в общем-то, злого умысла. Просто свою роль сыграла привычка возвращаться с танцулек бесшумно, не разбудив родителей, чтобы в случае чего утром как ни в чем не бывало хлопать глазами: мол, почему поздно? Нормально пришла…

Родители пили чай на кухне и что-то негромко обсуждали. Томка навострила уши. Всю жизнь любопытство было ее вторым именем. Отец говорил, что это неприлично. Мать возражала: это не наше дело, хорошо тебе говорить, у тебя есть я, а у меня есть ты. И Капа, между прочим, совсем не старая, выглядит отлично.

Тамара стояла, затаившись, в темной прихожей и минут двадцать жадно прислушивалась. Картина за это время выяснилась полностью и с подробностями. Вдова соседа дяди Леши, тетя Капа, с кем-то встречается. Завела себе любовника, как выразился отец. Мать говорила, что наличие любовника предполагает наличие мужа. А так как Капа – вдова уже четвертый год, то всё очень даже логично и прилично. А возраст? Ну, это да, сколько у них там разницы – пятнадцать лет? Но – обрати внимание! – она свой роман не афиширует. Наверное, именно поэтому. Интересно, он ее любит? Наверное, по крайней мере, связь по расчету исключается: что с Капитолины возьмешь? Одно слово – учительница. Да, денег не густо, дай бог Инку выучить, на ноги поставить…

Томка шокирована не была. Велика важность, у тети Капы поклонник есть. Ничего удивительного. Интересно, Инка знает? На следующий день в школе Тамара запустила пару пробных шаров. Стало понятно, что Инночка не в курсе. И Томка усилием воли выкинула всю эту историю из головы: любопытство любопытством, но перспектива появления молодого отчима у лучшей подруги явно не ее, Томкиного, ума дело. Без нее разберутся. Разбираться никому ни в чем не пришлось: поклонник Капитолины Ивановны так и не легализовался. Сколько они встречались и куда он делся в конце концов, Томка не знала. Не у предков же спрашивать.

Именно сейчас рассказать эту старую историю Инночке? Почему бы и нет? Но когда подружки, отфыркиваясь, вылезли на берег, первой заговорила Инночка:

– Ты, кстати, книжку мою прочитала? Отдашь когда?

– Слушай, все никак зайти не получается…

– Ну да, на разных концах города живем, – хихикнула Инночка. – Тебе, кстати, понравилось?

– Детективная составляющая – очень, философская – через раз, а эротическая – бред сумасшедшего.

– Том, обрати внимание, это, кажется, первый случай, когда мы с тобой пришли к общему мнению. Меня от избытка физиологии в романе просто подташнивало. Зато описание дома, леса, океана…

– И еще описание безумия. Я, конечно, терапевт, а не психиатр, но сдается мне, что автор сам в этой шкуре побывал. Сумасшедший он, вот что я думаю.

– Том, как ты считаешь, сумасшествие излечимо?

– Даже не знаю, как тебе ответить… Шизофрения – безусловно нет, а вот всякие посттравматические состояния, алкогольная или наркотическая абстиненция, если анамнез не отягощен другими обстоятельствами… А почему ты спрашиваешь? Знакомым сумасшедшим требуется прогноз на будущее?

– Я просто пытаюсь понять психическое состояние главной героини.

Вообще-то Инночка пыталась понять собственное психическое состояние. Но сказать об этом Тамаре не решилась. Та, конечно, не психиатр, а терапевт… Но знакомые психиатры у нее наверняка есть. Может и отвести лучшую подругу к психиатру. По знакомству.

– Чего там понимать, – насмешливо сказала Томка. – Сумасшедшая, конечно. Такая любовь, такая любовь… Патология это, вот что я тебе скажу. Эй, ты что так смотришь? Я про эту героиню, а не про… э… кого-нибудь еще. Противная героиня. Да и вообще роман не лучший в мире.

– А какой лучший, Том?

– Никогда об этом предметно не думала, но вот сейчас скажу: самый лучший роман – это тот, который происходит в жизни. Твой, мой, у каждого свой. А главное, хорошо, что на всех писателей не хватает.

– Том, а у тебя был когда-нибудь головокружительный роман?

– Ты, Лучинина, наивная, как я не знаю что! Мой головокружительный роман у меня есть. Прямо сейчас. И последние пятнадцать лет.

Глава 25

«Какое же на юге длинное лето. Это обалдеть можно, в апреле уже наступило, сейчас август, и только прохладные ночи позволяют ожидать не очень близкой осени. Не скажу, что перспектива меня окрыляет. Осень в горах – это красиво, но чертовски неудобно, даже в солнечный день мокро и холодно. Радует другое – в декабре мне положен отпуск. И я увижу тебя. Тебе в это верится? Я приеду в город, я уверен, что ты мне обрадуешься, у нас будут целых две недели. Как бы так подгадать, чтобы был Новый год и Рождество? Я раньше Новый год не сильно любил: чего умного – объелся оливье и сидишь, как дурак, в телевизор пялишься… Теперь и навсегда все будет по-другому…»

Это письмо было недлинным, и не трудно было догадаться, что писано оно буквально на колене, ручка в нескольких местах протыкала бумагу, неровные буквы складывались в неровные строчки…

Оно было сотым по счету. Примерно неделю назад, чувствуя себя очень глупо, Инночка занялась разбором и сортировкой Генкиных писем. Очередность получения многих из них Инночка помнила, другие разобрала по датам, порядковые номера написала на конвертах, сложила в пачки по месяцам и перетянула резинками. Все получившиеся пачки оказались разными по толщине. Это потому, что Генка пишет с войны. Если бы он служил в обычной армии, где для написания писем есть специальное время ежедневно, он бы, наверное, двести написал.

Еще Инночка подумывала как-нибудь остаться на работе до ночи и в тишине и спокойствии обработать на компьютере Генкины рисунки, хотя бы немногочисленные «серьезные»: убрать фон «в клеточку, в линеечку» на тетрадных листах, высветлить редкие, но заметные посторонние пятна. Серия набросков получалась очень интересной, несмотря на единственную тему – только горы. В конце концов, «Абрис» многим занимался, и эти рисунки можно было бы использовать в качестве иллюстраций.

Конечно, она не представляла себе Новый год, проведенный вместе с Генкой. С тем Генкой, которого она знала, праздник превратился бы… Ладно, знаем мы, во что превращаются праздники в его обществе. И не надо врать себе, это далеко не худший вариант. Это лучший вариант. Самый лучший, самый желанный… Но надо быть крайне недалеким человеком, чтобы не понимать: долгая разлука меняет людей. Армия, строго регламентированный мужской мир, меняет еще больше. А с войны, пожалуй, таким же, как раньше, еще никто не приходил. А самое ужасное – то, что, даже если все будет совершенно сказочно, две недели все равно закончатся, и ему придется вернуться к вымороченным ветром и снегом горам, к ночевкам в холодной и мокрой палатке, к неделями не стираной одежде. Если бы Инночка знала бытовую сторону Генкиной жизни подробнее, к списку добавилась бы постоянная тяжесть – в горах складов и магазинов нет, все таскаешь на себе: фляжку, штык-нож, автомат, рожки с патронами. У хорошего солдата их не два и даже не десять, лучше без еды, чем без патронов. А в Генкином случае еще и гранатомет, и боезапас к нему.

Инночка постаралась стряхнуть с себя черно-белые, как горы зимой, мысли. Перед ожидаемым Генкой Новым годом предстояла еще куча праздников, один из которых радостных предвкушений не вызывал: через неделю ей исполнялось тридцать три года. Конечно, она не чувствовала себя старухой, но и мамино утверждение, что в тридцать лет вторая молодость только начинается, как-то не грели. Цифры завораживали. Если измерять прожитые годы, не опираясь на данные официальной статистики, а, например, взять за отправную точку жизнь ее отца, то тридцать три – никакая не молодость, пусть вторая… Даже не середина жизни, а начало конца.

Эти невеселые мысли не освобождали Инночку от праздничных приготовлений. Следовало составить перечень персон, выбрать время и место, обсудить с мамой меню. Правда, время и место уже определились: день рождения приходился на субботу, а отмечали его начиная с Инночкиного восемнадцатилетия в старом, бабушкином еще, деревенском доме.

Бабушка умерла в один год с отцом, и Капитолина Ивановна не пропускала ни единой возможности навестить родовое гнездо, благо Кутафино от города было совсем недалеко, в двенадцати километрах. Старый, но очень красивый и до сих пор плодоносящий сад, довольно большой огород, газ и электричество в доме – все это было жирным плюсом при выборе места для любого праздника. Инночка с подружками очень любили бывать в Кутафино.

А о гостях надо подумать заранее и очень внимательно. Инночка вооружилась ручкой и бумагой. Не то, чтобы она боялась кого-нибудь забыть. Просто терпеть не могла непредусмотрительности. Следовало четко все рассчитать, а то, не дай бог, еды не хватит или спиртное посреди банкета закончится… Сколько народу будет? Во-первых, мама с Сашкой, во-вторых, подруги: Тамара с Мишкой и Лешкой, Фрида, у Катерины ухажер вроде серьезный, Томка говорила… И конечно, господин Голубев. Кавалер – не кавалер, но статус друга он в любом случае заработал, да и познакомить его со всеми пора. Винни Пух и все, все, все. Все Инночкино окружение заочно уже знает, вот пусть и посмотрят. Пожалуй, все. Последнее время Инночка сдружилась с Наташкой, верстальщицей с работы, ее тоже можно было бы пригласить, если бы не Виталий Валентинович. Инночкины неформальные отношения с шефом мгновенно станут известны в родном коллективе. К этому Инночка была не готова. Ладно, не надо Наташку, тем более что она для их компании слишком молода.

Теперь меню. Надо попросить Катьку, чтобы та заранее отвезла на дачу спиртное и часть продуктов. Хорошо, что там есть холодильник, старенький, но рабочий. И пусть захватит с собой Бортникова, Мишка проверит проводку, чтобы во дворе был свет, подлатает, если надо, лавочки и стол, почистит мангал, приготовит дрова.

В принципе возни с готовкой не много, главное – шашлык. Это все сказки, что нормально мясо готовят только мужчины. К шашлыку Инночка не подпускала никого и никогда. Мужики пусть дрова рубят, а мясо на шашлык – это священнодействие.

Мясом стоит начать заниматься за три часа до подачи на стол. Режем крупно, кусочки должны быть чуть меньше стандартной котлеты, в противном случае шашлык неизбежно пересохнет. Лук только мелкий и только кольцами – что может быть вкуснее коричневого хрустящего колечка? Помидоры тоже мелкие и тоже кольцами, стиснутые с двух сторон мясом, они дадут сок и кислинку. Черный перец – его много не бывает, к тому же большая часть все равно останется в рассоле. Рассол: минералка, обязательно сильно газированная, и немного уксуса, ни в коем случае не перекислить, не то мясо будет картонным. Маринад не должен быть кислее обычного чая с лимоном, без сахара, конечно. Последний ингредиент – соль. Простая поваренная соль крупного помола. Не «Экстра», не йодированная, не морская, а самая что ни на есть обычная соль. Все остальное – от лукавого. Зелень лучше подать отдельно, свежевымытую, кетчуп – тоже отдельно, не все любят топить мясо в томате. Сама Инночка, например, не любила. Этот простейший рецепт еще ни разу не подвел Инночку. Ей доводилось пробовать шашлык, замоченный в кефире, в сухом вине, в лимоном соке… Нарезанная зелень, прилипшая к мясу, как правило, подгорала, испарившееся вино оставляло шашлыку привкус самогонки, хлопья кефира выглядели не эстетично…

Что там дальше? Молодая картошка, мелкая, скобленая, сливаешь воду и кидаешь сверху пачку сливочного масла и мелко-мелко рубленый укроп – вот тут он уместен. Подаешь на стол прямо в кастрюле, вписывается в дачную стилистику, как вписываются в нее кружки с отбитыми ручками, щербатые тарелки и разнокалиберные рюмки.

Греческий салат. Это мы все любим, для этого дела даже салатницу хрустальную из города привезем, не жалко. И гвоздь программы – окрошка. Этим-то и хорош деревенский дом: трудно представить себе посиделки в лесу, на которые кто-то притащит ведро окрошки, ведро кваса и полведра сметаны.

В общем, в пятницу с работы придется отпрашиваться.

…Светочка сидела на своем рабочем месте, в приемной, гламурная лишь наполовину. Точнее – на верхнюю половину: на ней была белая кружевная кофточка с весьма откровенным вырезом. Нижнюю половину, которую из-под стола было видно только отчасти, можно было считать почти пляжным вариантом: светлые капри с остро модными большими карманами и безупречные босые ноги. Босоножки с запредельными каблуками валялись рядом. Открывающаяся дверь оторвала Светочку от неизменного пасьянса на мониторе. Она было попыталась нащупать ногой обувь, но, увидев Инночку, успокоилась: не велика птица. Не клиент.

– Свет, шеф у себя? – спросила Инночка.

Секретарша цепко оглядела заведующую компьютерным отделом Лучинину. Та была, как всегда, не от мира сего: прямой сарафанчик из грубого льна чуть выше колена и очень открытые коричневые «лодочки» на абсолютно плоской подошве. Как всегда, на километр мимо моды и, как всегда, безупречна, – с легкой завистью подумала Светочка.

– Где ему быть, у себя.

«Под кондиционером», – хотела добавить Светочка, изнывавшая от жары, но промолчала. Слухи о том, что Голубев по всем вопросам совещается с Лучининой, были уже не новостью.

Инночка, улыбнувшись, исчезла за дверью с надписью «Генеральный директор», а Светочка мысленно чертыхнулась. Вот ведь правду говорят, маленькая собачка до веку щенок. Сколько ей, тридцать уже, небось? Вот бы ей, Светочке, такую талию! Тут каждую ложку сахара, считаешь… Хотя бюстом она бы с Лучининой ни за что не поменялась, замечательный у Светочки бюст…

– Виталий Валентинович, у вас найдется для меня пара минут? – официальным голосом спросила Инночка с порога.

– Конечно, Инна Алексеевна, присаживайтесь, пожалуйста, – в тон ответил шеф, разулыбался и заговорщицки ей подмигнул.

Инночка уселась на ближайший к нему стул и почти шепотом начала:

– Вит, у меня для тебя две новости. Одна, надеюсь, хорошая, другая не очень. С какой начинать?

– Давай с плохой, – насторожился он.

– В пятницу тебе придется отпустить меня с работы…

Витка удивленно поднял брови – Инночка на его памяти отпрашивалась первый раз. Впрочем, аврала не ожидалось, хотя планы на пятницу, и прежде всего на саму Инночку, у него, конечно, были.

– На целый день! – трагически прошептала Инночка.

– Зачем? У тебя что-то случилось? – заметно встревожился шеф.

– А это будет уже вторая новость, Виталий Валентинович… – Она едва не засмеялась – такое у него было лицо. – В субботу вы приглашены на банкет, в честь моего дня рождения.

– Конечно, радует, что обо мне вспомнили, но пятница-то тебе зачем?

– Вит, понимаешь, мой день рождения мы традиционно в деревне отмечаем, это недалеко, ты не волнуйся. Ну, там, дом в порядок привести надо, продукты доставить, подготовиться к приему гостей…

Вид у него стал каким-то озабоченным и даже несколько отстраненным, как ей показалось.

– Там здорово, ты не думай, никаких палаток, – заторопилась она. – Хороший старый дом, сад чудесный, речка рядом, мелкая правда, но чистая, лесочек березовый…

– Ну да. Полный набор «малая родина», это я понял. Меня смущает местоимение «мы». Кто еще приглашен на этот праздник жизни?

Инночка даже слегка обиделась:

– Мама с Сашкой, это мой сын, ему четырнадцать, подружки с семьями…

– Ты неправильно меня поняла, – опомнился он. – Я очень рад и вообще… Просто, ну, со всеми твоими близкими… Пора, конечно, и познакомиться. Что тебе подарить?

– Вит, это самый дурацкий на свете вопрос. Что ты хочешь от меня услышать? Подарок на то и подарок, что сюрприз. Я, например, такой вопрос только маме своей задаю… И сыну, пожалуй. Причем маму нужно пытать, потому что она очень экономная. А Сашка – тот просто ждет, чтобы сделать конкретный заказ.

– Чтобы угодить с подарком, надо очень хорошо знать человека…

– Вот и посмотрим, что ты обо мне знаешь. Или думаешь. Или думаешь, что знаешь… – Инночка быстро показала шефу язык и выпорхнула из кабинета, оставив его ломать голову над практически неразрешимой проблемой.

…Что можно подарить женщине, которую безумно любишь и больше всего на свете боишься спугнуть, особенно сейчас, когда вот-вот… Хорошо бы, конечно, сделать предложение. Ну, то есть нормальное официальное предложение. Он, морщась, вспомнил первый разговор с ней на эту тему: с пустыми руками, с забинтованной головой, обмирая от смущения и страха. Да еще учесть тот момент, что она только-только узнала, что он ее обманывал, и порядком на него злилась. Наверное. Господи, ну и дурака же он свалял! Сейчас можно все обставить по-другому. Розы, много… За кольцом можно в Москву смотаться, время еще есть. Но отказа, тем более на публике, он не перенесет. Значит, что-нибудь не столь откровенное. Традиционное что-нибудь. Французские духи. Ага, вероятность промахнуться – девяносто девять и девять десятых процента. Выпендриться и подарить ей машину? Подарок однозначно дорогой и полезный, да вот одна подробность – она не водит. Тряпки, конечно, исключаются. Если только шубка? Шубка – это хорошо, это классический ход. Шубок много не бывает. Тем более что ни в чем, кроме золотисто-рыжей дубленки, он ее не видел. Он представил себя накидывающим ей на плечи норку – темно-коричневую, искрящуюся… Потом вдруг мысленно добавил остальные составляющие этого действия: двор деревенского дома, неизвестные (и наверняка ехидно усмехающиеся) подружки, скептически (а как еще) настроенная мама; презрительный (переходный же возраст) взгляд сына… И все это не самое главное. Самое главное – жара! Все мечтают побыстрее напялить купальники – и бегом на речку, а он, как дурак, с шубой: примерь, дорогая. Посмотрите, девочки, правда красиво? Черт, голова кругом… Виталий щелкнул кнопкой:

– Светочка, пригласите ко мне Полину Георгиевну, пожалуйста.

Та появилась буквально через две минуты, облаченная в белый костюм, выполненный в старинной технике «ришелье», ставшей писком моды для тех, кому за пятьдесят, в это безумно жаркое лето. В этом костюме, который стоил, к слову, немалых денег, главбух была похожа на бригантину, входящую в порт под всеми парусами.

– Хорошо тут у тебя, Виталька, прохладненько.

– Теть, у меня к тебе вопрос есть. Что можно женщине на день рождения подарить?

Полина Георгиевна склонила голову набок и посмотрела на племянника как на инопланетянина. Потом все-таки решила уточнить:

– Смотря какая женщина…

Теперь настал его черед удивляться:

– Что значит «смотря какая»?

– Ну, старая, молодая там, образованная, нет, родственница опять же…

– Теть, ну что ты говоришь, ей-богу, какая еще родственница! Была бы родственница, я бы денег подарил, пусть сама развлекается, хоть молодая, хоть старая.

Полина Георгиевна прищурилась, глядя на племянника:

– Денег… Денег – это, конечно, правильно. Ну так денег и подари, чего умничать лишнего… А и точно, Виталь, забыла я: небось, Инка-то тебя на день рождения пригласила? У нее в августе, я помню. В ресторан или сразу домой?

– Какая разница? – удивился он. – Ну, на фазенду, а что?

– Не скажи. Если домой, то не Инночке надо угождать, а мамке ее, если в кабак с подружками – тут показать себя надо.

– Будут все: и семья, и друзья.

Полина Георгиевна призадумалась, но ненадолго:

– Вот что, Виталька, мы с тобой сделаем…

После того как была озвучена идея, что именно подарить имениннице, Полина Георгиевна приступила к разработке общей стратегии. Появиться племянничку на месте сбора следовало без опозданий, но не минутой раньше. Потому что пунктуальность всегда производит хорошее впечатление – это раз. А во-вторых, приехать, когда все собрались, – значит познакомиться со всеми сразу, а не дать себя изучать в пять – или сколько там? – серий.

– И вот еще: дом в деревне – это ехать. Постарайся взять к себе в машину Инку с подружками, а не ее мать.

Это заявление тетушки прозвучало уж совсем загадочно.

– Почему?

– Потому что подружки будут гоготать, а мать тебя будет рассматривать. А пока с девками до места доедете, ты уже освоишься, стесняться перестанешь. Если по хозяйству шуршать надо – за все берись. И вообще, улыбайся да помалкивай. К сыну Инкиному сразу в друзья не набивайся, молодые – они подозрительные. Спросит что – отвечай, а сам не лезь.

Следом были озвучены рекомендации по поводу внешнего вида: появиться надо прилично (встречают по одежке), но с собой иметь во что переодеться, – шорты и футболку, погода позволяет. И еще плавки.

– Теть, а плавки зачем? Я и плавать-то не умею…

– Значит, будешь загорать, – отрезала Полина Георгиевна.