Текст книги "Вершина холма"

Глава 16

Вытираясь после душа, Майкл услышал чей-то стук. Он накинул на влажное тело махровый халат и открыл дверь. Там стояла Ева. Гладкая юбка и свитер придавали ей деловой вид.

– К тебе можно? – спросила она.

– Я не совсем готов к приему гостей, – сказал Майкл, стараясь высушить волосы полотенцем.

– Я на минуту.

Она вошла в номер, Майкл закрыл дверь, чувствуя себя неловко из-за беспорядка. Предметы лыжного костюма были разбросаны по комнате, один носок валялся на постели, другой – на полу.

Ева сурово посмотрела на него:

– Ты совершил непростительную глупость.

Оставленные на кровати и полу носки свидетельствовали о его неаккуратности, но вряд ли они давали основание говорить о непростительной глупости.

– Ты вбил в голову моему мужу, что он в состоянии кататься на лыжах.

– Если он совершает такие прогулки… – начал Майкл.

– Видел бы ты его сейчас, – с упреком сказала Ева. – Он лежит плашмя на диване, без кровинки в лице, и ловит ртом воздух.

– Мне очень жаль.

– А виноват в этом ты. Я запрещаю тебе впредь заговаривать с ним на эту тему.

– Ева… – сказал Майкл. – Никто не может мне что-то запрещать. Даже ты.

– Ты его убьешь, – тихо произнесла она.

– Сомневаюсь. В любом случае – он взрослый, вполне разумный человек, ему лучше, чем тебе или мне, известно его состояние, и он вполне способен решать такие вопросы сам. Я думаю, лыжи в минимальной дозе улучшат его состояние, если не физическое, то хотя бы психическое.

– Что же ты скрывал? – язвительно сказала Ева. – Оказывается, ты у нас дипломированный психиатр. Дважды побеседовал с Андреасом и уже решил, что понял его. Я прожила с ним двенадцать лет. Поверь мне, ты ошибаешься. Ты говоришь о легком, непродолжительном катании. Ты не знаешь Андреаса. Он ничего не делал и не делает вполсилы. В его возрасте он уже не переменится. Ты скажешь Андреасу, что передумал и решил посоветовать ему слушаться врачей и жену, в противном случае я…

– Послушай, – перебил ее Майкл. – Возможно, я и ошибся, но теперь, когда его захватила эта идея, он все равно пойдет кататься, не со мной, так с кем-нибудь другим. Пусть я не знаю его так хорошо, как ты, но у меня сложилось впечатление, что уж если он принял решение…

– Глупец, – сказала она, имея в виду отнюдь не мужа. – Глупец. А я-то считала, что у тебя есть чувство благодарности.

– Ты мне ничем не обязана, – разозлился Майкл, – и я тебе тоже.

– Это я запомню, – с угрозой сказала Ева.

В дверь тихонько постучали.

Майкл подошел к двери, Ева осталась на середине комнаты. Он открыл дверь и увидел Сьюзен Хартли в лыжном костюме, с волосами, растрепанными ветром.

– Привет, милый! – Сьюзен поцеловала Майкла, не заметив за его спиной Еву Хеггенер. – О…

– Все в порядке, – сказала Ева. – Я ухожу. Надеюсь, вы хорошо провели утро на горе. – В мгновение ока она превратилась в хозяйку гостиницы, но в голосе у нее звучала стужа. – Какая у вас прелестная экипировка. – Сьюзен была в белом костюме. – Вам идет этот цвет. – Тон Евы явственно говорил, что на самом деле она вовсе так не считает. – Оставлю вас вдвоем. Вам, наверное, есть о чем поговорить.

С гордо поднятой головой Ева вышла из комнаты. Майкл тихо прикрыл за ней дверь.

– Я помешала? – спросила Сьюзен.

– Мы обсуждали медицинские вопросы, – сказал Майкл. – Ничего.

Сьюзен окинула взглядом комнату:

– Какой уютный номер. С камином… – Она сладко потянулась. – Чудесное утро. Я тут словно заново родилась. Ты это видишь?

– Белый цветок гор.

– Одобряешь?

– Целиком и полностью.

– А эта красивая дама – нет. Я ей не понравилась. – Она скорчила гримаску.

– Не спеши с выводами.

– Я почувствовала в ней собственницу. – Сьюзен лукаво посмотрела на него и улыбнулась.

– Ее муж – владелец отеля, – сухо сказал Майкл.

– Это мне известно. Я о другом. Тут пахнет романом.

– Ты учуешь роман даже в рекламе подтяжек. В этой даме нет ничего романтического. Она мне платит. Я ее лыжный инструктор.

– Знаем мы этот инструктаж. – Сьюзен добродушно рассмеялась. – Я жду чего-то.

– Скоро ленч.

– Я жду не ленча.

Она приблизилась к нему, наигранно-кокетливо хлопая ресницами. У Сьюзен любимым видом спорта на открытом воздухе были лыжи, а в помещении – флирт.

– Я же поцеловал тебя при встрече, – сказал Майкл.

– Как брат, – заметила Сьюзен, не отходя от Майкла. – Совсем не так, как следовало бы. Я всю ночь мчалась сквозь снег и дождь…

Она протянула к нему руки.

Майкл обнял ее, быстро поцеловал в губы и, ощутив, что халат надет на голое тело, отпрянул.

– Этого достаточно?

– Сойдет. Уже лучше. Ты предложишь мне сесть?

– Разумеется, чувствуй себя как дома.

Она опустилась в кресло:

– У меня сейчас не ноги, а спагетти. Страшно подумать, как успеваешь состариться от конца одного сезона до начала следующего.

– Сьюзен, мне надо с тобой серьезно поговорить.

Сьюзен вздохнула, демонстрируя огорчение:

– Я предпочитаю вести с мужчинами легкомысленные разговоры.

Майкл проигнорировал ее замечание:

– Я считал, что вы с Антуаном просто друзья.

– Все так считают. Дальше?

– Антуан несколько минут назад сказал мне, что он без ума от тебя.

– Без ума от меня. Это он осваивает английские идиомы.

– Ничего он не осваивает, – возразил Майкл. – Он послал мне сообщение.

Сьюзен пожала плечами:

– Пусть он запечатает его в бутылку и бросит в море. Антуан мне безразличен.

– Когда я расшифровал сообщение, знаешь, что я прочитал?

– Мне это неинтересно. – Сьюзен зевнула.

– Я прочитал: «Я люблю ее. Пожалуйста, не мешай ей полюбить меня».

– Я тоже получила сообщение. Только что. В этой самой комнате. От хозяйки гостиницы: «Руки прочь от Майкла Сторза. Он занят».

– Ерунда.

– Ни один человек еще не произносил при мне это слово столь неуверенно. Разве ты не замечал, что женщины к тебе так и липнут? Или ты настолько привык к своей красоте и обаянию, что и не замечаешь сетей, в которые тебя ловят?

– Оставим этот разговор. Тебе лучше уйти. Мне надо переодеться к ленчу.

Сьюзен поудобнее устроилась в кресле и зажгла сигарету.

– Не беспокойся. Мне приходилось видеть голых мужчин.

– Не сомневаюсь, но…

В дверь громко постучали.

– Сегодня светская жизнь бьет ключом, верно? – иронически улыбнулась Сьюзен. – Тебе не нужен секретарь?

Запахнув плотнее халат, Майкл направился к двери. За ней стоял Антуан с шампанским и двумя бокалами. Майкл покосился на бутылку. Обещая помочь Антуану продержаться до Нового года, он не думал, что сюда входит и шампанское по утрам.

Антуан с радостной улыбкой вошел в комнату. Увидев Сьюзен, он замер.

– О, – промолвил француз, – ты уже вернулась? Я хотел отпраздновать встречу, Майкл. Вижу, нужен третий бокал. – Он шагнул к двери. – Схожу за ним…

– Не надо, – остановил его Майкл. – В ванной есть бокал.

Он услышал, как Антуан с упреком сказал Сьюзен:

– Ты же собиралась кататься до темноты. Что ты здесь делаешь?

– А ты как думаешь? – игриво спросила Сьюзен. – Изучаю технику поворотов па параллельных лыжах.

– Понимаю, – удрученно протянул Антуан. Когда Майкл вышел из ванной с бокалом в руке, Антуан безуспешно пытался открыть бутылку.

– А ну-ка, – сказал Майкл, забирая ее у Антуана, – дай мне.

Он легко снял пробку, шампанское «выстрелило», брызнув пеной.

– У него сила, как у десятерых, – насмешливо произнесла Сьюзен, – а все потому, что помыслы чисты.

Майкл налил вино и поднял свой бокал.

– За отличный снег и солнечные дни. – Он посмотрел Сьюзен в глаза. – И за сообщения.

Сьюзен с притворной скромностью взглянула на Майкла и двумя руками, словно маленькая девочка, пьющая утренний стакан молока, поднесла бокал к губам.

После ленча Майкл свозил Антуана в город за экипировкой, а Сьюзен тем временем вздремнула.

– Ну, – сказал Майкл, увидев с трудом спускающегося по лестнице Антуана – француз был в новом костюме и высоких пластиковых ботинках, – теперь ты хотя бы выглядишь как лыжник.

Он повел Антуана по узенькой тропинке к небольшому холму за отелем. Пологий склон, покрытый толстым слоем снега, не просматривался от гостиницы: он упирался в лес, длина его составляла ярдов восемьдесят. Они надели лыжи, и Майкл сказал:

– Ну, пошел.

Антуан неуверенно тронулся. Майкл увидел, что француз говорил правду – ему уже доводилось кататься. Но не часто. Он держался скованно, словно его только что вынули из морозильной камеры, лыжи разъезжались в стороны, руки были неподвижны, как у статуи. Через десять ярдов он упал. Майкл приблизился к растянувшемуся на снегу Антуану и с жалостью взглянул на него.

– Господь с тобой, старина. Ты что, не можешь сам даже встать?

– Они скользят, – с трогательной беспомощностью в голосе сказал Антуан.

Майкл помог Антуану подняться. Француз уже успел вспотеть.

– Смотри на меня. – Майкл медленно покатился вниз, сделал два поворота и закричал: – Раскованней, раскованней, держи лыжи вместе! О господи! – добавил он, когда Антуан упал.

– Не забывай, – сказал Антуан, с трудом поднимаясь на ноги, – это мой первый день.

– Когда ты катался в последний раз? – спросил Майкл. – Лет сорок назад?

– Мой сержант в армии и то относился ко мне с большей теплотой, чем ты, – обиженно произнес Антуан.

С лицом, полным решимости, он снова устремился вниз. Он взмахнул руками, теряя равновесие, лыжи перестали его слушаться, разъехались в стороны, и Антуан бухнулся на колени. В это время на горе появился мальчик лет девяти, он посмотрел на Антуана, сидевшего на коленях, словно в церкви. Парнишка растянул рот в улыбке.

– Пошел отсюда! – крикнул ему Майкл.

Мальчик заулыбался пуще прежнего и исчез среди деревьев.

– Ты безнадежен, – сказал Майкл, предоставляя Антуану подниматься самому.

– Будь у меня револьвер, я бы застрелил этого маленького мерзавца.

– Безнадежен, – повторил Майкл.

– У меня есть в запасе две недели, – заметил Антуан.

– Тебя не спасут и два года.

– Ты подрываешь мою веру в себя, – огорченно сказал Антуан.

– Я говорю правду. – Майкл растерянно почесал затылок.

– Слушай, Майкл… – начал Антуан.

– Помолчи, – перебил его Майкл. – Я пытаюсь сообразить, как помочь твоему горю, раз уж ты не хочешь, чтобы я отправил тебя во Францию. Если Калли увидит, как ты катаешься, раньше, чем через две недели, нам придется забыть о твоей идее.

– Не стоит сгущать краски, Майкл.

– Говорят тебе, помолчи, я думаю. – Майкл нарисовал на снегу острием палки круг. – Я никогда в жизни не занимался подобными вещами, Антуан, – сказал он, – но сейчас собираюсь стать вдохновителем и соучастником преступления или, во всяком случае, уголовно наказуемого проступка. Я знаю, как тебе помочь. Слушай меня внимательно. Сегодня вечером мы отправимся в самый популярный бар города, где всегда полно инструкторов и местных горнолыжников. Я представлю тебя как французскую звезду…

– Не надо переигрывать, – смущенно попросил Антуан.

– Заткнись. Бар находится на первом этаже, сбоку имеется лестница, ведущая на верхнюю галерею и к мужскому туалету. По моему сигналу ты по ней поднимешься. Выйдя из туалета, ты начнешь спускаться и оступишься…

– Майкл, умоляю тебя, сдержи полет своей фантазии…

– Хочешь ты получить работу или нет?

– Я в твоих руках, – сдался Антуан. – Хорошо, я оступлюсь…

– Ты должен пролететь весь марш лестницы.

– Если я поврежу пальцы, то умру от голода.

– Руки береги. Внизу ты должен издать душераздирающий вопль и схватиться за голень. Ты выдавишь из себя: «Кажется, я сломал ногу». Я скажу, что повез тебя к доктору. Только на самом деле мы поедем не к доктору…

– Тебе этот спектакль, похоже, доставит удовольствие, – упрекнул его Антуан. – Ты бесчеловечен.

Майкл невозмутимо продолжал:

– Я доставлю тебя в гостиницу, где будет лежать наготове бинт, которым я обвяжу твою ногу. Я накручу его так, чтобы походило на гипс. Сьюзен придется нам подыграть. Пригрози задушить ее, если она станет смеяться. Ближайшие две недели каждую ночь я буду выводить тебя на гору и давать уроки. В крайнем случае под конец посвятим во все Калли. Через пару недель ты должен хотя бы выглядеть как человек, который в состоянии обучать по крайней мере детей, но готовься к тому, что тебе придется расстегивать штанишки малышам, когда им приспичит.

– Мне не нравится твоя улыбка, Майкл.

– Калли мой друг, и, кажется, у него есть чувство юмора, к тому же ему нужны инструкторы. Если ты постараешься, он, наверное, станет твоим союзником. Но если через две недели тебе не удастся выдержать его экзамен и ты не найдешь работу как пианист, то заявишь, что у тебя дела в Нью-Йорке, и покинешь город. Compris[22]22
  Понял? (фр.)


[Закрыть]?

– Ну и негодяй же ты, Майкл.

– Напротив, я твой друг. Я пытаюсь спасти тебя от обвинения в мошенничестве. А теперь забирайся на этот жалкий холмик и постарайся спуститься с него живым и невредимым.

– Я выдохся.

– Посмотрим, что ты запоешь через час, – мрачно сказал Майкл. – Не забывай, это твоя идея.

Бар назывался «У камина». Атмосфера в нем царила самая непринужденная. Четырнадцать лет назад Майкл часто заглядывал сюда. Стропила и обшивка стен потемнели за прошедшие годы от сигаретного дыма, а фотографии некогда знаменитых горнолыжников, висевшие над огромным камином, напоминали о далеком прошлом. В баре сидела одна молодежь, и Майкл решил, что он старше всех остальных посетителей минимум на десять лет. В углу стоял музыкальный автомат – к счастью, неисправный, а возле камина – старое, обшарпанное пианино. Майкл, Антуан и Сьюзен расположились за столиком, и француз боязливо посмотрел на лестницу, ведущую на верхнюю галерею.

Подошел хозяин бара Джимми Дэвис, в обществе которого Майкл провел когда-то немало зимних вечеров. Представив своих друзей, Майкл спросил:

– Как твои лыжи?

Они нередко катались вместе. Полный, но ловкий Дэвис сохранял бодрое расположение духа даже в самую плохую погоду.

– Лыжи? – повторил Дэвис. – Я о них почти забыл. Жена уговорила меня открывать это заведение с ленча, и, хотя я не могу взять в толк, почему кто-то еще ест мою стряпню, я зарабатываю свой первый миллион. Работа практически не оставляет мне свободного времени. Но как-нибудь я все же постараюсь улизнуть отсюда, и, если ты не найдешь другого безумца, который согласится составить тебе компанию, мы покатаемся вместе. Дорогие гости, разрешите вас угостить.

Они попросили виски, и Дэвис сам принес его.

– Инструмент настроен? – спросил Майкл.

– Ей-богу, не знаю, – ответил Дэвис. – В этом году на нем никто не играл. А что? Ты хочешь дать нам концерт?

– Мой друг Антуан мог бы поиграть. Он известный французский пианист.

– Добро пожаловать в мой бар, – сказал Дэвис, обращаясь к Антуану. – Никто не взбодрит здешнюю публику лучше известного французского пианиста.

Комната постепенно заполнялась людьми, и Майкл спросил:

– Джимми, ты что, ввел новое правило – после десяти вечера не впускать никого старше двадцати лет?

Дэвис весело усмехнулся:

– Это верно, они все молодеют и молодеют. По крайней мере нам, старикам, так кажется. И драться стали чаще, чем раньше. Мне приходится держать под рукой обрезанную бейсбольную биту.

Он отошел к стойке и стал помогать парню, который разливал напитки.

– Эта лестница дьявольски крутая, Майкл, – сказал Антуан.

– После второго бокала она покажется тебе пологой. Верь в свои силы.

– Я не переношу вкуса виски, – пожаловался Антуан.

– Иди поиграй, – предложил Майкл. – Это тебя успокоит.

Он помахал рукой Эннабел Фенсток, которая появилась в дверях с парнем не старше восемнадцати лет.

В бар вошла Рита, ее сопровождал молодой человек. Майкл сразу узнал в нем брата девушки и жестом пригласил обоих к столику. Рита представила своего брата Элиота и застенчиво поздоровалась с Антуаном и Сьюзен, которых она обслуживала за обедом.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – сказал Майкл и подвинул свое кресло, чтобы все уместились. – Вы пришли вовремя. Знаменитый французский пианист собирается дать свой первый концерт в горах.

– Я пока не в настроении, – отозвался Антуан. Он не получал удовольствия от вечера. С гримасой отвращения француз потягивал виски.

Подошла официантка, и Рита заказала кока-колу, а ее брат – пиво. Рослый Элиот чертами лица заметно напоминал сестру, у него были такие же крупные ясные глаза, прямой нос с большими ноздрями и широкий решительный рот. Коротко, как у Риты, подстриженные волосы придавали ему сходство с молодым Мухаммедом Али. Из-под кожаной куртки Элиота выпирали мышцы. Под курткой был свитер с эмблемой школьной спортивной команды. Майкл решил, что он играет в футбол.

– Ты договорилась со Свенсоном о тренировке? – спросил девушку Майкл.

– Мы встречаемся завтра утром, – ответила Рита.

Майкл повернулся к Элиоту.

– Твоя сестра – превосходная лыжница, – заметил он. – Но Рита говорит, что ты катаешься еще лучше.

– Просто я старше, – сказал Элиот.

– Почему бы тебе тоже не выступить на соревнованиях?

Элиот покачал головой.

– Берегу ноги, – пояснил он. – В сентябре отправляюсь в Дартмут, мне дали там легкоатлетическую стипендию. На соревнованиях легко получить травму. И вообще, как говорит мой отец, в ближайшие пятьдесят лет черным не будет места на горе, так что я предпочитаю заниматься традиционным спортом братьев по расе. – Он говорил открытым текстом, ничуть не смущаясь. – Скажу честно, мистер Сторз, я и Рите советовал отказаться от участия.

– Элиот, – сказала Рита, – я полагаю, мы уже все обсудили.

– В этом городе слишком много бывших горнолыжников, – не обращая внимания на сестру, продолжал Элиот, – и мужчин, и женщин, им все еще хочется доказать, что они чего-то стоят; эти люди жить не могут без встряски. Вот, к примеру, один из них.

Он указал на стойку, возле которой пил пиво Уильямс, единоличный владелец школы дельтапланеризма «Зеленый орел».

– Он полсезона шел в лидерах по скоростному спуску среди юниоров, но повредил позвоночник и чуть не остался паралитиком, теперь проповедует дельтапланеризм. Я слышал, вы тоже летаете, мистер Сторз, я понимаю, парить над городом – большое удовольствие. Уильямс звал меня попробовать, но я сказал – это не для меня. Черным в Америке не требуется искусственной встряски.

– Элиот, – сказала Рита, – мы, кажется, собирались хорошо провести время.

– Я и провожу его хорошо, – отозвался Элиот; он допил пиво и жестом заказал вторую кружку.

– Еще немного этой пакости, и меня стошнит, – произнес Антуан, отодвигая бокал. Он встал, подошел к пианино и взял несколько аккордов. – Кто бы мог подумать, – удивился француз, – оно действительно настроено.

Он заиграл сначала вполсилы, потом, когда шум в зале начал стихать и разговоры смолкли, мелодия зазвучала громче. Антуан исполнял песню «Ненастная погода», он знал, что Майкл ее любит. Сторз, желая выразить свою благодарность, попросил официантку принести для музыканта лимонад.

Рита, раскачиваясь в кресле в такт музыке, стала подпевать. Майкл и Сьюзен с удовольствием слушали ее чистый голос, безошибочно воспроизводивший мелодию.

– Рита, – сказал Майкл, – иди спой с Антуаном.

– Вы думаете… – неуверенно промолвила Рита. – Ваш друг не будет против?

– Он обрадуется. Ступай, ступай.

– Ну, если вы так считаете…

Она встала из-за столика, подошла к пианино и запела. Антуан бросил на нее удивленный взгляд, затем одобрительно кивнул и перешел в другую тональность, соответствующую ее контральто. После нескольких нерешительных тактов Рита обрела уверенность, ее голос зазвучал в полную силу. Заключительный куплет они исполнили дуэтом, Антуан пел с французским акцентом. Когда они кончили, все зааплодировали, Антуан поднялся и с серьезным видом пожал Рите руку. Вместе с Антуаном они вернулись к столику, пальцы у девушки дрожали, но лицо светилось детской улыбкой.

– Милая моя, – сказал Антуан. – Тебе известно, что ты – настоящая певица? Придется нам работать вдвоем. Объединив наши таланты, мы поразим местных жителей.

– Не смейтесь надо мной, пожалуйста.

– Я говорю сущую правду, – заверил Антуан. – У тебя чудесный голос. Споем еще? Что ты любишь?

Рита вопросительно посмотрела на Элиота. Он не хлопал сестре и сидел с хмурым лицом. Элиот явно не одобрял поведения младшей сестры.

– В другой раз, Антуан, – ответила Рита. – Мы немного порепетируем.

Подошел сияющий Джимми Дэвис.

– Черт возьми, – пробасил он, – вот это да. Пара таких вечеров, и я могу заказывать вывеску: «Бар “У камина”. Лучшая в городе музыкальная программа».

– Думаю, Элла Фицджеральд не потеряет из-за меня сна, – улыбаясь, сказала Рита и уткнулась в свой бокал с кока-колой.

Майкл, слегка толкнув Антуана коленом, шепнул ему:

– Сейчас.

– Может быть, я еще немного поиграю, – неуверенно произнес Антуан.

– Сейчас, – тихо повторил Майкл.

– Извините меня, господа, – сказал Антуан.

Он медленно подошел к лестнице и начал взбираться вверх, останавливаясь на каждой ступеньке. Майкл увидел, как он скрылся в туалете. Прошло целых пять минут, Майкл уже был готов подняться и вытащить его оттуда, но француз наконец снова появился на лестнице. Набрав в легкие воздуха, Антуан сделал первый шаг. Пианист ухватился за перила, затем повернулся и со страшным грохотом скатился вниз. В баре воцарилась тишина.

Оказавшись на полу, Антуан завопил, восхищая Майкла своим артистизмом:

– Моя нога! Я сломал ногу!

Майкл и Сьюзен подскочили к Антуану и склонились над ним.

– Превосходно, – шепнул Майкл на ухо французу и провел рукой по его икрам, делая вид, что ищет перелом. – Поздравляю. Все выглядело очень натурально.

– Натурально! – корчась от боли, сказал Антуан. – Негодяй, я действительно сломал ногу.

Майкл ощупал голень пианиста и обнаружил чуть выше лодыжки настоящий перелом.

– Боже мой, – воскликнул Майкл, – и правда! Идиот. Рита, – обратился он к подбежавшей девушке. – Вызывай «скорую помощь». Антуан, лежи и не шевелись.

Но Антуан уже не слышал его. Француз потерял сознание.