Текст книги "Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов, взаимо(не)понимания России и США"

«Скуку долгого ожидания рассеяли забавные выходки Билля Шатова, веселого проходимца с прекрасно развитым чувством юмора. Годы изгнания он провел в Нью-Йорке и знал бесчисленное количество ист-сайдских анекдотов. В большинстве случаев предметом издевательства в них были Россия и русские, к которым Шатов, несмотря на свои убеждения, относился слегка презрительно. Его вид был еще смешней его анекдотов. Миниатюрный Карнера, он был одет поверх костюма и овечьего полушубка в рабочую одежду. На голове у него была английская кепка с огромным козырьком. Два огромных револьвера висели на ремне у него на боку. В общем все это выглядело, как помесь пулеметчика и джентльмена с рекламы». (Перевод дан по русскому изданию; в оригинале не «пулеметчик», а gunman – «убийца», «бандит». – Прим. авт.)

В 1918–1919 годах Шатов уже начальник центральной комендатуры Петрограда, затем начальник управления коменданта Петроградского укрепрайона. К этому времени Шатов уже стал большевиком. В 1919–1921 годах он член Реввоенсовета 7-й армии. 8 мая 1919 года Шатов был назначен начальником внутренней обороны Петрограда и одновременно членом Комитета обороны города. Затем ему было доверено командование дивизией, которая сыграла главную роль в разгроме войск генерала Юденича, за что он был награжден орденом Красного Знамени.

Когда в 1919 году в конгрессе США прошли слушания о событиях в России, имя Шатова всплывало в показаниях вернувшихся в США американцев. Карьерный взлет нью-йоркского анархиста, похоже, изумлял сенаторов. Вот, например, протокол допроса служащих американского банка в Петрограде Р. Смита и У. Уэлша:

М-р Смит:…обычно железнодорожный комиссар проходит и собирает паспорта. Комиссар заглянул в наше купе и сказал на ломаном английском: «Ну, ребята, собрались в небольшую поездку?» Этого человека звали Шатов. М-р Браун был с ним знаком. Шатов был еврей с Восточной Стороны Нью-Йорка.

Сенатор Нельсон: Какова была его официальная должность?

М-р Смит: Комиссар Николаевской железной дороги – главный комиссар.

Сенатор Нельсон: Он был еврей с Восточной Стороны Нью-Йорка?

М-р Смит: Да, сэр.

Сенатор Нельсон: Вы подготавливаете весьма хороших комиссаров у себя в Нью-Йорке, не правда ли?

Сенатор Уолкотт: Каковы были его обязанности как железнодорожного комиссара? Был ли он тем, что мы называем суперинтендантом железной дороги?

М-р Смит: Нет, он был предположительно назначен правительством контролировать железную дорогу. Он ничего не знал о железнодорожной технике или о чем-либо в этом роде. Он должен был управлять более или менее работой железной дороги.

Сенатор Уолкотт: Это большая железнодорожная система или короткая линия?

М-р Смит: Это линия между Москвой и Петроградом.

‹…›

Сенатор Нельсон: Американцы, которые приехали в Россию, я имею в виду – люди с Восточной Стороны, которые приехали и которых вы описываете, – активно включались в ряды большевиков?

М-р Уэлш: Да.

Сенатор Нельсон: И становились их руководителями?

М-р Уэлш: Да. Были некоторые – немного, но некоторые были – настоящие русские. Под настоящими русскими я подразумеваю урожденных русских, не русских евреев.

‹…›

Сенатор Стерлинг: Вам известно, чем он занимался до того, как приехал в Россию?

М-р Уэлш: Я не знаю, но это легко можно установить.

Сенатор Нельсон: Он жил в Америке?

М-р Уэлш: Да, иначе он не знал бы так хорошо Бруклин и остров.

Сенатор Нельсон: Он окончил Восточную Сторону?

М-р Уэлш: Если вам угодно так выразиться.

Сенатор Нельсон: У вас там что, большевистское училище?

М-р Уэлш: Ну, я был в России два года, и мне сложно сказать, что делается в Нью-Йорке.

После Гражданской войны Шатов работал в народных комиссариатах внутренних дел, военно-морских дел, финансов, путей сообщения, уполномоченным по управлению всеми железными дорогами и водными путями Восточной Сибири, военным министром и министром путей сообщения Дальневосточной республики (ДВР). После возвращения в Москву был членом правления Северо-Кавказского округа путей сообщения, Промбанка, Главметалла, заместителем председателя Металлоимпорта.

Именно Шатов встречал своих соратников по американскому рабочему движению Билла Хейвуда и Георгия Андрейчина, которые скрывались в Москве от политических преследований в США и участвовали в работе Коминтерна.

2 марта 1927 года правительство РСФСР приняло постановление о строительстве Туркестано-Сибирской железной дороги. Начальником строительства был назначен Владимир Шатов. На этой должности Шатов получил большие полномочия: он мог без согласования сверху распоряжаться кредитом, приобретать имущество, набирать технических сотрудников, нанимать рабочую силу, гужевой транспорт, взаимодействовать со всеми учреждениями и организациями страны. Без упоминания имени «начальник строительства Турксиба» попал и на страницы романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок».

В 1932 году А. Н. Толстой рассказывал в Берлине Роману Гулю анекдоты о Шатове как начальнике стройки. Журнал Time посвятил Турксибу и Шатову лично несколько заметок. «Руководители Советского Союза, казахи в тюрбанах, солдаты Красной армии, крестьяне и кочевники – все собрались на мероприятие „Большого Билла“ Шатова. Большой Билл только что завершил постройку 1475-километровой Туркестано-Сибирской железной дороги, связавшей Сибирь и Туркестан. Для него не было преград. Советские ораторы славили его сенсационное прошлое часто арестовывавшегося в США активиста „Индустриальных рабочих мира“. Теперь главный американский большевик в России сияющий Большой Билл кричал: „Мы, старики, построили эту дорогу для вас – для молодой, свободной России! Вы, в свою очередь, должны работать для Советской страны! Сделайте ее сильной и великой – не для себя, но для человечества!“»

Владимир Шатов был начальником Сибжелдорстроя, руководителем Главжелдорстроя, заместителем наркома путей сообщения страны. С марта 1933 года он возглавил строительство железной дороги Москва – Донецк, где работали многие турксибовцы.

Time откликнулся на отставку Шатова с поста замнаркома заметкой «Падение Большого Билла»: «Вплоть до прошлой недели товарищ Шатов считался самым эффективным, самым популярным организатором железнодорожного дела в Советском Союзе Иосифа Сталина. Неожиданно он и все пять заместителей наркома были отставлены…»

В 1936 году Шатова вновь направили в Казахстан на сооружение железной дороги Нельды – Джезказган, которую строили в основном заключенные, «враги народа». Однако власти посчитали темпы строительства неудовлетворительными. В 1937 году Владимир Шатов был арестован, его увезли в Москву и приговорили к длительному сроку заключения, умер он в 1943 году. По другим источникам, 4 октября 1937 года он был приговорен к расстрелу тройкой Управления НКВД по Новосибирской области.

В 1955 году Владимир Шатов был полностью реабилитирован.

АННА ЛУИЗА СТРОНГ

Еще одна американка радикальных взглядов избежала репрессий и счастливо пережила самый мрачный период советской истории, но закончила свою жизнь в маоистском Китае.

Анна Луиза Стронг родилась в небольшом городе в штате Небраска в семье пастора конгрегационалистской церкви. Она была неординарной женщиной. В 1908 году в возрасте 23 лет она защитила диссертацию (PhD) в университете Чикаго на тему «Социальная психология молитвы». В последующие годы Анна Луиза Стронг стала активной защитницей детей (вполне в духе господствовавшего в то время в США прогрессизма), путешествовала по США с организованной ею выставкой о социальной поддержке детей, собиравшей десятки тысяч человек. В 1916 году была избрана в школьный совет Сиэтла. Пыталась превратить школы в центры местных сообществ, предоставляющие социальную поддержку детям из беднейших семей.

5 ноября того же 1916 года в городе Эверетте неподалеку от Сиэтла прошла забастовка, организованная «Индустриальными рабочими мира» (ИРМ). «Нью-Йорк ивнинг пост» наняла Анну Луизу Стронг как репортера-стрингера, чтобы та освещала события. Между демонстрантами и вооруженной полицией произошли столкновения с убитыми и ранеными. Событие вошло в историю как «Бойня в Эверетте» или «Кровавое воскресенье», а Анна Луиза очень скоро из независимого наблюдателя превратилась в активную сторонницу «Индустриальных рабочих мира». За два дня до начала всеобщей сиэтлской стачки 1919 года Стронг (уже член стачечного комитета) напечатала знаменитую статью, одну фразу из которой впоследствии часто цитировали: «Мы делаем самый гигантский шаг, когда-либо сделанный рабочим классом в нашей стране, шаг, который приведет – НИКТО НЕ ЗНАЕТ КУДА!»

Она выступала против участия США в Первой мировой войне, дружила с Линкольном Стефенсом, который и посоветовал ей в 1921 году поехать в Польшу и в Россию. В России в это время разразился голод, и Стронг отправилась на Волгу освещать усилия АРА и религиозных благотворителей по помощи голодающим для принадлежащего У. Херсту агентства International News Service.

Итогом ее путешествия стало знакомство с советскими партийными лидерами, в первую очередь с М. М. Бородиным (Грузенбергом), и публикация нескольких книг. Предисловие к ее книге «Впервые в истории» (The First Time in History, 1924) написал Лев Троцкий. Другой книгой стали «Дети революции» (Children of Revolution, 1925).

Начиная с этого момента Анна Луиза Стронг стала энтузиасткой советского эксперимента. В конце 1920‐х она путешествовала по Китаю, где завела дружбу с Чжоу Эньлаем и написала книгу «Миллионы Китая» (China’s Millions, 1928). Вместе с Бородиным пересекла пустыню Гоби, чтобы добраться до Средней Азии, и написала еще одну книгу – «Красная звезда в Самарканде» (Red Star in Samarkand, 1929).

В Москве Анна Луиза Стронг несколько раз встречалась со Сталиным, а в 1930 году основала первую советскую газету на английском языке – Moscow News.

В 1932 году Анна Луиза вышла замуж за Джоэля Шубина, главного редактора «Крестьянской газеты», поддержав коллективизацию и другие кампании советского руководства. О своей жизни в СССР Стронг постоянно публиковала книги в США.

Анна Луиза Стронг ненадолго вернулась из СССР в США, где писала статьи в ведущие журналы, потом отправилась в Испанию во время гражданской войны (результатом поездки стала книга «Вооруженная Испания» – Spain in Arms, 1937); снова поехала в Китай («Одна пятая человечества» – One Fifth of Mankind, 1938). В 1941 году она опубликовала работу «Советы этого ждали» (The Soviets Expected It), а в 1944 году – «Народы СССР» (Peoples of the U.S.S.R.). После войны она написала книгу об установлении в Польше «народной демократии» «Я видела новую Польшу» (I Saw the New Poland, 1946).

В 1946 году она снова отправилась в Китай, где взяла интервью у Мао Цзэдуна. (Именно тогда Мао произнес свою фразу о «бумажных тиграх»: «Все реакционеры – это бумажные тигры. С виду реакционеры страшны, но в действительности они не так уж сильны».)

В 1948 Анна Луиза снова приехала в СССР, но 13 февраля 1949 была выслана по указанию Сталина как «американская шпионка». По прибытии в США ее обвинили в шпионаже, на этот раз в пользу СССР. Единственное место, где она все еще была своей, – Китай. С 1950-го до своей смерти в 1970 году она жила в КНР (впрочем, посетив СССР в 1959‐м), участвовала в восстановлении власти Китая над Тибетом, дружила с Чжоу Эньлаем, поддерживала «большой скачок» и «культурную революцию». Она стала одной из немногих иностранцев, принятых в хунвейбины.

АМЕРИКАНСКАЯ КОЛОНИЯ «КУЗБАСС»

Любопытна инверсия устремлений, на короткое время случившаяся в 1920‐е годы: на протяжении XIX века европейцы (в том числе русские социалисты) ехали в Америку в надежде воплотить там свои мечты о справедливом устройстве общества, экспериментировали со способами коммунальной жизни. Теперь же американские радикалы отправились в Советскую Россию с аналогичными целями.

Советское правительство всячески приветствовало такие намерения. 22 июня 1921 года Совет Труда и Обороны (СТО) издал постановление об американской промышленной эмиграции, пункт 1-й которого гласил:

Признать желательным развитие отдельных промышленных предприятий или групп предприятий путем сдачи их группам американских рабочих и индустриально развитым крестьянам на договорных условиях, обеспечивающих им определенную степень хозяйственной автономии.

Наиболее яркая история связана с существованием «американской колонии „Кузбасс“», о которой писали Э. А. Иванян, дочь одного из ее руководителей Г. Тринчер и многие авторы – историки Южной Сибири.

Одним из самых известных эмигрантов из США был «Большой Билл» Хейвуд, лидер «Индустриальных рабочих мира», арестованный властями, освобожденный под залог в 1921 году и тогда же сбежавший в Советскую Россию, чтобы уже никогда не вернуться в Америку. Уже вскоре после приезда Хейвуд вместе с голландцем Себальдом Рутгерсом и еще одним американцем Гербертом Калвертом (последний был членом Общества технической помощи Советской России, имевшего в тот момент более 30 отделений в США) представили в Совнарком проект концессии.

19 сентября 1921 года их принял Ленин, с которым иностранцы обсудили возможность получения в свое управление 32 тысяч акров земли и нескольких предприятий в Кузнецком угольном бассейне и в Надеждинске на Урале. Кроме того, в концессию предлагалось взять несколько предприятий в Томске и ряде других мест. Концессионеры обязывались переселить на эти территории до 6 тысяч молодых американских рабочих.

Ленину понравилась идея, особенно ее ярко выраженный интернациональный социалистический дух, но он не хотел выделять 300 тысяч долларов золотом на покупку оборудования, а кроме того, справедливо считал Хейвуда скорее анархистом, чем социалистом.

19 сентября 1921 года Ленин написал письмо В. Куйбышеву, в котором сообщил о намерениях и планах иностранцев, обратив внимание на то, что планируется «…нечто вроде автономного государственного треста из рабочей ассоциации». В записке В. Молотову с проектом постановления Политбюро ЦК по данному вопросу 12 октября Ленин высказал некоторые сомнения:

Вопрос трудный: за: если американцы выполнят обещанное, польза будет гигантская. Тогда не жаль 600 000 рублей золотом. Против: выполнят ли? Хейвуд – полуанархист. Больше сентиментален, чем деловит. Рутгерс – как бы не впал в левизну.

Кальверт – архиговорлив. Гарантий деловых у нас никаких. Увлекающиеся люди, в атмосфере безработицы наберут группу „искателей приключений“, кои кончат склокой. А мы тогда теряем часть данных нами 600 000 рублей золотом…

Тем не менее положительное решение было принято уже в ноябре 1921 года, когда между СТО и организационной группой американских рабочих (Хейвуд, Рутгерс, Байер, Баркер) был заключен договор об эксплуатации ряда предприятий Сибири (в Кузбассе, Томске) и на Урале (Надеждинский завод). Американцы обязались предоставить 2800 опытных рабочих в Кузбасс и 3000 в Надеждинск. В 1921–1922 годах вопрос о создании Автономной индустриальной колонии (АИК) обсуждался на заседаниях СТО более 20 раз.

По инициативе Ленина руководители и члены американской колонии в Кузбассе должны были дать подписку, что они обязуются и будут коллективно отвечать за то, чтобы в Россию ехали «только люди, способные и готовые сознательно вынести ряд тяжелых лишений, неизбежно связанных с восстановлением промышленности в стране, весьма отсталой и неслыханно разоренной».

В марте 1922 года в ряде симпатизировавших коммунизму изданий США было опубликовано объявление: «Требуются первопроходцы для Сибири! ‹…› Для промышленного строительства… для поддержки русской революции и для демонстрации миру того, что могут сделать свободные трудящиеся, когда их таланту не препятствует система прибыли и когда они сами являются собственниками и единственными владельцами продуктов своего труда».

На деле американцы смогли привезти в Россию чуть более пятисот сограждан, но и они составили заметную группу в постреволюционной Сибири.

Калверт и еще один американец, подключившийся к проекту, Уильям Баркер, надеялись получить поддержку в вербовке переселенцев от «Индустриальных рабочих мира» (ИРМ). Однако ИРМ, частично разгромленная во время Первой мировой войны и имевшая собственные планы, не стала серьезно помогать им в этом деле. Тем не менее часть ее членов заинтересовалась экспериментом и сформировала «Отдел американской сельскохозяйственной помощи» (American Agricultural Relief Unit), который должен был поставлять продукты шахтерам, отправлявшимся в Россию.

Представитель этой организации Флойд Рамп (из Орегона) писал в своем дневнике, как ему нравился этот вызов и как его впечатлили двадцать тракторов, пашущих целину в сибирской степи. Рамп утверждал, что только за один год «Отдел американской сельскохозяйственной помощи», получивший финансовую поддержку от Общества друзей Советской России, вложил в эксперимент 750 тысяч долларов.

В результате применения сельскохозяйственных машин и передовой технологии урожайность всех сельскохозяйственных культур на земле колонистов была в 2–2,5 раза выше, чем на окружающих их землях местных крестьян.

Из 635 иностранцев, прибывших в колонию, 200 являлись коммунистами (так, в марте 1923 года американская комячейка Кемеровской организации РКП(б) насчитывала 73 человека). Около 250 приехавших в Кузбасс колонистов были анархо-синдикалистами, членами ИРМ.

Свои принципы они привнесли и в Автономную колонию. Анархо-синдикалисты установили на предприятиях уравнительную систему оплаты, выступали против материальной заинтересованности. Когда по предложению СТО и СибРКИ в 1923–1924 годах была постепенно введена сдельная оплата, это встретило сильную оппозицию со стороны членов ИРМ. Они усмотрели в том отказ от принципов социальной справедливости. Другой причиной недовольства анархо-синдикалистов было наступление на «рабочую демократию» в колонии. Сторонники «производственной демократии», в частности, требовали передачи решения всех вопросов на рабочие собрания, отвергали принцип единоначалия. Член правления АИК Байер говорил: «Мы также докажем вашим коммунистам, как можно обойтись без диктатуры, ибо в наших отношениях будущей колонии мы положим принцип „индустриализма“».

Ему вторил американец Шварц, но уже в отношении концессий: «Концессии сдавать частным предпринимателям – штука вредная, ибо это означает новые рабские цепи для рабочих, которые не будут больше интересоваться государством и политикой, не будут поддерживать Советскую власть, а уйдут в профсоюзы – единственное для них место».

В официальном названии колонии не было упоминания о преимущественно американском составе работавшего в ней контингента добровольцев, но в прессе и даже в официальных документах она нередко фигурировала под названием «Американская колония».

Колония начала свою работу с модернизации угольных предприятий. Была проложена канатная дорога через Томь, установлены новые вагонетки, керосиновые лампы заменены на электрические, сокращены штаты бухгалтеров, учетчиков, которых при русской администрации было больше, чем шахтеров в забое. В результате этого добыча угля возросла в два раза, а производительность труда поднялась втрое.

На расширение деятельности Прокопьевского рудника правление АИК выделило 238 600 рублей, что по тем временам было солидной суммой. Удалось найти и рынок сбыта для прокопьевских углей – Балтийский флот. В 1925–1927 годах в Прокопьевске закладываются первые шахты, начинается строительство жилья.

Производительность труда на шахтах, коксохимических и химических заводах, построенных и управляемых колонистами, также была в два-три раза выше, чем на окрестных предприятиях. Более того, как писал один из руководителей колонии Фут, «Советская власть (то есть Кузбасстрест) осуществляла добычу угля в Кемерове хищнически, что неминуемо привело бы к затратам в будущем и, стало быть, производительность доАИКовских владельцев Кемрудника была во многом фиктивна, поскольку не учитывала труд, который пришлось бы заложить через десяток-другой лет на ликвидацию последствий первобытного уровня добычи».

В то же время советское правительство очень часто не выполняло пункты подписанного с колонистами договора. Например, обмануло правительство аиковцев по поводу обещанной доставки пятисот валенок и пятисот полушубков для снабжения рабочих в зиму 1922/23 года, что предусматривалось пятым абзацем пятнадцатого параграфа. «Прошла зима, весна и лето, – пишет Фут, – но таковые еще не получены». Не обеспечило оно колонистов и стройматериалами (обещанные девятнадцать тысяч бревен для строительства домов), и им пришлось самим добывать лес и строить себе дома.

Деятельность колонии освещалась в регулярно выходившем в Нью-Йорке Kuzbass bulletin, издававшемся обществом «Кузбасс».

Претворение анархо-синдикалистских принципов в жизнь, автономный статус колонии, альтернативный характер анархо-синдикалистской идеи социализма – все это вызывало у госпартруководства определенное беспокойство. Так, один из членов ЦК Профинтерна высказал опасение, что «организация колонии на свободных началах может привести к тому, что покровительствующему и поддерживающему идеи американской группы т. Троцкому придется в конце концов выслать воинскую часть для подавления восстания этих ИРМ, если Кемерово будет заселено люмпен-пролетарским составом ИРМ». Похожую тревогу чувствовал и один из коммунистов – руководителей Кузбасса, который считал, что Кемерово может превратиться в анархо-синдикалистский оплот Кузбасса.

В декабре 1926 года советское правительство отказалось продлевать договор с АИК «Кузбасс». Около 90 % колонистов возвратились в США, еще около 7–8 % уехали до 1930 года. Оставшиеся 15–20 человек приняли советское гражданство, некоторые из них были репрессированы, другие продолжали работать на кемеровских шахтах вплоть до 1950–1960‐х годов.

Один из руководителей Автономной индустриальной колонии – рабочий завода Форда в Детройте и первый избранный мэр американского поселка в Кузбассе Джон Тучельский после ликвидации колонии в 1927 году переехал в Ленинград, а в 1930 году поехал строить Нижегородский автозавод. В 1938 году был репрессирован.