Текст книги "Морские истории"

Песнь 4
And it's all for me grog

What shall we do with a drunken sailor?

What shall we do with a drunken sailor?

What shall we do with a drunken sailor?

Early in the morning?

Way-hay, up she rises

Way-hay, up she rises

Way-hay, up she rises

Early in the morning

(Drunken Sailor)

Бог знает, откуда оно пошло: из мексиканских сериалов, фильмов о Джеймсе Бонде или еще из старых открыток с ерами и ятями, но слово «яхта» у нас занимает почётное место рядом со словами «вилла» и «личный самолёт», символизируя баснословную роскошь. Где-то в ряду тех же символов находятся вечеринки с шампанским, тройками, цыганами и прочими атрибутами кутежа. Вполне естественно, что многие, попав на яхту, изо всех сил стремятся этому образу соответствовать, в меру своей фантазии. Мои индусы, например, при любой возможности закупались самым дешёвым вискарём, который только могли найти. По вечерам добыча употреблялась в устрашающих количествах и с минимальной закуской.

Явление это хорошо известно с давних пор и описано классиками:

«Они тоже начали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникла у них, едва только машина сделала первые полкилометра. По-видимому, арбатовцы не представляли себе, как это можно пользоваться автомобилем в трезвом виде, и считали авто-телегу Козлевича гнездом разврата, где обязательно нужно вести себя разухабисто, издавать непотребные крики и вообще прожигать жизнь».

Не всякий шкипер обладает достаточной харизмой, чтобы мирно и необидно положить конец безобразию. Гораздо проще решить, что гг. Пассажиры и Команда – люди взрослые, ответственные, и пустить всё на самотёк, не гнушаясь и самому пропустить рюмашечку-другую. Последствия бывают самые разнообразные.

В один ясный вечер во время моей индусской эпопеи мы сумели-таки притиснуться к причалу в Эпидавросе. Сорокафутовому «Моргану», шедшему следом за нами, у причала не осталось места и, после учтивого запроса шкипера, он пришвартовался к нашему борту, вторым рядом. Еще тогда мы удивились, что шкипер «Моргана» управляется со штурвалом и концами сам, один и без помощи команды. Наши безмолвные вопросы разрешились сами собой, когда сразу после швартовки из его салона показались шесть сердитых дамочек с рюкзаками. Ни говоря ни слова, они продефилировали по нашей яхте на берег, голоснули такси и умчались в сумерки. «Вот как бывает!» – вздохнул шкипер сорокафутовика – «Прервали чартер на полдороге, потребовали вернуть деньги – и адью!» Тут его взгляд упал на моих индусов, возвращавшихся с краткой экскурсии по городу: «Эти хоть не буянят? Довольны?» Я кивнул и двинул на борт принимать самих экскурсантов и их характерно позвякивающие покупки: причал был неудобно низок. Стихийно образовалось застолье, в котором принял участие горюющий шкипер-без-команды и, к своему стыду – покорный ваш слуга. В результате на следующее утро полкоманды имело бледный вид, а у нашего соседа двинулся в почке камень и мы, не доверяя местным скорым, посадили беднягу на такси до больницы. Сложилась грустная ситуация: к нашему борту пришвартована яхта без шкипера и команды. Мы не можем выйти, не передвинув её, и в то же время двигать и всходить на борт без шкипера запрещено законом. Я метнулся в портовую полицию, но нашёл только запертую дверь: по греческой традиции утренний кофе вполне мог затянуться до обеда. Рыбаки тоже не спешили нам помочь. «Будем вытаскивать!» – решил шкипер.

План выхода казался несложным. Мы перетянули швартовые концы сорокафутовика на берег, в обход нашей яхты. Теперь трое из нас должны остаться на берегу и, когда наша «Бавария» отойдёт от причала, подтянуть на освободившееся место «Морган». Нужно было работать споро и слаженно: в пяти метрах с подветра из воды недружелюбно торчали камни, и отпущенный на волю сорокафутовик вполне мог на них оказаться. Поэтому на берег сошли трое самых сильных и быстрых: Шрини, Рави и я как старший береговой команды.

Пока мы готовились, отжимной ветер всё крепчал и к самому нашему отходу уже вовсю гудел и посвистывал в вантах. Мы заняли позицию возле швартовых. «Внимание, хлопцы! Отваливаю!» – закричал наш шкипер и дал газ. «Бавария» двинулась, почему-то таща за собой Рави. «Ёшкин кот!» – завопил шкипер – «Канат зацепило!». Рави бесстрашно прыгнул на борт, в три секунды распутал конец, но обратно прыгнуть не смог – корма была уже далеко от причала. В это время Шрини, напрягая все силы, отталкивал от пирса нос. Нос он оттолкнул, но потерял равновесие, замахал руками, прыгнул – и, ухватившись за леера, повис на носу нашей «Баварии», уходящей от причала в море. На берегу остался один я, держащийся за длинный швартов. На другом конце швартова, разогнавшись под ветром, дрейфовал на камни сорокафутовик.

Вы никогда не пробовали тащить против сильного ветра семитонную яхту? Я попробовал, ничего интересного. Когда я, наконец, дотянул её к причалу, сил не оставалось совершенно ни на что. Мне радостно махали с яхты индусы, показывали большой палец рыбаки (тоже мне, зрители…), а у меня лишь с третьего раза получилось улыбнуться.

Вы думаете, это всё? Как бы не так! Едва мы вышли в море, все окончательно разомлели от качки и сладко кейфовали до самого Пороса. В результате на швартовку в Поросе мы встали со второй попытки, и всё равно мне пришлось тянуть, в этот раз уже нашу, пятидесятифутовую, яхту. С той поры я сторонник умеренности на борту, а всем желающим погудеть рассказываю эту историю.

Кстати, куплет, вынесенный в эпиграф – это кабестановое шанти. Пелось оно, когда матросы числом от десяти и более крутили лебёдку кабестана, поднимая якорь. Делалось это обычно рано утром, чтобы успеть в море с отливом, и моряки частенько были «в кондиции». Так запевалы, эти бесчеловечные изверги, нарочно придумывали всё более многосложные куплеты. У кого-то заплетался язык, он сбивался, окружающие смеялись. «Лучше уж запнуться здесь, чем на мачте» – думал наблюдавший за процессом молчаливый боцман.

Песнь 5
Экватор

Cape Cod girls ain't got no combs

Haul away, haul away

They brush their hair with codfish bones

And we're bound for Australia

(Cape Cod Girls)

Я хочу рассказать вам об экваторе. Но не о том, что делит Земной шар пополам, не о том, который пересекают торжественно и весело, с купанием новичков в океане. Речь пойдёт о незримом экваторе, разделяющем плаванье на две половины. Как географический его тёзка имеет свои координаты, так и наш, педагогично-шантишный, можно определить с достаточной точностью. Его пересекают в конце третьего дня.

Что в нём такого важного, почему к его наступлению готовятся опытные капитаны-инструкторы? Так получилось, что к концу третьего дня путешествия и психология, и физиология, и физика начинают работать на усталость и разлад.

Если в первый день просыпаешься с безмолвным: «Ура! Я иду в море!», то на второй день это больше похоже на «Да, я плыву по морю», а на третий: «Что-то как-то долго это тянется…»… Живой интерес первых дней угас, а если на его месте ничего не возникло, наступает скука.

Качка, теснота, а в непогоду – еще и сырость. У невезучих – морская болезнь. Ко всему этому надо привыкать, чем и занимается изо всех сил наш организм. За три дня наступает адаптация, но резерв внутренних сил уже потрачен, срываешься легче обычного.

Твои соседи по лодочке, при всём изначальном дружелюбии, начинают досаждать. Кто-то громко храпит, кто-то рассказывает одни и те же анекдоты (и первым смеётся над ними!). Плюс, кто-нибудь что-нибудь непременно разольёт на камбузе или недокрутит гальюнный клапан. Они не нарочно, они случайно, но тебе от этого не легче.

Вот и представьте себе усталых, дезадаптированных людей, которым просто некуда друг от друга деться. Чем это может закончиться? Да практически чем угодно! Команда может ополчиться на шкипера, обвинить его во всех грехах и отказаться от чартера (что и проделали сердитые дамы из предыдущих шанти). Они могут выбрать «козла отпущения» из своих, или разбиться на враждующие партии… Депрессия и пьяный загул – еще не самые плохие варианты, но тут уж насколько хватит у команды адекватности.

Однажды, как раз в середине третьего дня, мы с Семейством и Друзьями прибыли на Порос. Прибыли, надо сказать, вовремя: свежая еда и напитки подходили к концу, и Младшие Дети, тогда еще совсем малявки, начинали канючить. Оказавшись на твёрдой земле, вся команда брызнула в стороны, благо Порос – остров большой, и интересных мест там достаточно. Целый день до вечера мы бродили, иногда пересекаясь, рассказывая о виденных красотах. Только после заката, мелкими групками, вернулись на лодку, нагулявшиеся и спокойные. Впрочем, кое-кому впечатлений не хватило, и они развернули карнавал на всю прибрежную часть города. Об этом я тоже расскажу, когда придёт час.

Во время моего индусского анабазиса нам повезло меньше. Мы зашли в гавань Эпидавроса на закате. Все места у единственного пирса были заняты пришедшей регатой. Яхты, небольшие полугоночники, стояли тесно, в два ряда. Третьим рядом наш пятидесятифутовый бегемот швартовать не хотел никто. Увы, пускать или не пускать к себе – их право. Пришлось, безрезультатно покрутившись по бухте, вставать на якорь в отдалении. Садилось солнце, мерная зыбь качала нашу «Баварию». Индусы смотрели на меня нелюдимо и хмуро. «Кто на тузике в город ужинать?» – спросил я. Вызвались двое. Остальные, поглядев на зыбь и оценив расстояние до берега, сердито отказались. Мы втроём забрались в тузик, догребли до города, поужинали вкусной морской дичью и, даже почти не промокнув, с сувенирами вернулись назад. Когда мы, пахнущие оливковым маслом и специями, поднялись на борт, нас встретили кровожадные взгляды остальной команды. С видом мучеников они ели – китайские быстрорастворимые макароны! «Игорь!» – сказал я шкиперу – «Завтра, кровь из носа, надо пристать! И сделать днёвку у причала». «Вань, я согласен!» – шёпотом ответил тот – «У них такие взгляды… кровожадные!»

Кое-как проведя ночь на якоре, мы снялись на рассвете и, сразу после того, как отчалила регата, заняли коронное место у пирса. Нужно ли говорить, что все индусы, мигом переодевшись в неморскую одежду тотчас оказались на берегу. У нас было целое утро с «кофее глико элленика», а еще – поездка в Старый Эпидаврос с театром и музеем, неспешное хождение по берегу, и, в завершение всего – настоящий ужин, в прибрежном ресторанчике, с продолжением на борту (ну, не смыслят греки в настоящей индийской кухне!).

С тех пор у нас стало негласной традицией приберегать на экватор какое-нибудь красивое место. Это может быть цель всего похода, как Кулебры четырнадцатого, или просто интересный городок, где есть что посмотреть, как Тарпон Спрингс весной пятнадцатого. Иногда в таких местах даже устраиваем днёвку, на якоре или в марине. Естественно, пока команда гуляет и отдыхает на твёрдой земле, шкипер с помощником драют палубу, отмывают камбуз и гальюны. Они, всё-таки, уже большие, и этот экватор у них далеко не первый.

Песнь 6
Паруса – это свобода

I've been to Harlem, I've been to Dover

I've traveled this wide world all over

Over, over, three times over,

Drink what you have to drink, and bring the glasses over!

Sailing east, sailing west,

Sailing over the ocean,

You better watch out when the boat begins to rock, or

You lose your girl in the ocean.

(Bring the Glasses Over)

Многие собеседники, которым я раскрываю душу (а она хорошо так распахивается, морская-то душа, настежь, до донышка, а там – волны, чайки, закаты!) – так вот, многие мои собеседники поначалу недоумевают, что такого особенного именно в парусной лодке как средстве передвижения. «Ну вот, пришёл ты в какой-то свой Порос» – говорят они – «Так и что? Туда ведь на машине и проще, и быстрее!» «Или вот, зачем, скажи, неделю (неделю!) – тащиться из Пуэрто-Рико во Флориду? На самолёте три часа – и там». Я полностью разделяю их вывод, что яхта – это самый медленный, капризный и дорогой способ двигаться из точки А в точку Б. «Ну, а в чём же смысл?» – недоумевают они, и тогда я отвечаю: «Свобода».

Действительно, с каких-то давних тёмных пор, еще до Тезея и аргонавтов, пришла и укоренилась в людях мысль, что море – это нечто особое. Антипод земли с её стадами, полями и незыблемостью. Место, где правят другие законы, где стихии ужасны, а сокровища – несметны, живые существа огромны и просторы неизмеримы. И тогда на лёгких тростниковых лодках, едва годящихся для тихого Нила, люди поплыли в Пунт и Офир, а на плотах из бальзовых брёвен – через океан в Полинезию. Позднее кто-то сказал: «Navigare necesse est, vivere non est necesse» (плыть по морям необходимо, жить – не обязательно).

Границы на море условны и размыты. Чем дальше от берега, тем меньше довлеет над тобой государство с налогами и правилами. Отошёл от берега на триста метров – и прыгай в море, купайся без спасика хоть до полного изумления, на виду у всех пляжных спасателей. Всего три мили от причала с полицейским – и законы штата не для тебя. Можно предаваться азартным играм и другим порокам (что и делают на особенных, «трёхмильных» паромах, выходящих в море на закате и возвращающихся под утро). Двенадцать миль – и ты официально выехал из страны. Алименты, налоги, парламенты – всё осталось за невидимой чертой. Ты теперь сам себе Советская власть, и как власть имеешь право заключать браки, регистрировать рождение и смерть «а также принимать решения, от которых зависит жизнь находящихся на борту и нести за них ответственность». Любое судно в открытом море – кусочек своего государства и эмбрион нового. Нашёл новую землю – она твоя! Селись, стройся, придумывай флаг. Кто не верит – может посмотреть историю княжества Силэнд или королевства Энен-Кио.

И вот, представьте себе, вы, не выходя из «дома»-корабля, сидя на «крылечке»-кокпите с друзьями и любимыми за чашкой чаю, можете всерьёз отправиться в такое путешествие. Хотите – встречаете рассвет в штилевом море, где до самого горизонта – никого и ничего. Желаете – встаёте на якорь где заблагорассудится, хоть в трёх метрах от пляжа с надписью «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ, ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН!!!». Настроены серьёзно – приспускаете флаг, встречая далеко в море крейсер дружественной страны (и они, если уж совсем не хамы трамвайные, чаще всего ответят). И если вдруг, не дай бог, конечно, старушку-Землю постигнет катаклизм, шкипер посмотрит на пламенеющий горизонт, заглушит дизель и скажет всем что-нибудь простое и спокойное, например: «Консервные банки не выбрасываем. Пригодятся на блёсны».

Плаванье на яхте – всегда испытание свободой. «Что за странное такое испытание?» – подумает читатель. Сейчас объясню.

Вот мы встали на якорь в речном заливчике недалеко от устья. Команда, давно и безуспешно ловящая рыбу весь путь до стоянки, приступает к шкиперу с требованием: «Хотим тут рыбачить!» Хотите? – Пожалуйста! Вот вам удочки, наживка, тузик. Вот прекрасный летний вечер. Только учтите, что рыба здесь – речная, и на что она клюёт, да как забрасывать, сказать вам не могу, потому что не знаю. Команда тем временем, не слушая резонёрства шкипера, закидывает в тузик припасы, удочки и друг дружку, после чего они отваливают от борта и, выставя удочки, тихо гребут в прибрежные заросли. Через два часа приплывают исцарапанные, растерявшие блёсны, но с верой в победу: «А мы их ночью! На донки! Не, ты видел, как она плеснула!» – и чуть не вывихивают руки, показывая размер сорвавшейся добычи.

Вот мой друг, свернув паруса, выбирает место для ночёвки вдоль узкой песчаной косы. За косой – солёное мангровое болото, защиты от ветра никакой, хотя волны и не мешают. Команда, посмотрев вокруг, морщит носы: «Ну, ты завёл! Неужели лучше стоянки не нашлось? Воняет тиной, да небось и комарья тучи. Идём в другое место!» «Как скажете!» – мой друг пожимает плечами – и следующие три часа лавирует среди бесчисленных мелей и островков в кромешной темноте тропической ночи, среди ветра и волн, а на носу терпит невзгоды и лишения очередной вперёдсмотрящий из команды, которым захотелось ночевать в красивом месте. В конце концов они, разумеется, дошли, встав на расчалки в крошечной бухте с чистейшей водой, окружённой гигантскими деревьями. Утренний вид вознаградил их за все тревоги ночи.

Оказывается, в море, как и в мире, абсолютной свободы не бывает и, что бы ты не сделал – обязательно придётся столкнуться с последствиями. На лодке, как правило – именно тебе.

Вот наша команда – ух после долгого перегона занимается ремонтом и сиестой на пирсе в Форт-Лодердейле. Данил, наёмный шкипер на перегоне, буднично передал документы и шкиперство Судовладельцу. Козырнул нам и уехал, сказав на прощанье: «Сегодня высокий прилив в час тридцать». Подумаешь, прилив! Тут – твёрдая земля! Мороженое! Девушки!! Вот и получилось, что опомнились мы как раз в полвторого, наскоро покидали всё в катамаран и пошли заправляться. Заправочный док там небетонный, а настилом, на сваях. Пока швартовались, пока заправлялись – пошёл отлив, и отливное течение, свободно проходя под сваи, прижало борт нашего катамарана к доку, аж кранцы сплющились. Каких усилий, нервов и мата нам стоило отодрать катамаран от места вынужденной стоянки – не описать словами. Все хорошо отделались: Судовладелец – парой царапин в покрытии, заправщики – лёгкими спугом, когда 45-футовая туша пронеслась в миллиметре от топливной трубы. А ведь могло закончиться гораздо печальнее.

Такое сочетание полной свободы и полной ответственности рождает в людях, шкиперах и команде, неизвестные ранее свойства. Об этом – чуть ниже.

Песнь 7
Новые люди

Since we sailed from Plymouth Sound

Four years gone, or nigh, Jack

Was there ever chummies, now

Such as you and I, Jack?

Long we've tossed on the rolling main

Now we're safe ashore, Jack

Don't forget your old shipmate

Fal-dee ral-dee ral-dee rye eye doe!

(Don't Forget Your Old Shipmate)

И вот так – день за днём, сквозь переходы и стоянки, швартовки и вахты. Реальные шторма и внутренние бури экватора, размолвки и примирения друг с другом, досадные промахи и помощь друзей – всё это влияет на нас, лепит и ваяет. От этого никуда не деться, не убежать, да обычно и не хочется.

Постепенно, исподволь, незаметно ни для тебя самого, ни для окружающих, внутри начинает что-то меняться. Что-то проклёвывается, расправляется, растёт. Конечно, для полного роста нужна, наверное, кругосветка. Хорошо, как минимум – трансатлантика. Но и за неделю обычного чартера, бывает, пускают ростки удивительные качества.

Сначала расправляет листочки авантюризм. Для него вообще достаточно снятия гнёта повседневности, не более. А уж на яхте, да на воле он вообще расцветает пышным цветом, и плодоносит вовсю, только уворачивайся.

Так случилось, что из семи участников нашего индусского анабазиса четверо не умели плавать. То есть, вообще. Естественно, пребывание среди бурной глубокой воды было для них испытанием и нагрузкой. Но за время чартера они пообвыклись, осмелели… В последний день круиза мы шли почти сорок миль до Афин, и завершающий отрезок пути, через залив, от Эгины преодолевали уже совсем ночью. Ветер усилился до шести баллов, постепенно раздувало волну. Сушил подошёл ко мне, буднично застёгивая спасик: «Иван, я на нос пойду». «Зачем?!» – «Да, очень звёзды красивые, а из кокпита их не особо видно» Ночью, в волну и ветер, человек решил идти на заливаемый волнами нос посмотреть на звёзды! Я тогда уговорил его ограничиться палубой и надеть страховку, но он, похоже, на меня чуть-чуть обиделся. Ему показалось (!) что я (!!) ему не доверяю(!!!) – вот, что с людьми делает авантюризм!

Или еще. В наших греческих эскападах участвовали две тогда еще подружки, назовём их условно Старшая и Младшая. Мы прибыли на Идру, удачно швартанулись в щёлочку пустого пространства рядом со ржавой лайбой «Христос Нектариос», и разошлись исследовать остров. Подружки, надев купальники, умчались по тропе вдоль берега и куда-то исчезли. Когда через два часа они не появились, я забил тревогу, и оставив детей на добрых соседей по яхте, побежал их искать. Я прошёл тропу до конца, позаглядывал во все купальни, навлёк на себя проклятия нескольких уединившихся парочек – но не обнаружил ни следа беглянок. Они появились сами еще полтора часа спустя. Отсутствие своё объяснили просто: им стало скучно на Идре, и они решили сплавать на соседний остров. Полтора километра!! Через пролив, где ходят паромы!!! На соседнем острове они побыли совсем немножко, после чего поплыли назад. Да, через тот же пролив.

После этого я спокойнее воспринимал и дальние самостоятельные походы детей на Кулебрите, и стометровое плаванье до берега тогда еще мелкого Владьки. То ль еще бывает!

Постояв на вахте, полавировав в незнакомых маринах, члены команды проникаются следующим чувством: абсолютной уверенностью в себе. Всё, за что ни возьмись, кажется им по плечу, причём, самое удивительное – чаще всего, именно так и есть.

Вот те же подружки в Поросе, после ужина и вечернего моциона по набережной. Ощущение праздника у них неполно: хочется потанцевать. «Ничего у вас не выйдет! Греки не танцуют». – говорит всезнающий шкипер – «Они по стенкам стоят и только слушают музыку». «А мы их растанцуем!» – сверкают глазами подружки и, наведя боевой макияж, уходят на танцпол, провожаемые скептическим взглядом шкипера. Вечер вступает в свои права, зажигаются огни на набережной, закрываются мелкие туристские магазинчики – а наших дам всё нет.

Но вот что-то загадочное происходит в дальнем конце набережной: танцевальная музыка, сначала почти неслышная, звучит всё громче, громче… Это в клубе настежь распахнули двери и окна, потому что зал уже не в силах вместить огромную веселящуюся и пляшущую толпу! Народ перед дверями клуба танцует всё, что только попадает в ритм, от брейка до сиртаки. Образуются какие-то хороводы, цепочки, в круг спешат всё новые и новые люди! Вскоре уже вся набережная отплясывает и веселится. «Ну и ну!» – качает головой шкипер – «Сколько здесь хожу, никогда такого не видел, ни-ког-да!»

Славный град Порос гудел и танцевал до закрытия баров, а потом веселье переместилось на многочисленные плавсредства. В бухте чуть не до рассвета бегали катера, оглашая окрестности музыкой. Дамы вернулись глубоко ночью, натанцевавшиеся и счастливые. Похоже, с тех пор шкипер поменял мнение и о греках, и о команде.

«А что же дальше?» – спросите вы. О, дальше будет только интереснее. Если человек не испугался одного путешествия под парусом, если впустил море себе в душу, то на следующие регаты, чартеры и перегоны он придёт уже совсем подготовленным. «Делай что должно, и будь что будет!» – девиз не только рыцарский. Ему следует и морской люд. Самого разного возраста.

Над якорной стоянкой у острова Госпорт, что к востоку от Портсмута, забрезжило хмурое ненастное утро. Заряды тумана то окутывали наш полугоночник, то улетали под ветром к неприветливому скалистому берегу. На корме полугоночника сидел Дядька Питер, судовледелец и шкипер, и грустно чесал бороду.

− Иван! – сказал он, пододвигая мне кружку с кофе – Иван, у нас запутались фалы в лэзиджек. Кто-нибудь должен полезть на мачту и их распутать.

Я поднял глаза на мачту, высокую, как у всех полугоночников. Где-то у самой верхушки, еле видимой сквозь туман, угадывались запутанные снасти.

− Проблема в том – продолжал Дядька Питер – что у нас для подъёма – только спинакер-фал. А он старый. Много не выдержит.

− Спокуха, шкип! Я знаю, что делать – и, перегнувшись через люк в салон, тихо позвал.

Через пару минут на пороге возникла Матроська семи лет от роду. Встрёпанные со сна волосы, сонные глазища, пижама в цветочек.

− Слушай, тут такое дело… – объяснил я – Вон видишь, вверху – снасти запутались. Надо их того, распутать.

− Хорошо! – сказала она – Сейчас переоденусь… только мачта мокрая, можно, вы меня на верёвке поднимете? – и исчезла в салоне.

Дядька Питер слушал наш диалог, открыв рот.

− Это что? – спросил он – Это она так просто согласилась?

− Ну, а что откладывать? Делать-то всё равно надо. Возьми вот, беседку привяжи Маленькой Девочке.

Мы усадили в беседку Матроську, закрепили её понадёжнее (нас сильно бросало на зыби) и аккуратненько подняли на мачту. Пару раз в пути она соскальзывала, отпускала мачту, и тогда её болтало на фале как девчонский маятник, но, пролетая мимо мачты, она ухитрялась зацеплять ногами мокрый алюминий, и подъём продолжался. Всё это время я стоял, задрав голову и страховал её насколько возможно. Но вот снасти распутаны, Дядька Питер, облегчённо вздохнув, пошёл травить фал, и Матроська приземлилась на палубу. Отвязывая девочку, я услышал странный хлопающий звук. Оглянувшись, мы увидели: совсем недалеко от нас разворачивается пассажирский паромчик, а на его палубе стоят люди и аплодируют. Я растерялся, а Матроська, выскочив из беседки, раскланялась как на сцене, с книксеном.

Хорошо, конечно, выйти в океан умелой сплочённой командой; командой, которой не страшны ни ветры, ни долгие вахты, в которой не конфликтуют, понимают друг друга без слов и всегда готовы придти на помощь. Многие об этом мечтают. Но только представьте себе, насколько фантастически прекрасно – взять, и сделать такую команду из себя, из других. Кстати, это не всегда и получается, зато уж если выйдет – с такой командой можно хоть на край света. И за край.