Текст книги "Парри Хоттер и изнанка магии"

К. С. Эллис
Парри Хоттер и изнанка магии

Для Холли – когда-нибудь мы станем писать романы вместе!

С благодарностью Марку Тауэллу за ценный вклад в развитие сюжета в ходе долгих бесед, вдохновленных спиртными напитками, а также Яну Портеру – за продуманную критику

Глава 1

Парри пришлось долго ждать под дверью кабинета директора. Директор все никак не мог связаться с его родителями. Они укатили в Стокгольм, получать Нобелевку за вклад в развитие семьи. Пришлось вместо родителей позвонить в инспекцию по делам несовершеннолетних. Там пообещали уведомить дежурного инспектора и прислать кого-нибудь за Парри сразу, как получится. Однако любезно предупредили:

– Вы прямо сейчас особо-то не ждите!

А вот полиция была тут как тут. Впрочем, им не впервой.

Парри сидел напротив тетеньки-полицейского.

Как он ни старался, воображение разыгрываться не желало. Не то чтобы она была непривлекательна. Суровая, да, но вполне себе ничего. Тетенька-полицейский была в форме, и эти черные брюки в обтяжку вполне смахивали на чулки. Волосы зачесаны назад и собраны в тугой хвост – идеальная прическа для классических подростковых фантазий, в которых женщина-начальница внезапно распускает волосы и превращается в опытную и сладострастную обольстительницу. Да еще и наручники на поясе! Прямо-таки мечта юного мазохиста! Но, как Парри ни подстегивал свое воображение, ничего не выходило, хоть плачь.

И мысль о том, что его собираются исключить из школы, дела не упрощала. Так же, как и грозящее ему обвинение в попытке нападения. Возможно, даже изнасилования!

А ведь ему всего пятнадцать! Его могут снова отправить в детдом!

Хуже того – его могут вернуть к приемным родителям! А уж о чем, о чем, а об этом они будут трындеть до скончания веков!

Что же делать-то, а? Парри питал слабую надежду, что все учреждения для малолетних преступников окажутся переполнены и его туда не возьмут.

Наконец дверь кабинета директора отворилась, и оттуда вышел констебль Роджерс. Он провел Майка, последнего из свидетелей, которых неофициально опрашивали у директора, через приемную, где сидел Парри, и выпроводил его в коридор.

Проходя мимо Парри, Майк скорчил рожу и показал фигу.

– Отвали! – беззвучно прошипел Парри. Майк расплылся в ухмылке и показал большой палец.

Роджерс кивнул констеблю Чепмен. Она встала, и оба полицейских взглянули на Парри.

– Ну что, малый, пошли, что ли? – сказал констебль Роджерс.

И Парри, подталкиваемый не по-женски сильной рукой констебля Чепмен, вошел в кабинет следом за Роджерсом.

Как ни странно, доктор Уэнделл, директор школы, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. За те восемь лет, что он руководил муниципальной средней школой Эбсфлита, его короткие черные волосы поседели, а длинное смуглое лицо посерело, но обычно он ничему не удивлялся. Теперь же, если Парри не ошибался, директор был изрядно выбит из колеи.

Ну, и мисс Николе, конечно, сидела тут же. Она была закутана в плащ и цеплялась за свою кружку со сладким чаем, как утопающий за соломинку. Училка выглядела одновременно угнетенной и встревоженной, этакая невинная жертва. Ее обнимала за плечи мисс Паттерсон, преподаватель физкультуры и по совместительству глава профсоюзной организации. Это до некоторой степени объясняло, отчего преподаватель естественных наук, мистер Бредли, сердито бродил по коридору взад-вперед и дулся, как капризный ребенок. Придется ему сегодня уйти из школы раньше обычного и несолоно хлебавши вернуться к жене!

Констебль Роджерс снова уселся на стул, где он, очевидно, просидел все это время. На просторном директорском столе, рядом с которым стоял стул, лежал его блокнот, а опустевшая фарфоровая чашка и крошки печенья на блюдце и на столе свидетельствовали, что полицейскому было оказано традиционное школьное гостеприимство.

Констебль Чепмен поставила Парри напротив стола, пред грозными очами доктора Уэнделла и констебля Роджерса. К пострадавшей Парри поставили спиной, и констебль Чепмен загородила его собой от мисс Николе – уж наверно, не случайно!

– Парри, – начал доктор Уэнделл, – пусть тебя не смущает присутствие полицейских. Констебли Чепмен и Роджерс прибыли сюда по вызову и остались по моему приглашению просто затем, чтобы узнать, из-за чего их вызвали. Это не полицейское расследование. Пока что.

За спиной у Парри насмешливо фыркнули.

– Так вот, сынок, расскажи мне своими словами, что произошло сегодня в классе, когда тебя вместе с другими ребятами оставили после уроков?

– Не знаю, – ответствовал Парри, разглядывая носки своих башмаков.

– Давай, парень, выкладывай, не стесняйся. Сандра… то есть мисс Николе, – поправился директор, – нам уже рассказала все как было, твои товарищи – тоже, теперь – твоя очередь.

– Не знаю, – повторил Парри.

– Ты не знаешь, что произошло, или не знаешь, как рассказать?

– Не знаю.

– Чего ты не знаешь, Парри?

– Не знаю.

– Ты не знаешь – что именно?

– Ну, то, что вы только что сказали. Директор сделал глубокий вздох и сосчитал про себя до десяти. Парри буквально слышал, как он считает. Констебль Роджерс сломал грифель цангового карандаша и теперь сердито вставлял новый.

Директор решил попробовать еще раз.

– Так что же произошло между тобой и мисс Николе?

Парри поразмыслил. Он чувствовал, что простым «не знаю» тут не отделаешься, и потому решил выложить часть правды:

– Я ее не трогал!

– Но ты видел, что произошло?

– Ну, типа того.

– А ты сам причастен к тому, что произошло?

– Это с мисс?

– Да, с мисс Николс. Что ты сделал?

– Это после уроков?

– Да, сегодня, в классе, после уроков, ты, с мисс Николс.

– Это вот только что?

– Да.

– С мисс Николс?

– Да.

– Не знаю, сэр. Я ее не трогал, сэр.

Директор вздохнул и снова сосчитал до десяти. В верхнем ящике его стола уже пару дней лежало приглашение из Лондонского университета на должность профессора. И сегодняшнее происшествие окончательно убедило его предпочесть работе на местах преподавание теории педагогики.

Констебль Роджерс задумчиво рисовал каракули в своем блокноте. Ему было сорок восемь, но сам констебль чувствовал себя так, словно ему перевалило за семьдесят. И ему отчаянно хотелось, чтобы жизнь была как можно проще.

Один человек выдвигает обвинение.

Другой, обвиняемый, отпирается. Заслушиваются показания сторон и свидетелей.

Обычно верят тому варианту, который звучит наиболее правдоподобно. И, соответственно, выносится предупреждение, либо же составляется протокол и заводится дело…

Но сегодня все было не так.

Сегодня учительница обвинила ученика в том, что он напал на нее, но из показаний учительницы следовало, что мальчишка даже не вставал из-за парты. Что касается показаний самого обвиняемого, то покамест самым содержательным из его оправданий было: «Я ее не трогал». А уж свидетели…

Констебль полистал свои записи.

Два пацана ничего не видели, ничего не слышали. Ну уж это как всегда.

Одна девочка утверждает, будто все видела, и клянется и божится, что нападение имело место, однако и она утверждает, что насильник и жертва находились на расстоянии пушечного выстрела друг от друга.

А закадычный дружок обвиняемого клянется и божится, что у этой училки, кавычки открываются: «не все дома», кавычки закрываются, и что она вдруг, ни с того ни с сего, принялась метаться по комнате, точно одержимая. Парень посоветовал позвонить в Ватикан, чтобы прислали экзорцистов.

А еще говорят, что телевизор не вреден для мозгов!

Про себя констебль Роджерс предполагал, что у мисс Николе, возможно, просто сильный стресс.

Он такого навидался на службе. Когда нормальным людям приходится с утра до вечера иметь дело с подонками, тут, ясное дело, у любого крыша съедет. И тогда случается, что полисмен заходит в камеру и ни с того ни с сего избивает какого-нибудь забулдыгу. А эта вот учительница содрала с себя одежду на глазах у всего класса. Верный знак, что человеку давным-давно пора в отпуск.

Вся проблема в том, как с этим теперь разобраться. В старые добрые времена пацана просто отвезли бы в участок и там запугали до полусмерти. Ну, может, вздули бы малость. В конце концов, даже если в данном конкретном проступке он и не виновен, наверняка он виновен в чем-нибудь еще похуже, что благополучно сошло ему с рук. Хорошая выволочка в кутузке пойдет ему только на пользу и научит уважать ближних своих. «Видишь, – говорили мы в те времена, – если мы так обходимся с тобой, когда ты ни в чем не виноват, представляешь, что будет, если мы застукаем тебя на горячем? Вот то-то!»

Но, увы, в наше время так нельзя. «Вот до чего доводят эти ваши прогресс с гуманизмом!» – с горечью думал констебль.

Короче, перед полицейским стояла непростая задача: выпутаться из этого дела без необходимости составлять рапорт, в котором бы значились рядом слова «мисс Николе» и «психушка».

Но тут дверь кабинета распахнулась.

– Ой, я ведь не опоздал, а? Надо же, как вы тут тихо сидите! Я уж подумал, вы все разбежались по домам!

Новоприбывший задумчиво закусил нижнюю губу, оценивая убранство кабинета.

– М-да, – протянул он, – уродливая у вас вышла комнатенка, но, с другой стороны, о вкусах ведь не спорят! Каждому свое, верно?

Присутствующим потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и как-то отреагировать на его появление. Один его белоснежный костюм чего стоил! Он был ослепителен, как прожектор, бьющий в глаза.

А ведь пришелец еще и болтал! Болтал так, словно ему тут было самое место, в этом кабинете, а прочие присутствующие только затем и родились, чтобы выслушивать его мнение обо всем на свете. Оценив меблировку в целом, незваный гость переключился на витрину со школьными кубками.

– Ах, какая прелесть! – воскликнул он, склоняясь к стеклу и смахивая с него пыль персиковым платочком. – Витрина из плексигласа и золоченой пластмассы! Немного кричаще, но зато оживляет обстановку, не правда ли? Видит бог, это помещение нуждается в том, чтобы его оживили!

Тут незнакомец наконец обнаружил, что все присутствующие непонимающе пялятся на него.

– Ах, не обращайте на меня внимания! Я всего лишь хотел забрать… – он впервые взглянул прямо на Парри и сморщил нос, – вот этого юношу. Вы продолжайте, не стесняйтесь. А когда закончите, я его увезу.

– А-а, – сказал директор, хватаясь за единственное объяснение, которое пришло ему на ум, – вы, должно быть, из инспекции по делам несовершеннолетних?

– Ну-у-у, – протянул незнакомец, потирая подбородок, словно обдумывал, стоит ли соглашаться с директором, – можно сказать и так. О господи, бедненькое растеньице! И человек в белом костюме протиснулся за стол директора и, сокрушенно цокая языком, принялся осматривать заброшенный цветок в горшке.

– Мистер… э-э… – неуверенно начал директор.

– Зовите меня Гордоном, – сказал человек в белом костюме, явно расстроенный плачевным состоянием цветка. – Меня все так зовут. Знаете, ему нужно больше света!

Гордон подвинул цветок поближе к окну и отдернул занавески.

– И земля совсем засохла! – продолжал он. – Разве вы не знаете, что цветы нужно поливать? – сурово осведомился он.

Гордон взял с журнального столика заварочный чайник, убедился, что его содержимое не слишком горячее, и вылил остатки заварки в горшок.

– Фу, пакетики! – укоризненно заметил он. – Это, конечно, очень удобно, но разве вы не замечали, что вкус у чая из пакетиков всегда разный? Никогда не угадаешь!

Повисла неловкая пауза. Доктор Уэнделл решительно не знал, что ответить. Наконец констебль Роджерс выручил его.

– Так вы готовы взять на себя присмотр за мальчиком, до тех пор пока не вернутся его родители, в то время как мы будем проводить расследование по поводу жалобы на него?

– Конечно, конечно! – радостно откликнулся Гордон, вновь сделавшись самим собой. – Я с удовольствием за ним присмотрю! В конце концов, я ведь за этим и явился.

– Надеюсь, вы будете внимательно следить за ним! – бросила мисс Николе, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ненависть к Парри.

– Глаз с него не спущу, милочка! – пообещал Гордон. – Могу дать вам честное слово, что больше он вас не потревожит.

И Гордон повел Парри к дверям. Парри машинально скукожился, так что Гордону удалось вывести его из комнаты, ни разу его не коснувшись.

Констебль Чепмен, увидев, что ее подопечного уводят, собралась с духом и сказала:

– А как же мы сможем с вами связаться? Нам нужно записать Ваш адрес, контактный телефон, составить протокол о передаче…

– Ой, давайте обождем с этим до завтра, ладно? – непринужденно сказал Гордон. – Утро вечера мудренее, знаете ли. Сегодня мы все устали, а мальчика нужно еще устроить на ночлег…

Чепмен взглянула на констебля Роджерса, прося совета. Роджерс только пожал плечами. Ему было наплевать. С глаз долой – из сердца вон.

– Пока-пока! – жизнерадостно помахал им Гордон. – И, главное, не забывайте заботиться о бедном цветочке! – сурово сказал он директору. – Я пришлю вам немножко удобрений.

Когда дверь за Гордоном затворилась, директор поймал себя на том, что так же жизнерадостно машет ему вслед. Он очень смутился, и смутился бы еще больше, но обнаружил, что он не единственный.

Полицейские садились в свою патрульную машину.

Деловитая тетка, идущая по улице, увидела их издалека и бросилась к машине, отчаянно размахивая рукой, чтобы они ее подождали.

Полицейские остановились. Роджерс облокотился на крышу машины.

– Я так думаю, что с ней все будет нормально, с этой училкой, – сказал он констеблю Чепмен, просто так, для поддержания разговора.

– Еще бы, блин! – довольно резко ответила констебль Чепмен, чем немало удивила констебля Роджерса. – Она-то меня не признала, но мы с ней когда-то учились вместе, в старших классах средней школы. Она еще тогда перед любым готова была юбку снять, шлюха бесстыжая. Небось сегодня огребла больше, чем рассчитывала.

Роджерс приподнял бровь, но ответить не успел, потому что деловитая тетка, запыхавшись, подбежала к ним. Рукой она перестала размахивать только тогда, когда до патрульной машины оставалось не больше пятнадцати шагов. Порывшись в кармане куртки, она выудила оттуда удостоверение с фоткой.

– Миссис Уильяме! – представилась она. – Инспекция по делам несовершеннолетних города Эбсфлита. Я за этим Парри Хоттером. Он ведь с вами?

Парри рассчитывал, что его поведут на автостоянку, но Гордон как ни в чем не бывало повел его в сторону города. Парри решил, что Гордон оставил машину где-то на обочине. Его это вполне устраивало: чем дальше от школы, тем проще будет смыться.

– Ну ладно, – выпалил он, – спасибо вам за все, как-нибудь увидимся!

Юркнул между двух припаркованных машин и рванул через дорогу. Не оборачиваясь, добежал до первого переулка, свернул туда и замедлил бег. Добравшись до перекрестка, он наконец оглянулся через плечо.

Никто за ним не гнался.

По правде говоря, Парри был не в лучшей спортивной форме, а потому с удовольствием перешел на шаг. Он еще раз свернул за угол и окончательно расслабился. Через пару дней вернутся его приемные родители, и надо будет к тому времени выдумать что-нибудь поубедительнее…

– Нет, я не против, чтобы молодые люди занимались спортом, но всему свое время и место, ты не находишь?

Гордон стоял, прислонившись к фонарному столбу, и сворачивал газету, которую только что читал, с таким видом, будто торчит тут уже целый день.

Парри стрельнул через дорогу. Он бежал так быстро, что едва не промахнулся мимо переулка, куда собирался шмыгнуть. Переулок вел между двумя парами домов на две семьи. Парри миновал дома с палисадниками и, задыхаясь, выскочил в калитку в конце переулка.

Споткнулся, упал, вскочил и не спеша затрусил через зеленый луг. Гордон, наверно, догнал бы его на машине. Ну, здесь-то ему на машине никак не проехать!

Тут Парри пришло в голову, что ведь в инспекции по делам несовершеннолетних знают его домашний адрес. Это что же получается: прибежит он домой, а там его Гордон поджидает?

Парри сменил направление. Можно пока спрятаться у Даррена – опять же, Даррен на учете не состоит, – но до его дома несколько миль! А вот до Майка всего минут пятнадцать ходу…

– Ты что будешь, булочку или пирожное?

Парри остановился как вкопанный и медленно-медленно обернулся, заранее страшась того, что увидит.

А увидел он готовый пикник.

И как он ухитрился пробежать мимо, ничего не заметив?

И тем не менее вот он – просторный складной столик, застеленный желтой клетчатой скатеркой. Два серебряных столовых прибора. Сандвичи: с яйцом и салатом, с лососевым паштетом, с огурчиками, булочки, простые и с джемом, пирожные… Еще там были взбитые сливки, черносмородиновое варенье и два вида компота: абрикосовый и клубничный. Два стакана и кувшин сока. Шампанское в серебряном ведерке со льдом. И полный чайный прибор, включая сахарницу с кусочками сахара и крохотными серебряными щипчиками – Парри такое раньше только в кино видел.

Гордон наливал кипяток из термоса в изящный фарфоровый чайник.

– Сам я обычно пью «Леди Грей», но ты, похоже, из тех людей, что предпочитают «Инглиш Брекфаст», верно?

На сей раз страх заставил Парри бежать так быстро, как он никогда в жизни не бегал. Где-то в глубине его души надрывался сигнал тревоги, но Парри его не слушал: он был всецело захвачен приливом адреналина.

Он уже не думал, куда ему бежать. Он просто удирал от психа с серебряным чайным прибором и двумя видами компота.

Он добежал до леса и помчался по тропинке, ведущей к маленькому заросшему пруду. Секунд через двадцать он резко свернул, взобрался на склон и протиснулся сквозь дыру в изгороди, известную всем местным пацанам. За дырой начиналась тропка, ведущая вдоль домов. Еще пара минут – и Парри оказался на шоссе. Впереди была большая транспортная развязка.

Добравшись до развязки, Парри направился к подземному переходу. В переход можно было спуститься либо по лестнице, либо по длинному пандусу. Парри выбрал лестницу. Внизу начинался коридор, ведущий в середину развязки, где находился пятачок газона, окруженный высокими стенами, расписанными граффити. Вокруг грохотали машины.

Помимо той лестницы, откуда вышел Парри, на пятачок вели еще четыре лестницы из других подземных переходов. Они делили пятачок на ровные ломтики, заросшие травой, бурьяном и усеянные окурками и всяким хламом.

Парри наугад выбрал вторую лестницу слева и спустился в новый переход. Но, очутившись внизу, он обо что-то споткнулся и тяжело растянулся на грязном, корявом полу.

– Послушай, нам с тобой надо серьезно поговорить! – сказал Гордон, убирая ногу. – И я бы предпочел сделать это в более культурной обстановке. Честно говоря, у меня складывается впечатление, будто ты не хочешь иметь со мной дела! А ведь я, в конце концов, и обидеться могу!

Парри медленно поднялся. Его локти и колени онемели, как всегда бывает сразу после травмы. Он предвидел, что вскоре онемение сменится жуткой болью. Гордон поманил Парри пальцем, и парень послушно последовал за ним. Они вернулись на пятачок, залитый пыльными лучами заходящего солнца.

– Я собирался сказать тебе это за чашкой чая и куском пирога, но, в конце концов, это место ничем не хуже другого. Парри, ты пойдешь со мной. И, будь так любезен, прекрати истекать кровью!

Гордон протянул Парри свой персиковый платочек, чтобы тот утер льющуюся из носа кровь.

– Запрокинь-ка голову, – посоветовал он. – Вот так-то лучше. Видишь ли, у нас с тобой, как ни трудно в это поверить, много общего. Оба мы наделены неким даром. Даром, который следует развивать, оттачивать, воспитывать.

Парри тупо смотрел на Гордона.

– Эй, парень, ты что, так сильно ударился головой? Или ты в самом деле думаешь, что одежда с той девицы свалилась случайно? Нет, ты явно наделен магическими способностями, тут двух мнений быть не может. Вкусы у тебя сомнительные, но талант несомненный. Так вот, мне поручено отвезти тебя в Свиноморд. В Свиномордскую исправительную школу магии и колдовства. Там ты научишься контролировать свои способности. Управлять своей магией.

Гордон смерил Парри оценивающим взглядом и добавил:

– Ну, или пропадешь с концами.

– Это меня, значит, отправляют в школу, где магии учат? – спросил Парри. Его ошеломленные мозги довольно медленно переваривали то, что сказал Гордон.

– Ну, в одну из таких школ. По правде говоря, в Свиноморд отправляют самых тупых и упрямых. Мы, знаешь ли, любим преодолевать трудности.

– А если я не справлюсь, то, значит, пропаду? – дошло до Парри.

– Ну, я тебе не обещал, что будет легко.

– Ну, – сказал Парри, – если так подумать, то, пожалуй, обойдусь я без вашей школы. Мне и тут неплохо. А уж магией управлять я как-нибудь и сам научусь.

– Извини, дружок, не выйдет. Либо ты пойдешь со мной, либо… короче, лучше тебе не знать, что тогда будет.

Гордон задумчиво поджал губы, разглядывая Парри.

– У меня такое впечатление, что я тебя где-то видел…

Парри все еще размышлял о том, что же ему такое грозит, если он не пойдет с Гордоном. Поэтому он только мотнул головой.

– Ты не бывал в Брайтоне, в клубе «Голубая устрица»?

Парри снова мотнул головой.

– А в Лос-Анджелесе, в баре «Розовые огоньки»?

Парри замотал головой еще энергичнее.

– Странно, странно… Ты мне кажешься удивительно знакомым. Ты уверен, что мы раньше нигде не встречались?

Парри решил зайти с другого конца.

– Ас моими приемными родителями вы говорили? Если меня переводят в другую школу, положено им сообщить. Нужно получить их согласие и все такое.

– Скажи мне, мой юный друг, неужели некая часть твоего крохотного умишка все еще верит, будто я инспектор? Если это так, я буду сильно разочарован!

«Ну, точно! – подумал Парри. – Меня похитил сутенер! И теперь мне, наверно, предстоит провести остаток жизни в цепях, в каком-нибудь мрачном подвале, ко мне будут ходить усатые мужики в кожаных ремнях с заклепками, а вместо развлечения мне будут с утра до вечера крутить по видаку „Побег из Шоушенка“…»

– Да, кстати, не можешь же ты отправиться в школу в таком виде! Надо будет купить тебе кое-какие вещички…

«Кожаные штаны!» – подумал Парри.

– И учебные пособия тебе тоже понадобятся…

«Хлыст, цепи, ремни…»

– Так-так, во сколько там у нас темнеет? В полдесятого? В десять? А сейчас сколько? Ого! Уже без четверти семь! Надо торопиться. Нам столько всего нужно купить, а времени так мало… Но тебе повезло. Я обожаю ходить по магазинам. Тебе придется иметь дело со специалистом…

Лицо Гордона на миг приобрело озабоченное выражение. Потом глаза у него закатились, и он рухнул ничком, даже не попытавшись смягчить свое падение. Из раны на затылке заструилась кровь.

Парри бросил кирпич и помчался прочь.

К тому времени, как Парри приближался к своему дому, у него уже созрел план.

Он понимал, что надо смываться. Неизвестно, откуда взялся этот Гордон, но он явно псих. Да еще и голубой к тому же. И, скорее всего, он опасен. Эх, надо было его стукнуть кирпичом еще пару раз, да покрепче!

Первое, что пришло Парри в голову, это податься в Рединг. Он уже бывал на тамошнем рок-фестивале и полагал, что там всегда можно приятно провести время.

Как Парри знал, на чердаке дома его приемных родителей хранилась палатка. Правда, самому Парри ее до сих пор ставить не приходилось – обычно этим занимались Майк с Дарреном.

Но тут Парри вспомнился фестивальный сортир. И он подумал, что вряд ли сможет пользоваться им в трезвом виде.

И тогда ему в голову пришла идея получше.

Дома у него есть паспорт. На его счету в банке лежит кругленькая сумма денег, и еще у него есть папашина кредитная карточка. Ну, по крайней мере он знает, где папаша ее прячет.

Приемные родители Парри были люди добрые, порядочные, слегка мягкотелые. Авось они будут платить по его счетам, по крайней мере до тех пор, пока ему не стукнет восемнадцать! Или даже двадцать один.

Точно. Так он и сделает. Он поедет на Ибицу! У него хватит денег на то, чтобы остановиться в каком-нибудь приличном отеле, пока он не подыщет постоянную хату. И заживет себе припеваючи! Можно будет устроиться на работу в бар… Если повезет, можно будет вообще навсегда остаться на Ибице.

Вот это идея! И пусть тогда Гордон за ним побегает! Главное, не показываться в голубом квартале…

Сейчас он доедет на автобусе до города и сядет на поезд до Лондона. А оттуда доберется в Гатвик. Или в Хитроу… И окажется на Ибице прежде, чем Гордон сообразит, что с ним случилось!

Окончательно приняв решение, Парри свернул на родную Дубовую аллею. Вот он и…

…Не дома.

Это была не Дубовая аллея.

Парри остановился и оглянулся назад, туда, откуда пришел.

И увидел закопченную стену.

Парри постоял, потрогал ее руками. Стена ему не померещилась. Она была настоящая.

Парри огляделся. Он очутился в тупике. Судя по домам, которые он видел вокруг, и по шуму машин где-то в отдалении, это был довольно крупный город.

А в другом конце тупика, перегородив выход, стояла толпа. Едва увидев эту толпу, Парри понял, что это – банда. И не просто банда, а банда отморозков.

А на нем была розовая юбочка. Такая розовая пачка, вроде тех, в каких танцуют балерины.

Парри поспешно шмыгнул за большой пластиковый мусорный бак.

– Вот до чего ты докатился! – вздохнул Гордон.

Парри поднял голову и увидел, что Гордон стоит рядом с ним и его разбитая голова замотана шарфом.

– Мальчик в розовой пачке забит насмерть шайкой разъяренных хулиганов! Нечего сказать, достойная смерть. Ты станешь мучеником, Парри! Люди будут вспоминать твое имя в течение многих недель, да что там – многих месяцев, может быть, даже многих лет! Я не удивлюсь, если твои похороны превратятся в импровизированный гей-парад!

Парри испуганно замотал головой.

– Я им скажу, что это по приколу! Что я был на маскараде! – испуганно возразил он.

Гордон задумчиво почесал кончик носа.

– Знаешь, боюсь, это не поможет. Понимаешь, эти парни не просто пьяны, они еще и здорово злы. Вчера вечером у них была крупная разборка с геями. Они прикатили на своих мотоциклах к «Голубой устрице». Думаю, они нарочно нарывались на скандал, потому что вели себя довольно вызывающе по отношению к завсегдатаям этого почтенного заведения. И мне пришлось вмешаться.

Гордон размотал шарф, посмотрел на кровавое пятно, осторожно пощупал шишку на затылке. Потом встряхнул шарф, оглядел его с обеих сторон, чтобы убедиться, что пятно исчезло, аккуратно сложил шарф и сунул его в карман.

– Я соорудил из их мотоциклов довольно занятную скульптуру и водрузил их на островке безопасности посреди шоссе, чтобы все могли ее видеть. Я подумал, что искривленный металл будет смотреться особенно выразительно на фоне их беззащитных обнаженных тел. Чудная была скульптура, пока спасатели не приехали и не вырезали их оттуда автогеном. Знаешь, я начал подозревать, что они совершенно не ценят искусства, судя по тому, какой шум они подняли! Ну да, и, кстати, татуировка «ГЕЙ-ПАРАД» у тебя на лбу положения дел не улучшит.

– Пожалуйста, не надо! – взмолился Парри, дрожа от страха. Какая жалкая участь – быть забитым насмерть, да еще и в розовой пачке!

– Извини, – сказал Гордон, – разве я не ясно выразился? Впрочем, это и неудивительно – попробуй-ка изъясняться внятно во время такой беготни! Да еще и после того, как тебя стукнули кирпичом по голове. Либо ты отправляешься со мной в Свиномордскую исправительную школу магии и колдовства, либо пропадешь с концами.

– Почему? За что? – всхлипнул Парри.

– Ну, не можем же мы допустить, чтобы колдуны и ведьмы оставались необученными и шлялись где попало, верно? Тогда с ними хлопот не оберешься! И мне же первому придется все это разгребать. А теперь стало еще опаснее, чем раньше. Можешь себе представить, что начнется, если о нас пронюхает какое-нибудь правительство? Конечно, волшебники умеют за себя постоять, но от всех пуль не увернешься! И взрывчатка тоже очень опасна. Особенно термоядерная. Нет, этого не надо! Так что нам приходится держаться друг за друга. Мы выгородили себе местечко в подпространстве, рядом с этим дурацким миром. Мы можем за ним приглядывать, можем его изредка навещать, но жить тут нам не особо хочется. И теперь ты можешь пойти со мной. А можешь остаться тут. Душой, разумеется. Тело твое долго не протянет…

Парри сидел и дрожал, прижимаясь к стене и не сводя глаз с банды в противоположном конце переулка.

– Ну так что, я им свистну? – предложил Гордон и сунул два пальца в рот…