Текст книги "Русалии"

Глава 12

Разрешение похоронить Илью Покровского дали только через две с лишним недели. Причиной смерти была назначена алкогольная кома. Гематома – полученной от падения с высоты собственного роста. Свёрнутая челюсть – следствием конфликта с неустановленным лицом, вероятно, после совместного распития спиртных напитков. Судя по всему, Алекс оказалась права и драку Макса с Рыжим никто не видел.

Алекс продолжала жить в своей сторожке, хотя Макс каждый день уговаривал её перебраться в его дом и стать там хозяйкой.

– Мы тебя слушаться будем, обещаю, – шептал он, целуя её прекрасные глаза.

Алекс улыбалась:

– Нет. Ты ведь как во сне, милый… И мне и Лёне нужно привыкнуть к этому новому положению. А ты пока ещё подумай.

– О чём тут думать?! Или ты мне не веришь?

– Тебе я верю. Я не верю этой жизни. Я уже однажды через месяц знакомства побежала под венец. Совсем ребёнком была, и никто не остановил… А ведь, по сути, я не была ни одного дня счастлива! Не торопи меня, Паша.

Он не торопил, и каждый вечер, посидев у сына, поговорив и поцеловав его на ночь, Макс шёл к ней в сторожку, чтоб всё больше и больше погружаться в, как оказалось, незнакомые ему чувства, в страсть, в любовь. Алекс после некоторого, вполне понятного ему, стеснения и неловкости первых встреч, теперь раскрылась, в постели была откровенной, жгучей, и такой чуткой к нему, как ни одна из его немногочисленных женщин в прошлом.

Как-то, после особенно горячих ласк, Макс, ещё не отдышавшись, восхищённо прошептал:

– Какая ты!..

Она приподнялась, посмотрела на него сквозь спутанные волосы:

– Какая?

Макс, без сил, откинулся на подушку, улыбнулся:

– На ведьму похожа.

Алекс рассмеялась:

– Спасибо.

Макс не мог на неё наглядеться:

– Не знаю, кем нужно быть, чтоб потерять такую женщину!

Она вздохнула, села на постели:

– Да в том то всё и дело, что это я с тобой такая стала. И оказалось это очень просто, всего лишь не вру ни тебе, ни себе. Мужу я хотела угодить, каждую минуту нравиться, в глаза заглядывала… Он со мной играл, но я ведь сама это позволяла! Ни разу не обидел, не прикрикнул, и всё, знаешь, нежно, таким полушёпотом: «Девочка моя, ну не дури… Моя девочка, сделай так, как я прошу, пожалуйста, ты ведь не хочешь меня расстроить, ты же хочешь, чтоб я был счастлив… Я ведь так тебя люблю, мы никому-никому не расскажем…»

Она закусила губу и смотрела перед собой.

– Ты говоришь мне про Снежану, а я вижу в ней себя, ту, какой я была раньше.

Макс нахмурился:

– И всё же ты продолжаешь с ним разговаривать, смеяться…

– Паша…

– Да, я помню, Саша – мы не ревнуем друг друга и сразу всё друг другу говорим.

Она склонила голову к плечу:

– И что ты сейчас делаешь?

– Ревную. Даже дышать тяжело. Вот, я сказал тебе о том, что сейчас чувствую.

Она легла, положила голову ему на плечо, тесно прижалась:

– Я не буду с ним спать. Не сомневайся во мне. Но мне хочется узнать его ближе, как человека.

– О, да! – зло усмехнулся Макс, – Это его конёк, любимый приём – напустить туману, глаза к небу закатить, окутать свою сахарную рожу загадками! И это ты ещё не слышала, как он скулит под гитару! Тут полдеревни дурочек, которые очень хотели понять, что он за человек, и не успели опомниться, как оказались под ним на лопатках! Знаешь, я, наверное, пойду, утро уже…

Она обеими руками вцепилась в него, уткнулась в шею, рассмеялась:

– Как ты сегодня разошёлся!

Макс лёг обратно.

– Мы просто разговариваем с ним, Паша. У него много наносного. И мне кажется, что он очень несчастен.

– Не волнуйся за него, он нигде не пропадёт. И его есть, кому жалеть. А ты лучше пожалей его забитую, затравленную жену… – Макс посмотрел на Алекс, сказал вполголоса, – Мне кажется, что он уже спутался с дочерью Бонье.

Алекс фыркнула:

– Ты это выдумал!

– Клянусь, что нет! Помнишь, я на днях ходил к Сержу, по поводу твоей машины?

– И?

– Он прошмыгнул с заднего двора француза, и я его узнал.

– Эту Эжени ведь так никто и не видел?

– Серж видел со спины…

– Мистика какая-то… – она зевнула, – Скоро похороны, я сказала Владу, что мы придём на поминки… Паша, не смотри на меня так! Какой бы Илья ни был, но ты знал его с детства. И если ты не пойдёшь, то это привлечёт ненужное внимание. Придём, немного посидим и откланяемся. Да?

– Да, – нехотя кивнул Макс…

…После урагана зарядили дожди и шли не переставая. Выгоревшие во время жары газоны и обочины, как по мановению волшебника, ожили, зазеленели, лес задышал, и в роще, вопреки всем законам природы, по-весеннему запели птицы.

Поздно вечером, в дождевике и болотных сапогах, к Максу пришёл Макарыч. Алекс сидела на диване в гостиной, Макс лежал, устроив голову у неё на коленях, Лёня в кресле читал им вслух «Записки о Шерлоке Холмсе». Возле догорающего камина дремал Бомка, Викинг вытянулся рядом, прижавшись к его тёплому шерстяному животу.

Макарыч окинул всех взглядом:

– Как у вас тут хорошо! Аж зависть берёт!

Алекс улыбнулась:

– Проходи, Андрей! Хочешь чаю?

– Нет. Я на минуту. Боровой пошёл.

Макс сел:

– Кто сказал?

– Сам знаю. Давай поедем на твоей машине, Паша, а?

Макс почесал затылок:

– Это туда, по твоим местам?

– Да.

– Далековато…

– Ерунда! Всего-то полтора часа пути! Зато лес пустой и грибы все наши, но без твоего внедорожника по такой хляби не проедешь.

Макс посмотрел на Алекс, она пожала плечами:

– Я не против, но мы ведь все вымокнем…

Макарыч оживился.

– Шурочка, об этом не беспокойся – завтра до обеда дождя не обещают. Выедем часиков в шесть, погуляем по бору и домой. Ещё и вечер свободный останется. Ну, что, ребятки, по рукам, а? – с надеждой спросил Вальтер.

Выехать вовремя, как это водится, не получилось, и всё же, ни шатко и ни валко, но ближе к десяти утра они вчетвером бродили по сосновому карельскому лесу.

Сначала грибы попадались недружно – один сидит в пепельном мху, срежешь его, потом идёшь-идёшь, наконец, видишь ещё один. Потом Мила нашла большую кучную семейку крепких молодых боровиков. А потом началось…

– Паша, – жалобно говорила Алекс, – мне уже не сдвинуть с места это тяжёлое ведро!

– Сейчас, детка, я отнесу его в машину… Пособирай пока в мою куртку, что ли… Макарыч!

– А?

– Ты сказал, что захватил какие-то коробки?

– Да, две в багажнике лежат. Но возьми только одну, мне тоже пересыпать нужно!

Макарыч подошёл, посмотрел на вёдра в руках у Макса:

– Я же говорил брать только маленькие! Дай-ка я отсортирую, небось, половину можно выбросить.

Макс упирался, тянул ведро за ручку:

– Можно посушить…

– Паша, не сходи с ума! – Макарыч с усмешкой повернулся к Алекс, – Влияние грибов на человека не до конца изучено. Шурочка, взгляни на своего благоверного – он натурально озверел!

Вскоре Макс уже сам выкидывал из своих вёдер переростки, оставляя только крепкие, круглые, как бочонки, молодые боровички.

Когда были наполнены все вёдра, коробки и две мужские куртки, и пошёл дождь, Мила подошла к мужу и с флегматичной северной улыбкой, но не терпящим возражений тоном, спокойно сказала:

– Антрей, мы етем томой.

Алекс облегчённо вздохнула.

На полпути Макарыч попросил Макса свернуть с трассы.

– Зачем?

– В магазин забежим на минутку. Хороший магазин, как в городе, здесь много баз для байдарочников, и всё вокруг работает на них…

Макарыч с Максом оставили женщин в тёплой машине, сами побежали под проливным дождём в супермаркет, вышли нескоро, нагруженные сумками.

– Что вы там напрали? – удивилась Мила.

Макарыч пыхтел, пытаясь запихнуть ей в ноги пакет.

– Может, попробуем в багажник? – спросил Макс.

– О чём ты? Там грибов до потолка! Уф… вроде получилось… Хорошо, что мы Мотьку не взяли, Бог отвёл! – Вальтер запрыгнул на сиденье, посмотрел на Макса, – Трогай!

По дороге Макарыч построил план и чётко, по-военному раздал указания:

– Грибы все выгружаем у меня. Продукты тоже. Поезжайте домой, переоденьтесь, берите Лёньку и ко мне. Макс, приезжайте на машине, льёт как из ведра. Ворота оставлю открытыми. Я тем временем Амелии сделаю горячую ванну для ног – ей совсем нельзя мёрзнуть, потом две недели болеть будет… – он повернулся назад, подмигнул жене, – Почти приехали, малыш, потерпи немножко…

Мила улыбнулась ему фиолетовыми губами.

Макс оставил машину на улице, они с Алекс бегом пробежали через двор, залетели в дом, остановились, отдышались. Макс принялся снимать с неё дождевик, она закрыла глаза:

– Тепло!

– Лёнька батареи включил. Молодец! – он разбирал пальцами её мокрые волосы, – Русалка моя…

Послышался стук костылей, поцелуй пришлось оборвать.

– Пап, а где грибы? – мальчик с разочарованным лицом стоял в дверях, – Ничего не набрали, да?

– Немножко набрали, сынок… – сказал Макс, посмотрел на Алекс и расхохотался…

…В просторной кухне Макарыча топилась печь, камин в гостиной он тоже разжёг, коротко сказав Максу:

– Сушить будем.

Из гостиной Макс прикатил широкое кресло, усадил в него Лёню, сын довольно вздохнул.

– У вас так тепло и уютно, дядя Андрей!

Макарыч улыбнулся:

– Я очень стараюсь, Лёня. Всё для моей королевы.

Он посмотрел на жену. Мила, согревшаяся, с забранными наверх платиновыми волосами, порозовевшими щеками, весёлая и красивая, послала мужу воздушный поцелуй. Макарыч поймал, положил в карман рубашки, ещё и пуговку застегнул. Макс усмехнулся.

Макарыч сказал чистую правду – всё здесь было устроено под Милу. Покупал он этот дом, по его же словам, чтоб доживать последние годы на природе, не думая больше жениться и не надеясь на частые посещения давно выросших детей. Дом был и не новый и недорогой, но после появления в жизни Макарыча Амелии, он весь его переделал, достроил и обновил. Так, некогда берлога одинокого морского волка, превратилась в уютное гнёздышко – появилась изящная спальня, большая светлая ванная комната с джакузи и окном, гардеробная и даже маленький тренажёрный зал, где Мила каждый день занималась до седьмого пота. В гостиной теперь лежал большой ковёр, по всему дому разбрелись светильники и настольные лампы, чтоб создавать мягкую домашнюю атмосферу по вечерам, из кухни Мила выкинула всю старую, ещё от прежних хозяев оставшуюся мебель, и обставила её по своему вкусу, в дорогом сердцу скандинавском стиле. Макарыч денег не жалел и однажды под хмельком сказал Максу:

– Она моя лебединая песня, Паша. Это красота и любовь в чистом первозданном виде, и всё, к чему она прикасается, превращается в любовь и красоту.

И это тоже было чистой правдой – из дома Вальтеров не хотелось уходить, а Милины цветники даже приезжали фотографировать для какого-то столичного журнала.

Сейчас посередине кухни была расстелена большая клеёнка, на которой высилась угрожающих размеров гора грибов. Макс, Алекс, Мила и Лёня собрались в кружок и растерянно смотрели на грибы.

– Не отчаиваться! – скомандовал Макарыч, – Уныние – смертный грех, а у меня и других грехов полно, ещё этого не доставало, – он пригладил свою бородку, – Так! Приступим. Мила, неси тазы, доски и ножики. Паша, подготовь вёдра под очистки. Лёня, тебе самая ответственная работа – сортировка.

– А ты? – спросила Алекс.

– Я забочусь о самом главном!

– О чём?

– Закуска!

Все рассмеялись.

Пройти по кухне можно было только бочком. Весь большой круглый стол и каждый сантиметр пола были уставлены вёдрами, тазами, кастрюлями и досками. Возле тёплой печки дремал подросший Мотька. Лёня, с очень серьёзным лицом, сортировал грибы, у Милы, Макса и Алекс почернели пальцы. Макарыч распоряжался:

– Молодые шляпки в маринад. Раскрытые – на решётки, печки прогорят, и утром я эти самые решётки одну на одну поставлю, к вечеру ужо подвялятся. Решёток много. Хорошие ножки сваливайте в то корыто, половину тоже засушу, из остальных Амелия нам сотворит волшебную балтийскую икру… Да, любовь моя?

Мила кивнула.

– Хорошо. Что ж, господа, приступим. Дамы сегодня пьют вермут, мы с Максом, как и положено – водочку.

Макс поднял на него глаза:

– Макарыч… Тут работы до утра! Сейчас мы все напьёмся, и что будет?

– Мой юный друг! Напивается только недобитая большевиками буржуазия! Мы же с тобой – старый честный пират и благородный идальго, в обществе двух несравненных красавиц, будем интеллигентно пить водку из моих маленьких рюмочек. Я взял всего пол литра.

Он открыл холодильник, достал бутылку, покрутил в руках.

– Какая дорогая водка! – ахнула Алекс.

– Лучше меньше, да лучше, как сказал один совсем не глупый человек… Так что отставить разговоры, девочкам я сделаю свой фирменный коктейль, для них – фрукты, пирожные, и ещё я купил какие-то хитрые кокосовые шарики на пробу. Нам с тобой настоящая мужская закуска.

– Лук и чеснок, – спокойно сказала Мила, внимательно разглядывая разрезанную пополам грибную шляпку, – Спать путешь на полу.

– Радость моя, это ли не счастье? Хранить твой сон у твоих ног! Сам, как пёс бы, так и рос в цепи… – запел Макарыч глубоким низким голосом, – Родники мои, серебряные… Золллотые мои россыпи…

Мила улыбалась, опустив глаза.

Макарыч насыпал льда в два пузатых стакана, выжал целый лимон, разлил пополам отжатый сок, плеснул туда же по ложке водки, долил стаканы почти до краёв вермутом, поболтал коктейли деревянной палочкой, протянул женщинам:

– Прошу… Вот вам вилочки, не хватайте грибными пальцами еду… Сейчас, Паша, я нам закуску соображу. Как чувствовал – вчера свеколку в печке запёк! Сделаем норвежские бутерброды.

– Почему норвежские? – спросил Макс.

– Довелось мне как-то порыбачить во фьордах, и там, в деревенской таверне, такие подавали к аквавиту. Я, как и положено, слегка усовершенствовал рецепт.

– Не иначе – майонезом, – вставил Макс.

Макарыч удивлённо на него посмотрел:

– Слова не мальчика, но мужа! Сам понимаешь, нашему человеку ни одна еда без майонеза в глотку не полезет. Амелия своими ручками готовит майонез – понемногу, а потому он всегда свежий, – он поставил на стол возле плиты маленькую баночку с бледно-жёлтым соусом, – Вот.

Вальтер сходил в гостиную, вернулся оттуда с двумя цветными рюмочками в руках, налил в них холодную водку, одну протянул Максу:

– По первой не закусывая. За свет очей, за вас, милые дамы!

– А я? – растерянно пробормотал Лёня.

Макарыч хлопнул себя по лбу:

– Как же я так оплошал?! Сейчас-сейчас, сынок…

– Э! Макарыч! – Макс сдвинул брови, – Не надо его спаивать!

– Никто его не спаивает! Это культура пития. Мне с десяти лет отец на праздниках водку в компот капал, и что? Спился я?

Макс махнул рукой. Вальтер тем временем положил в большой винный бокал несколько кубиков льда, быстрым коротким движением руки окатил лёд вермутом и доверху наполнил бокал яблочным соком. Протянул Лёне:

– Держи. Это… мм… яблочный драй!

Лёня принял бокал, радостно заулыбался:

– Пап! У меня яблочный драй!

Макс вздохнул…

Выпили. Мила оглядела кухню, пожала плечами:

– Чистим-чистим, а крипов меньше не становится.

Алекс закивала:

– Какая была куча, такая и осталась.

– Зачем мы столько нахватали?… – пробормотал Макс.

Макарыч усмехнулся:

– Не унывать! – он резал очень чёрный ржаной хлеб на аккуратные квадратики, – Хлебушек для этой закуски нужно подсушить на сковородке, тогда он будет с корочкой, а внутри мягкий… Теперь смотри, Паша! На хлеб кладём капельку майонеза, буквально с монетку, теперь кружочек свёклы. Свёкла из печки – лучше и не придумаешь! Опять монетка майонеза, теперь кусочек жирной селёдки, а сверху колечко свеже-маринованного лука…

Макс вытянул шею, проглотил слюну:

– Лук ты сам мариновал?

– Конечно. Это очень просто, полчаса и готово. Так. Теперь всю эту пирамидку протыкаем шпажкой, чтоб не развалилась… Прошу! – он протянул Максу маленькую конструкцию, разлил по рюмкам водку, обвёл всех взглядом:

– Будем здоровы! – выпил, посмотрел на Макса, – И как?

– Обалдеть!

– Ну, то-то!

За окном стояла ночь, падал мелкий холодный дождик, Лёня уснул в широком кресле, возле него, свернувшись как кот в клубок, сопел Мотька. Макарыч близко, плотно укладывал грибы на большую решётку.

– Всё. Последняя решётка. Остальные ножки на икру. Давай, Паша, ещё по одной.

Макс кивнул.

Все были трезвые, пили мало, а говорили много.

– Сейчас я нам колбаски порежу, – суетился Макарыч. Он собрал, которую уже тарелку закуски, поставил на свободный пятачок стола, сделал для Алекс с Милой по коктейлю, налил им с Максом водки, – За вас, девчата… – выпил, крякнул, съел кружок колбасы, – Завтра мариновать буду. Люблю белые в маринаде!

– Я солёные люплю, – зевнула Мила.

Макарыч кивнул:

– У каждого свой вкус. Покойник, Владимир Сергеевич, даром, что француз был, а солёные грибы с картошкой, да под водку, так наворачивал, что любому русаку вперёд сто очков дал бы!

Мила улыбалась:

– Та. Я ему оттельно солила холотные крипы. Как моя мама телала.

Макс удивлённо на неё посмотрел:

– Я не знал, что вы дружили.

– Это же Бонье нас и познакомил, Паша!

Макс переводил взгляд с Милы на Макарыча.

– Ты похож на лемура. Вроде и выпили не много… – Макарыч покачал головой, – Я познакомился с Бонье в городе. Я тогда присматривал себе дом и у нас оказался общий приятель, маклер… Они мне и посоветовали эту деревню, и я им очень благодарен. Купил я дом за довольно скромную сумму, а потом, когда дорога здесь прошла, цены чуть не в три раза подскочили, да ты и сам всё это знаешь! С Володей мы не то что бы дружили, но как то, знаешь, сошлись, он мне про юг Франции рассказывал, я ему про крайний Север… Интересный был мужик, царствие небесное… – Макарыч вздохнул.

Макс посмотрел на Милу:

– А ты?

Она отпила из своего бокала:

– Я пяная… – она улыбнулась, – Я таже не помню – кте… На какой-то вечеринке, после выставки, я фотокрафировала. Потом он увител снимки и ему очень понравилось, как он там вышел, сказал, что получился очень молотой… И потом всекта мне поткитывал рапоту.

– Ты ведь вроде для журнала пишешь? Нет?

Она лениво поморщилась:

– Турацкие статьи тля пятнатцатилетних тевочек, как ресницы красить. Это просто штоп не ситеть на шее у Антрея. Моя люповь – фотокрафия, но там так сложно пропиться наверх, вот и прихотилось сватьпы та похороны снимать, пянки всякие…

– Вот на такой «пянке» я её и увидел. Обомлел прямо!

– Застыл, как вкопанный, – рассмеялась Мила, – У Понье пыл юпилей, он устроил непольшой, но очень торокой панкет, таже трузья из Парижа приехали. Попросил меня поснимать.

– А я ему случайно в этот день попался, представь, Паша! На Невском столкнулись нос к носу – я из Пассажа выхожу, он в Европейской стригся. Каких-нибудь пять минут, и я бы не встретил её, любовь всей моей жизни!

Мила улыбалась, Макарыч продолжал:

– Он говорит – пойдём в ресторан, у меня, мол, день рождения, а я упираюсь, отвечаю – не одет и без подарка! Уговорил, старый чёрт…

– Так мне понравился! Там все ситят очень толстые, в костюмах, и ты такой красивый, в тжинсах и серька в ухе… Я влюпилась сразу.

– Да, – кивнул Макарыч, – Я, правда, ещё полгода её обхаживал, но это детали…

– Тевушка толжна потумать.

– Прибалты, Паша, они очень долго запрягают, а потом… – Макарыч подмигнул Максу, – Сам знаешь что.

– Быстро едут? – изумился Макс.

Макарыч помотал головой:

– Нет. Хоронят лошадь.

Макс расхохотался.

– Паша! – шикнула на него Алекс.

Мила махнула рукой:

– Они пяные, Шура.

– Ни в одном глазу, царица моя. Да и с чего бы тут напиться? Вы на похороны пойдёте?

– Нет.

– На поминки пойдём, – сказала Алекс.

– Петный Влатик, сколько на неко свалилось!

– Да, – вздохнула Алекс.

– Кого другого пожалейте, – не поднимая глаз, пробурчал Макс.

– Всё это, конечно очень печально… – медленно произнёс Макарыч, – Но, как на удивление удачно всё сложилось для Влада!

Мила нахмурилась:

– О чём ты коворишь?

– Сама посуди – сколько лет он уговаривал Илью продать его часть дома и земли? Татьяна ни в какую не соглашалась и, безусловно, она была права – Рыжий, получив деньги всю семью пустил бы по миру. Ходят слухи, что после смерти Тани, Влад предложил Илье очень большую сумму, тот ещё кочевряжиться начал, а теперь… Влад получает всё даром!

– Ещё и готовых детей, – вставил Макс.

– Верно, – кивнул Макарыч, – Девочек он удочерит, ведь он ближайший родственник и они выросли у него на глазах, с этим никаких вопросов не возникнет. Удочерит и получит всё имущество младшего брата и его детей за так.

Алекс поджала губы:

– Вы говорите о девочках так, будто они разменная монета для него. Это неправда. Влад любит их, как родных дочерей.

– Туши не чает, – поддакнула Мила.

Макарыч усмехнулся:

– Поразительная вещь – красота. Я и сам не могу перед нею устоять! Этот, с позволения сказать, фраер, переспал со всей деревней; помыкает своей несчастной женой, как ему вздумается; насколько мне известно, не имеет ни одного друга, да и деньги зарабатывает каким-то скользким способом: все эти ставки, котировки, ведь это не созидательный труд, всё из воздуха, от лукавого… Но, посмотри, Паша, на наших любимых женщин! Они строги, насуплены, сидят плечо к плечу и готовы защищать его до хрипоты! А почему? Только потому, что он чертовски красив, вот и весь сказ.

– Как креческий бох, – улыбнулась Мила.

– Пусть так, родная. Но если я замечу, что он руки к тебе тянет, то просто пристрелю его, как бешеного пса. Делай, что должен и будь что будет… – он вздохнул, – Водка кончилась.

Алекс зевнула. Мила смотрела перед собой. Макс сидел с закрытыми глазами. Лёня тихо по-детски похрапывал в кресле.

Макарыч покачал головой:

– Ну и молодёжь пошла! – он потряс Макса за плечо, – Макс! Соберись! Утро уже.

Макс вздрогнул, открыл глаза:

– Я не спал. Просто задумался…

– Оно и видно. Послушай! За руль сегодня ты не сядешь – не хватало только, чтоб ты мне забор снёс. Бери Лёньку и неси его в гостиную, он будет ночевать у меня, на диване. Потом собирай Шурочку, и идите домой, я дам вам плащи. С грибами я сам закончу и порядок тут наведу. Ну, марш-марш!

Макс с Алекс, взявшись за руки, в длинных резиновых плащах, шли по спящему посёлку. Уже рассвело, дождь почти перестал, лишь иногда с деревьев их окатывало горохом капель. На ветках прыгали пичужки. Пропел петух.

Алекс дурачилась, смеялась, прыгала через лужи, тянула Макса за руку.

– Они очень любят друг друга. Наглядеться не могут. Ты заметил?

Макс кивнул.

– Давно они женаты?

– Года четыре.

– На сколько он её старше?

– Не знаю. На двадцать пять лет.

– С ума сойти! – рассмеялась Алекс, – Но, наверное, и хорошо, когда муж постарше.

– Сколько лет твоему мужу?

– Тридцать восемь.

– Как мне? – удивился Макс.

– Ты и есть мой муж. Тебе тридцать восемь лет.

– Правда?

– Правда.

Макс остановился, долго её поцеловал.

– Пойдём гулять, – тянула его Алекс.

– Пойдём, – Макс пьяно улыбался, – Я спрашивал про того, первого… Сколько ему было лет?

– Нисколько. Не было у меня никакого мужа.

– Как так?

– Вот так. Не было ни его, ни того мужика с липкими губами, которого он притащил в нашу постель, и вообще ничего не было. Ты мой первый мужчина. Надеюсь и последний. Женишься на мне?

– Женюсь.

– Вот и хорошо. Я только здесь с тобой поняла, что можно жить обыкновенной жизнью и быть по-настоящему счастливой, каждую минуту и много лет. Как Мила с Андреем. Будем просто жить. И дети будут. Ты хочешь детей?

– Ой, Саша, я детей очень хочу!

Она поднялась на цыпочки, чмокнула его в кончик носа:

– Какой ты хороший всё-таки! Я тебя люблю. Пойдём гулять!

– Пойдём.

Алекс тянула его за собой.

– Ты еле идёшь. Как улитка. Ты пьяный.

Макс замотал головой:

– Я просто устал чуть-чуть… Мы выпили совсем немного…

– Ты пьяный, – повторила Алекс, – Интересно, почему Макарыч никогда не пьянеет? Я тоже так хочу… У Бонье горит свет, – она показала на выглядывающий из-за угла улицы краешек высокого кирпичного дома.

– Да. Уже утро, наверное, это его дочь там.

– Давай посмотрим на неё!

– Солнышко… Пойдём домой, а? Там тепло, батареи всю ночь грели, ляжем у меня, на хорошей большой кровати…

Алекс взяла его обеими руками за плечи, потрясла:

– Паша! Ты сейчас стоя уснёшь! Давай дойдём до дома француза, одним глазком посмотрим, что там и сразу назад.

Макс вздохнул, печальным осликом поплёлся вслед за Алекс.

– Тссс… – она вдруг остановилась, прижала палец к губам, тихо сказала, – Слышишь голоса?

– Да…

– Это Влад… Иди-ка сюда! – она натянула Максу на голову капюшон и затащила в мокрые кусты.

– Саша, ты что творишь?!

– Тссс, – снова прошептала она, – Я не хочу с ним встречаться! Пусть он пройдёт, и мы пойдём домой, спать. Потерпи минутку.

Голоса приближались, говорил Влад, громко и зло:

– … осточертела эта слежка! Осточертела ты! Будь проклят день, когда я на тебе женился!

Снежана лепетала:

– Владик… Владик, всё не так… Это ошибка, я просто вышла погулять, я случайно сюда пришла…

– Кому ты врёшь? Кому ты всё это рассказываешь?! Я… Я видеть тебя не могу! Ей Богу, Снежа, когда-нибудь я сам тебя убью, и весь этот кошмар закончится! Или знаешь что? На цепь тебя посажу, это даже лучший выход!

Снежана остановилась посреди дороги, прямо возле кустов, где затаив дыхание, тесно прижавшись друг к другу, стояли Алекс с Максом. Снежа закрыла лицо ладонями, всхлипнула. Влад, ушедший на несколько шагов вперёд, вернулся, схватил жену за руку, резко дёрнул:

– Мне надоели твои спектакли! Идём домой! И хватить пугать девчонок своими истериками!

– Ты только о них и думаешь!

– Это мои дети, слышишь? Мои!

– А где мои дети, Владик?

Влад подступил вплотную. Макс почувствовал, что он сейчас её ударит, он собрался было уже выйти из своего укрытия, но тут Влад глубоко вдохнул раз, другой, тряхнул головой, сказал, не глядя на жену:

– Идём домой.

Он пошёл по дороге, Снежана постояла с минуту, потом пошла за ним, с упавшими плечами, на ходу утирая слёзы.

Макс с Алекс, мокрые с ног до головы, вышли из кустов. Макс был весь белый от злости.

– Паша, успокойся.

– Подонок!

– Пойдём домой, я замёрзла…

– Сейчас… Дай я отдышусь… Я ненавижу его, Саша.

– Она следит за ним день и ночь и потому он злится.

– Не оправдывай его! Она его жена и имеет право ревновать! Он меняет женщин, как перчатки, и сейчас, наверняка, возвращался от очередной любовницы! Пойми, я не ханжа и не святой, куда там! Я знаю, что жизнь длинная и всякое бывает, но если ты разлюбил свою жену, то будь честен и с ней и с собой. Уйди, дай жить, дай дышать! Но он так не может! Ему нужно издеваться, давить, угнетать! Ненавижу я его, – уже спокойнее сказал Макс.

Алекс сегодня, наконец, осталась спать в доме, но наотрез отказалась ложиться в спальне, на постель, где Макс спал со своей женой. Они раскатили диван в гостиной, разделись, забрались под одеяло, крепко обнялись и в одну минуту уснули.

Утром Макс отправил Алекс к собакам, а сам пошёл к Макарычу забирать Лёню и свою машину. Макарыч в кухне мариновал грибы, десятками выстраивая банки на столе и укутывая их старыми одеялами. Его жена на улице томила в большом котле грибную икру. Оба были бодрые, весёлые и свежие, будто и не было этой бессонной пьяной ночи. Макс, посмотрев на них, только руками развёл.

В этот же день он поехал в город, купил огромную кровать и договорился о срочной доставке. Вечером приехал грузовик, привёз новое супружеское ложе и забрал старое. С этого дня Алекс жила в доме на правах невесты и Макс говорил всем в деревне, что они поженятся весной.