Текст книги "Вершина холма"

Они поздоровались, смущенно взглянули друг на друга, и Майкл пожал ей руку. Трейси не поцеловала его, и Майкл счел это абсурдом – оба они вращались в кругах, где даже малознакомые люди целовали друг друга в щеку.

Трейси загорела – она провела десять дней на Багамских островах, погода там стояла прекрасная, теплая. Ее родители здоровы. Отец недавно продал «Трейси». Одна из сестер тайком от семьи уехала в Калифорнию и вышла там замуж за журналиста из Сан-Франциско. Дела у Трейси шли хорошо, фирма расширилась и переехала на Мэдисон-авеню, Трейси это устраивало, так как теперь работа находилась в пяти минутах ходьбы от дома. Они обсудили два спектакля, которые недавно посмотрели, и вежливо разошлись в оценке их достоинств. Нет, ему не удалось в этом году выкроить время для лыж, но он попробовал заняться дельтапланеризмом и увлекся. Она холодно взглянула на него и тотчас сменила тему, спросив о работе. Все в порядке, ответил он, но никто из компаньонов Корнуолла и Уоллеса не ушел в отставку и Майкл пока не стал их партнером. Его это не огорчает. Под Новый год он купил себе «порше» с солидной рождественской скидкой. Да, Антуан играет и поет еще лучше, чем прежде. Да, Антуан говорил ему о своей потрясающей даме, но на Майкла она не произвела большого впечатления.

Трейси не объяснила, для чего ей понадобилось с ним встретиться.

Когда они допили мартини, Майкл сказал, что поведет ее в новый, очень хороший итальянский ресторан на Шестьдесят шестой улице. Он выбрал его, потому что там они никогда не бывали вместе.

Светская беседа продолжалась и в ресторане.

«Не стану ее спрашивать, пусть сама раскроет карты», – решил Майкл. Уже подали кофе, когда она неожиданно сказала:

– Майкл, мне кажется, нам пора оформить развод. Я не могу вечно жить в подвешенном состоянии.

– Как тебе будет угодно, – промолвил он.

Майкла потрясли ее слова. Вместе ли они жили, или раздельно, он все равно считал Трейси своей женой. Он не допускал мысли об окончательном, полном разрыве.

– Если это так необходимо.

– Да, необходимо. Я встретила одного человека, он мне нравится и тоже хочет иметь детей. Время идет, я старею, откладывать некуда.

– Ты выглядишь на восемнадцать.

– Выгляжу, – с горечью сказала она.

– Кто он такой? – спросил Майкл. – Чем занимается?

– Ему сорок. Вдовец.

«Ты моложе их и привлекательнее», – вспомнил он слова Антуана.

– Он производит ткани. Весьма состоятелен.

– Твои родители будут в восторге.

Она пропустила его слова мимо ушей.

– Алименты мне не нужны, а делить нам нечего, – произнесла она сугубо деловым тоном. – Но нанять адвокатов все же придется.

– Да, конечно. Нашу контору обслуживает одна юридическая фирма. Я обращусь туда.

– Думаю, осложнений не возникнет, – сказала она. – Слава богу, мы не в Италии или Испании.

– Слава богу.

Она строго посмотрела на него:

– Твоя ирония неуместна.

– Это мой первый развод. Я не знаю, что уместно в подобных обстоятельствах, а что нет.

– Так вот, ирония – неуместна.

– Просто я стараюсь выглядеть цивилизованным, современным человеком, – возразил Майкл.

Ему хотелось задеть ее, потому что он сам был уязвлен.

– Надеюсь, твой новый друг не прыгает с парашютом, не увлекается серфингом, не занимается дельтапланеризмом?

– Нет. Теперь ты становишься злым. Это на тебя не похоже, – проговорила она дрожащим голосом.

– Вот привыкну к этой мысли и исправлюсь. Может быть, даже стану образцовым бывшим мужем.

– Я возьму девичью фамилию и оставлю ее в замужестве.

– Идешь в ногу со временем.

– И вообще это название моей фирмы, – добавила она.

– Отныне я буду представлять тебя как мисс Лоуренс.

– Представляй меня как хочешь, – сказала она. – Ужин окончен?

– Да. – Майкл жестом подозвал официанта и расплатился.

Выйдя из ресторана, Трейси удивила Майкла. Он уже собирался отвезти ее домой на такси, но она сказала:

– Еще рано. Хочу послушать музыку. Кабачок Антуана в двух шагах.

Он задумчиво посмотрел на нее. Может, Трейси пригласила его для того, чтобы он вспомнил ту славную пору, когда они любили друг друга и были вместе? Не хотела ли она наказать его, дать понять ему, что он потерял?

– Антуан тебе обрадуется, – только и сказал Майкл. Он взял ее под руку, и они пошли по улице, словно прочная семейная пара.

Антуан поцеловал Трейси и усадил гостей за столик рядом с пианино, чтобы, как он сказал, любоваться ею во время игры. Появилась Сьюзен с каким-то человеком, подошла к ним, Майкл представил Трейси как свою жену. Трейси не поправила его, и Сьюзен удалилась с кавалером к стойке, где сидели трое крупных мужчин, которые громко разговаривали между собой. Майкл уловил в их речи техасский акцент.

– Ты не прав, – тихо сказала Трейси.

– В чем? Что назвал тебя женой? Но юридически это так, ты сама знаешь.

Она нетерпеливо покачала головой:

– Нет, я о девушке. Она действительно потрясающая. Ты до нее еще не добрался?

– Я не обязан отвечать на подобные вопросы, но если тебя очень интересует, я к ней не собираюсь прикасаться. Она – подруга Антуана.

– С каких пор тебя это останавливает?

– Не будем ворошить прошлое, – быстро сказал он.

Антуан слегка поклонился и заиграл в ее честь.

Трейси радостно улыбнулась, точно маленькая девочка, которой сделали подарок.

Антуан запел. Чертов сентиментальный француз, подумал Майкл. Ему было тяжело видеть, как погруженная в себя Трейси подалась вперед и начала вполголоса, с американским акцентом, подпевать Антуану.

Трое шумных посетителей выстроились в ряд, плечо к плечу, и зашагали к пианино.

– Вы только послушайте, – сказал один из них, – он поет на лягушачьем языке.

– Верно. Лягушатник, – отозвался другой.

Они уже стояли возле инструмента.

– Эй, приятель, слышишь? – громовым голосом сказал первый. – Ты живешь в старых добрых Штатах, гребешь доллары, так и пой по-нашему.

Откуда-то из глубины зала донесся возмущенный женский голос. Троица не отреагировала. Майкл почувствовал, как все его тело напряглось, а Трейси инстинктивно коснулась руки мужа.

– Венеция, – сказал третий человек, который до сих пор молчал, – он поет о Венеции. Я там был, она провоняла помоями.

– Послушай, старина, – обратился первый к Антуану, который продолжал петь, улыбаясь как ни в чем не бывало, – спой нам «Янки дудл денди».

– Сиди на месте, – шепнула Трейси и, заметив, что у Майкла сжались кулаки, схватила его за руку.

– Ну, раз так, – сказал первый, самый высокий из троих, – мы и сами можем спеть. – Глаза Техаса смотрят на тебя… – заорал он, двое его приятелей подхватили, и негромкий голос Антуана потонул в их реве.

Майкл вскочил, вырвавшись из рук Трейси.

– А ну заткнитесь, пьяные скоты! – крикнул он.

Улыбаясь, трое мужчин продолжали петь.

– Присоединяйся, – сказал первый Майклу. – У тебя, кажется, сопрано.

Он далеко не дружески обнял одной рукой Майкла. Майкл резко сбросил с плеча его руку. Человек повернулся и сильно ударил Майкла в подбородок. Майкл ответил прямым в челюсть. При виде нокаутированного врага Майкла охватила шальная, бешеная радость – он снова дрался на школьном дворе с Джозефом Лингом.

– Ну что ж, приятель, ты сам напросился, – сказал второй.

Он ударил Майкла в живот, и Майкл перегнулся пополам. Тем временем первый человек пришел в себя, он обхватил Майкла сзади, а двое остальных начали молотить его по лицу и ребрам. Майкл упал на пол. Откуда-то издалека до него донесся приглушенный женский крик. Первый мужчина наклонился и дважды ударил Майкла кулаком по лицу. Майкл потерял сознание. Человек выпрямился и обвел взглядом притихший бар.

– Может, еще кому не по душе наша песня? Говорите, не стесняйтесь.

Бар замер.

Трейси, едва сдерживая рыдания, выскочила из-за столика и с криком «Животные! Животные!» плеснула в лицо бандиту содержимое своего бокала.

Он усмехнулся.

– Сиди ты, нью-йоркская шлюха, – сказал он и с силой толкнул ее на пианино.

Трое мужчин стали в ряд, плечо к плечу, и медленно направились к выходу, а люди молча освобождали им путь, расходясь в стороны.

Очнулся Майкл в больнице.

На стуле возле кровати сидела Трейси. Он попытался ей улыбнуться.

– Как ты себя чувствуешь? – неуверенно спросила она.

– В голове настоящий фейерверк, – произнес он, не узнавая собственного голоса. – И дышать трудновато. В остальном полный порядок.

Он старался не потерять ускользавшее сознание.

– Ты не приходил в себя два с половиной часа, – сказала Трейси, – у тебя сломано три ребра и сильнейшее сотрясение мозга. Все остальное, как ты говоришь, в полном порядке.

Майкл усмехнулся, ребра сдвинулись, и он замер от боли.

Вошла медсестра и сказала:

– О, вы наконец-то пришли в себя. – Она положила ладонь на лоб Майкла. – Небольшая температура есть. Но могла быть и выше при таком… Чтобы вам лучше спалось. – Она сделала инъекцию в руку, и Майкл чуть не вскрикнул – укол показался очень болезненным. – Вы с ним останетесь, миссис Сторз? – спросила сестра. – Уже очень поздно.

– Да, я знаю. Я останусь, – ответила Трейси.

– Тогда, если ему что-нибудь понадобится, нажмите эту кнопку. Я в конце коридора. – Она бесшумно вышла.

– Теперь постарайся заснуть, – сказала Трейси, беря его за руку.

– Мой день рождения закончился в больнице – что ж, этого и следовало ожидать. – На лице Майкла появилась горькая улыбка. – Извини, – прошептал он.

– Ш-ш. Спи.

Он закрыл глаза и уснул, сжимая ее руку.

Глава 9

У него отросла недельная борода – лицо опухло, и бриться было больно. Медсестры не давали Майклу зеркала, а одна приглянувшаяся ему крупная ирландка сказала:

– Нет, дружок, пока не стоит. Я бы месяц тряслась от ужаса, если бы увидела свое лицо в таком состоянии.

Она, видно, считала, что больным вредны излишние церемонии.

Трейси ежедневно навещала его, но, видя, что Майклу трудно разговаривать, не затрагивала важных вопросов и через несколько минут, казалось, спешила покинуть палату.

Ему передали, что приходил Антуан, но сестра его не впустила – большую часть дня Майкл спал.

К концу недели он почувствовал в себе силы вернуться домой. Фейерверк в голове прекратился, он снова мог есть твердую пищу, а ребра беспокоили Майкла, только когда он смеялся или кашлял. Больничный парикмахер побрил его, после чего Майкл посмотрел на себя в зеркало и мрачно улыбнулся своему отражению. Отек спал, но левая сторона лица – точнее, двух его лиц, так как он отчетливо видел в зеркале двух Майклов Сторзов, а смутно прорисовывался и третий, – отливала всеми цветами радуги, начиная с лилового и кончая желтым с болезненно-зеленоватым оттенком. Доктор успокоил его, пообещав, что лицо придет в норму, но выписывать отказался.

– У вас было сильное сотрясение мозга, мистер Сторз, – сказал он, – вы должны оставаться под наблюдением минимум десять дней, пока мы не убедимся, что ваша голова не выкинет какой-нибудь штуки.

Майкл скрыл от него, что видит перед собой двух, а то и трех докторов. Проговорись он об этом любопытном явлении, бог знает, сколько бы еще его здесь продержали. Спасибо парикмахеру, сам Майкл был не в состоянии определить, какое из двух или трех лиц надо намыливать.

Когда Антуану удалось наконец прорваться в палату, он также предстал перед Майклом в трех экземплярах, тем не менее Майкл обрадовался французу, так как устал от одиночества, а пианист всегда поднимал ему настроение.

– Как дела, mon vieux? – спросил Антуан.

– Умираю от скуки. А так все нормально.

– Выглядишь ты неважно. Ну и варвары!

– Узнали хоть, кто такие?

Антуан покачал головой:

– Полицейские приехали одновременно со «скорой помощью», они сказали, что ничем не в силах помочь – никому не известны ни имена бандитов, ни их адреса. Все происшествие мало заинтересовало стражей порядка. Les flics[11]11
  Полицейские, шпики (фр.).


[Закрыть]! Подонки общества. То, что для нас вопрос жизни и смерти, для них – рутина. Зато они заинтересовались моей персоной.

– Что ты имеешь в виду?

– Они узнали, что я француз, и попросили предъявить паспорт.

– Но у тебя же есть паспорт, разве нет?

– Конечно, есть. Только французский.

– Ну и что тут такого?

– Ничего. Центр науки и культуры. Марианна – мать мировой цивилизации. Они потребовали лицензию, разрешающую работать в США.

– А у тебя ее нет?

Антуан печально покачал головой:

– Пианисту очень трудно ее получить. В Америке хватает своих безработных музыкантов – так мне ответил чиновник бюро по делам иммигрантов. Он едва не обхамил меня.

– А, они забудут, – сказал Майкл, чтобы успокоить Антуана, сам-то он в это не верил.

– Боюсь, что нет, – грустно возразил Антуан. – Полицейский записал в свой толстый планшет мои фамилию и адрес.

– Он что-нибудь сказал?

– Нет. Но выразительно посмотрел на меня. Взгляд был далеко не сочувственный. Это грозит неприятностями. Точнее, они уже начались. Хозяин меня выгнал. Если ты придешь в «Золотой обруч», то увидишь на моем месте толстую блондинку, которая играет на пианино, как корова.

– Извини.

– Ты не виноват. Ты был просто великолепен. Чего не скажешь обо мне и остальной публике. За исключением Трейси. Ей тоже досталось.

– Ее ударили? – Майкл почувствовал, как в голове что-то отчаянно заколотилось. – Но за что?

– Она назвала их животными и плеснула бокал виски в лицо их главарю.

– Трейси мне ничего не сказала.

– Благородная женщина. Кажется, ты тогда лежал на полу без сознания. Какой трагический вечер! – Антуан скорбно вздохнул. – Когда они подошли к пианино, мне следовало замолчать, уйти в туалет и запереться. Вечно я поступаю в критических ситуациях не так, как надо, а страдают из-за этого мои друзья. Умоляю простить меня за идиотское поведение.

– Перестань, – оборвал его Майкл. – Ты тут ни при чем. Каждый вечер в барах Нью-Йорка происходит не менее сотни драк. Многие из них кончаются далеко не столь безобидно.

– Скажешь тоже, безобидно. – Антуан горько засмеялся. – Ты на неделю угодил в больницу, а лицо твое напоминает флаг маленького африканского государства. Тебя могли убить.

– Но не убили же. Перестань об этом. Когда навещаешь друзей в больнице, полагается их подбадривать.

– Я и сам-то не очень здорово чувствую себя в эти дни, – сказал Антуан. – Извини меня. Я остался без работы, и мне придется куда-нибудь уехать.

– Почему? Ты боишься, что эта троица разыщет тебя? Но это глупо.

– Нет. Но меня не оставят в покое. Я ощущаю это кожей. Видно, иммиграционные власти считают, что я представляю опасность для американской экономики.

– Тебя уже беспокоили?

– Пока нет. Но они доберутся до меня. Говорю тебе, я ощущаю это кожей. Я уже слышу, как прогревают мотор того самолета, на котором меня отправят во Францию. В Париже по этому случаю не объявят национального праздника. Один человек из Марселя недвусмысленно объяснил мне, что он со мной сделает, если я снова попадусь ему на глаза. Я здорово запутался.

– Твоя кожа ни хрена не смыслит в иммиграционной политике. Не трясись ты, как старая баба.

– Тебе легко так рассуждать. Тебе не нужно разрешение, чтобы работать. Я тайком ото всех перебрался в маленькую гостиницу на окраине города. Это отвратительное заведение, где живут одни сутенеры, проститутки и наркоманы, а женщины по ночам кричат так, будто им режут горло. У него есть только одно достоинство: полиция не рискует туда заглядывать. Я оставлю тебе свой телефон, если ты обещаешь держать его в секрете – даже от Трейси. Спрашивай Рене Ферно – так теперь меня зовут.

– Красивое имя, – улыбнулся Майкл. – Запиши его. На столе есть блокнот и ручка.

Он смотрел, как Антуан записывает название гостиницы, свое новое имя и телефон.

– Вот. – Антуан отложил ручку. – Еще один француз с вымышленным именем.

– Не могу ли я чем-нибудь тебе помочь? Например, таким пустяком, как деньги.

– Ты и так мне здорово помог, даже пострадал из-за меня.

Антуан сделал благородное лицо, но эффект скрадывался шрамом и следами угрей.

– Верно, я приложил руку к тому, чтобы тебя уволили и, может быть, даже депортировали. Почему бы тебе не пасть на колени и не поблагодарить меня за это? Деньги нужны?

– Сейчас нет, – ответил Антуан. – Если ситуация изменится, я воспользуюсь твоей безрассудной щедростью. Вероятно, это случится скоро. Спасибо, друг.

– Оставь. Ты вернешь.

– Я никогда не отдаю долги, – скорбно сказал Антуан. – Хотя сам осуждаю эту недостойную черту моего характера.

Майкл улыбнулся:

– Хорошо. Не возвращай. С недавних пор у меня завелись деньги, так что мой карман выдержит любую черту твоего характера.

– А ты? – спросил Антуан. – Что ты будешь делать после больницы?

– Я собираюсь бросить свою работу и уехать из города, – сказал Майкл, удивляясь собственным словам, так легко выскочившим изо рта.

На самом деле, перестав принимать снотворное, он думал лишь о том, как бы скорее выписаться из больницы.

– Mon dieu!

Антуан, казалось, был потрясен услышанным.

– Зачем тебе это нужно? Ты живешь в Нью-Йорке как король.

– Плата слишком высока.

– Куда ты поедешь? Чем будешь заниматься?

– Об этом я еще не думал. Какая разница куда.

– Ради бога, не спеши. И все из-за одного инцидента в баре, случившегося по вине глупого маленького пианиста! Тысяча шансов против одного, что это последняя драка в твоей жизни.

– Драка тут ни при чем. Вернее, она дала толчок. Любое другое событие – может быть, еще менее значительное – раньше или позже сыграло бы ту же роль. Я давно был внутренне готов к подобному решению, только не отдавал себе в этом отчета.

– Почему тебе прежде не посоветоваться с Трейси?

– Ее это не касается, – решительно сказал Майкл.

– Если ты действительно уедешь – а я умоляю тебя тщательно все взвесить, ибо сейчас ты не в состоянии принимать ответственные решения, – в таком случае ты дашь мне знать, где тебя можно найти? Не так у меня много друзей, чтобы позволить лучшему из них раствориться без следа в джунглях Америки.

– Конечно, я дам о себе знать, – мягко сказал Майкл. – Я не в силах отказаться от удовольствия слышать иногда твою игру.

– Майкл, ты самый благородный и верный друг, какого я имел в жизни! – с пафосом произнес Антуан.

– Когда твоя речь перестанет напоминать буквальный перевод из Расина? – грубовато сказал Майкл, стараясь скрыть, как сильно тронули его слова Антуана. – А теперь выметайся отсюда, доктор говорит, что мне вредно много болтать.

Антуан встал:

– Все, убираюсь. Пожалуйста, поскорей выздоравливай и оставайся прежним Майклом, какого я знаю.

– Au revoir, месье Ферно.

Антуан направился к двери, и Майкл заметил, что походка у француза изменилась, стала менее разболтанной, словно он больше не слышал внутри себя синкопированную музыку, под которую двигался раньше.

Усталый, но довольный, Майкл опустил голову на подушку. Визит Антуана здорово его подбодрил, но совсем иначе, чем он ожидал. На самом деле он сам подбодрил себя. Вопросы Антуана натолкнули его на решение, с которым он и так слишком затянул.

– Я собираюсь бросить работу и уехать из города, – повторил он шепотом, укрепляясь в своем намерении.

Майкл блаженствовал, откинувшись на подушку; не спеша, с наслаждением он обдумывал, куда поедет после того, как скажет Корнуоллу, что им придется подыскать нового человека на его место.

Порыв ветра колыхнул занавеси на окне, которое Майкл всегда просил оставлять приоткрытым. Он повернул голову и увидел улицу. За окном медленно кружились большие влажные хлопья первого снега. Майкл улыбнулся. Ну конечно, подумал он. Эта часть решения принята за него. На свете полно снежных мест, а у него есть время решить, какие горы он почтит своим присутствием.

Обретя уверенность в том, что теперь его жизнь наладится, Майкл, страстный приверженец зимы, умиротворенно заснул.

Через три дня, когда Трейси отвозила его из больницы в гостиницу, у Майкла уже созрело окончательное решение. Окинув взглядом прошлое, он понял, что самым спокойным и здоровым периодом его жизни были месяцы после Стэнфорда, когда он работал инструктором по горным лыжам в небольшом городке Грин-Холлоу в Вермонте. Конечно, там все могло измениться, как изменился он сам, но в качестве отправной точки это место казалось Майклу подходящим. Почему-то он ни разу туда не возвращался – вероятно, из-за боязни разрушить очарование нескольких прекрасных месяцев своей молодости. К тому же, поступив на службу к Корнуоллу и Уоллесу, он стал часто ездить на запад, где трассы гораздо более сложные и опасные, чем в Вермонте. Сейчас, по крайней мере в ближайшее время, он не стремится к риску, думал Майкл, надеясь, что не обманывает себя и зима в Вермонте, где остались старые добрые друзья, поможет отдышаться после нью-йоркской жизни.

В такси он сказал Трейси, что бросает работу и уезжает из города. Она кивнула, словно ожидала этого.

– Я вымотался до предела, – сказал он, и Трейси снова кивнула. – За десять дней, проведенных в больнице, я успел многое обдумать. Мои нервы сдали, но лавры кулачного бойца меня не прельщают.

– Ты был как маньяк, – тихо сказала Трейси. – Когда ты встал и пошел на них, я с трудом тебя узнавала – ты казался безумным, меня испугала радость, которой ты светился. Знаешь, я думаю, если бы они достали ножи и револьверы, тебя бы это не остановило. Я в жизни не испытывала такого страха. Мне казалось, что никогда прежде я не понимала тебя лучше. Тебе на самом деле безразлично, жив ты или мертв. Не очень приятно открыть это в человеке, которого любила. – Она замолчала.

Он был не в силах переубедить Трейси или облегчить ее страдания. Возможно, она не ошиблась. Если бы они вытащили оружие, Майкл все равно не смог бы остановиться. Поэтому он ничего не ответил Трейси.

Они молча проехали часть пути, дважды останавливаясь на красный свет. Затем Трейси сказала спокойным тоном:

– Отдохни получше. Тебе это необходимо. Если что-нибудь понадобится, звони мне.

– Спасибо. Когда устроюсь на новом месте, сообщу тебе адрес, на тот случай, если понадоблюсь тебе в связи с… – неуверенно выговорил он, – ну, в связи с разводом или еще зачем-нибудь.

– Я не настаиваю на разводе, – сказала она, – если только ты сам не хочешь.

Он покачал головой.

– Я не могу жить с кем-то другим, – еле слышно прошептала она. – По крайней мере пока. И с тобой я тоже не могу жить. – Она с трудом улыбнулась. – Чудесное положение, правда?

Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.

– Не говори ничего, – попросила она, – ты сейчас очень слаб, я тоже чувствую себя неважно. Лучше не спешить и идти каждому своей дорогой. Помни, доктор советовал избегать физического и умственного переутомления и эмоциональных стрессов.

– Доктора у меня уже вот где сидят…

Она усмехнулась:

– Представляю. Ты можешь их не слушать, но позволь мне это делать.

Такси остановилось у гостиницы, Трейси презрительно посмотрела на входную дверь.

– Лучше места ты не мог найти?

– Работа в двух шагах, – объяснил он. – Зайдешь выпить?

Трейси поколебалась мгновение.

– Нет, – ответила она, – боюсь, это чревато стрессом.

Он захлопнул дверцу такси и пошел к столику за ключом. Его ожидала пачка корреспонденции, но Майкл попросил портье все выбросить. Он не хотел читать письма.

– Слышал, что с вами стряслось, мистер Сторз, – сказал портье. – Какой кошмар!

– Это самое счастливое событие моей жизни, – бодро отозвался Майкл.

Портье проводил его удивленным взглядом, Майкл пересек холл и вызвал лифт.

Когда он вошел в номер, ему показалось, что там пахнет, как в склепе. Он распахнул окно настежь и стал перед ним, глубоко вдыхая холодный воздух. Повернулся лицом к комнате. Если в первый момент, когда Майкл открыл дверь, мебель дрожала у него в глазах, то сейчас он видел все ясно и отчетливо. Он прошел в ванную, зажег свет и посмотрел в зеркало. Увидел там только одно лицо. «Я победил», – сказал себе Майкл.

Двумя днями позже, упаковав большую часть своих вещей в чемодан и оставив его в подвале гостиницы, Майкл сел в «порше» и поехал на север. Был ясный ветреный день. Впереди высились горы, а на полях уже белели пятна снега.