Текст книги "Дорога жизни"

86. Закат

День клонился к вечеру. С поля, поднимая пыль колесами телег, ехали с сенокоса работники колхоза. Мы с Колькой сидели на завалинке дома и смотрели как в воздухе летали стрижи и ловили мошкару. «Может в ночное поедем?» – предложил мне друг. В ночное мы ездили часто – нам нравилось сидеть вечером у костра. «А чё, поедем, только маме скажу», – согласился я. «Надо картошки взять, там печенок напечем и наедимся с хлебом», – сказал Колька и пошел к себе. Картошку возьмет он, так как у них была зимняя яма, где хранилась картошка. В ней она даже летом не прорастала, так там было холодно. Я побежал домой за краюхой хлеба и старой фуфайкой. Фуфайку положу на спину лошади, чтобы не сбить в кровь зад, а потом на ней можно поспать. Взяв все что нужно, мы отправились на конный двор, где уже собрались еще несколько ребятишек.

Конюх, дядя Федя, был там и ждал, когда приедут последние подводы. Мы всегда ездили на одних и тех же лошадях, подбирая не тряских на ходу. У меня был мерин рыжей масти по кличке Рыжко. «Все, ловите своих лошадей и открывайте загон», – скомандовал конюх. Сам он всегда ездил на оседланной лошади. Седло было стареньким, но как он говорил «не на парад едем», его оно вполне устраивало.

Коней не нужно было выгонять, они сами ждали, когда откроются ворота и резво выбежали. Мы всей ватагой погнали их за околицу, в сторону мельницы. Там, на берегу речки, росло березовое мелколесье и была хорошая трава. Кони резво бежали по дороге, поднимая клубы пыли. Пригнав лошадей на место, дядя Федя начал одевать на них путы, чтобы ночью они не ушли далеко. Мы в это время собирали для костра хворост. Спутав лошадей, конюх подошел и сказал: «Ну что, помощники, пойдемте раков навытаскиваем? Тут на той стороне речки берег крутой, в нем в норах раки днем сидят». Мы, конечно, обрадовались.

Кто же от раков откажется? Вода в речке была теплой, и у крутого берега было неглубоко – нам по шею. Обшаривали стенку берега, погружаясь в воду с головой, выискивая норы. «Есть!» – кричал кто-нибудь из ребятишек и выбрасывал на берег рака. Натаскав десятка два или три, мы оделись и пошли разводить костер. У конюха был большой котелок, который он всегда брал с собой. Зачерпнув в него воды, повесили на перекладину над костром. Солнце подошло к самому горизонту, оно постепенно превращалось из ослепительно белого в большой красный круг, уходящий за горизонт. Небо вокруг заливалось от оранжевого до бордового цвета. Наконец, солнце скрылось полностью, оставив за собой пожар неба, который предвещал конец дня и на завтра жаркий день. Костер весело горел, мы, расстелив свои фуфайки, заворожено смотрели на огонь. Когда нагорели угли, мы зарыли в них картофелины. Дядя Федя рассказывал разные истории из своей жизни, а может и не из своей. Он всю войну воевал и дошел до незнакомого города Праги. Был ранен, но после госпиталя снова попросился на фронт.

В котелке закипела вода, Федор ловко забросил в кипящую воду раков, мы стали пробовать картошку, которая тоже испеклась. Колька выгреб из углей картофелины, мы стали их есть. Каждый брал в руки картофелину, обжигаясь и перекатывая ее из руки в руку, разламывал, нещадно дуя, откусывал и ел вприкуску с хлебом. Кто-то брал из коробочки соль и солил, а кто-то ел без соли. Я не знаю, была ли на свете вкуснее еда в этот момент, думаю для нас – нет, не было и быть не могло ничего лучшего печеной картошки с хлебом.

Дядя Федя снял котелок и слил воду. «Налетай!» – скомандовал он, и мы потянулись за раками. Мы сидели у костра и смеялись над нашими лицами, которые были в саже от печенок, смеялись над друзьями, не видя своего лица. «Давайте, ребятки, к речке бегите, пока не совсем стемнело и умойте свои мордашки», – сказал конюх. Мы кинулись умываться. После, сытые и разомлевшие у костра, мы заснули. В небе давно зажглись звезды, стояла тишина. Только где-то в ночи позвякивало ботало, привязанное к шее лошади.

87. Чебачки

С вечера мы с Колькой договорились сходить к Красному берегу на рыбалку. Там в заводи перед перекатом водились чебаки. Чебаки были и в других местах, но у Красного берега не было этих разбойников-пескарей, которые съедали наживку, прежде чем клюнет чебачеок. Встали мы с восходом солнца – в такую пору рыба берет лучше всего. Закинув удочки на плечи, взяв банку с червями, накопанными с вечера, мы побежали к месту рыбалки. По улице из дворов женщины выпускали коров и гнали их на место сбора. Там, хлопая кнутом, их ждал пастух. Солнце только что вышло на свой дневной путь по небу и не успело еще нагреть воздух. Над рекой клубился редкий туман: это вода отдавала вчерашнее тепло. Стадо с мычанием направилось в поскотину, на места где пасли скот.

Мы пришли на место рыбалки и размотали удочки. Леска была скручена из простых ниток с крючком заглотышем на конце. У меня поплавок был сделан из пробки от бутылки какого-то вина, у Кольки – из гусиного пера. Забросив удочки, мы стали ждать. «Смотри-смотри у тебя клюет», – прошептал Колька. Правда, мой поплавок чуть притонул и поплыл в сторону. «Тяни!» – уже заорал друг, при этом приплясывая от возбуждения. Я резко дернул, и рыбка, блеснув на солнце чешуей, взвилась в воздух и тут же сорвалась. «Ну… сорвался», – со стоном выдохнул друг воздух из груди. Тут Колькин поплавок дернулся и ушел под воду. Колька, наученный моим опытом, не стал резко вытаскивать пойманную рыбу, а плавно вытащил чебака на берег. Рыбка билась на песке, и мы оба бросили свои удилища, стараясь ее поймать. Наконец нам это удалось и первый чебачок был отправлен на кукан. Потом чебаки стали брать один за другим. Мы оба с азартом старались быстрее нацепить следующего червяка и забросить крючок в воду. Солнце поднималось все выше, воздух прогрелся на столько, что стало жарко. Клев внезапно оборвался, и сколько мы не смотрели на свои поплавки, поклевок больше не было.

«Давай искупаемся», – сказал я и стал стягивать рубаху со штанами. Колька последовал моему примеру и мы голышом бросились в прохладную воду заводи. Половину заводи занимали заросли кувшинок, их белые цветы только начали распускать свои бутоны. Мы много раз видели цветущие кувшинки, и всегда смотрели на них как в первый раз, такие это были цветы – невозможно оторвать взгляд.

Как-то раз мы сорвали насколько цветов, хотели показать дома, но цветы быстро завяли и потеряли красоту. Больше мы кувшинку не рвали. Накупавшись до посинения, мы вышли из воды и растянулись на горячем песке. Внизу, за перекатом, стадо коров пришли на водопой и по брюхо стояли в воде, это слепни выгнали их из леса, с пастбища. Так они будут стоять, пока не спадет жара. Мы взяли свои удочки и куканы с чебаками, которых было десятка по три, на сковородку с яичками вполне хватит, и побежали домой. Нам сильно хотелось есть.

88. Крылатый разбойник

Высоко в небе летал коршун. Он парил на своих огромных крыльях, изредка делал взмах и снова парил, делая большие круги. Коршун высматривал добычу. У него в лесу на огромной осине было гнездо и в нем пара голодных птенцов. У коршуна отличное зрение, он с огромной высоты видит на земле даже маленькую зазевавшуюся мышь. Коршун высматривал сусликов, которых было много между речкой и лесом на высоком берегу. Суслики жили в многочисленных норах и у них постоянно кто-то был начеку, они как часовые стояли столбиками и зорко оглядывались. Но как бы они не смотрели, коршун все-таки делал пике и успевал схватить огромными когтями зазевавшегося суслика.

Мы с другом Колькой сидели на берегу реки у бывшего старинного моста. Мост был построен еще до революции, но обветшал и его разломали, от него остались только спиленные сваи возле берега.

В речке плавали гуси со своими выводками гусят, которые любили поплавать после того, как пощиплют траву. Мы с ребятишками только что искупались и грелись на горячем солнце. Коршун тоже видел гусят, но не решался напасть на выводок, так как видел нас. Гуси отплывали от нас все дальше и дальше по течению. «Смотри», – толкнул меня Колька в бок и показал в сторону отплывших гусей. Коршун налетел неожиданно для нас и гусей из-за высоких берез. Он слету схватил когтями гуся, но поднять его сразу не мог, так как гусь был тяжелым для него. Коршун отчаянно махал крыльями и постепенно оторвал гуся от воды. Мы с Колькой закричали и замахали руками, гусь тоже старался освободиться от когтей коршуна и наконец ему удалось вырваться – он упал в воду. Коршун просчитался, или пожадничал, схватив не гусенка, а взрослого гуся. Мы подбежали к месту, куда упал гусь. «Похоже цел», – сказал я – «поплыл к своим». Гуси в это время подняли такой гогот, что у нас заложило уши. «Вот чертов налетчик, мало ему сусликов», – сказал Колька – «у нас цыпленка утащил вчера».

Коршун набрал высоту и опять закружил в небе, выискивая себе добычу. Мы сидели на берегу и обсуждали налет коршуна, рассказывая разные случаи, когда этот пернатый хищник утаскивал у нас цыплят.

89. Клевера

Июль стоял жарким. Только что прошла гроза, напоившая иссохшую землю. Мы с другом Колькой сидели на завалинке их дома, лузгали семечки подсолнуха и смотрели как в большой луже купались воробьи. Мы тоже бегали во время дождя по лужам, смеясь и брызгая друг друга, мы промокли до нитки. Сейчас, когда выглянуло солнце, от нас шел пар, и мы ждали, когда высохнет одежда. Воробьи продолжали смешно бить крылышками по воде, а потом стряхивать капли. По всему было видно, что они получали большое удовольствие от такого купания.

К соседнему дому подъехал дядя Паша, он был колхозным бригадиром полеводов и всегда ездил на лошади, запряженной в легкие дрожки. Он приехал на обед. Дядя Паша был фронтовиком, отвоевав всю войну, не был ни разу ранен. Он часто брал нас с Колькой в поле, куда он ездил по своим полевым делам. «Давай попросимся прокатиться с дядей Пашей, наверное час в поле поедет», – сказал друг. «Давай, может возьмет», – согласился я – «только еще по подсолнуху надо свернуть, а то эти уже кончаются». Мы встали и пошли в огород, выбирать спелые головы подсолнухов. Свернув по хорошей голове, мы вернулись на завалинку и стали ждать, когда выйдет дядя Паша. Одежда уже на нас высохла. Дядя Паша вышел из дома и, увидев нас, сказал: «Ну что, воробьи, поедем со мной на клевера? Посмотрим, не пора ли их косить на сено». Нас уговаривать не пришлось, мы быстро уселись в дрожки позади бригадира.

Выехали за околицу, за которой начиналось картофельное поле. Ботва вся стояла в цвету, скоро созреет картофель и нас школьников будут просить помочь его убрать. Лошадь неспешно бежала рысью, понукаемая дядей Пашей. После грозы воздух был чистый и наполнен тонким ароматом цветущих цветов, растущих по обочине дороги. Началось поле, где был посеян горох. Дядя Паша остановил лошадь, вытащил небольшую литовку, которую всегда возил с собой, и накосил хорошую охапку гороха и бросил ее в дрожки. «Налетайте, воробьи, знаю что бегаете в поле за горохом», – с усмешкой сказал, он и мы поехали дальше. Горох мы правда любили и часто бегали в поле, набивая тугими стручками запазухи. Подсолнухи мы сразу отложили и принялись выбирать зеленые стручки гороха. За очередным колком открылось поле клевера. Клевер уродился высоким и казалось, что темно-красные волны, ходили от края до края. Мы смотрели на это чудо, на эту красоту цветущего клевера. Воздух был напоен необыкновенным запахом меда. Над клевером деловито летали шмели и еще какие-то насекомые – собирали нектар. На нас они не обращали внимания, они были заняты своим делом. «Да, пора косить клеверок, вымахал, хорошие будут зароды», – удовлетворенно сказал дядя Паша. Он развернул лошадь и мы поехали обратно домой. Наступал вечер, все лужи солнце уже высушило, и воробьи завтра будут опять купаться, только не в лужах, а в пыли. Так уж заведено.

90. Домашняя колбаса

Было раннее летнее утро. Солнце только что озарило село. Над речкой поднимался утренний туман, было прохладно. Я, поеживаясь от прохлады, вышел из дома и пошел к месту сбора коров. Сегодня я буду пасти стадо, так как меня об этом попросили. Нас, мальчишек, часто нанимали за определенную плату отпасти пастушню, так как хозяевам коровы, чья была очередь пасти, было некогда – они работали в колхозе. Сегодня должна была пасти семья молдаван, которые жили недалеко от нас, на берегу речки. Поселились они в нашем селе во время войны, а может еще раньше. Было их несколько семей и жили они хорошо, у всех был полон двор скотины. Пасти мы должны были вдвоем с их дочкой, которая была старше меня на несколько лет. Люстинка, так звали девчонку, была уже на месте сбора стада. Хозяйки выгоняли со дворов коров и гнали их в стадо.

Когда все коровы были собраны, мы погнали их в поскотину к кирпичному. Там на холмах в березняках росла хорошая трава. Пригнав на место, Люстинка позвала меня завтракать, это входило в плату за работу пастуха. Кормить должны три раза: утром, в обед и ужином после того, как пригоним коров домой. Было рано, в лесу еще не было паутов и коровы спокойно щипали траву. Мы сели под огромной раскидистой березой, и Люстинка, постелив на траве белую тряпицу, выложила из узелка снедь. Там был белый хлеб калачом, пяток яичек, круг домашней колбасы, лук перо и бутылка молока. Из того что она выложила, кроме яиц, у нас дома не было ничего, хлеб и тот был все время серым. Молоко нам иногда давали соседи, а колбасу я вообще увидел первый раз в жизни. У нас в селе ее делали только в семьях молдаван. От этого изобилия у меня свело живот и я сглотнул слюну. Мне хоть и хотелось есть, но я был стеснительным и не стал брать еду, пока меня не пригласила Люстинка. Она отломила кусок белого калача, отломила половину кральки колбасы и сунула мне в руки. От колбасы шел такой аромат, что у меня закружилась голова. Запах домашней колбасы мне был знаком, но только с улицы, когда у них ее вытаскивали готовую из печи. Аромат то ли жареного, то ли запеченного мяса шел далеко, это как от свежеиспеченного хлеба, только запах другой. Саму колбасу я не то что не ел никогда, я ее сроду не видел. Я откусил хлеб и кусочек колбасы… такого вкусного я не ел никогда в жизни. Какие приправы были заложены в колбасу я не знаю, но чеснок и перец были точно. Люстинка ела мало и вяло, она только подкладывала мне, видя как я уплетаю колбасу, вприкуску с зеленым луком и хлебом. Наевшись досыта и выпив пол бутылки молока, я сказал спасибо. Так вкусно и сытно я, наверное никогда не ел.

Но вот появились первые пауты, эти кровососы не щадили никого и на солнечных полянах стали досаждать коровам, которые стали беспокойно отмахиваться хвостами. Время подходило к обеду и стадо направилось в сторону речки. Коровы все зашли по брюхо в воду, остужая покусанные паутами вымя. Люстинка пошла в село, чтобы принести обед. На берегу была березовая роща, огороженная жердями. Это был загон для коров, которые постояв в речке, отдыхали в загоне, в тени берез. Вскоре пришла Люстинка, покормив меня, сама она поела дома, мы пошли купаться. Солнце неспешно двигалось по небу и жара постепенно спадала. Коровы отдохнув, ждали когда мы их выпустим пастись. Так прошло время и вечером мы пригнали стадо в село. Коровы с мычанием расходились по домам, где их встречали хозяйки, в руках которых был кусок хлеба, густо посоленный солью – это любимое лакомство коров. Накормив ужином мне дали расчет и я довольный побежал домой, чтобы отдать заработанные деньги маме. День прошел не зря.

91. Акация

Акация у нас в селе росла только возле школ. Школы, это бывшие поповские дома, построенные задолго до революции рядом с церковью. Дома эти были сработанны так хорошо, что простояли больше века. Были они построены из красного леса на высоких каменных фундаментах-подвалах, куда мы, детвора, боялись заходить. Об этих подвалах ходило много всяких легенд: о подземных ходах, прорытых до самой церкви и даже до монастыря, который находился в двадцати пяти километрах от нашего села. Вокруг этих домов были разбиты сады, в которых росло много кустов сирени и акации.

Мы любили в этих садах играть в прятки и, когда зацветала акация, лакомиться цветами. Цветы были мелкие, но так буйно цвели, что казалось у акации нет листочков. На вкус они были нежные и приятные, пахли медом. Оно и правда, вокруг всегда были пчелы и шмели, собиравшие нектар. Потом, когда пройдет немного времени, на месте цветов, опыленных пчелами, появятся стручки. Стручки тонкие и длинные, в них маленькие горошинки семян. Мы срывали их, удаляли семена, откусывали один конец и вот – свистулька-пищалка готова. Они пищали так пронзительно, что закладывало уши. Затем стручки высыхали и лопались, высыпая семена-горошинки на землю. Все это повторялось каждый год и не одно поколение детей играли в прятки в садах школы и лакомились цветами акации.

Потом построили новую школу, в старых домах поселились семьи, и сады вырубили. Так не стало в селе акации и сейчас дети не играют в прятки и не знают вкуса цветов акации.

P.S. Этих домов тоже не стало, как и садов. Церковь стоит одна, только тополя – ее ровесники, тихо шелестят листвой как будто вспоминая былое время.

92. Дятел

Только что проводили старый год и встретили новый. Ура! У нас зимние каникулы на целых две недели. Никаких уроков и никаких домашних заданий. Я сегодня проснулся рано, сегодня первый день каникул, и мы с друзьями договорились покататься на лыжах. Мама проснулась раньше меня и топила печь, от которой пахло чем-то вкусным. Зимой мы спали на печи, на которой всегда было тепло и уютно. Дом за ночь выстывал. Мама пекла блины, простые, обыкновенные блины, смазывая сковородку свиным жиром. Наевшись блинов и запив их отваром из ягод боярки, я оделся и вышел на улицу. На дворе стоял небольшой мороз и из труб домов дым поднимался прямо в небо. Было тихо. Я взял лыжи, которые были воткнуты в снег и отправился к своему другу Кольке. Колька тоже только что позавтракал и мы, одев лыжи, побежали на школьный угор, где договорились встретиться с друзьями. Сегодня мы пойдем кататься на угоры кирпичного заводика.

Вскоре вся компания собралась, и мы побежали по проложенной лыжне, которая вилась среди березового леса, с угора на угор. Снег был сухой и лыжи скользили хорошо. Так мы, дурачась и падая на крутых спусках, добежали до ключика, который бил круглый год. Зимой он был под шапкой снега и его не было видно. Недалеко от него стояла огромная береза, на которой часто сидели тетерева, питаясь почками. На ночь они падали в снег и там спали до утра. В снегу было намного теплее, чем на ветках дерева. На березе был один большой засохший сук, почему он засох, никто не знал.

«Смотрите, смотрите!», – закричал Колька, показывая в сторону березы. Мы все повернули головы, думая, что там сидят тетерева, но там сидел дятел. Он сидел на сухом суку и долбил клювом. Дятел был очень красивым, пестрым, с хохолком на голове. Он деловито долбил ветку, только щепки летели по сторонам, видимо, там были какие-то личинки, спрятавшиеся на зиму под кору. Мы заворожено смотрели на его работу и удивлялись, как это у него не болит голова, и как ловко он держится на дереве. Дятел не обращал на нас никакого внимания, продолжая выстукивать клювом свой завтрак. Наконец, то ли насытившись, то ли ему надоело позировать перед нами, он улетел.

Мы тоже, накатавшись вдоволь, побежали по лыжне в сторону села. На лицах у нас горел румянец во все щеки. Возле дома я снял лыжи, воткнул их в снег торчком, обмел валенки веником-голиком и зашел в дом. Очень хотелось есть. Так прошел первый день зимних каникул.

93. Муравьиная кислота

Был конец августа. Погода стояла по-летнему теплая, но по ночам тянуло уже осенью. В огородах и полях все поспевало. Я подошел в своему другу Кольке, который сидел на завалинке и лузгал семечки из подсолнуха. Подсолнух был большой и по всему видать, что спелый, так как шляпка была желтой. Я сел рядом и тоже стал выбирать семечки. Немного помолчав, Колька предложил сбегать на поле, где растет колхозный турнепс и полакомиться. «Пошли, он сейчас уже наверное вкусный». Я тут же согласился. Колька отломил от шляпки подсолнуха половину и подал мне.

Так, лузгая на ходу семечки, мы побежали за поскотину к полю, где рос турнепс. Дорога шла по кромке леса, а потом между посевами пшеницы. Пшеница была уже желтой, с крапинками синих васильков, от легкого ветерка ходила волнами от одного края к другому. Вот и поле, где рос турнепс. Корнеплоды были на столько крупными, что на половину вылезли из земли. Мы выбрали по самому большому, как нам казалось, и самому сладкому корнеплоду, которые с трудом вытащили из земли. Отряхнув добычу от сухой земли и обтерев ладонями, мы зубами стали счищать кожуру, которая чуть горчила, но оно стоило того. Таким образом, очистив половину, я впился зубами в очищенный корнеплод. Колька делал то же самое. Мы с хрустом откусывали кусок сочного, сладкого турнепса и, пережевав, проглатывали. Нам в этот момент казалось, что нет ничего вкуснее, чем это лакомство.

«Пошли обратно лесом, я там в одном месте огромный муравейник видел, когда коров пас. Кислоты полижем», – предложил я другу. Колька, конечно, тут же согласился, потому что кто откажется от такого лакомства, как муравьиная кислота? Так мы, грызя свои корнеплоды, прошли пшеничное поле и углубились в березовый лес. Лес был светлым. Попадались полянки с дикой клубникой, которую мы тоже срывали и кидали в рот. Правда ягод в это время было уже мало, но нам хватало, мы же не за ягодами пришли. «Вон видишь муравейник», – показал я рукой другу в сторону огромной березы. Береза была настолько толстой, с огромной кроной, которой, казалось, закрывала весь лес. Вот под этой березой муравьи устроили свой дом-муравейник.

Муравейник был огромным, под стать своей крыше – березе. Мы сломали по тонкому прутику, очистили от коры и положили на муравейник. Муравьям, видимо, не понравилось наше вмешательство в строительство их дома и они тут же набросились на прутики и облепили их так плотно, что прутьев не было видно. Подождав немного, мы взяли свои прутья и, стряхнув с них муравье, стали лизать. Вкус был кислым и приятным, так мы повторили несколько раз. Полакомившись муравьиной кислотой, мы побежали домой. Настал теплый вечер, солнце подошло к горизонту.

Мы с Колькой сидели на завалинке его дома и лузгали семечки. В небе летали стрижи, вылавливая насекомых и заодно тренируясь перед дальним перелетом в теплые края. Они стремительно взмывали вверх и, быстро разворачиваясь, садились на провода, затем снова срываясь, неслись в высоту, делая крутые виражи. «Как они не сталкиваются друг с другом в воздухе?» – не то сказал, не то спросил Колька. На дороге в пыли купались воробьи и быстро склевывали семечки, которые мы им бросали. Они ловко отделяли шелуху от зернышек и совсем не боялись нас. Солнце скрылось за горизонтом. На той стороне речки сразу исчезли стрижи и не стало воробьев – все спрятались до утра. «Ну чё, по домам?» – сказал я и мы поднялись с завалинки, стряхнув шелуху с коленок.

Так прошел день в конце августа, скоро в школу.