Текст книги "Опасные тропы"

Глава тридцать вторая

Аракелян вскоре появился. Старик Котомцев познакомил его с Христофоровым. Инспектор водхоза с интересом разглядывал стоявшего перед ним колхозника. Аракеляи был, пожалуй, одного с ним возраста, до черноты загорелый, весь какой-то легкий – на движения, поступь, жесты. Втроем они весь день провели в поле, отдыхали в тени на берегу оросительных каналов, утоляли жажду сочными колхозными арбузами, свежим виноградом. К вечеру, усталые, но довольные проделанной за день работой, вернулись в селение. Аракелян пригласил к себе и инспектора, и старика Котомцева; Майя, жена Аракеляна, заранее накрыла на стол, все было готово к приему гостей, но Илья Лукич от угощения отказался и предложил решить, где эти дни будет жить командированный из Еревана товарищ.

– Желаете остановиться у меня – милости прошу, – сказал он, – хотите у товарища Аракеляна, тоже можно, у него дом просторный, на две половины.

Аракелян предложил Христофорову поселиться у него, поскольку приехал тот по вопросу, которым в колхозе занимается именно он, Симон Аракелян. Христофоров некоторое время колебался, неудобно-де как-то стеснять людей, особенно докучать Илье Лукичу: у него еще горе свежее, а тут чужой человек… Симон поддержал Христофорова, чуткость приезжего ему понравилась.

– Ну, смотрите, вам виднее, – согласился старик. – В таком случае оставайтесь здесь, отдыхайте, а завтра встретимся.

– До завтра, – инспектор пожал Котомцеву руку, и тот ушел домой.

Гостю дали умыться и пригласили к столу.

– Вы как наши армянские кушанья? – обратилась к нему Майя.

– Ем с удовольствием.

– Прошу отведать моего вина, – Аракелян взялся за кувшин.

– Спасибо, не откажусь, – повеселел Христофоров, – мне бы сюда чемодан мой от деда – там кое-что есть…

– Вон ваш чемодан, в углу стоит, – сказала Майя.

– Вот это дело! – Христофоров потер руки от удовольствия. – Тут у меня для такого случая найдется и покрепче.

Он вынул из чемодана бутылку «Столичной».

– Давайте-ка, друзья, выпьем за здоровье молодой хозяйки. Понимаю, понимаю, вам лично нельзя – младенец… Ясно. – Разлил водку по стаканам, себе и хозяину. – Ну, поехали, – и привычно опрокинул стакан. Слегка поморщился. Аракелян не отставал.

Закусили. Христофоров налил по второму.

– А теперь выпьем за вашу счастливую семейную жизнь, – предложил он взволнованно, но Аракелян попросил повременить.

Христофоров согласился.

– Откровенно говоря, – сказал он, – я чувствую себя сейчас не очень важно.

– Почему? – удивился хозяин.

– Как-то близко принял я к сердцу горе Ильи Лукича… То сына убили, а недавно дочь умерла – такое перенести нелегко…

Майя утирала повлажневшие глаза.

– Я от всей души его жалею… и Симон – тоже…

Христофоров резко махнул рукой, произнес с горечью:

– Все мы жалеем на словах. А вот на деле что получается? Сидим, выпиваем, а там старый человек убивается… Рассказал он мне давеча: на Асмик смерть приемной матери подействовала страшно, сны ей какие-то снятся, мерещится всякая чепуха… Ей бы старика поддержать, а тут ее поддерживать надо.

– Асмик – подруга моей жены, – заметил Аракелян.

– Да? Вот видите, друзья, нехорошо получается. Ну, выпьем, Симон, еще по одной – за такого труженика, как вы, можно. – Снова выпили, закусили.

– Ему много нельзя, – Майя с беспокойством посмотрела на мужа.

– А мы больше и не будем, все, – Христофоров развел руками. – Мне, право, неудобно: там горе у хороших людей, а мы тут… Послушайте, Симон, разве мы с вами не можем управиться одни? Пусть бы ваша супруга пошла к подруге. Честное слово, не могу чужого горя видеть.

– Товарищ прав, – обратился Аракелян к жене, – иди к Асмик. Только возьми с собой ребенка.

– Хорошо, – согласилась молодая женщина, – я через часок вернусь.

– А вы не спешите, – засмеялся Христофоров, – мы из-за стола не скоро встанем.

Взяв ребенка, Майя ушла.

– Ну, по последней, – предложил инспектор. Появилась новая бутылка «Столичной».

Опять пошли в ход стаканы. Аракелян хмелел.

– Нежная у вас душа, полковник, – сказал он с каким-то странным выражением в голосе.

– Возможно, – Христофоров отставил стакан в сторону, закурил, хмуро усмехнулся. – Вообще-то я тоже иногда чувствовать могу. Мне, например, показалось, что вам хотелось со мной о чем-то поговорить, но при жене вы этого сделать не можете. Пришлось выпроводить вашу супругу. Теперь вы, Симон, получили свободу действий, не теряйте времени. Я вас слушаю.

Аракелян в изумлении откинулся на спинку стула:

– Как вы могли догадаться? – язык у него слегка заплетался.

– Я же не слепой, вижу, – сидите и мучаетесь.

– Оттого Майя и не хочет, чтобы я пил… Как только выпью, так и начинает меня… – сказал Аракелян с тоской.

Христофоров налил еще водки.

– Выпейте и успокойтесь, – участливо произнес он. – Со мной можете быть до конца откровенным, не бойтесь.

– А я и не боюсь ничего, – хозяин отодвинул от себя опять опустевший стакан. – Ну, хватит, больше – ни капли.

– Правильно, – одобрил гость, – давайте лучше побеседуем.

– Тяжело мне, ох, тяжело, джан… – Аракелян пьяно покрутил головой.

– Вижу, Симон… Отчего бы это?

– Ты вот чужой человек, а видишь, – с надрывом продолжал Аракелян, – а Майя – жена, а ни черта-то толком не понимает. А объяснить я ей не могу… Спрашивать будет – что я ей отвечу? На всем свете она у меня одна…

– Таиться не надо – легче будет, – посоветовал приезжий. – Давайте, выкладывайте, чем могу помогу, – шутливо потрепал хозяина по плечу.

Что-то в его голосе, очевидно приказной тон, которым заговорил Христофоров, заставило Аракеляна насторожиться.

– Тайн особых у меня нет, товарищ полковник, – сказал он уклончиво.

Христофоров, казалось, внезапно потерял к нему всякий интерес, зевнул даже, буркнул невзначай:

– И все-таки что-то же мешает вам жить спокойно…

Аракелян неожиданно подался к нему всем телом, дрожа от непонятной злобы, заговорил:

– Жизнь моя покалечена, оттого и плохо мне. Вам, полковник, как советской власти говорю… Разве виноват я… Сам все забыть хочу…

Христофоров внимательно присматривался к собеседнику. Рассмеялся:

– Да вы, Симон, кажется, хватили лишку…

– Прошлое душит меня, полковник, половину жизни там прожил… в Канаде. Несколько лет назад сюда приехал. Одни порядки, другие…

– А если отбросить философию и туман, к старому потянуло? Так? Это бывает, и даже часто. Есть из-за чего мучиться! Тем более – все равно без толку…

– В чужих странах разным приходилось заниматься…

– Торговлишкой, спекуляциями? Что ж огорчаться – там иначе нельзя.

– Вот, вот, вы-то понимаете… И с голоду умирал, и из кабаков сутками не выходил. Бежал от такой жизни сюда, думал, кончено со старым, а иногда так мутит – места себе не нахожу. Стыдно! Перед самим собой стыдно, а вы – «откройся»! Что я могу сказать колхозникам? Не поймут они моего нутра; гнилой человек, скажут.

– С пережитками капитализма в самом себе боретесь? – гость пожал плечами, произнес загадочно: – Пословицу армянскую забыли: «Не спускайся в яму по чужой веревке»?

– Да, да, по чужой веревке… – Аракеляна угнетало свое: – Тысячи людей вернулись на родину, иные всю жизнь прожили за границей, и ничего, а я… Порой кажется – не доверяют мне колхозники наши…

– Это вам просто кажется – доверие вы трудом завоевали, Симон. Но я могу помочь вам, дать дельный совет.

– Какой совет?

– Набраться мужества и сбросить с себя шелуху. Тогда не надо будет бояться даже Майи.

– Жену-то я не боюсь, я для нее все, она за мной на край света пойдет, – похвастал Аракелян. – Дело не в боязни, уважение ее не хочу потерять.

– Понимаю. Но я утверждаю, Симон, если вы не найдете в себе мужества, ваше раздвоенное состояние не доведет вас до добра. Вы сами это знаете.

– Что же я должен делать?

– Немного. Первым делом пойти куда следует и честно рассказать все о себе, о своем прошлом.

Аракелян снова остановил возбужденно горящие глаза на спокойном лице гостя, сказал с усмешкой:

– В моем прошлом не было ничего достойного внимания советских властей, джан.

– Ай-яй, Симон, – укоризненно покачал головой приезжий, – мы же условились разговаривать по-честному…

– Я что-то вас не пойму, полковник…

– Перестаньте вилять, товарищ Аракелян, – иронически сказал Христофоров, – отлично понимаете. Но если хотите, я подскажу, о чем вам следовало бы заявить советским органам безопасности… Так, мол, и так – перед репатриацией жил я вовсе не в Канаде, а в городе Нью-Йорке и занимался там, конечно, не сельским хозяйством, а…

Аракеляна точно пружиной подбросило, он зловеще наклонился над столом, уперся в него руками.

– Ложь! Клевета! – яростно прошипел, брызгая слюной. – Как вы смеете, я к вам всей душой, а вы…

Приезжий спокойно смотрел на бесновавшегося хозяина. Ни смущения, ни страха не отразилось на его лице.

– Чего ты шумишь, джан? – произнес он. – Перестань прыгать и перемени тон. Садись! И не вздумай грозить мне – это невежливо, я же гость в твоем доме, ну и к тому же я вооружен.

Не спуская с него глаз, Аракелян опустился на стул. Хмель с него слетел.

– Вы стали слишком нервным, джан, – насмешливо продолжал Христофоров. – Вы, конечно, понимаете, откуда я? Так вот, гражданин Аракелян, вы дали нам неверные сведения о себе с самого начала. Беситься теперь нечего, сами виноваты. Неужели вы думали, что мы о вас ничего не узнаем?

– Что же страшного вы обо мне узнали? – Аракелян определенно взял себя в руки.

– Представьте себе, немало. Нам, например, известно, что родились вы не за границей, а в Советском Союзе… Дальше, – известно, что, проживая в Нью-Йорке, вы работали в синдикате преступников и имели кличку «Черный голубь».

– Что?.. Ложь! – Аракелян бросился на Христофорова и схватил его за горло. Тот с трудом оторвал его от себя, тогда Аракелян прыгнул к стене, у которой стояла детская кроватка.

Христофоров хрипло сказал:

– Сядьте вы, черт вас побери! Пока будете искать оружие, я успею всадить в вас целую обойму. – Резко приказал: – Садитесь, и без фокусов, живо!

Аракелян, озираясь, неуверенно сел на стул.

– Кто-то хочет погубить меня, но из этого ничего не выйдет, – злобно произнес он. – Меня оклеветали, полковник.

– Перестаньте играть хоть со мной-то, – сухо сказал инспектор. – Смешно, ей-богу… Возьмите себя в руки и не шумите зря, мне необходимо поговорить с вами.

– Я не хочу слушать ваших выдумок! – с гневом произнес Аракелян.

– У вас прекрасная выдержка. Ну, еще немного, и я кончу, я все-таки хочу помочь вам.

– Перестаньте издеваться надо мной, или я не посмотрю на ваше оружие, – пригрозил хозяин.

– В США вы попали из Западной Германии, – будто не слыша его, продолжал Христофоров. – Мы знаем и о том, как вы очутились в Германии: в тридцать девятом поселились у границы с Польшей, вам же снились доллары и марки. Вы искали хода туда, ну а когда началась война… Впрочем, не буду останавливаться на ваших похождениях в годы, когда весь наш народ боролся с гитлеровским нашествием… В сорок пятом вы очутились в лагере перемещенных, выдали себя за попавшего в плен советского офицера… Там, в лагере, с вами произошла презабавная история, Симон: вы встретили угнанную гитлеровцами из Советского Союза армянку Розу и женились на ней. Потом она надоела вам и вы убежали за океан, бросив ее с ребенком, вашим ребенком, Симон, в ужасных условиях. Кстати, были вы тогда не Симон Аракелян, а Гурген Гаспарян. Не так ли?

– Вы дьявол! – растерянно прошептал хозяин. – Но я честно тружусь на земле моих предков.

– Люди, уважения которых вы добились обманом, не знакомы с вашей настоящей биографией, они понятия не имеют, что вы даже не Аракелян, а профессиональный убийца Гаспарян из синдиката… Так-то, колхозный труженик! – Христофоров явно издевался. – И не вздумайте снова бросаться на меня… Зная ваше умение отправлять людей на тот свет, я не выдержу, буду стрелять без предупреждения. А на выстрелы соберется народ. Нам с вами это ни к чему, Гаспарян.

Гаспарян в отчаянии махнул рукой, сказал безразличным тоном:

– Покушаться на вашу жизнь я не буду, не волнуйтесь, мне это невыгодно, полковник.

Христофоров насмешливо прищурился, бросил загадочно:

– Что верно, то верно, – невыгодно.

– Вы приехали арестовать меня?

– Допустим.

– Пожалуйста, я не окажу сопротивления.

– Какая овечка!

– Так что же вам от меня нужно? – с недоверием спросил Аракелян.

– Я хочу, чтобы вы наконец поняли, что вы в моих руках. Разве это не так, Гурген Гаспарян?

– Вы добиваетесь от меня… какой-то услуги? – с недоверием прошептал Гаспарян.

– Ты чертовски догадлив, Черный голубь, – ухмыльнулся Христофоров, переходя на «ты».

– Чего же вам от меня надо?

– Ты поможешь мне перейти границу, и тогда никто ничего о тебе не узнает.

Гаспарян в изумлении отшатнулся.

– Что? Это провокация! Я никогда никому не помогал нарушать советскую границу.

– А теперь поможешь мне, – Христофоров, казалось, забавлялся растерянностью хозяина. – Лучшего проводника я не желаю. Ты же отлично знаешь здешнюю местность, это для меня очень важно.

– Я сейчас позову сюда пограничников, – злорадно крикнул хозяин.

Гость передернул плечами.

– И тогда сразу же превратишься из Аракеляна в Гаспаряна, – спокойно заметил он. – Тогда тебе конец, а я только разведу руками и обвиню тебя в провокации с целью завоевать себе авторитет. Все это вместе может стоить тебе жизни, Черный голубь.

Гаспарян был удивлен и растерян.

– Кто вы и кто прислал вас ко мне? – пугливо спросил он.

– Излишний вопрос, – холодно возразил приезжий. – Я действительно инспектор Водхоза из Еревана Христофоров. Мне необходимо уйти за кордон, и ты должен помочь мне в этом.

– Нет, – Гаспарян в бешенстве сжал кулаки. – Я не хочу иметь с вами ничего общего. Уходите от меня сейчас же, я не стану выдавать вас, но и помогать вам не желаю, я советский человек, я не тот, каким был там… за границей.

– Вот что, советский гражданин, – насмешливо заговорил Христофоров, – мне нравится твое мужество. Но ты не забывай армянскую поговорку: «Собаки ссорятся – прохожему повезло». В данном случае «прохожими» могут оказаться чекисты. Понял? Давай-ка не будем ссориться. Слушай внимательно… Акклиматизироваться тебе тут не удается, так зачем маяться? Ты уйдешь со мной туда, а за помощь мне тебе будет уплачено долларами… Много долларов, Черный голубь. Договорились?

– Нет, я уже сказал, уходите из моего дома!

– Сколько ты хочешь? Назови сумму сам, – спокойно предложил гость. – И запомни, если я действительно уйду отсюда ни с чем, ты погиб.

– Убирайтесь вон! – сказал хозяин, зло стиснув зубы. – За мое прошлое я отвечу, дадут по заслугам – отсижу, зато потом всю жизнь буду честно и спокойно работать. Гурген Гаспарян во мне умер.

– Можно и так… Не хочешь идти со мной – оставайся… Вот деньги в советской валюте, возьми. Можешь не считать – тут много, очень много. И живи, как знаешь, я мешать не буду.

– Да уберешься ты наконец отсюда! – взревел Гаспарян. – Я могу убить тебя, негодяй. – Он подскочил к Христофорову и встряхнул его за плечи.

– Ты стал неосторожен, Черный голубь, – хладнокровно сказал тот. – Разве так можно? Если бы я в тебе не нуждался, ты уже был бы на том свете. Ты же знаешь, как это делается, сам прежде стрелял без промаха, не вынимая пистолета из кармана. Ай-яй… Ну как хочешь… Я хотел с тобой по-хорошему – не получилось, придется иначе.

– Не запугивайте – я отвечу за мое проклятое прошлое, а сейчас уходите, не вводите меня в искушение расправиться с вами. Я сейчас же пойду в райотдел КГБ и все расскажу о себе, тогда вам не придется больше шантажировать меня.

Приезжий встал, потянулся, сказал спокойно:

– Ладно обойдусь без тебя, ты способен рассердить святого. Разреши выпить на дорогу стаканчик…

– Вы глумитесь надо мной!

– Зря шумишь, Гаспарян-Аракелян, я ухожу. Но помни – как только за мной закроется эта дверь, тебе уже не удастся бежать за кордон – ни завтра, ни послезавтра, никогда… В этом я могу поклясться.

– А я не собираюсь бежать.

– Тогда тебя арестуют через несколько часов, и арестуют, конечно, не только за преступления в далеком прошлом.

– Больше за мной ничего нет. Убирайтесь!

– Не спеши, Гаспарян. Тебя арестуют и осудят на смерть за зверское убийство, которое ты совершил не в Америке, а здесь, на территории Советского Союза, и совсем недавно.

– Что? – взревел Гаспарян. – Кто вам сказал такую чушь?

– Патрик Смит. Он велел мне в случае необходимости напомнить тебе об этом мокром деле.

– Патрик Смит лжет!

– Нет, – покачал головой Христофоров. – Вот, смотри… – он выхватил из бокового кармана фотоснимки и бросил их на стол. – Разве это не ты набросился на свою жертву? Схватил его за горло, затем… Ты мастерски расправился с ним… Вся эта история заснята, как в кино.

Гаспарян перебирал снимки, шептал в изумлении и страхе:

– Но… там же никого не было. И ночь.

– Не мели вздора, – презрительно произнес Христофоров, – Патрик Смит заранее побеспокоился о том, чтобы был свидетель твоего преступления, с помощью инфракрасных лучей он добился отличных результатов. Как на киноленте! Так-то, Гаспарян, как говорят в Чикаго, «не аукай, пока не вышел из лесу». И теперь Патрик Смит взял тебя за горло, – в голосе Христофорова послышалось притворное участие. – О, я хорошо знаю Смита, у него железная хватка.

– На этот раз он сел в лужу, Патрик Смит, – гневно сказал Аракелян. – Я действительно разделался с тем прохвостом, но за него меня казнить не станут.

– Ты в этом уверен, Черный голубь?

– Безусловно… Так и быть, я расскажу вам об этом моем последнем деле…

– Не трудись, – остановил Аракеляна приезжий. – Мне все известно: твои боссы не хотели с тобой расставаться, ты повел себя несдержанно, настаивал, угрожал им. Ты полагал, что уж после этого-то они не захотят удерживать тебя. Это была твоя серьезная ошибка, и ты скоро понял, что единственное спасение – как можно скорее покинуть Америку. Ты спешил изо всех сил, и тебе удалось получить советские документы. Представляю, как ты радовался!

– Я действительно радовался, – подтвердил Аракелян с вызовом.

– Но ты помнишь, что случилось потом? Тебя пригласили в некий офис и там поставили условие: по приезде в Советский Союз ликвидировать одного предателя, во время войны служившего в гестапо, принесшего союзникам много вреда.

– Я отказался.

– Сначала… Ты даже сослался на советские суды, говорил, что они одни могут выносить тот или иной приговор. Однако твое красноречие не помогло – тебе ответили, что это не твое дело и что, если ты откажешься выполнить поручение, будешь немедленно разоблачен перед советскими властями. Ты увидел, что выхода у тебя нет, и согласился. Так было дело, Черный голубь?

– Иначе меня убили бы там же, в том проклятом офисе, – хрипло произнес Аракелян. – К тому же мне показали протокол тайного собрания узников концлагеря, осудившего изменника на смерть.

– И ты расценил убийство этого человека не как террористический акт, а как военный подвиг, – ухмыльнулся Христофоров.

– Да.

– Великолепно… Теперь я расскажу тебе о том, что произошло дальше. Я намерен рассказать тебе о самом важном, Черный голубь, о том, чего ты до сих пор не знаешь… Как только ты высадился на советской земле, тебя встретил человек, тот, который следил за твоей будущей жертвой, знал его в лицо. Пришло время, когда он показал тебе его и ты сделал свое дело. Не так ли, Черный голубь?

– Да, так, и я не побоюсь признаться в этом. В конце концов, одним изменником стало меньше!

– Ты уверен в этом? – гость зловеще ухмыльнулся. – Придется внести ясность… Так вот, американская разведка давно следила за тобой и решила использовать тебя в своих целях, протокол узников концлагеря не был поддельным, поддельным было имя осужденного предателя.

– Что?! – Аракелян в смятении уставился на гостя.

– В том протоколе было имя Патрика Смита. А он – великий разведчик. Это он и решил твоими руками уничтожить человека, который мешал ему тут, на советской территории, мог выследить и выдать его органам безопасности. Тебе назвали, конечно, не Смита, а другое имя… А когда ты приехал в Советский Союз, на встречу с тобой явился агент разведки, он-то и указал тебе того, кого необходимо было убрать с дороги Патрика Смита. Ловко, не правда ли, Черный голубь?

– Этого не может быть… – стонал Аракелян. – Вы лжете…

– Перестань скулить, сам виноват, вынудил меня сказать тебе правду. Если уж Патрик Смит взял кого за горло, будь уверен, не отпустит. А знаешь, кого ты убил тогда? Пора узнать. Коммунист, офицер, отважный человек… И если бы не твое коварство и не твоя квалификация, тебе бы с ним не удалось справиться, нескольких наших он схватил и передал в руки чекистов запросто… Посмотри на снимки, он тебе никого не напоминает? Вглядись в него повнимательнее… Его звали Леонид Котомцев.

– Сын Ильи Лукича? – в ужасе спросил Гаспарян.

– Да.

– Но я же не знал!

– Этого ты доказать не сумеешь, Черный голубь. Ты убил Леонида Котомцева по приказу Патрика Смита, у них были старые счеты, Котомцев знал Смита в лицо, мог выдать его, разоблачить, но ты помог Смиту, пошел на убийство, а в этой стране убийство карается высшей мерой наказания – расстрелом.

– Какая дьявольская ловушка! Будь проклят Патрик Смит, – скрежетал зубами Гаспарян.

– Не причитай! – деловито сказал Христофоров. – Пора переходить к делу, ты же видишь: Патрик Смит взял тебя за горло и иного выхода у тебя все равно нет. Скоро возвратится твоя жена, а мы еще ни о чем не договорились.

– Кто вы?

– Это тебя не касается. Хозяин у нас с тобой один – Патрик Смит. Он настоящий разведчик, против него мы с тобой щенки. И не вздумай набрасываться на меня, снимки размножены и в любой момент будут отправлены в КГБ. А когда их там получат, тогда ты сам узнаешь вкус свинца, Черный голубь. Но у тебя есть выход: ты пойдешь со мной и получишь много долларов. Заодно кончатся и твои переживания, ты станешь жить, как тебе вздумается. Соглашайся, не медли, завтра будет уже поздно.

– Вы предлагаете бросить все и бежать?

– Во-первых, не бежать, а уйти, во-вторых, не «бросить все», а взять с собой и Майю с ребенком. Довольно с тебя брошенной Розы Гаспарян с дочкой. Ты должен объяснить жене, что оставаться здесь не можешь… Ты же сам говорил, она для тебя готова на все! Ну, очнись, приди в себя, Черный голубь. Понимаю, тебе тут было уютно, как клопу в ковре, но с этим все равно теперь покончено, тут уж мы с тобой ничего поделать не можем, так хочет Патрик Смит.

– Будь он проклят! – Гаспарян сидел у стола, опустив голову на руки. – Когда вы хотите переходить границу? – спросил он наконец.

Губы Христофорова дрогнули в еле заметной улыбке: Гаспарян сдался.

– У нас нет времени на подготовку, – сказал он. – День и час уже назначены, и мы должны успеть.

– Что же требуется от меня?

– Провести меня к Араксу.

– Но вы сказали… с Майей? Ребенок ведь может выдать нас.

Холодные, как у змеи, глазки Христофорова остановились на Гаспаряне.

– А кто вам сказал, что мы должны таиться? – возразил он. – Вот карта прилегающего к заставе района… Скрытые места подходов к линии границы, естественно, тщательно охраняются. А вот здесь местность открытая, и на ней мы можем встретить лишь отдельные наряды пограничников. Не так ли, Черный голубь?

– Да, конечно.

– Вот мы и пойдем открытым полем. Тут-то пограничники нас ждать не будут.

Аракелян с нескрываемым удивлением посмотрел па Христофорова.

– Пограничники в наряде вооружены винтовками, автоматами, гранатами… – заметил он.

– Знаю. Мы тоже будем вооружены, и не хуже их, – сказал Христофоров. – Оружие я переправил сюда заранее, оно в двух шагах от твоего дома.

– Мы пойдем вдвоем?

– Нет. На рассвете я должен встретиться с моими людьми, их пятеро. Четверо пойдут с нами к границе с оружием в руках. Тебе понятен мой замысел, Черный голубь? Мы пойдем на вооруженный прорыв. Там, в открытом поле, нам повстречаются пограничные наряды, но каждый раз нам придется иметь дело только с одним нарядом в составе двух человек, то есть каждый раз нас, отлично вооруженных и готовых на все людей, будет в три раза больше, чем пограничников. На нашей стороне также неожиданность и еще кое-что… Впрочем, скажу: мы пойдем, прикрываясь женщинами и детьми. Для пограничников это будет ново – в женщин и детей они стрелять не станут. Итак, шестеро против двоих – неужто мы не справимся? Не верю. Решающее значение будет иметь и быстрота нашего продвижения к Араксу, стоит замешкаться, и мы окажемся в кольце пограничников.

– Аракс… – в голосе Аракеляна слышалось сомнение. – Недалеко отсюда в него впадает река Раздан и потому в районе заставы Аракс полноводный, широкий…

– Не страшно, – махнул рукой Христофоров. – Лишь бы добраться до берега, а там нас будут ждать лодки с той стороны. Важно – не сбиться в пути, а это будет зависеть от тебя.

Скрипнула калитка.

– Майя… – шепнул Аракелян.

– Сегодня ты должен поговорить с ней, – напомнил Христофоров.

– Да, да, обязательно, – Аракелян был в смятении, – а пока ни слова.

– Ладно, я подожду до утра, а утром ты мне скажешь, согласна ли она пойти с нами.