Текст книги "Голос моря"

Аяана проснулась со странным ощущением. Стояла оглушительная тишина, наполненная разрозненными эмоциями. Мухиддин и Мунира все больше и больше напоминали собственные отражения в запыленном, замутненном зеркале. Окружающие же старались в их присутствии выбирать слова с осторожностью. Однажды явившийся выразить сочувствие имам сказал:

– Mungu amlaze mahali pema… Inalilahi Wainailahi Rajiun… – «Пусть душа его упокоится с миром».

До того как он успел продолжить, Мухиддин набросился на гостя, схватил его за грудки и встряхнул, после чего прорычал:

– Забери свои слова обратно! Не смей говорить о моем сыне так, словно он умер. Он жив!

Аяана опасалась момента, когда подобная ссора произойдет на глазах толпы. Время в их семье теперь делилось пропажей Зирьяба на «до» и «после». Страдания плотным кольцом окружало всю их троицу. Некоторые слова искажались и приводили к перебранкам. Иногда скандалы происходили из-за пустяков. Например, из-за напитка: Мунира сообщила Мухиддину, что ей нужно снотворное. Тот же вцепился в свои драгоценные склянки, наотрез отказываясь делиться. Аяана прислушивалась к крикам с ужасом. И выжидала.

В этот раз никто не явился вместе со спасенным Зирьябом. Жители острова с изумлением наблюдали за ухудшением состояния Мухиддина, которого считали практически оракулом. Теперь же он с трудом связывал слова в грамотное предложение – впервые за все время с его появления на Пате. На них свалилось слишком много несчастий зараз. Но жизнь шла своим чередом, и окружающие обрели покой в ежедневных делах, а также в привычном ритме приливов и отливов.

Мунира и Мухиддин ограждали место Зирьяба тишиной, тем же, кто выражал сочувствие, говорили удобную ложь:

– Tumeshapoa – «мы исцелились».

По острову тем временем распространялись слухи, что Зирьяб освободился от чар Муниры и сбежал, опасаясь за жизнь. Мать Сулеймана разожгла и подкармливала этот пожар. Она появлялась в центре любой беседы, словно принесенная вихрем, звеня золотом и драгоценностями, чтобы объявить: Зирьяб Раамис обручился с богобоязненной женщиной из хорошей семьи. Амина говорила всем, что муж кидонды сбежал, потому что другая жена, Надифа Васима, настоящая леди с нежным голосом, которая жила в Момбасе, родила ему сына.

Отравленная столь детальной ложью, Мунира следующим же утром села на протекающую лодку, идущую в Ламу, а оттуда отправилась в столицу региона на автобусе. Через десять дней женщина вернулась с поджатыми губами и пылающим взглядом и тут же бросилась на поиски Амины Махмуд. Та обнаружилась в палатке с тканями. Они с Худхаифой обсуждали, как отличить настоящий суданский платок от подделки.

Мунира влепила сплетнице пощечину. Амина сначала схватилась за пылающую щеку, но быстро взяла себя в руки и с ядовитым смешком спросила:

– Как поездка? Клянусь, однажды я растопчу твой жалкий труп, оборванка. Не забывай оглядываться, дорогая.

– Жду не дождусь, – фыркнула Мунира и зашагала домой, игнорируя взгляды зевак.

Когда же она оказалась в гостиной, то рухнула на стул и пустыми глазами уставилась в пол.

На следующий день Мухиддин облачился в новый серый костюм, сообщил Аяане и ее матери, что отправляется в Момбасу, чтобы незаметно навести справки о сыне, как и советовали двое отставных служащих, и, когда сошел в старой гавани районной столицы, не стал обращаться в полицию, а устремился к старой части города, чтобы разыскать и нанять частного детектива. После чего тем же вечером продолжил путь к Малинде, где оплатил услуги медиума, который общался с миром духов. Оба пообещали отыскать Зирьяба, живого или мертвого.

Через четыре дня Мухиддин вернулся на остров Пате с воспрянувшей надеждой. Однако недели превращались в месяцы, а результатов все не было. Нанятый детектив, как и медиум, кажется, черпали информацию из одного источника, так как отделывались заверениями, что приближаются к обнаружению цели, пока скрытой неясными тенями. Потом сообщения и вовсе прекратились, а при звонках Мухиддин постоянно слышал короткие гудки.

Аяана превратилась в посредника между двумя страдальцами. Пару раз в день она заходила к пахшему алкоголем наставнику, помогала убираться, иногда вытирала рвотные массы. Он же сидел с отсутствующим видом, мыслями витая где-то далеко. А когда наступали периоды просветления, то возился с электроникой: чинил приборы, разбирал на детали и собирал их заново. По ночам вся троица прислушивалась к звукам, которые мог издать вернувшийся домой Зирьяб: к стуку, к скрипу, к шороху, к шуму упавшего предмета.

Аяана взяла в свои руки дела взрослых: разносила благовония и эликсиры клиентам, продавала книги Мухиддина и отрывки с чарами, большинство которых придумала сама, опираясь на стихи Хафиза. Она также делала успокаивающий массаж взвинченным женщинам, растирая их спины жасминовым маслом теплыми ладонями, наносила на их руки и ноги хной символы, призванные приманить надежду и удачу. К собственному удивлению, Аяана встретила проявления доброты некоторых людей в самых неожиданных видах: более высокой оплате услуг, завернутой в тряпицу еде, оставленной на пороге, прошептанных молитвах и сочувственных прикосновениях.

Гром, молнии. Два дня лил дождь.

Аяана прыгала по лужам. Необычный голубоватый туман окутал остров призрачным очарованием. Она спешила по улицам, оглядываясь через плечо, сопровождаемая самым сильным страхом, что кто-то заговорит с ней тем же свистящим шепотом, как Фазул из Египта. По спине от одной мысли пробегал холодок, в горле першило, а в сердце ледяной струйкой вползало чувство вины, что это она, Аяана, стала причиной тех внезапных исчезновений. Она желала избавиться от ужасного чужака, а потом молилась, чтобы Зирьяб пропал, а они с Мунирой и Мухиддином зажили как раньше, до его приезда. Конечно, она не знала, что ее пожелания исполнятся.

На острове их теперь называли семьей пропавшего без вести рыбака, а при них намеренно говорили о любых других вещах: о погоде, о новостях, о недавно прибывших, о рождениях и свадьбах, о происходящем в Палестине, хотя раньше, до появления солдат, последнее никого не интересовало.

Аяана погрузилась в чтение книг, сбегая в иной мир выдуманных персонажей, где можно было наблюдать за приключениями и отвлекаться от своих проблем. В заплесневелой копии «Лейли и Меджнуна» Низами Гянджеви, обнаруженной на полках Мухиддина, описывалась история любви и желания, отчасти напоминавшая девушке чувства ее матери, а также страдания, превосходившие все то, что испытывал сейчас наставник. Книга порождала новые вопросы без ответов.

Позднее Аяана лежала под звездами, на время покинув подавляющую атмосферу дома, и слушала пение ночного ветра. Именно тогда она впервые заметила крики джиннов – высокие ноты, поднимавшиеся со дна моря. Попытка различить слова привела также к обретению странного кокона тишины, мягкой капсулы, отделявшей от остального мира. Волны плескались о берег. Луна отражалась на водной ряби. Mahtabi. Akmar. «Иные миры. Лучшие миры».

Аяана пряталась от дневного света, чтобы не пришлось придумывать ответы для любопытных.

Она воздела руки к ночному небу и представила, как отправляет сознание в полет, следуя извивам переплетенных нитей чужих судеб в поисках одной-единственной – Зирьяба Раамиса. Шагая по кромке моря, девушка прочесывала пляж, пересекала наносы песка, исследовала пещеры, наполненные эхом ее тайного греха, отголоском всех завистливых молитв с просьбой забрать Зирьяба. Теперь же его отсутствие создало пустоту, и Аяана отчаянно желала его возвращения. Под ногами волны разбивались о камни. Над головой проносился завывающий ветер. Среди бликов на черной воде во второй раз послышались вздохи джиннов. Девушка присоединила свой голос к их и испустила протяжный вопль, в который вложила свое стремление стать центром шторма, стать бесстрашной, бесформенной и сильной. А затем она набралась храбрости и нырнула.

Море казалось жидким углем, лишь слегка разбавленным осколками луны. Глубина манила и звала. Волны мерно пульсировали, будто живое сердце. В океане не было места пустоте, все существа находились в единстве. Аяана поддалась соблазну и начала погружаться, погружаться, теряя ощущения верха и низа среди мерцающих, прозрачных слоев воды. Мимо проплыло создание, которое несло в себе собственный внутренний огонь. Уши заложило. Стало холоднее. Вокруг ныряльщицы кружили морские обитатели всех размеров и форм: похожее на угря существо таращилось на нее круглыми глазами, стая крошечных серебристых рыбок щипала за голую кожу на ногах.

Аяану окутало знакомое спокойствие, растворявшее время и проблемы. Она набрала в легкие достаточно воздуха, чтобы не беспокоиться о давлении толщи воды и отдаться в объятия океана. Погрузиться в безмятежность. Легче было продолжать опускаться, чем стремиться наверх. Раздался шепот джиннов. Тогда Аяана вспомнила, что нужно изогнуться и начать бить ногами. Она устремилась к поверхности, по пути растворяя слезы в море, и наконец вынырнула, тяжело дыша и едва не захлебываясь. Затем легла на воду и позволила телу самому выбирать направление.

Каждый новый день казался повторением предыдущего. Каждая новая ночь была того же оттенка пустоты. Постепенно стало ясно, что ничто – тоже обитаемое пространство.

Так незаметно прошел год.

23

Мухиддин решил сделать то, чего обещал никогда не повторять, – покинуть Пате. Он явился на порог дома Муниры, когда Аяана была в школе, и пробормотал, что собирается в Найроби с целью раз и навсегда выяснить истину, срока же возвращения не мог сообщить. Собеседница гордо вздернула подбородок, не желая умолять последнего дорогого мужчину не покидать ее. Не желая показывать, насколько ей страшно, не желая признаваться, что у нее подходят к концу сбережения. Что заем Зирьяба на рыболовецкое оборудование составлял более семидесяти трех тысяч шиллингов и увеличивался из-за процентов.

– Отлично, – натянуто заявила Мунира. – Проваливай.

Мухиддин какое-то время молча стоял, будто ожидал продолжения, затем протянул ей письмо для Аяаны. Он решил уехать, пока та будет занята в школе. Протянул звякнувшие ключи.

– Передай дочери. Дом и всё, что внутри. На случай…

«Если не вернешься», – мысленно завершила предложение Мунира, приняла письмо и связку ключей, молча кивнула.

Мухиддин ушел.

Мунира вскрыла письмо и прочла несколько строк сквозь слезы.

«Абира, я уехал, чтобы найти Зирьяба, но обязательно вернусь. Будь храброй. Защищай маму. Не забрасывай учебу. Твой настоящий отец, Мухиддин».

Аяана наблюдала, как в кастрюле закипает зеленоватый отвар mwarubaini – нима, который отгонял малярию и еще тридцать девять других хворей. В воде плавали листья, кора и семена растения. Целебный эликсир мог излечить почти от любых болезней. Но против горя он был бессилен.

24

Mtupie Mungu kilio, sio binadamu mwenzi.

Взывай к Богу, человеческое существо здесь бессильно

В марте, после сообщения Муниры о том, что у них не хватит денег на оплату учебы в школе на следующую четверть, Аяану скрутил приступ астмы. Всю ночь они с матерью провели под покрывалом, дыша целебным паром на травах.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещала Мунира.

Они вдыхали и выдыхали ароматы эвкалипта и мяты, вместе с которыми в легкие проникали также тени стыда и страха.

– Я буду читать каждый день, – с трудом втягивая воздух, заявила Аяана и закашлялась. – И буду помогать тебе с салоном.

Дважды в день Аяана ходила к дому Мухиддина и ждала его возвращения, сидя на каменных ступенях. Иногда она набирала его номер на телефоне и слышала: Mteja hapatikani kwa sasa. «Абонент недоступен».

Так прошел, вытек сквозь пальцы еще один год.

Дважды в день Аяана ходила к дому Мухиддина и сидела на каменных ступенях крыльца. А набирая номер на телефоне, слышала: Mteja hapatikani kwa sasa. «Абонент недоступен».

Сменился сезон.

Однажды на остров явились двое неожиданных посетителей. Они прибыли на бело-голубой египетской яхте под названием Bathsheba, причалили к обветшалой пристани и сошли на берег при помощи неразговорчивых членов экипажа в форме тех же цветов, что и быстроходный катер. От пары туристов исходил запах новой кожи, золота и хрустящих банкнот. Все в облике недавно приехавших мужчин кричало о богатстве: вышитые вручную узоры на рукавах, модные галстуки, рубашки с монограммами. На острове этот экстравагантный дуэт назвали Ва Машрик, хотя они, вполне возможно, явились из других мест.

Пять дней спустя один из мужчин произнес на шепелявом, резком, манерно растянутом английском:

– Правда, чистая правда… Женщины здесь – настоящие красотки. – Эти слова заставили проходящую мимо Муниру вздрогнуть и смерить расстояние до своего дома, который виднелся вдалеке. Мужчина же глубоко вдохнул, прикрыл глаза и причмокнул, изображая восторг. – Нам об этом говорили, но действительно стоило приехать сюда и убедиться. Мы собираем редкости в коллекцию и что же обнаружили?

Он улыбнулся.

Мунира же нахмурилась, отогнав легкое удовольствие, если чужак вообще говорил с ней. Затем ощутила раздражение. У нее не было времени на выслушивание льстивых речей. Она ускорила шаг.

– Мы должны обсудить все серьезно, – окликнул мужчина.

Мунира обернулась и уставилась на наглеца, сощурив глаза. Его лицо перечеркивали тонкие шрамы, выделявшиеся на фоне золотистой кожи так изящно, будто были нанесены намеренно. Ровные зубы, руки с ухоженными ногтями сложены на груди напротив сердца, светло-карие, почти желтые глаза, рассматривают собеседницу, как сытый хищник.

Она фыркнула, высоко вскинула подбородок и зашагала дальше.

– Нам действительно нужно поговорить, госпожа Мунира, – сказал мужчина.

Услышав свое имя, она запнулась, обернулась через плечо и резко спросила:

– Вы знаете, как меня зовут?

– Чтобы бизнес приносил доход, это обязательное условие, госпожа, – сообщил собеседник, удерживая ее взгляд. – Хотите узнать, что я предлагаю?

– Откуда вам известно, что мне требуется? – осмотрев мужчину с ног до головы, фыркнула Мунира.

Тот растянул губы в хитрой улыбке, обнажив зубы, и принялся перечислять, загибая пальцы:

– Первое, никогда больше ни на кого не работать. Второе, выплатить долг за мечту возлюбленного. Третье, путешествовать с комфортом по всему миру, куда и как хотите. И четвертое, – он понизил голос, – узнать ответы на интересующие вопросы.

Внешне Мунира сохранила безразличие, но внутренне затрепетала, не веря услышанному. По телу пробежали огромные мурашки.

– Плата за первую встречу авансом, – продолжил таинственный мужчина. – Это не обсуждается. И столько же по завершении. Назовем это «входным сбором». – Легкий, мелодичный смешок. – Если сделка будет заключена, вы получите банковский чек с пустым полем, куда можно будет вписать любую сумму вплоть до полутора миллионов американских долларов. Большее количество вызовет подозрения. Мы же не любим поднимать шум. – Еще один смешок, будто звон колокольчика на входе в магазин.

Мунира подозрительно прищурилась, пока в сознании кружил вихрь вопросов. Что происходило? Можно ли доверять незнакомцу? Неужели он действительно мог погасить все долги? Неужели все ее страдания окончены? Могла ли она покинуть остров?

Она представила, как высаживается на Занзибаре и идет разыскивать семью с размахом и помпой. Или же отправляется за покупками в Париж, Лондон, Тунис. Начинает жизнь с чистого листа. Затем задумалась, чего потребует взамен чужак, и поджала губы. Чего хотят большинство мужчин от женщин?

– Сколько вам лет? – уточнила Мунира.

– Сорок, – улыбнулся собеседник. Она вернула улыбку. Затем он вздохнул. – К сожалению, сделку я организую не для себя. Хотя и жалею об этом, сам бы не отказался от подобной. – Он снова улыбнулся и продолжил: – Я всего лишь посланник. Джибриль[16]16
  Джибриль – один из четырех ангелов, приближенных к Аллаху.


[Закрыть], выполняющий деликатные поручения для Бога.

Мунира рассмеялась.

Собеседник тоже.

Затем она выпрямилась и спросила:

– Тогда кто же в этой истории Бог, Джибриль?

– Вы скоро встретитесь лично. Вы уже имели удовольствие его видеть, вне всякого сомнения.

– Итак? – пожав плечами, приподняла брови Мунира, припомнив некоего толстячка, который ранее сопровождал ее нынешнего собеседника.

Он всем телом повернулся, удерживая ее взгляд, и уже более холодным тоном сообщил:

– Как я объяснил, мы коллекционеры и ищем произведения искусства. Даже те, которые пылятся в безвестности в дальних уголках мира.

Мунира промолчала, ожидая продолжения. Волны с тихим шорохом выкатывались на берег. Солнечные лучи жгли ее кожу.

– Итак, – продолжил мужчина, – обсудим вашу дочь. – При этих словах сердце матери замерло, а потом принялось бешено колотиться. – Аяану, – добавил он, заставив перепуганную собеседницу подпрыгнуть, затаиться и затравленно посмотреть на наслаждавшегося зрелищем чужака. – Она вызывает к жизни воображаемые миры. Воплощает мечты. Наверняка перевоплощается. Мой клиент должен обладать такой драгоценностью. Мы отшлифуем ее способности, оправим. Поместим на витрину, откуда все смогут наслаждаться видом. Она девственна? Это важно. Является знаком подлинности, так сказать. Наниматель должен ею обладать.

Муниру с головой накрыло черной волной страха, который запустил холодные щупальца в сердце, прошил электрическим разрядом тело, огнем прокатился по пищеводу, ледяными струйками просочился в душу, и на краткое мгновение женщина почувствовала себя так, будто ее обнаженной выбросили из воображаемого самолета, летящего в Париж. Затем накатил прилив гнева, окрасив ее щеки красным.

– Моей дочерью? – яростно выпалила она.

– Ею, – кивнул чужак. – Она настоящее сокровище. – Он склонил голову набок и хитро улыбнулся, сверкнув зубами, играя как кошка с мышью. – А вы как думали, о ком я говорил все это время? – Он наслаждался видом вспыхнувшей Муниры, которая тяжело дышала. – Представьте, вы сможете открыть собственные магазины по всему миру и продавать свои благовония. Фабрики будут производить ваши составы в промышленных масштабах. Индустрия красоты и парфюмерии приносит триллионы американских долларов. Если вы готовы поделиться, то мы поможем начать бизнес, преподнести новый бренд нужным людям. Женщины по всему свету станут носить на себе изобретенный вами аромат. Все возможно.

– В обмен на мою д-дочь, – заикаясь, трясущимися губами проговорила Мунира, стараясь вновь обрести контроль над собой и мечущимися мыслями.

– Да, – кивнул мужчина, рассматривая отполированные ногти.

Он ожидал реакции собеседницы.

Та представила свою дочь. Представила, как неизвестный богач ставит на ней свое клеймо. А еще представила, что Аяана будет обеспечена на всю жизнь. И что долги Зирьяба будут оплачены. После чего можно нанять рабочих, чтобы отремонтировать и расширить дом, уставить его прекрасными безделушками. Можно отыскать мужа и зажить с ним счастливой жизнью, навек прогнав тени, убивающие надежду. Свобода. Аяана…

– Она моя дочь, мое дитя, – прошептала Мунира.

– Позвольте не согласиться, – спокойным, увещевательным тоном произнес мужчина. – Искусная картина остается картиной вне зависимости от размера. Искусство не имеет возраста. Аяана же – само воплощение грации и красоты. Будто светится изнутри. Ваша дочь напоминает хрупкую птичку. От хорошего обращения она запоет. Мой наниматель ценит все прекрасное. – Он махнул рукой. – Впитывает этот свет. – Он поймал и удержал взгляд Муниры, потом с ухмылкой добавил: – Так скажите, когда девочка не считается женщиной? Мой клиент абсолютно очарован. Вы понимаете.

– Картина, значит? – едва в состоянии вымолвить хоть слово, выдавила Мунира.

– Подлинник.

Она опустила на лицо накидку и осмотрелась по сторонам. У ее ног прыгала стайка черно-белых птиц, чуть поодаль сидели два диких кота, старый петух с длинными шпорами вышагивал с важным видом, косясь на женщину – не годится ли она в еду?

– И часто вы это делаете?

– Что именно?

– Коллекционируете девочек.

– Мы ценители красоты, – нахмурился собеседник. – Что в этом плохого?

– Вы не ответили про девочек.

– Пока претензий не поступало, – презрительно скривился он. – Уж точно не от тех, кто заключил с нами сделку. Они летают первым классом по всему миру: в Дубай, Рим, Стамбул. – Снова мелодичный смешок. Красноватый блеск в глазах чужака. – Так что же вы решите, дорогая Мунира?

– Мне нужно время, чтобы подумать, – прошептала она, дрожа всем телом.

– Как неудачно складывается, – прищелкнул он языком. – Время – единственное, что не в нашей власти. – Заметив, как изумленно вздохнула женщина, собеседник сказал: – Вы удивлены?

– Когда я проснулась, – сквозь стиснутые зубы процедила Мунира, – я не представляла, что сегодня повстречаю властителя судеб. Слышала, вы и вам подобные обладаете бессмертием.

На челюсти чужака заходили желваки, он прикрыл глаза, а потом решил прибегнуть к добродушному тону и произнес:

– Сарказм, хм. Для вас и вам подобных – это настоящая роскошь. Неплохое замечание. Но вы мать, поэтому решение все равно остается за вами. Даю пять минут. Если предложение неприемлемо, то мы сегодня же покинем остров. – Опять смешок, похожий на колокольчик в магазине. – Когда мой клиент решает, что чего-то хочет, то ни на что иное не разменивается. Подделки и репродукции приносят лишь разочарование. Мой наниматель всегда придерживается только плана «А», и это сделало его богатым. А еще никогда не навязывает свою волю. Поэтому решение принимать вам.

– Э-э, – протянула Мунира, не зная, что сказать.

– Если вы согласитесь, то у вас будет три дня на подготовку девочки. – Мужчина вытащил из кармана звякнувшие ключи и добавил: – Чтобы одеть ее, отмыть грязь. Моему клиенту понравился запах роз. Ваше изготовление? Очень тонкий, будящий воображение. Он и привлек наше внимание.

– А у вас разве есть свое мнение? – угрюмо спросила Мунира.

– Да, конечно, – надменно изогнув одну бровь, отозвался собеседник. – Оно всегда совпадает с интересами нанимателя. – Воцарилась тишина, которая грозила поглотить их. – Встречу проведем в вашем доме. Это вызовет меньше подозрений. Вечер четверга подойдет? – Он достал из нагрудного кармана рубахи толстую пачку купюр. – Семьдесят пять тысяч шиллингов. Это вам на подготовку. Достаточно, чтобы покрыть долг пропавшего мужа? Почему вы удивляетесь? Мы тщательно работаем и понимаем основные человеческие потребности.

Когда Мунира застонала, мужчина ухмыльнулся и прокомментировал:

– Большинство бизнес-планов терпит крах при недостаточном внимании к комплексной юридической проверке, содержание которой часто оказывается весьма занимательным. Мы же всегда остаемся в выигрыше. – Новый смешок. – Оденьте девочку в пастельных тонах. Например, в перламутровый. Сатин на женской коже смотрится… – Он наклонился вперед и поцеловал кончики пальцев.

Мунира не могла оторвать взгляд от денег. Молчание сгустилось между ней и искусителем, словно живое существо, которое поглощало все остальные звуки: шум моря, крики птиц и животных. Она смотрела и ждала. Четыре минуты. Душу раздирали сотни эмоций. Ужас едва не заставил сбежать без оглядки, но ноги точно приклеились к земле. Семьдесят пять тысяч шиллингов! Мунира могла ощутить запах застарелых и давно похороненных желаний, могла представить завистливые взгляды тех, кто раньше высмеивал отверженную женщину. Она могла наконец стать той, кем с детства предназначалось судьбой. Три минуты. Но какой ценой? Продав собственную дочь? Мунира застыла в нерешительности. Все мечты и нереализованные желания никуда не исчезли. Они ждали своего часа и теперь шептали ей на ухо.

– Две минуты, – объявил мужчина.

– Как вас зовут? – крикнула Мунира.

– Серьезно? – с полуулыбкой покачал головой чужак. – Так ли уж необходимо это знать?

– Пожалуйста, мне нужно еще немного времени, – взмолилась женщина.

Тишина. Одна минута.

Наконец Мунира развернулась и побрела прочь.

Она не видела изумления в глазах мужчины, не замечала его облегчения и вряд ли бы распознала на секунду промелькнувшее злорадство, будто именно собеседник одержал победу. А если бы распознала, то передумала бы оборачиваться, чтобы бросить через плечо:

– В четверг, в шесть тридцать. Жду вас в моем доме, как вы и предлагали. Я подам закуски. Или подобным вам не нужна еда? Аяана будет готова.

Мунира вскинула голову, прижала к лицу накидку, затем услышала звенящий смех, который летел вслед, и поняла, что так, наверное, смеялся и Иблис.

25

В то же самое время Аяана бродила вдоль побережья и торговалась с рыбаками за дагаа к ужину, а также подслушивала их разговоры, не замечая блеска, который отражался на направленных в ее сторону с яхты линзах бинокля. Девушка шагала по пляжу не столько из необходимости, сколько из желания увидеть новые предметы и представить, как и откуда они приплыли, прикоснуться к ним, прочитать зашифрованное в них послание. Даже прибитые водой деревяшки необычной формы хранили в себе историю. А вот мертвые угри были просто мертвыми угрями. Зато черепаху из синего пластика наверняка выпустил в море ребенок, чтобы дать возможность игрушке посмотреть мир.

В своем воображении Аяана плыла на спине этой черепахи, заходя в порты разных стран, где ее чествовали, любили. А потом вызволила бы Зирьяба, чтобы Мухиддин вернулся. В придуманном мире с острова Пате не уезжали бы люди и на месте когда-то освещенных свечами и фонарями окон не хозяйничала бы безжизненная тьма.

Аяана скорчилась и запустила пальцы в песок, желая, но никак не имея сил достать из внутреннего кармана книгу, которую вряд ли можно было читать девушке ее возраста: «Дона Флор и два ее мужа» Жоржи Амаду. Однако она все равно ее читала.

Этим утром произошло нечто невероятное: угловатый, самоуверенный, взъерошенный Сулейман приблизился к Аяане, которая стирала, и заговорил с ней.

– Привет! – растягивая слова, произнес он и принял небрежную позу, которая бы завершила образ хип-хоп-звезды в модном прикиде и с волосами, собранными в толстые афрокосы.

Аяана только фыркнула в ответ, продолжая тереть ворот рубахи и периодически опуская ее в ведро с мыльной водой.

– Я тебя видел, – продолжил Сулейман, становясь напротив.

– Я занята, – снова фыркнула девушка, остро переживая грядущую утрату будущего из-за невозможности продолжить образование, отчего сердце сжималось от страха, а она сама «сжималась» в обществе ровесников.

– Я видел, как ты плавала в море, – сообщил Сулейман.

В его присутствии Аяана становилась неловкой и язвительной, она потела и суетилась. Вот сейчас уронила в ведро мокрую рубаху, которую стирала, хотя не из-за волнения, а от страха.

– Ты неплохо плаваешь, – сказал парень. – Но я лучше.

– Пожалуйста, никому об этом не говори, – умоляющим голосом, звучание которого ненавидела, попросила Аяана и подняла взгляд на собеседника.

Тот поджал губы, желая доставить наглой девчонке как можно больше неприятностей, но в то же время стремясь доказать себе, что сумеет обогнать ее. У перешептывающихся подростков она давно стала объектом непристойных фантазий. Не по романтическим причинам, а в силу своего незаконного происхождения, что делало Аяану запретным плодом. Мальчишки уже давно делали ставки, кто сумеет сорвать главный приз. Сулейману иногда казалось, что он выиграет пари, но в то же время его одолевали сомнения, так как жертва охоты при его приближении немедленно удалялась в противоположном направлении. Что-то в ней вызывало непреодолимое желание ударить, причинить боль. Если бы Аяана была бабочкой, то Сулейман медленно оборвал бы ей крылья. И не только потому, что она превосходила его в учебе и только после ее ухода он стал считаться первым в классе, получив отличные оценки за экзамены.

Поэтому сейчас он решил позлорадствовать:

– У меня отличные новости. Я отправляюсь в Университет Шарджи в Эмиратах, – задрав подбородок, сообщил Сулейман, насладился выражением лица девушки и добавил: – Как ты знаешь, мои результаты экзаменов – лучшие в регионе, поэтому нужно учиться там, где мой интеллект оценят по достоинству. Кения слишком мала для меня.

Аяане, точно знавшей, что она умнее собеседника, хотелось завопить от досады и несправедливости, но лишь опустила голову, не желая вступать в пустые споры.

– А ты что собираешься делать со своей жизнью? – не получив ответа, осведомился Сулейман.

– Делать? – переспросила Аяана.

– Да.

Она отвернулась и уставилась на море сквозь слезы. Как же несправедливо! Чья-то жизнь – бесконечный океан возможностей, а у кого-то она сводится к протекающему красному ведру. Сулейман ждал ответа. Тогда девушка пожала плечами, ссутулилась, чтобы скрыть в тенях лицо, и безразличным тоном поинтересовалась:

– Что планируешь изучать в университете?

– Инженерное дело и менеджмент, – с готовностью откликнулся Сулейман. – Науку, – он говорил так гордо, словно уже получил диплом.

– А мне нужно закончить стирку, – сообщила Аяана.

– Послушай, – произнес парень, – я могу всем рассказать, что ты плавала в одиночестве. – Он ухмыльнулся, наслаждаясь происходящим, а когда она снова пожала плечами, хотя сердце бешено заколотилось в груди, продолжил: – Но ты мне нравишься.

Аяана резко обернулась. Несмотря на примерно одинаковый рост с Сулейманом, он был крупнее и облечен ореолом богатства, который ощущался так же явственно, как запах. Парень схватил ее мокрую руку и вложил в ладонь отрез кремовой ткани, в котором сияла бледно-розовым перламутром жемчужина из старого ожерелья Амины размером с мраморный камешек для игры.

Замершая без движения Аяана изумленно смотрела на подарок. Сулейман же поднес ее запястье к губам и поцеловал, после чего заявил:

– Ты должна дождаться моего возвращения.

Она закрыла глаза, на мгновение растворяясь в уверенных словах парня. Он попытался бы поцеловать Аяану, если бы она не наклонила голову в стремлении скрыть растерянность. И попытался бы еще раз, чтобы объявить о победе в пари приятелям, но помешал окрик матери:

– Сулейман!

Он тут же выпустил руку собеседницы, будто держал бородавчатку, и торопливо зашагал прочь.

– Постой, – позвала Аяана, а когда парень обернулся, послала ему воздушный поцелуй.

Сулейман издал торжествующий возглас и продолжил путь.

Она же закончила стирку, едва осознавая, что делает. Сердце оглушительно стучало, еще долго не желая успокаиваться.

Теперь же Аяана бродила по пляжу, хрустя песком под ногами и прислушиваясь к шороху волн, пению ветра и птиц, кукареканью петуха. И тут произошел еще один странный случай. Она бежала с развевающейся накидкой и рыбой в руке, опустив голову, чтобы в глаза не попала пыль, которую кружил в воздухе налетевший вихрь, пугая всех животных, включая громко блеявших коз. Почти ничего не видя, Аяана врезалась в кого-то.