Текст книги "Растревоженный эфир. Люси Краун"

– Ты думаешь, я смогу это сделать? – Такая оценка рассердила Арчера.

– Не знаю, – ответил Эррес. – Но на твоем месте я бы попытался. Ты ни в чем не замешан. Следовательно, наказывать тебя не за что. Зачем же так поздно входить в игру? Нынче тебя могут вымазать дерьмом только за то, что ты бросил косой взгляд на фотографию Герберта Гувера[43]43
  Гувер, Герберт Кларк (1874–1964) – республиканец, 31-й президент США (1929–1933).


[Закрыть].

– А как насчет тебя? – спросил Арчер.

– Я – это другое дело, – тихо ответил Вик. – В меня ткнули пальцем, и я должен бороться за свою жизнь. – Он улыбнулся. – В принципе я не возражаю. Время от времени хорошая встряска полезна для организма. Последние четыре или пять лет жизнь на Парк-авеню течет очень уж спокойно. Пора и размять мышцы.

– Это будет непросто.

– Непросто, – согласился Вик. – Полагаю, они собрали на меня компромат или то, что называется в наши дни компроматом. В свое время я состоял в нескольких организациях, в деятельности которых участвовали коммунисты. Может, состою и сейчас. Я никого не собираюсь водить за нос. Я ничего не собираюсь скрывать. Я ненавижу людей, которые притворяются, будто никогда в жизни не видели настоящего коммуниста и не узнают коммуниста, даже если он подойдет к ним и стукнет по голове бюстом Карла Маркса. Достаточно долго товарищи были гражданами, играющими заметную роль в жизни страны, и мы давали им деньги, когда они уезжали в Испанию, чтобы найти там свою смерть, или вытаскивали евреев из Германии. И я не собираюсь плевать им в лицо за то, что они требовали строить недорогое жилье, обеспечивать младенцев бесплатным молоком и разрешить неграм учиться в университетах. Я боюсь того, что происходит, Клемент. Почему-то люди решили, что лучший способ доказать собственную лояльность – выставить напоказ свою нетерпимость к инакомыслящим, но я в такие игры не играю, какую бы позицию ни занимал в этом вопросе мистер Хатт. Политик из меня никакой, и я, возможно, иногда жертвовал несколько долларов или тратил свое время лишь потому, что испытывал чувство вины. Всю жизнь я проходил в счастливчиках. У меня были деньги, и, с тех пор как мне исполнилось два месяца, люди буквально дрались за право преподнести мне что-нибудь на блюдечке с голубой каемочкой. Вот я иной раз и хотел хоть чем-то осчастливить других. На душе становилось легче. Если это предательство, тогда всех, кто дает деньги на строительство нового больничного корпуса, надо отправлять в Левенуэрт[44]44
  Левенуэрт – федеральная тюрьма, расположенная на территории одноименного форта. Основана в последнем десятилетии XIX века.


[Закрыть]. И я видел коммунистов в Европе. Они дрались с немцами на оккупированной территории, и их не развлекали ни ОООВС[45]45
  ОООВС – Объединенные организации обслуживания вооруженных сил – независимое объединение добровольных религиозных, благотворительных и иных обществ по содействию вооруженным силам США. Основано в 1941 г.


[Закрыть], ни Красный Крест. Конечно, во многом они были не правы, но боевые задания выполняли отменно, и я хочу оставить за собой право решать, рукоплескать ли им, если они на нашей стороне, или давать им пинка, если они по ту сторону баррикады. И если какой-нибудь доморощенный патриот пытается заставить меня автоматически давать им пинка, независимо от того, крадут ли они атомные секреты или пытаются направить в захолустье врачебные бригады, чтобы лечить тамошних жителей от пеллагры[46]46
  Пеллагра – недостаточность никотиновой кислоты (витамина РР), вызывающая нарушения функции желудочно-кишечного тракта, центральной нервной системы и дерматит.


[Закрыть], ему придется схлестнуться со мной. Сигнал к началу игры уже подан. Зрителям рекомендуется ни при каких обстоятельствах не выходить на игровое поле.

– Спасибо за совет, но ты с ним опоздал.

– Почему?

– Я тоже в игре. Я пообещал Элис Уэллер, что она останется в программе.

Вик задумчиво выпятил губы, взялся за стакан, но пить не стал.

– Галантность. Восхитительная, старомодная и опасная… не обязательно в таком порядке.

– Кроме того, я хочу оставить в программе и тебя. Отсюда я хочу пойти к Хатту и сказать ему об этом.

Вик оценивающе посмотрел на Арчера, в глазах его была тревога.

– Арчер, иди в раздевалку и подбери себе новую форму. Цвета команды – черный и синий. Надеюсь, они будут к лицу лысым мужчинам.

– Мистера Хатта нет, – сообщила Арчеру мисс Уолш. – Он во Флориде. Улетел в среду вечером. – Мисс Уолш надевала шляпку, готовясь отбыть на уик-энд. Шляпку украшали яркие искусственные цветы и блестки на вуалетке. Но даже вуалетка не спасала. Красотой природа мисс Уолш явно обделила. Любая из секретарш на этаже могла дать ей сто очков вперед. Долгие годы сидения перед дверью кабинета мистера Хатта расплющили ее зад, а коже придали зеленоватый оттенок. Со всеми, кроме мистера Хатта, она разговаривала пренебрежительно, в голосе ее звучали нотки подозрительности, словно от любого посетителя она ждала какого-то подвоха. Если мисс Уолш и осознавала, что потеряла очарование юности, проведя лучшие годы в приемной Хатта, одного взгляда на нее хватало, чтобы понять, что она с радостью согласилась на такую жертву, получив взамен право охранять покой своего хозяина. – У его друга яхта в Ки-Уэсте. Ему давно уже следовало отдохнуть. Уехать в отпуск. – Сквозь вуалетку она бросила на Арчера обвиняющий взгляд, словно из-за таких, как он и ему подобных, мистеру Хатту приходилось пахать от зари до зари. – Он очень устал.

– Когда он вернется? – спросил Арчер, отводя глаза в сторону. Находясь в приемной, он всегда старался не смотреть на мисс Уолш, дабы она не заметила неприязни в его взгляде.

– Я не знаю, – взвизгнула мисс Уолш. – Я посоветовала ему подольше побыть на море. Он выглядел ужасно. Вымотался донельзя. Я сказала ему: «Пусть хоть раз поработают другие». Я сказала ему: «Не можете вы постоянно нести на своих плечах весь мир».

– Понятно, – Арчер старался держаться подчеркнуто вежливо, – но когда мистер Хатт обещал вернуться?

– Он ничего не сказал. Надеюсь, вернется, когда хорошенько отдохнет. – Она подняла руки, чтобы поправить шляпку. На Арчера повеяло ядреным запахом ее подмышек. «Верность, – подумал Арчер, – требует больших затрат энергии. В теплом здании энергия выходит потом».

– Мистер Хатт сказал, если возникнут какие-то проблемы, О’Нил все уладит. – По тону чувствовалось, что на О’Нила мисс Уолш особых надежд не возлагает.

– Благодарю. – Арчер повернулся и зашагал к О’Нилу, оставив мисс Уолш с ее искусственными цветами, уик-эндом, вуалеткой и подмышками. Секретарша О’Нила давно ушла, оставив дверь в кабинет открытой. О’Нил спал, сидя за своим подковообразным столом чуть наклонившись вперед. «Великолепно, – усмехнулся Арчер, – один ловит рыбку, второй спит». Его злило, что в такой сложный момент Хатт решил взять отпуск. Мог бы и остаться до конца недели. Да и О’Нил мог бы встретить его с открытыми глазами.

– Эммет, проснись! – крикнул он. – Пожар!

О’Нил моргнул, вытаращился на Арчера.

– В чем дело? – просипел он. – Что ты сказал? – Он мотнул головой, отгоняя сон. – О, Клем. Извини. Задремал. Какие новости?

– Я хочу поговорить с Хаттом.

О’Нил зевнул. Зубы у него были очень белые, и, когда он зевал, Арчер мог убедиться, что в них нет ни одной пломбы.

– Еще раз извини. Мне тоже надо бы взять отпуск. Поспать месяц-другой. – О’Нил встал, провел рукой по волосам. – Хатт во Флориде.

– Я знаю. Пообщался с несравненной мисс Уолш.

– На яхте. Ловит рыбу.

– Как я могу с ним связаться?

О’Нил пожал плечами:

– Понятия не имею. Пошли ему записку в закупоренной бутылке.

– Он вернется на этой неделе?

– Спроси мисс Уолш.

– Я спросил.

– И что она ответила?

– Он совсем вымотался и вернется, когда почувствует, что отдохнул.

– То же самое услышал от него и я. Он позвонил мне из Палм-Бич в четверг, в два часа ночи. Сказал, что до последующего распоряжения бразды правления в моих руках. – О’Нил вытянул руки ладонями вверх, внимательно посмотрел на них, согнул и разогнул пальцы.

– Именно на этой неделе! – воскликнул Арчер. – Мерзавец.

– Президент концерна, – поправил его О’Нил. – Один из воротил нашего бизнеса.

– Бразды правления в твоих руках, – повторил Арчер. – И что сие, по его разумению, означает?

– Все зависит от ситуации. – Арчер чувствовал, что О’Нил старается не сказать лишнего. – Едва ли я стану подписывать чеки больше чем на девяносто тысяч долларов или заключать годовой контракт с Ланой Тернер. А вот по мелочам – да, бразды правления в моих руках.

– Как насчет Эрреса, Атласа и компании?

О’Нил вновь зевнул. На этот раз нервно. У глаз появились морщинки, отчего лицо сразу постарело.

– Присядь, приятель. Времена нынче тяжелые.

Арчер присел у стола.

– Так что?

– Хочешь выпить? – О’Нил выудил из ящика стола бутылку. – Отметим приближение субботнего вечера?

– Не хочу.

Со вздохом О’Нил убрал бутылку.

– В субботу мне почему-то всегда грустно. – Он потер глаза. – Может, дело в погоде…

– Я жду, – напомнил Арчер.

– Клемент, – О’Нил поднял на него глаза, – боюсь, им придется уйти. Всем.

– Хатт обещал мне две недели. – Арчер старался говорить размеренно. – Я собрал много интересной информации…

– Хатт говорит, он тоже узнал много занимательного. Позвонив из Палм-Бич, он среди прочего сообщил мне, что его позиция остается неизменной.

– Ты знал об этом в четверг. – Арчер поднялся. – Почему ничего не сказал?

– Приказ босса, у которого я работаю. Я очень сожалею, Клем, но он велел мне не затрагивать этот вопрос, пока ты не коснешься его первым. Не могу понять почему, совершенно его не понимаю, но… хозяин – барин. – О’Нил тоже встал. – Пойдем, угощу тебя ланчем.

– Хатт просто устранился. Сбежал, свалив на тебя всю грязную работу.

– Я сообщу ему ваше мнение, – официальным тоном ответил О’Нил. – Я уверен, что мистер Хатт благожелательно воспримет вашу конструктивную критику.

– Что он имел в виду, говоря, что его позиция остается неизменной?

– Через неделю они все уходят из программы и больше не возвратятся. До скончания веков, – ответил О’Нил. – Цитирую по памяти.

– В нашем разговоре я пригрозил ему, что уйду из программы. Как тебе поручено реагировать, если я перейду от слов к делу?

– Ланч. – О’Нил потянулся. – Я мечтаю о вкусном, сытном ланче.

– Не тяни резину, Эммет. Выкладывай.

О’Нил медленно прошел к окну, повернулся к нему спиной, посмотрел на Арчера. В глазах читалась тревога.

– Он сказал, что если у тебя сохранится желание уйти из программы, я имею право принять от тебя соответствующее заявление.

В наступившей тишине Арчер услышал легкое поскрипывание спускающегося по шахте лифта. Отступил от стола. Задумчиво потер лысину. «Ну вот, – подумал он, – опять момент истины. Опять надо принимать решение».

– Клем, – оборвал паузу О’Нил, – я умываю руки. Я сделал все, что мог. Не забывай, я сотрудник агентства «Хатт энд Букстейвер» и моя обязанность – выполнять принятое боссом решение. Пошли отсюда. Ланч нас ждет.

Арчер помялся.

– Ладно, – наконец кивнул он. – Можно и поесть.

Арчер наблюдал, как О’Нил надевает шляпу и пальто.

– Моя жена составит нам компанию. Ты не возражаешь, не так ли?

– Буду рад, – рассеянно ответил Арчер, занятый своими мыслями.

– Мы все еще в ссоре, – добавил О’Нил, когда они направились к двери. – Я открыл для себя еще одну истину семейной жизни. Чем красивее жена, тем больше ей нравится закатывать скандалы. Тебе придется выполнять роль буфера.

Они вышли в общий зал, но Арчер остановился, прежде чем О’Нил успел закрыть дверь своего кабинета.

– Ты чего? – нервно спросил О’Нил.

– Эммет, – Арчер говорил очень медленно, – мне надо позвонить. Позволишь воспользоваться твоим телефоном?

– Конечно, – О’Нил указал на стол. – Я тебя подожду.

– Не думаю, что тебе следует при этом присутствовать.

– Как скажешь. Я могу подождать у лифта.

– Я собираюсь позвонить спонсору. Я хочу поехать к нему и обсудить с ним ситуацию в целом.

О’Нил мигнул, окинул взглядом общий зал, пустые столы с зачехленными пишущими машинками.

– Согласно действующему в агентстве правилу со спонсором может говорить только мистер Хатт, – бесстрастным голосом пробубнил он.

– Правило мне известно.

– Сегодня суббота. До вечера осталось совсем ничего. На работе его наверняка нет.

– Я позвоню ему домой.

– Он живет в Паоли. Номера в телефонном справочнике нет. Ты не сможешь связаться с ним.

– Номер есть у тебя. Я знаю. Ты звонил Хатту, когда тот ездил туда на уик-энд.

– Человека, который позволил себе связаться со спонсором через голову Хатта, уволили на следующий день.

– Я знаю.

– Мне просто хотелось, чтобы ты был в курсе местных порядков.

– Где номер, Эммет?

Они стояли вплотную, глаза в глаза. Внезапно закаменевшее, очень серьезное лицо О’Нила осветила хитрая мальчишеская улыбка.

– Знаешь, Клем, иногда мне хочется вернуться в беззаботную морскую пехоту. Я иду к своей красавице жене, потому что уже опаздываю, а наш семейный корабль и так дал трещину. На моем столе лежит записная книжка. Вполне возможно, что в ней ты найдешь пару-тройку номеров, которых нет в телефонных справочниках. Раскрой ее на букве «С». Только не рассказывай мне о том, что за этим последовало. Я буду ждать тебя в баре. Мартини закажу заранее.

О’Нил похлопал Арчера по плечу, развернулся на каблуках и зашагал к лифтам. За восемнадцать тысяч долларов в год ему приходилось выкладываться по полной программе.

Арчер проводил его взглядом, потом вернулся в кабинет. Записная книжка в зеленом кожаном переплете лежала на столе рядом с фотографией жены О’Нила. Длинные белокурые волосы миссис О’Нил обрамляли миловидное лицо. Стоя вполоборота, она взирала на кресло мужа. На страничке, маркированной буквой «С», Арчер нашел нужные ему имя и фамилию. Роберт Сандлер и его не внесенный в телефонные справочники номер в Паоли. Арчер сел в кресло О’Нила и, глядя на блондинку, набрал номер станции междугородной связи.

Пятнадцать минут спустя, присоединившись к О’Нилу и его жене в баре на первом этаже, он как бы между прочим сказал, что в понедельник утром едет в Филадельфию.

Глава 15

«Никому не пожелаю подъезжать к Филадельфии на поезде, – думал Арчер, глядя из окна вагона на окраины города. – Этот вид вгоняет в депрессию. Серое утро, висящее над серыми домами и пустырями. Все наши города окружены поясами апатии. Среда обитания тех, кто потерял веру в жизнь, кто просто существует, думая только о том, где взять денег, чтобы заплатить за квартиру. Даже деревья здесь выглядят печальными, тоненькими, угасшими, словно не надеются достоять до весны и одеться в зеленую листву, не говоря уже о том, чтобы достигнуть поры зрелости, когда мальчишки смогут вырезать на их стволах свои инициалы».

Арчер закрыл глаза, недовольный мыслями, которые лезли в голову. Он-то хотел приехать в Филадельфию радостным, уверенным в себе. Этаким пышущим энергией ротарианцем[47]47
  Ротарианцы – члены клуба «Ротари интернэшнл», общественной организации, созданной в 1905 г. и объединяющей влиятельных представителей деловых кругов.


[Закрыть]. Кто же еще мог обсуждать проблемы измены родине с хозяином компании, стоимость которой превышала десять миллионов долларов. В субботу мистер Сандлер говорил с ним очень вежливо. С легким холодком, но вежливо. Чуть замялся, когда Арчер попросил разрешения приехать к нему, а потом ответил: «Жду вас у себя в понедельник, в половине первого». Он не спросил, что заставляет Арчера ехать в такую даль, и не сказал ни слова ни о Ллойде Хатте, ни о принятых в агентстве правилах общения со спонсорами. Почему-то после разговора с Сандлером Арчер почувствовал себя более уверенно. У него создалось впечатление, что здравомыслия у мистера Сандлера побольше, чем у многих других людей.

Выйдя из здания вокзала, Арчер сел в такси. Фабрика располагалась на окраине города. Арчер видел ее впервые, и она произвела на него самое благоприятное впечатление. Большое строгое здание высилось среди просторной лужайки, у поворота с трассы стоял внушительный белый указатель с названием компании. На фабрике производилось несметное количество патентованных препаратов, лечебных кремов и других фармацевтических продуктов, и архитектор, помня об этом, постарался сделать так, чтобы с шоссе территория предприятия напоминала респектабельную больницу. Такси миновало ворота, по подъездной дорожке подкатило к главному корпусу. Приемная и кабинет спонсора находились на первом этаже. Большие окна приемной выходили на лужайку, обсаженную аккуратно подстриженными кустами. Арчер отметил удобные кресла и диваны, низкие маленькие столики, на которых лежали журналы. За столом в дальнем конце комнаты сидела красавица-мулатка с золотистой кожей и черными волосами, мягкими волнами падающими на плечи, в строгом темно-синем платье с белым воротничком. Понравился Арчеру и ее мелодичный голосок. Как только Арчер представился, она сняла трубку с аппарата внутренней связи и доложила о его приходе боссу.

– Мистер Сандлер вас ждет, – улыбнулась она, положив трубку на рычаг, и нажала на кнопку.

Нет, это не больница, подумал Арчер, открывая дверь в кабинет. Скорее санаторий для богатых пациентов, страдающих модными и не опасными для жизни болезнями.

Мистер Сандлер, невысокий полный мужчина с редеющими волосами, розовыми щечками и большим, тоже розовым носом, с улыбкой поднялся из-за стола и пошел навстречу Арчеру, чтобы пожать ему руку. На первый взгляд могло показаться, что мистер Сандлер – человек мягкий и сговорчивый, и лишь холодные, непроницаемые светло-синие глаза указывали на силу и неуступчивость. В кабинете находился еще один мужчина – лет пятидесяти с небольшим, высокий, широкоплечий, с выдубленным солнцем и ветром морщинистым лицом. Он тоже встал и улыбнулся, когда мистер Сандлер представил его Арчеру. Звали его Майк Феррис, а ладонь у него была жесткой и мозолистой, как у фермера.

– Так я пошел, Боб. – Феррис направился к двери. – Еще разок прогуляюсь по заводу и поеду.

– Надеюсь, что в последующие две недели во Флориде будет лить дождь, – напутствовал его Сандлер. – Переходящий в ливень.

Феррис рассмеялся:

– Благодарю. Я всегда ценил твою доброту.

– Феррис на две недели едет в отпуск, – пояснил Сандлер. – Он вице-президент компании, а все свободное время отдает гольфу. Я всегда ненавижу людей, которые отправляются в отпуск, когда я сделать этого не могу. С самого детства. Моя мать говорила мне, что это дурная привычка. Она, конечно, была права. Но я ничего не могу с собой поделать. – Он улыбнулся Феррису, который уже открывал дверь. – Только потом не рассказывай мне, что в этот раз тебе удалось установить личный рекорд. Я не хочу этого слышать.

Феррис рассмеялся.

– До свидания, мистер Арчер. Рад был познакомиться с вами после стольких лет совместной работы. – На собеседника Феррис смотрел прямо и не мигая, словно старался оценить его сильные и слабые стороны. «Такие уж порядки в большом бизнесе, – подумал Арчер, улыбаясь в ответ, – и с его представителями я всегда буду чувствовать себя не в своей тарелке».

Как только дверь за здоровяком закрылась, мистер Сандлер указал Арчеру на кресло, стоявшее у стола.

– Присядьте, мистер Арчер. – Он подождал, пока режиссер сядет, потом обошел стол и опустился на вращающийся стул с высокой спинкой. Сейчас он напоминал Арчеру судью, ведущего процесс в каком-нибудь маленьком городке. – Майк заслужил отпуск. Что бы я там ни говорил. Его стараниями этот завод работает, как хорошо смазанный механизм. В компании он уже двадцать лет. Начинал в отделе отгрузки готовой продукции. – Мистер Сандлер взглянул на Арчера, словно ожидая, что тот выскажет свое одобрение.

– Понятно. – Такая верность несколько озадачила Арчера. – Двадцать лет – это много.

По искорке, мелькнувшей в светлых глазах, Арчер понял, что мистер Сандлер ждал от него чего-то более оригинального.

– Когда-нибудь вы должны приехать сюда на обзорную экскурсию, – продолжал мистер Сандлер. – Посмотреть, какой товар вы продаете.

– Я с удовольствием, – ответил Арчер, хотя режиссера покоробили слова Сандлера, определившего его в подразделение, занимающееся продажей продукции. Впрочем, по существу говоря, Сандлер не погрешил против истины. Но заводы всегда пугали Арчера. Как бы внимательно ни слушал он объяснения, особенности производственного процесса оставались выше его понимания.

– Как Хатт? – спросил Сандлер.

– Думаю, у него все в порядке. Он тоже во Флориде.

Мистер Сандлер улыбнулся.

– Все едут во Флориду, кроме меня. Наверное, я занимаюсь не тем делом. Этот Хатт – хороший человек. Острый ум, все схватывает на лету.

– Да, – кивнул Арчер, – очень хороший.

– Эта программа, которую вы делаете, мне нравится. – Сандлер энергично кивнул. – Слушаю ее каждый четверг. Она артистична, но продает лекарства. Я держу руку на пульсе. Спрашивал Хатта, кто определяет стиль программы, и он ответил – Клемент Арчер.

– Со стороны мистера Хатта это очень великодушно, – смутился Арчер.

– Признак хорошего руководителя. Умение воздать должное сотрудникам. Я не доверяю человеку, который говорит, что все делает сам. Знаю, что он лжет. Маленький человечек, получивший большую должность. Закончится все провалом. Поэтому, когда вы позвонили, я и сказал, чтобы вы приезжали. – Он всмотрелся в Арчера. – Я понимаю, что это не принято, – тем самым он показывал Арчеру, что экстраординарность ситуации для него не секрет, – но подумал: какого черта, он взрослый человек и не поедет в Филадельфию, чтобы впустую тратить мое время.

– Благодарю вас. – Арчер пытался догадаться, что за этим последует. – Я очень ценю такое отношение. Причина моего приезда…

– Любите устрицы? – резко оборвал его Сандлер. – Жареные устрицы?

– Уст… пожалуй, да.

– Вы не успели перекусить, не так ли?

– Нет. Прямо с поезда к вам.

– Хорошо. – Сандлер выпрыгнул из-за стола. – Поедем в мой клуб. Лучшие жареные устрицы в Филадельфии. – Он уже надевал пальто. Двигался быстро, словно юноша. Розовые ручки по очереди нырнули в рукава. – Разумеется, – он взялся за шляпу, – вы можете не заказывать устрицы, если не хотите. Не в моих правилах диктовать человеку меню. Возможно, у вас язва, высокое давление. Кто знает?

Арчер рассмеялся, надевая пальто:

– Язвы у меня нет.

– Хорошо. – Сандлер увлек Арчера к двери, поддерживая под локоть. – Не доверяю язвенникам. Предрассудок, но что делать. Моя жена злится, когда я это говорю. У двух ее братьев язва, огромная, как корзина для пикника, но я не могу этого не сказать. Язва – результат дурного характера, а на людей с таким характером никогда нельзя положиться. Так что моя логика понятна.

В этот момент они как раз проходили мимо стола, за которым сидела мулатка.

– Вернусь через полтора часа, мисс Уоткинс, – повернулся к ней мистер Сандлер. – Имею право на ланч.

– Да, сэр, – ослепительно улыбнулась она.

– Самая красивая девушка к северу от Вашингтона, – прошептал Сандлер. – Мне бы сейчас сбросить лет двадцать. – Он добродушно рассмеялся. – Недостаток благоприобретенного богатства. Оно появляется, когда мышечный тонус уже не тот. Как раз сейчас ученые работают с гормонами. – Он махнул рукой в сторону дверей в конце коридора. – Оживление умирающих клеток. Гонки со временем, говорю я им, когда представляется случай поговорить. В следующем месяце мне стукнет шестьдесят один. – И он вновь загоготал, пухлый, круглый, розовый, щегольски одетый, в сером пальто и мягкой фетровой шляпе.

Они вышли из парадной двери. Сандлер коротко кивнул охраннику, отделенному от них стеклянной перегородкой. На секунду-другую он задержался на верхней ступеньке, окинул взглядом лужайку. Арчер мог поклясться, что, выходя из главного корпуса, мистер Сандлер всякий раз останавливается на одном и том же месте и с любовью и гордостью оглядывает свои владения.

– Вам надо обязательно приехать летом. Тут настоящий сад. Флоксы, пионы, гиацинты, вдоль дорожек бордюры из маргариток. За лужайкой ухаживают три человека. Отдых для усталых глаз. Трава и несколько деревьев. Возвращаешься на работу полный сил. В здании, кстати, кондиционированный воздух. Терпеть не могу потных от жары лиц. Будь моя воля, я бы закрывал завод первого мая и до октября отправлял всех ловить рыбу. С удовольствием это сделал бы, да конкуренты не позволяют. – Он широко улыбнулся и сбежал по ступенькам к сверкающему зеленому «форду» с откидным верхом. – Вон он. Мой автомобиль. Усаживайтесь. – Он открыл дверцу для Арчера, а сам обошел «форд» спереди. Арчер сел. Тут же скользнул за руль и мистер Сандлер. «Форд» резко рванул с места. Из-под задних колес полетел гравий. – Люблю маленькие автомобили. – Они пронеслись мимо ворот. – Люблю водить машину. А вот большие, с океанский лайнер, лимузины не люблю. Такое ощущение, что едешь в танке. Летом при любой погоде опускаю верх. Становлюсь красный, как индеец. И волосы выгорают. Мне это идет. – Опять улыбка. – Просто удивительно, сколько девушек машут рукой с просьбой подвезти. И на заседаниях совета директоров помогает. Выгляжу таким энергичным, что вице-президенты и представители акционеров не решаются со мной спорить. Если вы считаете, что я еду слишком быстро, так и скажите. Быстрее меня гоняет только мой сын. Когда-нибудь он точно разобьется. Во время войны он служил в авиации и на земле старается разогнаться до тех же трехсот миль в час. Не встречались с ним?

– Нет. – Арчер с тревогой смотрел на дорогу.

– Половину времени он проводит в Нью-Йорке. Большой любитель ночных клубов. Постоянно обхаживает певичек, которые работают до четырех утра. Ни на что другое не годен. Моя жена говорит, что его разбаловала авиация. Неправда. – Широченная улыбка. – Он разбалован с восьми лет. Забавный парень. Крепкий, здоровый, постоянно попадает в переделки. Только в кабине «В‐17» чувствует себя как дома. – Мистер Сандлер искоса глянул на Арчера. – Вы приехали с какими-то проблемами, не так ли, мистер Арчер?

– Да, – кивнул режиссер. – К сожалению.

– Ланч поможет нам с ними справиться. Это прекрасное средство для цивилизованного разрешения многих проблем. Но вы можете начинать прямо сейчас. Выкладывайте.

– Речь пойдет о пятерых людях, работающих в программе. Хатт сказал мне, что вы в курсе.

– Да. – Мистер Сандлер смотрел прямо перед собой. – Я получил ту журнальную статью.

– Хатт дал мне две недели, чтобы я провел собственное расследование. Или попытался его провести. За такой короткий срок один человек много не сделает.

– Я знаю, – кивнул Сандлер. – Хатт сказал мне, что его помощник обещал вам две недели, и ему пришлось с этим согласиться. Одобряю. Незачем держать помощников, если те не имеют права принимать самостоятельные решения. В разумных пределах.

– Две недели истекают в четверг.

– Я знаю. – Арчер отметил, что мистер Сандлер сбросил скорость, поскольку машин на дороге стало больше. А вот его отношения режиссер понять не мог. Голос не выдавал истинных чувств. Лицо тоже.

– Я переговорил с этими людьми. Кое-что выяснил. А когда попытался связаться с Хаттом, оказалось, что он улетел во Флориду. И в агентстве не знают, когда он вернется. Однако он просил передать мне, что его позиция остается неизменной. – Арчер прилагал все силы, чтобы по его голосу не чувствовалось, что он обижен или жалуется.

– Это очень важно. Отпуска для руководителей. Убежден в этом. Для принятия решений необходима свежая голова.

– Я это понимаю, – с излишней торопливостью ввернул Арчер. – Только время для отпуска он выбрал очень уж неудобное. Поэтому мне пришлось приехать к вам.

– Извиняться не за что. За это мне платят. Кому же еще разруливать сложные ситуации? С простыми разбираются люди, которые у меня на жалованье.

У Арчера не возникло ощущения, что он извинялся, но уточнять он ничего не стал.

– Хатт также просил мне передать, – добавил Арчер, тщательно выбирая слова, – что не будет возражать против моей отставки, если я буду стоять на своем.

В кабине повисла тишина. Мистер Сандлер нажал на тормоз, автомобиль остановился на красный свет.

– Это угроза, мистер Арчер? – спросил он, глядя перед собой. – Вы пытаетесь надавить на меня?

– Нет. – Арчера вопрос мистера Сандлера удивил. Неужели тот думает, что он, Арчер, занимает достаточно важное положение, чтобы кому-то угрожать? – Я просто хотел, чтобы вы располагали абсолютно всей информацией.

– Я располагаю абсолютно всей информацией. – Красный свет сменился зеленым, и «форд» мгновенно набрал скорость. – Я говорил с Хаттом и сказал ему, что он может отпустить вас, если возникнет такая необходимость. Это понятно?

– Более чем. – Арчер замялся. – Вы не хотите, чтобы я продолжал? Может, я напрасно трачу ваше время?

– Если бы вы напрасно тратили мое время, вас бы тут не было, – ровным голосом ответил мистер Сандлер, не пытаясь добавить значимости своим словам. – Вы давно работаете на меня. Вы продаете мою продукцию. Вы зарабатываете деньги, которые вам платят. Вы имеете право изложить свою точку зрения.

– Прежде всего надо сказать о том, что все пятеро знают свое дело. А двое или трое – это звезды, на которых и строится вся программа…

– Это понятно. – Впервые в голосе мистера Сандлера послышалось нетерпение, словно Арчер наговорил лишнего.

– Какими бы ни были их политические убеждения, вашей компании они служили верой и правдой. Как вы и сказали про меня, они зарабатывали деньги, которые им платили.

– Я же сказал, что это понятно. – Сандлер вдавил в пол педаль газа, и «форд» рывком обогнал грузовик.

– Кроме того, – Арчер пытался правильно выстроить свои аргументы, – их всего лишь обвинили. Но еще ни в чем не признали виновными. А журнал, который выдвигает против них обвинения, в прошлом уже допускал ошибки, за которые ему приходилось публично извиняться, если у людей хватало мужества или денег защищать свою репутацию. К тому же мне неприятна сама мысль о том, что издатель паршивого журнала присваивает себе право судить целую отрасль и составлять черные списки, лишающие людей работы.

– Неприятна, – кивнул мистер Сандлер. – Согласен.

– Нельзя ко всем подходить с одной меркой. Каждого надо рассматривать отдельно.

– Это правильно. Мистер Арчер… – Мистер Сандлер быстро взглянул на него. Лицо стало суровым, глаза напоминали две ледышки. – Я бы хотел знать, какие отношения связывают вас с этими людьми. Чтобы более объективно оценивать ситуацию. Полагаю, я вправе задать такой вопрос?

– Да, – ответил Арчер. – Думаю, что да. Они разные.

– Естественно.

– Начну с композитора. Покорны. Профессионально… я восхищаюсь его музыкой. Он мастер. Вы же слышали…

– Да.

– А персонально… – Арчер едва не улыбнулся. – Он раздражает. Он… очень эмоциональный, неуравновешенный. Я его жалею. Он еврей… – Арчер заметил, как дрогнули веки мистера Сандлера. – Ему досталось от жизни. Родителей убили немцы. Он пребывает в постоянном страхе… Его жена – отвратительная женщина.

– Коммунистка, – уточнил мистер Сандлер. – Очень активная.

– Да. – Арчеру оставалось только гадать, что известно мистеру Сандлеру об остальных. – Теперь Френсис Матеруэлл.

– В последней передаче она не участвовала.

– Да.

– Насколько я понял, вы могли еще две недели привлекать ее в программу.

– Она ушла сама. Ей предложили роль в театре.

– Мне не понравилась девушка, которая ее заменила. В молодости я бегал от девушек с таким голосом как от чумы. Секс, густо намазанный мармеладом. Ей самое место в программах для старшеклассников.