Текст книги "Кавказский узел в геополитических приоритетах России"

2.3. Россия как кавказское государство

Анализируя геополитические перспективы Кавказа во внешнеполитической стратегии России, необходимо выделить два взаимосвязанных блока проблем: во-первых, проблему сохранения северокавказских народов и республик в составе России и, во-вторых, политику в отношении закавказских государств. Причем с точки зрения обеспечения национальной безопасности Российской Федерации оба этих блока проблем следует рассматривать в неразрывном единстве. Более того, анализировать их нужно в общем контексте региональной и международной безопасности.

Северный Кавказ составляет неотъемлемую часть России, и в этом отношении она не в меньшей степени, чем страны Южного Кавказа, является кавказским государством. Регион занимает 2,1 % территории Российской Федерации, на которой проживает 11,8 % населения страны. К нему примыкает также Прикаспийский регион, охватывающий континентальную территорию прикаспийских субъектов Федерации, включая находящиеся на этой территории бассейны рек, а также соответствующей части акватории и шельфа Каспийского моря. Это самый южный пограничный регион России, через который осуществляются экономические и иные связи с южнокавказскими государствами, а также через Каспийское и Черное моря, где располагаются незамерзающие морские порты, с множеством других стран.

С военно-стратегической точки зрения значение Северного Кавказа для Российской Федерации определяется его выгодным геополитическим положением, делающим его своеобразным регионом-форпостом, присутствие в котором дает возможность эффективно защищать национальные стратегические и геополитические интересы, обеспечивать политическую и социально-экономическую стабильность на южных рубежах, оказывать более или менее существенное влияние на сопредельные государства в обширном регионе, охватывающем весь Кавказ, Средний и Ближний Восток, Центральную Азию. В силу того что народы Южного Кавказа в этнонациональном плане теснейшим образом связаны с Северным Кавказом и Россией в целом, любые возникающие там этнотерриториальные споры и конфликты так или иначе сказываются на положении дел на всем пространстве Кавказа. Что касается самого Кавказа, тем более Кавказско-Прикаспийского региона, то происходящие здесь события и процессы оказывают заметное влияние на развитие ситуации в масштабах, выходящих далеко за рамки непосредственно прилегающих к нему территорий. Не добившись урегулирования на юге Кавказа, Россия не сможет успешно разрешить и свои внутриполитические проблемы на Северном Кавказе и на своих южных рубежах.

Поскольку многие угрозы национальной безопасности России исходят изнутри самой России, особую актуальность приобретают способность и готовность оперативно и адекватно реагировать не только на внешние, но и на внутренние угрозы национальной безопасности. В этой связи имеет значение тот факт, что на Северном Кавказе все споры, противоречия и конфликты, характерные для Российской Федерации в целом, проявляются в наиболее сложной и запутанной форме. В течение всего постсоветского периода именно здесь во многом проходит испытание на прочность российская государственность. Были правы те авторы, которые во время нападения вооруженных отрядов с территории Чечни на Республику Дагестан летом и осенью 1999 г. говорили, что в Дагестане идут бои за целостность России.

Одной из важных особенностей Северного Кавказа, накладывающих существенный отпечаток на все без исключения сферы его жизни, является многонациональный состав населения. Кабардинцы, черкесы и адыгейцы, расселенные в основном в равнинной и предгорной части Северного Кавказа, образуют единую этническую общность адыгов. Они в основной своей массе проживают в трех субъектах Российской Федерации – Адыгее, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии. Еще одну сравнительно многочисленную группу составляют горские народы Дагестана – аварцы, даргинцы, лезгины, лакцы, табасаранцы, рутульцы, агулы и др. За ними следует нахская группа, состоящая из чеченцев и ингушей, которые живут в основном в Ингушетии и Чечне. В языковом отношении все они относятся к кавказско-иберийской или иафетической семье. Особняком стоят осетины, которые относятся к иранской подгруппе индоевропейской семьи языков.

Тюркские народы Северного Кавказа – это коренные этносы, живущие более или менее компактно и претендующие на ту или иную форму национально-территориального самоопределения, а иногда уже имеющие «свои» государственные структуры. Это кумыки (277,2 тыс. человек), проживающие, главным образом, в Дагестане; карачаевцы (150,3 тыс. человек) и балкарцы (78,3 тыс. человек), являющиеся близкородственными народами и говорящими на карачаевско-балкарском языке. Они проживают в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Что касается другого тюркского народа – ногайцев (73,7 тыс. человек), то они рассредоточены в предгорьях и степных районах Дагестана, Чечни, Карачаево-Черкесии и Ставропольского края. В регионе проживают турки-месхетинцы, сначала депортированные из Грузии в Среднюю Азию в 1944 г., затем окончательно переселившиеся сюда в результате беспорядков и межэтнических конфликтов в Ферганской долине в 1989 г. Оказавшись в положении беженцев, большая их часть обосновалась на территории Краснодарского края (до 13 тыс. человек). В аналогичном положении очутились и крымские татары (с очень похожей исторической судьбой и также проживающие в основном в Краснодарском крае).

На Северном Кавказе расселены азербайджанцы, грузины, армяне и представители других народов Южного Кавказа. Здесь приведен лишь неполный перечень народов и этнонациональных групп, относимых, условно говоря, к неевропейским по происхождению этносам. На всем Кавказе, в том числе и Северном, живут также греки, для которых характерно в основном дисперсное расселение, хотя в отдельных регионах Кавказа отдельные их группы живут компактно. Более или менее крупные греческие общины обосновались в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Пятигорске, Владикавказе, Боржоми, Батуми, Сухуми и др. В 1930 г. в Краснодарском крае был создан Греческий район в составе девяти национальных греческих сельских советов с центром в ст. Крымской. Аналогичное административно-территориальное образование представлял собой Цалкинский сельский район Грузии.[58]58
  Коцонис А.Н. Греки в полиэтнической семье кавказских народов // Москва – Кавказ. Диалог культур. М., 1999. С. 87–88.


[Закрыть]

Значительную часть населения национальных республик, не говоря о Ставропольском и Краснодарском краях и Ростовской области, составляют представители славянских и иных народов, прежде всего русские. Сравнительно большие группы северокавказских народов, пересекая государственные границы, уже в течение многих поколений проживают в закавказских республиках на компактных территориях, а представители их народов, в свою очередь, – на Северном Кавказе. Поэтому Кавказ, взятый в целом, представляет собой регион, где в весьма сложный узел переплетены множество факторов, затрудняющих определение однозначной и неоспоримой привязки некоторых этнонациональных общностей к более или менее четко разграниченной территории.

Дополнительным фактором, усугубляющим напряженность на Кавказе, является проблема репрессированных народов – чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев и курдов. Перипетии их юридически-правовой реабилитации, возвращения на историческую родину и расселения подробно освещены в отечественной научной литературе. Здесь достаточно отметить тот факт, что важнейшие положения целого ряда документов, принятых высшими органами государственной власти страны, выполнены не были и самое главное не могли быть выполнены, поскольку разрабатывались и принимались без должного учета происшедших в регионе после депортации репрессированных народов административно-территориальных и иных изменений. Особая трудность их реализации состояла в том, что она, по сути дела, предполагала бы новую существенную перекройку административных границ чуть ли не всех северокавказских национальных республик.

В настоящее время на одном только Северном Кавказе можно выделить около десяти территорий, на которые одновременно претендуют два народа, в силу чего проблемы переплелись в хитрый узел, который даже при самых благих намерениях весьма трудно распутать. В наиболее крайних формах споры, противоречия и конфликты на Северном Кавказе проявились в осетино-ингушском противостоянии и двух чеченских войнах. Мы не будем подробно разбирать их причины и перипетии, поскольку они достаточно подробно освещены в отечественной литературе. В контексте рассматриваемой в данной работе проблемы не целесообразно также затрагивать вопрос о виновниках и жертвах этих конфликтов, поскольку, как представляется, все противоборствовавшие стороны выступали в обоих качествах.

Ситуацию в регионе усложняют социально-экономические и политико-идеологические факторы. В целом состояние в социально-экономической сфере региона во всех его формах и проявлениях освещено в научной и публицистической литературе. Притчей во языцех стали также криминогенная ситуация в регионе, сращивание мафиозных и властных структур, теневая экономика, незаконный оборот оружия, наркобизнес и т. д.

Все сказанное отражает лишь одну сторону реальности происходящего на Северном Кавказе. Существует также другая сторона, без освещения которой невозможно представить реальную картину региона. Суть проблемы состоит в том, что при непредвзятом анализе и оценке положения вещей обнаруживается, что представление о Северном Кавказе как самом отсталом и бедном регионе Российской Федерации не всегда и не во всем подтверждается фактами. Речь идет, например, о весьма распространенном взгляде, согласно которому насилие и терроризм в регионе коренятся в бедственном экономическом положении населения. Однако ситуация на Северном Кавказе в этом отношении нисколько не хуже, чем в большинстве других регионов Российской Федерации. Специфика Северо-Кавказского региона заключается в том, что в нем показатели важнейших составляющих уровня жизни большей части населения идут вразрез с данными официальной статистики. К примеру, если судить об уровне жизни по таким показателям, как здоровье, рождаемость и детская смертность, строительство частных жилых домов, количество автомобилей на тысячу человек, доходы с частных хозяйств и так далее, то получается несколько иная картина. Количество строящихся в Махачкале и ее пригородах домов на фоне разговоров об общей бедности региона вызывает недоумение. По данным переписи населения 2002 г., «средние размеры жилья на человека в этом регионе заметно выше, чем в России в целом; вторая квартира есть у 3,5 % россиян, в Москве таких 5,3 %, на Северном Кавказе – 6,2 %».[59]59
  Тишков В. Кризис понимания России // Эксперт, 2005, № 13, С. 84–89


[Закрыть] По показателям здоровья населения и по количеству студентов в соотношении с численностью населения северокавказские республики занимают одно из первых мест в Российской Федерации. Это при том что для поступления в вузы в большинстве, если не во всех республиках Северного Кавказа требуются весьма солидные (возможно, непосильные для регионов Центральной России и Сибири) суммы для фактической покупки студенческих мест. Часто сами руководители республик склонны изображать положение в мрачных красках, чтобы выкачать из федерального бюджета солидные дотации, которые теми или иными путями присваиваются ими самими.

Поэтому не всегда корректным представляется стремление объяснять все беды Северного Кавказа – терроризм, преступность, конфликтогенность и так далее бедностью, безработицей и другими сугубо экономическими факторами. Разумеется, благоприятные социально-экономические условия, материальное благополучие, приемлемый для большинства населения уровень жизни и другие связанные с ними показатели являются необходимым условием для социальной и политической стабильности. Но как показывает мировой, да и российский опыт, это условие необходимое, но недостаточное. Можно назвать множество стран, да и регионов Российской Федерации, которые беднее, чем Северо-Кавказский регион, но отнюдь не склонны к росту преступности, терроризму, конфликтности и т. д.

Одну из важнейших причин создавшегося в регионе положения вещей следует искать в природе политических режимов, которые сложились в национальных республиках. Разумеется, регион, будучи интегральной частью Российской Федерации, в политическом плане не мог остаться в стороне от тех радикальных трансформаций, которые произошли в стране за пореформенный период. В то же время нельзя сказать, что политические элиты национальных республик окончательно изжили родимые пятна советской системы, а также присущие менталитету народов черты, которые служат препятствием на пути формирования ценностей, институтов и отношений гражданского общества и политической демократии.

Особенность политической культуры народов Северного Кавказа, равно как и всего Кавказа в целом, состоит в приверженности групповым, родственным, коллективистским и иерархическим нормам и ценностям. Для большинства из них характерны этнический и профессиональный корпоративизм, высокая степень персонализации в политике, установки на авторитаризм и клиентелизм, значимость традиционных ценностей. Поэтому неудивительно, что политические режимы национальных республик Северного Кавказа носят гибридный характер, причудливо сочетая те или иные элементы советского типа, современных вариантов авторитаризма и демократии. Формально в конституциях всех национальных республик получили отражение основополагающие принципы политической демократии и правового государства. Но в действительности разделение власти на три ветви – законодательную, исполнительную и судебную, политический и идеологический плюрализм, независимость суда и так далее носят атрибутивный характер, поскольку на практике они оказываются под влиянием главы исполнительной власти.

Как представляется, значительный конфликтогенный потенциал коренится в национально-территориальном устройстве региона, в результате чего в ряде республик ключевую роль в политике играет этнонациональный фактор. Необходимо отметить, что здесь процесс национального возрождения сопровождался реанимацией тейповых, джамаатских, тухумных, клановых и других патриархальных связей. Роль возникших на этой волне национальных элит с точки зрения перевода республик на рельсы политической демократии и рыночной экономики нельзя оценить однозначно положительно или отрицательно. Вместе с существенным вкладом, внесенным ими в формирование ценностей и институтов гражданского общества и новой государственности, фактом остается и то, что в определенной степени на них лежит ответственность за клановость и клиентелизм, которые приняли устойчивую, долговременную и гипертрофированную форму. Причем клановые и клиентские отношения складываются по этническому признаку. Традиции групповой солидарности, закрепленные в этнокультуре, придают этим отношениям особую этническую специфику.

Такая ситуация усугубляется тем очевидным фактом, что как в новых независимых постсоветских государствах, так и национальных республиках Российской Федерации в большинстве случаев представители так называемой титульной нации или титульного этноса пытаются монополизировать высшие государственные должности, оставляя за национальными меньшинствами в лучшем случае второстепенные или третьестепенные должности. Это связано с существованием в этническом плане биполярных (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия) и даже многополярных (Республика Дагестан) национальных республик. На основе этого возник совершенно парадоксальный для современных реалий феномен этнонациональной стратификации, т. е. иерархизации этнонациональных групп, каждой из которых отведено определенное положение в обществе и государстве и, соответственно, в системе разделения власти и собственности.

Этнополитическая иерархизация, основанная на выдуманной автохтонности или неавтохтонности, исторических и иных правах того или иного этноса, по сути дела, была законсервирована советской практикой национально-государственного строительства, в которой этот институт был фактически узаконен, во-первых, через статусную иерархию национальных образований и, во-вторых, через административно-территориальную иерархию. На Кавказе, где издревле в социальной коммуникации привычно понятие «престижность», это имело большое значение. Как известно, в СССР была установлена четырехуровневая модель национально-территориального устройства, где одни народы образовали союзные республики, другие – автономные республики, третьи – национальные края, четвертые – автономные области (автономные округа – непременно в составе краев и областей, автономные области – обязательно в составе краев и союзных республик, а автономные республики – всегда в составе союзных республик). Оставались народы, которые не имели никакой формы государственной организации. Как правило, численно доминирующие коренные этносы становились титульными, их самоназвание использовалось для названия соответствующего государственного образования. В новых условиях численность и титульность обеспечивают им большинство политического представительства в законодательных и исполнительных органах власти республик, что, в свою очередь, дает им возможность решать те или иные проблемы в своих интересах. Можно сказать, что в республиках Северного Кавказа сформировались элитные группы главным образом на этнической основе: осетинские в Осетии, аварские, даргинские и кумыкские в Дагестане, карачаевские в Карачаево-Черкесии, кабардинские в Кабардино-Балкарии и т. д. Новые элитные группы фактически монополизировали властные рычаги для обеспечения приоритета собственных экономических и политических интересов.

Противоречия и конфликты между кланами часто выступают как межэтнические. Данное явление можно определить как процесс этнополитической мобилизации, результатом которой стала политизация этнической составляющей северокавказского пространства, которая представляет угрозу социальной и политической стабильности общества, единству и территориальной целостности государства. В результате конфликтное состояние может выступать как самоцель, когда борьба представляется в качестве проявления своеобразного баланса сил. Создается впечатление, что определенная часть властных элит ряда национальных республик прямо заинтересована в поддержании управляемой или контролируемой социально-политической нестабильности, что позволяет им паразитировать на бюджетной поддержке со стороны федерального центра.

Одним из проявлений глубокого кризиса власти в регионе являются высокий даже для остальной России уровень коррупции местных правящих элит, их профессиональная некомпетентность. К примеру, без хороших связей или же солидной взятки (в тысячах долларов) невозможно устроиться на работу в государственные учреждения, например просто рядовым милиционером. А для устройства в автоинспекцию требуются просто запредельные суммы. Как писал Т. Борисов, «даже чтобы попасть в армию, надо заплатить, потому что желающих стать контрактниками много, а вакансий мало».[60]60
  Борисов Т. Кландайк. В Дагестане делят власть свинцом и тротилом // Рос. газ. 2005. 28 июня.


[Закрыть] Места в вузах и государственные должности стали предметами откровенной купли-продажи. Не является редкостью практика, когда зачеты и положительные оценки на экзаменах студенты получают за ту или иную фиксированную сумму. Коррупция и практически открытая торговля должностями за последнее десятилетие превратились в явление настолько заурядное и естественное, что перестали вызывать негативную реакцию и отторжение в обществе.

Необходимо признать, что на Северном Кавказе федеральная власть не всегда и не в должной мере демонстрирует способность эффективно сочетать интересы федерального центра и субъектов Федерации. Об этом свидетельствует, к примеру, тот факт, что нынешние северокавказские элиты демонстрируют виртуозное мастерство в политических интригах на местном и федеральном уровнях, а также при распределении поступающих от федерального центра финансовых потоков. При этом в среде местного населения авторитет нынешних республиканских руководителей и власти в целом весьма низок, и для удержания своей власти они прибегают к широкомасштабному использованию властного ресурса. Создается впечатление, что федеральная власть либо не владеет в полной мере ситуацией в регионе, либо предпочитает закрывать глаза на недееспособность и многочисленные злоупотребления местных властей.

Однако цена подобного комфорта оказывается слишком высокой. За последние годы руководство Ингушетии, Северной Осетии, Карачаево-Черкесии, Дагестана продемонстрировало свою неспособность предпринимать решительные действия, да и просто контролировать ситуацию в собственных республиках. Они не в состоянии оказывать эффективное противодействие террористическим и криминальным группировкам. С данной точки зрения особо важную роль играют дефицит или полное отсутствие должной легитимности правящих элит во всех без исключения национальных республиках Северного Кавказа. Можно говорить даже о морально-психологической делегитимации правящих элит. Именно этим фактом объясняется парадоксальный, на первый взгляд, феномен, суть которого состоит в том, что большинство населения довольно равнодушно относится к ходу борьбы с терроризмом, не воспринимает эту борьбу как собственную.

Исходя из этого без всякого преувеличения можно утверждать, что от положения дел на Кавказе, отрешенности или нерешенности стоящих перед его народами и странами проблем во многом зависят судьбы и перспективы самой России. Северный Кавказ обеспечивает России политическое, экономическое и военное влияние на народы и страны СНГ и Ближнего и Среднего Востока. Северный Кавказ играет огромную роль для России в сохранения ее влияния в трех закавказских республиках.

Если спроецировать нынешние тенденции в будущее, то вряд ли можно рассматривать положение вещей как уже прошедшее точку невозврата, поскольку сохраняют свое действие основные конфликтогенные факторы, характерные для региона в последние полтора-два десятилетия. При этом, касаясь вопроса о возможностях и перспективах сепаратизма и формирования новых государственных структур вне и вопреки воле России, нужно отметить, что в настоящее время не существует значительных горизонтальных или вертикальных экономических, социальных, политических или иных связей между национальными республиками Северного Кавказа. Каждая отдельно взятая республика тесно и неразрывно связана с Россией, но не вместе, не в качестве какого бы то ни было единого экономического, политического, культурного или иного пространства, а каждая в отдельности.

Естественно, в современных условиях глобализации, возрождения этнизма, приверженностей местным, общинным, вероисповедным началам на фоне краха коммунистической модели с ее принципами интернационализма и сверху навязываемых установок на уже привычный образ жизни, не всегда корректно понимаемой формулы «дружбы народов» немаловажное значение приобретает кризис идентичности северокавказских народов. Одним из важнейших факторов, стимулирующих этот кризис, являются очевидные противоречия между исламскими ценностями и де-факто институционализировавшимся светским характером общества и государственно-политической системы, основанных на ценностях, установках и отношениях европейской цивилизации, преломленной через русскую культуру.

Необходимо учесть, что подавляющее большинство населения национальных республик в принципе не мыслит свою судьбу и перспективы вне и тем более вопреки воле и интересам Российской Федерации. Разного рода радикальные националистические и сепаратистские движения, как правило, повышают голос тогда, когда государство проявляет слабость и неспособность выполнить такие задачи, как обеспечение условий для достижения материального благосостояния своих граждан и политической стабильности в стране, предотвращение и оперативное решение межнациональных, межконфессиональных и иных споров и конфликтов. И действительно, как только стали ослабляться жесткие властные узы, связывающие различные этносы в «единый советский народ», на поверхность вышли доселе дремавшие националистические, этнические, фундаменталистские, сепаратистские силы в союзных и ряде автономных республиках.

Касаясь вопроса о возможностях и перспективах сепаратизма и формирования новых государственных структур вне и вопреки воле России, нужно отметить, что на сегодняшний день не существует прочных горизонтальных или вертикальных экономических, социальных, политических или иных связей между национальными республиками Северного Кавказа. При этом следует упомянуть, что каждая отдельно взятая республика в большей степени заинтересована в своих связях с Россией, чем в сепаратных связях с другими республиками на индивидуальной основе.

С точки зрения перспектив сепаратистских установок и идей о возможном распаде России необходимо учесть, что если рассматривать Россию как империю по аналогии с Британской, Французской и другими европейскими колониальными империями, то здесь территориальная экспансия осуществлялась на едином пространстве суши. Подобно Соединенным Штатам, которые на протяжении всей своей истории целеустремленно завоевывали огромные пространства североамериканского континента от Атлантического побережья вплоть до Тихого океана, Россия преодолела еще более грандиозные пространства до Тихого океана на Востоке и Северного Ледовитого океана на Севере. К настоящему времени в результате отсечения наиболее проблемных (если не в настоящем, то в будущем) крупных сегментов Россия приобрела такие территориально-географические очертания, которые можно считать если не идеальными, то соответствующими требованиям обеспечения жизнеспособности и единства национального государства. Это то наследие, независимо от того, как его называть – имперским, историческим или каким-либо иным, от которого Россия ни при каких обстоятельствах не вправе отказаться. Не требующей доказательств аксиомой является то, что Сибирь, Дальний Восток, Северный Кавказ не колонии, а неотъемлемая составная часть России, в то время как Индия, Гонконг и так далее являлись заморскими колониями Британской империи.

Разумеется, было бы не совсем корректным отрицать существование антирусских настроений среди отдельных категорий населения северокавказских республик. Однако часто эти настроения не выходят за рамки существующего во всем мире бытового национализма и системы племенно-кланово-клиентелистских отношений, характерных почти для всех обществ, где сильно влияние традиционных ценностей и установок органической религиозной и политической культуры. Если исходить из кавказских реалий во всей их совокупности, а не руководствоваться абстрактными схемами, то оказывается, что южные осетины видят врага в Грузии и стремятся в Россию, абхазцы видят врага в Грузии и также стремятся в Россию, армяне Карабаха видят врага в Азербайджане и не прочь, чтобы Россия выступала, по крайней мере, в качестве посредника в решении своей проблемы. Аналогичные противоречия и конфликты имеют место и между различными народами Северного Кавказа в составе Российской Федерации. Раздирающие их экономические и территориальные коллизии между Чечней и Дагестаном, Чечней и казаками, Ингушетией и Северной Осетией, Осетией и Грузией, лезгинами и Азербайджаном, Абхазией и Грузией и тому подобные свидетельствуют о том, что главной проблемой для всего Кавказа являются не столько отношения народов региона к русским и России, сколько взаимоотношения внутри региона. Более того, без преувеличения можно утверждать, что антирусские, антисемитские и иные ксенофобские установки в значительной степени нивелируются существованием не всегда толерантного отношения между представителями самих кавказских народов или этносов.

Главный мотив или причина недовольства Москвой со стороны народов Северного Кавказа состоит прежде всего в убеждении в том, что руководство государства не уделяет должного внимания положению дел в регионе, сквозь пальцы смотрит на злоупотребления и беззакония, творимые местными властями, которые, по мнению большинства населения, сверху до низу пронизаны коррупцией, кумовством, мздоимством и склонны к сращиванию с организованной преступностью и мафиозными кланами.

Для многих народов региона Россия выступала гарантом, предоставляющим защиту от возможных покушений со стороны третьих сил на безопасность и неприкосновенность их национального очага. В течение тех лет, пока Чечня существовала в качестве фактически независимого государства, для нескольких северокавказских республик она выступала в качестве такой третьей силы. Создается впечатление, получение Чечней статуса независимого от России государства могло послужить не стимулом цепной реакции провозглашения другими северокавказскими республиками независимости, а, наоборот, фактором, еще более тесно привязывающим их к России. Речь идет, например, о Дагестане, где разгорелись баталии за восстановление Ауховского района, который чеченцы-аккинцы требовали возвратить им с последующей его передачей Чечне. Известно, к каким трагическим последствиям привела попытка ингушей силой решить вопрос о пригородном районе Северной Осетии. Чечня, охваченная форменной разрухой и организованной преступностью, послужила для всех остальных северокавказских республик отрицательным примером. В этом плане с значительной долей уверенности можно сказать, что действия вооруженных формирований, вторгшихся в Дагестан летом 1999 г. с территории Чечни, лишь укрепили решимость этих республик остаться в составе Российской Федерации.

Подводя итоги, можно утверждать, что решение проблем обустройства жизни горских народов Северного Кавказа немыслимо вне всего региона, включающего наряду с национальными республиками Краснодарский и Ставропольский края и Ростовскую область. А регион в целом немыслим в отрыве от Российской Федерации. Россия остается единственным государством, способным объединить и примирить различные народы и регионы, в том числе и Кавказа, в интересах всеобщего блага. Если теоретически допустить возможность «ухода» России с Северного Кавказа, то нетрудно представить непредсказуемые кровавые последствия этого акта для всего региона. Ибо когда народы в полной мере осознают, что каждому из них суждено жить в собственном, самостоятельном во всех отношениях государстве, территориальный вопрос выдвигается на передний план уже на качественно новом уровне и измерении.

Но нельзя забывать о том, что Россия просто так не может уйти от себя самой, поскольку Северный Кавказ, так же как Поволжье, Дальний Восток и другие регионы, является неотъемлемой ее частью. То же самое относится и к населяющим эти регионы народам. В данной связи не могут не вызвать недоумение рассуждения некоторых радетелей чистоты и неприкосновенности российской государственности о том, что России нужно отделиться от Северного Кавказа, отгородиться от мусульманских народов данного региона непреодолимыми пограничными барьерами. Более того, стабилизация обстановки на Северном Кавказе и его сохранение в своем составе стоят в качестве одной из императивных задач Российской Федерации. От решения проблем, вызванных осетино-ингушским противостоянием, двумя чеченскими войнами и другими противоречиями и конфликтами, во многом зависят как судьбы народов всего Северо-Кавказского региона, так и основные векторы развития самой российской государственности, а также народов Российской Федерации.