Текст книги "Тайна старого замка"

Глава 13
Не только работа

На выезде из городка Владимир притормозил. Не обращая внимания на удивленный взгляд коллеги, вылез из машины, повернулся в сторону холма и впервые посмотрел на развалины замка.

– Вот, значит, как… – неопределенно произнес он.

Руины в раме из почти недвижимых белых облаков на фоне бледно-голубого неба торжественно возвышались над заштатным провинциальным городком. Да, издалека они выглядели таинственно и прекрасно.

– Что это? – тихо спросил возникший рядом Шаров.

– Я и сам хотел бы знать, – ответил Воронцов. – И узнаю. Мы займемся этим, как только вернемся в Москву. И первое, что ты сделаешь, – выяснишь, кому принадлежит сие уникальное сооружение.

Эти слова он произнес три дня назад, и с тех пор практически ничего не прояснилось. То есть Шарову удалось узнать множество интересных подробностей, касающихся земельной политики в интересующем районе. Так, стало известно, что предыдущий мэр, который руководил городом с начала девяностых, весьма вольно распоряжался прилегающими к нему территориями. Картина вырисовывалась, увы, совсем не радостная. Достойный представитель своей эпохи, бывший председатель горкома, Иван Николаевич Сидоров очень легко сориентировался в условиях новой российской экономики, рассудив, что вверенные ему народом ресурсы являются сферой его жизненных интересов. И вместо того чтобы всемерно беречь государственное имущество, он поплыл по бурным волнам свободного рынка, используя все его преимущества.

Согласно специальному федеральному закону, запрещаются любые манипуляции с собственностью федеральных муниципальных предприятий, будь то земля, техника или недвижимость, без специального разрешения федеральных госструктур. Тем не менее подборка официальных документов – постановлений администрации района за подписью Сидорова красноречиво показывала, что на протяжении нескольких лет он самовольно, без согласования с Росимуществом, передал землю расположенного на территории района ФГУП на различные нужды разным людям и организациям. Всего благодаря этой беспримерной чиновничьей щедрости на сторону ушли тысячи гектаров подмосковной земли.

– Я просто понять не могу, каким образом чиновник районного масштаба может спокойно раздавать направо и налево собственность Российской Федерации, – признался Николай. – Все равно что распродать землю на Красной площади.

– Понятно, что передача участков осуществлялась незаконно, – ответил Воронцов. – В нарушение действующего законодательства, поскольку уполномоченные федеральные структуры ни в одном случае своего согласия не дали бы. Но ведь их и не спрашивали.

– Всего постановлений, касающихся земель и недвижимости ФГУП, оказалось более полусотни, – продолжал Шаров. – Если проанализировать эту подборку с использованием простейших методов анализа, то вырисовывается вполне наглядный график зависимости чиновничьей жадности от периода безнаказанности в манипуляциях с федеральной собственностью. Поначалу скромненько так – полгектара туда, еще треть гектара – сюда, а последние два года резко пошло по нарастающей: под автозаправку, под индивидуальное строительство, под офисный центр… В результате реализована почти тысяча гектаров федеральной земли. Даже если оценивать ее стоимость по минимуму, то ущерб государства составляет примерно триста миллионов долларов. Но и это не конец, в ход пошла и недвижимость: с баланса ФГУП таинственным образом исчезли вполне внушительные здания и сооружения.

– Такие дела в одиночку не делаются, – заметил Владимир.

– Верно! Сидоров вполне успешно сотрудничал с гендиректором ФГУП, который незадолго до смерти мэра переселился за границу. А как раз накануне этих событий партнеры провели свою самую крупную сделку с одним гибралтарским офшором. Передали ему в собственность пятнадцать гектаров элитной пашни всего за сорок семь миллионов рублей. Куда ушли даже эти деньги, никому не известно. В бюджете района найти их не удалось. А вот земли уже освоены под строительство складского комплекса структуры, аффилированной с этой офшорной компанией.

– Этим мы, конечно, займемся, – заверил Воронцов. – Но меня сейчас интересует земля на холме.

– А вот с этим сплошные непонятки. Куплена она вполне официально пятнадцать лет назад гражданином Антоном Оскаровичем Шварцем. И это все, что удалось узнать.

– То есть?

– А вот так! Нет больше никаких сведений. Неизвестно, кто вел строительство. Оно, вообще-то, и понятно: полтора десятка лет назад много всяких незарегистрированных фирм было… Но не в этом даже дело.

– В чем же?

– Шварц исчез. Просто растворился. Вот сегодня еще был человек, а назавтра не стало. Ни среди живых, ни среди мертвых не числится.

– И никто не искал?

– Никто. Родственники в правоохранительные органы не обращались, да и не числится у него никаких родственников, строители, видимо, как только платить им перестали, собрали свою технику и ушли, а развалины эти никого не интересовали, пока госпожа Хомутова не решила их купить.

– А ты сам-то этим Шварцем поинтересовался?

– Ага, – кивнул Шаров. – Только без толку. Паспорт выдан еще в советском Таджикистане, в ауле под Ишкашимом. Я сделал запрос, но пока без результата.

Владимир глубоко задумался.

Антон Оскарович Шварц… Антон Оскарович… Где-то мне уже это имя попадалось. Где же?

* * *

Наталья с интересом разглядывала план замка, полученный от отца.

– Все, что удалось обнаружить, – сказал он час назад, пересылая факс. – Это самый полный и самый старый план. Я тебе сейчас еще несколько копий старинных гравюр перешлю, более древних. Может, это тебе больше поможет.

– Спасибо, – поблагодарила Наталья. – Ты очень много для меня сделал. И для Ксюши, конечно.

– Рад стараться, – невесело хмыкнул Николай Алексеевич. – Еще раз предупреждаю: будьте осторожней.

– Не сомневайся! – ободрила его Наталья.

– Materialists and madmen never have doubts[18]18
  Материалисты и сумасшедшие не знают сомнений (англ.). – Гилберт Кит Честертон. Ортодоксия.


[Закрыть], – сварливо процитировал на прощание Ипатов-старший.

И вот план у нее в руках. Но что дальше?

Все, что она может сделать, – передать план Володе, это поможет легко сориентироваться, когда он попадет внутрь. Но когда же? Почему он так тянет с этим? До презентации осталось всего две недели, и подготовка к ней идет полным ходом. У Ольги Русан уже вообще все готово, надо только съездить на место и отрепетировать все как следует. Ксюша уже договорилась с агентством, там успели разработать всю программу, пригласили из Выборга команду профессиональных реконструкторов рыцарских времен, подготовили средневековые декорации, нашли музыкантов – исполнителей старинной музыки, даже с рестораном договорились, чтобы приготовили угощение по древним рецептам. То ли кабана жарить на вертеле будут, то ли оленину где-то раздобудут. И все это – коту под хвост? Только из-за того, что Ксюша не может войти на территорию собственного замка? Ну пусть пока не совсем собственного, но все равно формально ей принадлежащего. Безобразие!

Наталья решительно взялась за трубку:

– Милый, у меня есть план…

– У меня тоже есть, – весело отозвался он. – Давай сегодня будем только вдвоем! Я скучаю…

– Я не совсем об этом, – немного смутилась Наталья, но все же продолжила: – У меня в руках старинный план Гейдельбергского замка.

– А-а-а, – разочарованно протянул Владимир. – Это хорошо, конечно…

– Ты можешь им воспользоваться, когда вы будете там проводить обыск!

– А мы будем?

– Да! И как можно быстрей.

– Ну что ж. Чего хочет женщина, того хочет Бог, так ведь? – Его голос звучал весело и оптимистично. – Тем более что мы так и собирались поступить. Уже получен ордер. А теперь, если мы закончили с делами, я приглашаю тебя на ужин.

* * *

Уже стемнело, когда она вышла из дома и села в заказанную машину. Из-за хмурых набухших от воды туч небо стало тяжелым и давящим. Месяца не было видно, ветер шумел в голых ветвях деревьев, а звуки улицы казались тише, даже визг тормозов и вой сигнализации казались далекими и приглушенными, как будто доносящимися из телевизора в соседней комнате.

Володя уже ждал за столиком и не спускал с Натальи восхищенного взгляда, пока она шла к нему через зал. Впрочем, не он один – большинство мужчин прекратили жевать, пить и даже беседовать со своими соседками. Они как по команде оборачивали головы в сторону проходящей мимо Наташи. Ибо сегодня ее наряд был выдержан в дерзком клубном стиле. Ярко-красное маленькое платье гармонировало с цветом ее помады. Платье было обманчиво простым. Облегающее фигуру, с длинными рукавами и скромной линией ворота, скрывающее, словно футляр бесценную драгоценность, спрятанное под ним стройное тело. Красный шелк облегал каждый изгиб. А когда Владимир увидел, что на спине у платья красовался вырез от плеч до талии, то еле сдержал себя, ибо желание оказалось едва ли не сильнее его разума…

Поймав пронзительный Володин взгляд, Наташа радостно улыбнулась, любуясь своим избранником. Все-таки он фантастически хорош собой, настоящий красавец! Как же ей повезло встретить человека, полностью отвечающего самым смелым представлениям об идеальном мужчине!

Поразительно – уже год прошел с тех пор, как они начали встречаться, а все по-прежнему так ярко, и ее любовь с каждым днем становится только сильнее. Да и Володя чувствует то же самое. Вон как на них уставились женщины – ясное дело, завидуют. Опытные замужние дамы, у большинства из которых в жизни никогда не было такой романтики, один только расчет. А красивой сказки хочется каждой… И они, Наташа с Володей, прямо сейчас воплощают эту сказку!

Владимир думал примерно то же, глядя на окружающих его мужчин, и потому они вместе – словно для того, чтобы скрыть свою радость от встречи, – подчеркнуто долго изучали меню, обсуждая изыски французской кухни, вспоминали наиболее интересные блюда, которые приходилось отведать вместе. А когда официант, спокойный и сосредоточенный, принял у них заказ и отошел, она спросила почти равнодушно:

– Ты получил ордер на обыск. Значит, появились новые детали. Расскажи мне!

– Рассказывать пока нечего. В районе вскрылась крупная коррупционная схема, но она, кажется, не имеет отношения к развалинам. По крайней мере пока. Но вот владелец или бывший владелец земли – личность загадочная. И похоже, строил он свои руины вовсе не только из эстетических побуждений и любви к старине.

– Вы нашли его?

– Нет. И это особенно настораживает. Но давай пока забудем об этом, это не имеет никакого значения, – предложил Владимир и выразительно посмотрел на нее. – В общем-то, уже более-менее понятно, кто стоит за всем этим. В последние недели мы многое узнали об этом небольшом и мало кому известном городке, теперь наконец-то можно проследить почти все финансовые махинации.

И он перевел разговор на другую, более веселую тему.

Заиграла музыка.

– Хочешь потанцевать? – Володя пригласил Наташу сюда без сознательного намерения заключать ее в объятия, но, раз уж такая возможность представилась, решил ее не упускать.

– С удовольствием.

Она встала и позволила ему отвести себя в центр площадки, где он начал кружить ее в медленном изысканном вальсе. Наталья отлично танцевала, легко и грациозно скользила по полу и четко, ни разу не ошибившись, следовала за Володей, а он заставлял ее выполнять все более и более сложные движения, восторгаясь тем, что она не сбивается с такта. Ведя ее, он проводил кончиками пальцев по нежной и обнаженной коже спины.

Темп музыки ускорился, Володя сделал несколько быстрых поворотов, и ее тело оказалось прижатым к его телу. Их ноги переплелись, и он ощутил ее грудь и мягкие изгибы. Каждый раз, когда их глаза встречались, он видел в ее взгляде отражение своего восторга и еле сдерживаемого желания.

Он резко развернул Наташу и еще раз провел по залу.

Музыка снова замедлилась. Он посмотрел на любимую, притянул ее к себе, сжал ее пальцы, прижал к груди маленькую нежную руку и вдохнул чистый запах шелковистых черных волос. Их тела соприкасались, ее лицо находилось в такой близости от него, что он мог, наклонив голову, прижаться губами к ее виску. Это было так соблазнительно, что он не сдержался. Она счастливо улыбнулась в ответ.

Некоторое время они молча раскачивались в такт музыке. Его рука медленно гладила шелковистую кожу ее спины.

– Я схожу с ума от тебя, – прошептал он.

– Это чудесно, – Наташа обхватила пальцами его плечи и вздохнула.

– Как мне хорошо с тобой…

Ему действительно было хорошо. Наталья была живой, остроумной, он не переставал восхищаться ее вкусом, ее артистической натурой. И еще она была самой привлекательной женщиной, которую он встречал за всю жизнь.

На улице им в лицо ударил шквалистый порыв ветра. Лил сильный холодный дождь.

Они осторожно выехали с парковочной площадки и попали на оживленный проспект. Обстановка не располагала к болтовне. Дорога была залита водой, и Владимиру пришлось все внимание сосредоточить на езде.

– Прости, – в какой-то момент произнес он. – Я не ожидал такого ливня.

И все-таки до ее дома они добрались без происшествий. Когда Владимир, наконец, остановился, он вздохнул с облегчением.

Он обошел машину, чтобы помочь Наталье выйти. Но когда она соскользнула с сиденья, не шевельнулся. Она застряла между открытой дверцей машины и его высокой фигурой и глубоко вздохнула. Некоторое время оба молчали. Наконец Володя обхватил ее за талию, неотрывно глядя на нее блестящими глазами, затем медленно поднял ее руки, обвил ими свою шею и прижал к себе, прикоснулся губами к ее губам.

Наташу охватил чувственный восторг, она невольно вздрогнула.

– Подожди, давай поднимемся в дом.

– Я ждал, – пробормотал он. – А если бы следовал своим инстинктам, мы бы уже несколько часов лежали в постели.

Откинув ее голову назад, он склонился над ней в поцелуе, словно опутывая паутиной любовной ласки. Опьяненная запахом его кожи, ощущая мускулистую упругость его тела, она подставила ему губы, едва держась на ногах и забыв обо всем на свете.

– Наташа, – простонал он, отрываясь от ее губ, и слегка дрожащим пальцем провел по ее припухшей губе. – Я хочу тебя! И ты тоже меня хочешь, я чувствую это…

Раздался грохот, ветер яростно раскачивал деревья.

Не ослабляя объятий, он повел ее в дом.

Там опустился на диван в глубине гостиной и тут же уложил ее рядом. Его руки нервно перебирали шелк платья. Ощутив прикосновение его пальцев к груди, Наташа едва не задохнулась… Володя прильнул к ней губами, а она судорожно гладила его густые волосы.

Почувствовав его руки на своих бедрах, ей пришлось прикусить губу, чтобы не закричать от удовольствия, которое испытывало ее содрогавшееся с головы до ног тело.

– Я хочу тебя, – хрипло повторил он, вдруг поднимаясь на ноги и поднимая ее. Пойдем…

Он потянул ее в спальню.

Там он крепко обнял ее, прерывисто вздохнул и снова припал к ее губам. В тишине комнаты слышалось только их неровное дыхание. Наташа прижалась к нему, всем телом ощущая его возбуждение.

– О, любимый… – выдохнула она, почти теряя сознание в его объятиях.

– Ты очень сексуальна, – прошептал он. – Я люблю тебя, Наташа. Я так хочу тебя.

– Так возьми… – отозвалась она.

Часть одежды в беспорядке полетела на ковер, а часть так и осталась на ней, и, не говоря больше ни слова, они бросились друг к другу. Они, словно исполняя древний и прекрасный танец любви, стремительно приближались к пику экстаза, окрашенного красками сумасшедшего наслаждения…

Не размыкая объятий, они медленно возвращались в реальность. Утомленные, лежали, обнявшись, и Наташа боялась открыть глаза. Ей казалось, что это как-то испортит, разрушит их тонкую связь. Лишь когда Володя, потянувшись через нее, погасил свет, она решилась приподнять ресницы. Ее любимый уже спал. Она умиротворенно улыбнулась и нежно прикоснулась губами к его губам. Он что-то забормотал во сне и крепче прижал ее к себе. Уютно устроившись на его груди, Наташа снова закрыла глаза. Она уже точно знала, что переполнявшая ее радость никуда не денется, и со спокойной душой могла уснуть в объятиях любимого мужчины.

Глава 14
День да ночь – сутки прочь

Когда Владимир проснулся, было еще совсем рано. Рассвет едва пробивался сквозь плотные занавески. Он улыбнулся и погладил Наташины волосы, перебирая шелковистые пряди. Мягкий утренний свет едва освещал ее лицо. Владимир залюбовался ею и прижался к ней еще тесней.

– О, Володя! – сонно выдохнула Наталья.

– Спи, любимая, я с тобой.

– Я и не знала, что это может быть так прекрасно, – пробормотала она, снова засыпая.

Владимир блаженно улыбнулся.

Внезапно резкая складка прорезала его лоб. Пора!

Стараясь не разбудить Наталью, он встал с кровати и оделся. Попрощался с любимой долгим взглядом, прерывисто вздохнул, повернулся и торопливо вышел, осторожно затворив за собой дверь.

Шаров уже ждал на улице.

– Бригада выехала, – сообщил он, – но мы их быстро догоним на Кольцевой.

Владимир кивнул, залезая в машину:

– Что со Шварцем?

– Таджикские коллеги долго смеялись.

– Понятно.

Вообще-то иного ответа он почти и не ждал.

С распадом СССР в Российской Федерации попытка осуществить обмен паспортов гражданина СССР была предпринята только в начале двухтысячных. Но это в данном случае уже не имело значения: Шварц исчез задолго до обмена, а когда в девяностых приобретал землю – а делал он это вполне законно – его паспорт был действителен. В Таджикистане он, судя по всему, уже не появлялся, и в России человека с таким именем тоже не было. Жив ли он? Если жив, то где находится? Может быть, объявится в ближайшие месяцы. Он или его наследники. Если – нет, то землю все-таки отдадут Ксении.

Но, в любом случае, будет уже поздно. Нужно выяснить, что творится в развалинах сейчас.

Шаров затормозил на площадке возле руин. Машины оперативников были на месте.

Владимир вышел, слегка размял плечи и двинулся через ворота, но, сделав несколько шагов, остановился в створе, в очередной раз вспоминая посещение Гейдельбергского замка.

Величественная резиденция династии Виттельсбахов представляет собой целый комплекс построек, и про каждую существует своя легенда. Например, одна из них гласит, что в замке есть башня, которая по приказу короля Фридриха V[19]19
  Фридрих V (1596–1632) – курфюрст Пфальца с 1610 года. Когда в 1618 году началось восстание в Чехии, переросшее в Тридцатилетнюю войну, он, как лидер Евангелической унии немецких протестантских князей, принял от повстанцев чешскую корону под именем Фридриха I. В результате поражений в ходе войны потерял не только Чехию, но и Пфальц. До конца жизни жил в изгнании.


[Закрыть] была построена всего за одну ночь как подарок ко дню рождения жены, английской принцессы Элизабет Стюарт[20]20
  Елизавета Стюарт (1596–1662) – дочь английского короля Иакова I и Анны Датской, мать тринадцати детей.


[Закрыть]. Неплохой подарок, усмехнулся Владимир, – приятное с полезным. Жаль, что секрет такого скоростного строительства безвозвратно утрачен, давно бы все жилищные проблемы решились.

Эти современные развалины тоже состояли из нескольких частей, но очарования старины не было и в помине, все выглядело намного скромнее и проще. Если бы сейчас он был в Германии, то за его спиной оставался бы Орудийный парк. На российской земле строители – вполне обоснованно – решили обойтись без внешней линии укреплений, хотя Толстая башня, вернее, то, что от нее осталось после взрыва, была построена и здесь.

Пройдя через ворота, повторяющие те, что соорудил курфюрст Фридрих в честь своей шотландской супруги, Воронцов прошел вперед и осмотрел внутренний двор.

Как и в Гейдельбергском замке, вдоль северной стороны внутреннего двора простирается суровый Фридрихбау. Настоящий дворец был менее подвержен разрушению, чем другие части замка, а его залы теперь почти полностью восстановлены, включая галерею принцев и королей немецкой империи со времен Карла Великого. Здесь было почти то же самое. Здание точно копировало резиденцию курфюрста, но выглядело гораздо хуже – серое, заброшенное, неуместное. Рядом одиноко и печально возвышалась колокольня.

С восточного конца террасы, точно так же, как в оригинальном замке, находилось здание, видимо предназначенное для трапезной и винных погребов. В восточной части – оболочка первоначального здания Оттхайнрих, но, в отличие от оригинала, ее было явно недостаточно, чтобы получить впечатление о бывшем великолепии этого сооружения: лишь жалкое подобие великолепных аркад и фронтонов, без знаменитых изображений херувимов и сирен. Этого, по-видимому, просто не успели сделать.

А вот и мрачный средневековый дворец Рупрехта III[21]21
  Рупрехт III (1352–1410) – курфюрст Пфальца с 1398 года, король Германии с 1400 года. Неудачный полководец, под конец жизни совершенно потерял власть в стране. После его смерти пришлось продать королевскую корону и другие драгоценности, чтобы расплатиться с долгами.


[Закрыть]. Первое здание всей резиденции. Его воспроизвели полностью. Внешний вид этого здания кажется сегодня довольно скромным на фоне других построек, но, как считал Владимир, строгой величественностью и суровой красотой все-таки превосходит их (оригинал, конечно, а не копия). И разве что другая, поистине королевская резиденция, расположенная как раз напротив Рупрехтова замка, может сравниться с ним – Фонтанный зал курфюрста Филиппа[22]22
  Филипп Вильгельм (1615–1690) – курфюрст Пфальца с 1685 года. Унаследовав курфюршество после смерти своего кузена-протестанта, будучи католиком, изменил официальную религию. Так как на Пфальц претендовала жена брата французского короля Людовика XIV, Франция в 1688 году вторглась в курфюршество, что привело к войне за Пфальцское наследство.


[Закрыть], как утверждают использовавшего при строительстве оригинальные колонны из разрушенного дворца Карла Великого в Ингельхайме. Здесь он тоже был, но увы… Бетонные столбы с облупившейся розовой краской совсем не радовали глаз – ни изяществом, ни неповторимой аурой героической эпохи великого короля франков…

Эта безрадостная мрачная картина не становилась веселей даже под яркими солнечными лучами, сумевшими пробиться сквозь тени, поглотившие юго-восточный угол замка и черными острыми зубцами медленно прогрызавшие унылый ковер двора.

Ладно, хватит романтических воспоминаний, пора за дело.

Оперативники рассредоточились по периметру двора. Каждый знал, что делать. В течение нескольких часов они исследовали все уголки замка, побывали на каждом этаже, на каждой крыше, в каждом помещении, проверили все лестницы, чердаки и немногочисленные подвалы, простучали стены… Ничего.

То есть нельзя было со стопроцентной уверенностью сказать, что на эту заброшенную территорию никогда не ступала нога человека. Вовсе нет! По каким-то едва заметным признакам можно было определить, что еще совсем недавно здесь шла весьма интенсивная жизнь: повсюду утоптанные тропинки, ведущие в никуда; в дальнем углу брошены несколько пустых консервных банок с новыми этикетками; возле чаши фонтана чернеет горка свежей золы – что здесь жгли? Старые газеты, мусор, документы? Были окурки, обрывки газет, огарки свечей, использованная пластиковая посуда, позеленевший черствый батон… Да много чего нашлось. Того, что можно найти на любой заброшенной городской стройке. Не было главного – хоть сколько-нибудь заметных следов деятельности. Да и где ей тут быть? Вся эта грандиозная стройка – всего лишь огромная декорация, использовать которую можно разве что для съемок фильма о Средневековье. Разве можно тут не то что жить, а даже и просто работать, хоть бы и вахтовым методом? Ну если только палатки посреди двора поставить. Здесь же нет даже элементарных удобств, не говоря о таких привычных для цивилизованного человека вещах, как электричество и канализация. По сути – нет даже крыши над головой, чтобы от дождя и снега укрыться.

Неужели этот мифический Шварц здесь действительно жить собирался? На одно только освещение сколько денег требуется. Тут даже миллиардер призадумался бы. Да и что освещать, если в немногочисленных имеющих целые стены и потолок помещениях в любое время года гуляет ветер и цветет плесень. Центральное отопление, кажется, не предусмотрено. Неужели только очаги и камины, как в Средневековье? Но тогда, по крайней мере, были камень и кирпич, а тут – холодный бетон. Вряд ли что-то можно обогреть без современного оборудования. Или все это просто не успели сделать?

Для чего же вы это все построили, Антон Оскарович?.. Ох, знакомо мне это имя. Знакомо! И совсем недавно промелькнуло где-то. Надо бы Николаю задание дать, пусть поищет в базе…

Владимир поежился. К вечеру поднялся ветер, становилось прохладно.

Можно было уезжать.

Нужно было привезти сюда Наташу с Ксюшей, запоздало подумал Воронцов. Вероятно, после осмотра этого жутковатого местечка, у них поубавилось бы энтузиазма. Хотя… Кто знает, какие безумные идеи могут возникнуть в их хорошеньких головках…

* * *

А в это время хорошенькие головки вновь склонились над портретом великолепной Имы Давероне.

– Поразительный по силе портрет, – сказала Наталья. – Это чудесный символ эпохи. Посмотри, как она серьезна и вдумчива. Это выдает и силу, и богатство ее характера и души – просто на грани чуда. Это и есть Ренессанс. Высшая степень синтеза личности и мироздания, мгновений быстротекущей жизни и вечности, любви и красоты.

– Но почему для этого выбран женский, а не мужской образ? – спросила Ксения.

– Гуманизм по своему первоначальному значению – это выдвижение в центр мира человека, и ему нужна новая опора и предмет его устремлений, то есть красота, которая воплощается в облике женщины, поскольку с ней связывают космический Эрос и, соответственно, все явления Вселенной. Вот поэтому женщина занимает исключительное место. Как Мадонна на троне.

– Значит, выходит, женщина стала всего лишь неким символом. Главное, чтобы была внешне привлекательна, а остальное не имеет значения?

– Ну нет! Наоборот, женщина эпохи Возрождения – это гармония, грация, изящество, величие. И при этом имелась в виду не просто идея, а самая настоящая физическая, телесная красота, то, что можно пощупать. Но, кроме красоты и обаяния, от нее требовались образованность и ум, знание языков, древней философии, поэзии, музыки. Неплохо, если бы она еще писала стихи, переводила Аристотеля и Платона. И еще она была, пожалуй, куда искуснее и изощреннее многих из нас и в умении надушиться, и в нарядах и украшениях. В одежде и прическах женщины Возрождения достигли совершенства. Ты же сама знаешь, наши кутюрье очень часто обращаются к образцам той эпохи.

– В общем, сидит такая раскрасавица целыми днями одна и пыхтит над каким-нибудь древнегреческим гекзаметром, а какой-нибудь Петрарка, вместо того чтобы отвезти ее, скажем, в театр или модную таверну, тоже сидит в одиночестве и кропает сонеты о несчастной любви.

Наталья рассмеялась:

– Они тебя просто не поняли бы. В то время любви придавалось огромное значение, человек, не способный испытывать такие высокие романтические чувства, воспринимался как не совсем полноценный, что ли. А по-настоящему, в полную силу, любить невозможно, если нет всего в комплексе: восхищения красотой мира, отчаянной жажды физической близости – попросту говоря секса, и настоящего культа красивого тела. Вспомни новеллы Боккаччо! Сколько в них чувственности! Понимаешь, церковники слишком долго навязывали людям совсем другие ценности. Презрение к миру, аскетизм, умерщвление плоти… Ну сколько же можно это терпеть! Когда появился гуманизм с его культом наслаждения, это стало как глоток свежего воздуха. Люди снова начали по-настоящему жить и старались не упустить ничего из возможного. Любовь перестала быть запретной, презренной, теперь отношения между мужчиной и женщиной были связаны с любовью и эротикой.

– Как у Имы и Коссы.

– Ага.

Он не устоял перед силой ее любви!

Впрочем, так и должно было случиться – она – мягкая и нежная, как теплый средиземноморский вечер, и он – брутальный и горячий, как южный знойный день. Утонченная красавица из Болоньи, благородная донна Има Давероне, и римский понтифик, глава христиан всего мира, бывший пират Бальтазар Косса.

В век гуманизма женщина, наконец, перестала быть тем, к чему приучили ее темные века, теперь это была прелестная, изящно одетая, украшенная в соответствии со всеми принципами эстетики дама, в своем роде произведение искусства.

Такой и была Има Давероне – идеал Ренессанса.

Моральным ограничениям, аскетическим идеалам и церковным догмам она противопоставляла гедонизм, этику наслаждения, восхищения красотой человеческого тела. Любовь, без которой все казалось постным и скучным, оправдывала и возвышала для Имы все. Она считала ее первейшим и могущественнейшим проявлением человеческой личности. Благодаря любви она нашла себя, и ее великая страсть стала естественным состоянием души. Рядом с Коссой исчезла ее пассивность, Има ощутила свою сопричастность жизни: история принадлежала ей, она могла ее изменить, если не в основном течении, то, по крайней мере, в некоторых важных аспектах. «Я хочу это сделать, я могу это сделать», – так говорила она, и это было правдой, потому что изменило ход истории, предопределило смену эпох.

В век гуманизма сделки и подкупы были обычным явлением при избрании папы. Любой кардинал, претендующий на то, что «по Божьему избранию» станет вселенским главой церкви, знал, что его шансы в глазах Бога будут тем выше, чем легче он будет расставаться с богатствами, накопленными за долгие годы кардинальской службы. Прозрение собратьев-кардиналов будет тем яснее и глубже, чем щедрее он будет раздавать им свои дворцы, деньги, земли и дарить их детям и любовницам драгоценности и наряды, дорогую мебель и посуду, ковры и заморские безделушки.

Так и поступал Бальтазар Косса – истинное дитя Возрождения.

^{Пять лет бесчинства сходили Иоанну с рук, но даже в тот безумный век его беспримерная жадность и неуемность переходили все границы}

В день избрания наместник Христа на земле был беден так же, как апостол Петр, но радовался своему избранию, уверенный, что не останется внакладе. Потому что все его кардинальские богатства были ничто по сравнению с тем, что он мог получить, становясь папой. Теперь, пользуясь своей безграничной властью, он мог без оглядки одаривать своих внебрачных детей и за пять лет бесчинства сходили Иоанну с рук, но даже в тот безумный век его беспримерная жадность и неуемность переходили все границы конных племянников, дальних родственников и близких друзей. Все это Косса знал – сказывался опыт возведения на Святой престол трех пап, – поэтому заранее позаботился о щедрых дарах. Но главным аргументом стало его войско в Болонье. С этой основной опорой следовало расплатиться прежде всего. Туда и ушло все, что удалось уберечь от алчных рук конклава.

Возведение на престол произошло 25 мая 1410 года.

И уже на следующий день Косса взялся за восстановление средств, потраченных на то, чтобы этот престол занять.

Ростовщичество – один из самых страшных грехов для христианина – стало основным источником его обогащения. Он не только восстановил утраченное, но и получил огромные прибыли. Нещадно обдирая клиентов, он даже смог открыть банк с отделениями в больших и малых городах Папской области. Богатые и бедные, все, кто нуждался в деньгах, обращались к нему, и папа сдирал с них по три шкуры. Бедолаги не могли даже отправиться к другому ростовщику, поскольку папа беспощадно расправился со своими конкурентами. У него была монополия.

Пять лет бесчинства сходили Иоанну с рук, но даже в тот безумный век – век безграничного цинизма и эгоизма – его беспримерная жадность и неуемность переходили все границы.

И верная Има всегда была рядом, деля с ним радости и наслаждения, а главное – всеми силами удерживая на краю бездонной адской пропасти.

И все-таки день ото дня положение Коссы становилось все более угрожающим. Но он не внимал предостережениям и не слушал советов, он, словно оглохший и ослепший, продолжал вершить свои дела, не замечая надвигающейся грозы.