Текст книги "Клара и Солнце"

– Мама, – сказала Джози. – Прошу тебя, можно мы поедем? Не надо, пожалуйста, так.

– Ты думаешь, мне самой нравится? Вот это вот все? Ладно, ты нездорова. Ты в этом не виновата. Но не говорить никому. Скрывать, довести до того, что мы все сели в машину, а впереди целый день. Это нехорошо, Джози.

– Нехорошо говорить мне, что я больна, когда я запросто могу…

Помощница Мелания открыла снаружи дверь, у которой сидела Джози. Джози умолкла, а потом ее лицо, полное печали, обернулось ко мне сбоку от спинки сиденья.

– Прости меня, Клара. Съездим в другой раз. Обещаю. Мне правда очень-очень жаль.

– Ничего страшного, – сказала я. – Мы должны поступать так, как лучше для Джози.

Я тоже собралась выйти, но тут Мама сказала:

– Клара, одну секунду. Джози ведь что мне сказала. Что ты очень ждала этой поездки. Ну так почему бы тебе не остаться сидеть, где сидишь?

– Прошу прощения. Я не понимаю.

– Ну как же, это так просто. Джози нездорова и ехать не в состоянии. Она могла бы сказать нам об этом раньше, но решила не говорить. Ладно, она остается дома. Мелания тоже. Но мы с тобой, Клара, можем поехать, почему нет?

Лица Мамы я не видела, слишком высоки были спинки. Но Джози сидела по-прежнему, оглянувшись в мою сторону мимо спинки своего кресла. Ее глаза потускнели, как будто им уже было все равно, что они видят.

– Так, Мелания, – сказала Мама более громким голосом. – Помогите Джози выйти. Аккуратно с ней. Она больна, не забывайте.

– Клара, – сказала Джози. – Ты что, правда поедешь с ней к водопаду?

– Я благодарна твоей маме за это предложение, за ее доброту, – сказала я. – Но, может быть, лучше будет на этот раз…

– Постой, Клара, – перебила меня Мама. Потом она сказала: – Как же так, Джози? Только что ты была озабочена из-за бедной Клары, которая никогда не видела водопада. А теперь уговариваешь ее остаться дома?

Джози смотрела и смотрела на меня, а Помощница Мелания по-прежнему стояла около машины, протянув руку, чтобы Джози могла за нее взяться. Наконец Джози сказала:

– Ладно. Может быть, тебе стоит поехать, Клара. Вам с мамой. Нет смысла портить целый день из-за такой ерунды, из-за… Простите меня все. Простите, что я все время болею. Не знаю почему… – Я подумала, что потекут слезы, но она удержала их и продолжила тихо: – Прости, мама. Я правда виновата. Вечно всех подвожу. Клара, а ты поезжай. Ты придешь в восторг от водопада.

Ее лицо скрылось за спинкой сиденья.

Несколько секунд я не знала, как мне быть. Теперь обе они, и Мама, и Джози, выразили желание, чтобы я оставалась в машине и ехала к водопаду. И я понимала, что, если поеду, то, вполне вероятно, обогащусь новыми, возможно, критически важными наблюдениями, касающимися Джози и ее ситуации, и смогу потом лучше ей помогать. И все же ее печаль, когда она шла обратно по рассыпанным камешкам, была очевидна. Ее походка теперь, когда стало нечего скрывать, сделалась ломкой, и она не стеснялась опираться на руку Помощницы Мелании.

Мы смотрели, как Помощница Мелания отпирает дверь и они вдвоем входят в дом. Потом Мама запустила мотор, и мы отправились.

* * *

Это была моя первая поездка в машине, и поэтому я не могла толком оценить нашу скорость. Мне показалось, что Мама едет необычайно быстро, и на мгновение мне стало боязно, но потом я вспомнила, что она въезжает на этот холм каждый день, и заключила, что не стоит ничего опасаться с ее стороны. Я сосредоточилась на деревьях, проносящихся мимо, и на больших пустых промежутках, внезапно возникающих то справа, то слева, через них я видела с высоты холма кроны деревьев, растущих ниже. Потом дорога перестала подниматься, и машина поехала через большое поле, пустое, если не считать сарая вдалеке, очень похожего на тот, который видно из окна Джози.

Потом Мама в первый раз заговорила. Она была за рулем и потому не поворачивалась ко мне назад, и, не будь я одна с ней в машине, я, может быть, и не догадалась бы, что она обращается ко мне.

– Всегда они так, всегда. Играют с твоими чувствами. – Потом, чуть погодя, она продолжила: – Может быть, на посторонний взгляд, я жестко себя веду. Но как еще они научатся? Они должны научиться понимать, что у нас тоже есть чувства. – Потом, опять немного помолчав: – Она думает, мне нравится быть не с ней, день за днем, день за днем, черт бы все это взял?

Теперь появились другие машины, и, в отличие от улицы перед магазином, они ехали в обе стороны. Встречные машины возникали вдалеке и неслись в нашу сторону, но водители никогда не ошибались, и никто с нами не сталкивался. Вскоре все вокруг начало меняться с такой быстротой, что упорядочивать эти картины стало затруднительно. В какой-то момент одна секция сделалась наполнена машинами, тогда как соседние секции были заняты частями дороги и окружающего поля. Я, как могла, старалась сохранять при переходе из одной секции в другую гладкую линию дороги, но картины менялись постоянно, и в итоге я сдалась и позволила дороге всякий раз, как она пересекала границу, прерываться и начинаться заново. Несмотря на все эти трудности, окружающий простор, обилие видов и огромное небо очень сильно меня взволновали. Солнце часто закрывали облака, но иногда я видела Его фигуры, протянувшиеся поперек долины или ровного участка земли.

Когда Мама заговорила снова, было понятнее, что ее слова обращены ко мне.

– Славно иной раз, наверное, не иметь никаких чувств. Я тебе завидую.

Я обдумала это и сказала:

– Мне кажется, у меня много чувств. Чем больше я наблюдаю, тем больше чувств мне доступно.

Неожиданно она засмеялась, я даже вздрогнула.

– В этом случае, – сказала она, – тебе, может быть, не стоит так усердствовать в наблюдении. – Потом добавила: – Прости меня. Не хотела тебя обидеть. Я уверена, что чувств у тебя хватает.

– Когда Джози сейчас не смогла с нами поехать, я почувствовала печаль.

– Ты печаль почувствовала. Ладно. – Она замолчала – возможно, сосредоточилась на езде и на встречных машинах. Потом сказала: – Было время, не так давно, когда я думала, что чувствую все меньше и меньше. Каждый день чуть поменьше. Я не знала, рада я этому или нет. Но сейчас, последнее время, я, кажется, делаюсь сверхчувствительна ко всему. Клара, посмотри налево. Ты там как, в нормальном состоянии? Посмотри налево, туда, вдаль, и скажи, что ты видишь.

Там, где мы сейчас ехали, земля не поднималась и не опускалась, и небо все еще было очень большим. Я видела плоские поля, ни сараев, ни фермерских машин, и эти поля протянулись далеко. Но у горизонта было что-то похожее на небольшой город, состоявшее из одних металлических ящиков.

– Видишь? – спросила Мама, сама не отрывая глаз от дороги.

– Это далеко отсюда, – сказала я. – Но я вижу какую-то деревушку. Может быть, там делают автомобили или еще что-нибудь.

– Неплохая догадка. На самом деле химический завод, и довольно-таки передовой. Кимбалл Рефриджерейшн. Хотя вопреки названию к холодильникам они уже не один десяток лет отношения не имеют. Из-за этого завода мы, собственно, тут и поселились. На нем работал отец Джози.

Хотя до металлических ящиков по-прежнему было неблизко, я могла теперь разглядеть трубы, соединявшие здания между собой, и другие трубы, торчавшие в небо. Чем-то все это напомнило мне ужасную КОТЭ-машину, и мне стало тревожно из-за Загрязнения. Но тут Мама сказала:

– Там хорошее место. Чистая энергия на входе, чистая энергия на выходе. Отец Джози там когда-то был восходящей звездой.

Потом городок из металлических ящиков пропал из виду, и я опять села прямо.

– Мы сейчас отлично ладим, – сказала Мама. – Почти друзья, можно сказать. Для Джози это хорошо, конечно.

– Хочу спросить, работает ли Папа до сих пор на холодильном заводе.

– Что? О нет. Он был… заменен. Как и все прочие с ним. Он был блестящий талант. Был и есть, разумеется. Мы с ним лучше ладим сейчас. Это важно для Джози.

После этого мы некоторое время ехали молча, дорога стала круто подниматься вверх. Потом Мама поехала медленней, и мы свернули на узкую дорогу. Когда я в очередной раз посмотрела вперед между сиденьями, новая дорога показалась мне лишь ненамного шире самой машины. Перед нами, прочерчивая гладь дороги, тянулись слякотные параллельные линии от более ранних колес, и с обеих сторон нас обступали деревья, как здания на городской улице. Мама вела машину дальше по этой узкой дороге, и хотя мы ехали не так быстро, я задавалась вопросом, что случится, если другая машина поедет нам навстречу. Потом мы сделали еще один поворот и остановились.

– Все, Клара. Дальше пешком. Сможешь?

Когда мы вышли, я почувствовала прохладный ветер и услышала птиц. Вокруг нас, когда мы поднимались по тропе с камнями и комьями глины, было еще больше дикорастущих деревьев. Мне приходилось остерегаться, но я держалась за Мамой, и немного погодя мы прошли между двумя деревянными столбами, за которыми начиналась новая тропа. Она шла все вверх и вверх, и Маме часто надо было останавливаться и ждать меня. Мне подумалось тогда, что, может быть, она все-таки правильно посчитала, что эта поездка будет слишком трудна для Джози.

В этот момент я случайно повернула голову налево и там, за забором, тянувшимся вдоль тропы, увидела в поле быка, который внимательно смотрел на нас. Мне попадались фотографии быков в журналах, но живьем, конечно, я никогда быка не видела, и хотя этот стоял от нас на приличном расстоянии и не мог, я знала, перескочить через забор, его вид так меня встревожил, что я вскрикнула и остановилась. Ни от чего раньше у меня на глазах не шло разом столько сигналов злобы и желания крушить. Его морда, его рога, его холодные глаза, смотрящие на меня, – все это внушало мне страх, но я чувствовала и что-то еще, что-то более странное и глубокое. Было чувство в ту минуту, что это какая-то громадная ошибка, что нельзя было позволить такому существу вообще тут быть, стоять под Солнечной фигурой, что место этому быку где-то глубоко под землей в темноте и глине, что его пребывание на траве наверняка приведет к чему-то ужасному.

– Не волнуйся, – сказала Мама. – Он нас не тронет. Пойдем, пойдем дальше. Мне нужен кофе.

Я заставила себя отвернуться от быка и последовала за Мамой. Совсем скоро подъем прекратился, и вокруг нас появились грубые деревянные столы, которые я видела у Джози на фотографии. Я насчитала их четырнадцать по всей поляне, каждый с прикрепленными скамейками из досок по одну и другую сторону. Там были взрослые, дети, подростки, ИД, ИП, собаки – одни бегали, ходили или стояли вокруг столов, другие сидели за ними. Чуть дальше столов, совсем близко, был водопад. Он был больше и неистовей, чем тот, что я видела в журнале, и сам по себе занимал восемь секций. Я хотела увидеть Солнце, но не нашла Его в сером небе.

– Сядем тут, – сказала Мама. – Иди садись. Подожди меня. Мне надо выпить кофе.

Она пошла к домику из такого же грубого дерева шагах в двадцати. Спереди у него был открытый прилавок, так что он мог действовать как магазин, и прохожие стояли около него в очереди.

Я была рада, что могу сесть и освоиться, и, пока я ждала за грубым столом возвращения Мамы, все вокруг постепенно упорядочивалось. Водопад уже не занимал столько секций, и мальчики и девочки со своими ИД и ИП легко переходили из секции в секцию почти без разрыва.

Хотя никто из ИД и ИП, чье внимание было полностью поглощено их подопечными, не проявлял ко мне ни малейшего интереса, мне было приятно снова оказаться там, где они есть, и какое-то время я наблюдала за ними с радостью, провожая взглядом то одного, то другую. Потом пришла Мама, села передо мной, и я повернулась к ней полностью, а водопад неистовствовал у нее за спиной. Ее кофе был в бумажном стаканчике, и она поднесла его к губам. Я вспомнила, что говорила Джози: что если сидишь близко к водопаду, то можешь сама не заметить, как вся спина станет мокрая. Я подумала, не сказать ли об этом Маме; но что-то в ней показывало мне, что пока мне лучше помолчать.

Она так же пристально вглядывалась в мое лицо, как смотрела с тротуара, когда мы с Розой были в витрине. Все время, пока пила кофе, она не отводила от меня взгляда, и дошло до того, что одно только ее лицо заполнило целых шесть секций, в трех из которых были ее сузившиеся глаза, каждый раз под другим углом. Наконец она спросила:

– Ну и как тебе тут нравится?

– Тут чудесно.

– Вот, теперь ты повидала настоящий водопад.

– Спасибо вам, что привезли меня сюда.

– Странно. Мне показалось сейчас, что ты не очень-то рада. Не вижу твоей обычной улыбки.

– Простите меня. Я не хотела проявить неблагодарность. Мне очень приятно видеть водопад. Но и жаль все-таки, что Джози не смогла поехать с нами.

– Мне тоже. У меня нехорошо на душе из-за этого. – Потом она сказала: – Но не так нехорошо, как могло бы быть, потому что ты здесь.

– Спасибо вам.

– Может быть, Мелания была права. Может быть, Джози справилась бы.

Я молчала. Мама пила понемногу кофе и продолжала смотреть на меня.

– Что тебе Джози сказала про это место?

– Сказала, что тут красота и что ее всегда очень сильно радовали поездки сюда с вами.

– Именно так сказала? А упомянула про то, как мы всегда ездили сюда с Сал? Как Сал любила тут бывать?

– Да, Джози упомянула про свою сестру. – Потом я добавила: – Я видела сестру Джози на фотографии.

Мама смотрела на меня так пристально, что я подумала, не допустила ли я сейчас ошибку. Но потом она сказала:

– Я, кажется, знаю, на какой фотографии. На той, где мы сидим втроем. Помню, как Мелания нас снимала. Мы сидели вон на той скамейке. Я, Сал, Джози. Что-то не так, Клара?

– Мне очень грустно было узнать, что Сал скончалась.

– Грустно, говоришь…

– Простите меня. Наверное, мне не следовало…

– Все нормально. С тех пор как ее не стало, прошло время. Жаль, что тебе не довелось познакомиться с Сал. Другая, чем Джози. Джози просто берет и говорит, что думает. Ее не волнует, что, может быть, не надо было этого говорить. Иногда это раздражает, но я и за это ее люблю. Сал была не такая. Сал сначала все обдумает внутри себя и только потом выскажется, понимаешь меня? Она была более чувствительная, более ранимая. Может быть, поэтому тяжелее переносила болезнь, чем Джози.

– Можно мне узнать… почему Сал скончалась?

Глаза Мамы стали другими, и вокруг рта появилась какая-то жестокая складка.

– Зачем такие вопросы?

– Простите меня. Я просто полюбопытствовала…

– Не твое дело любопытствовать.

– Я очень-очень виновата.

– Что тебе до этого? Так случилось, вот и все.

Потом, после долгой паузы, лицо Мамы смягчилось.

– Я думаю, мы правильно сделали, что не взяли с собой Джози сегодня, – сказала она. – Она нездорова сейчас. Но вот мы сидим тут, и я по ней скучаю. – Она оглянулась и посмотрела на водопад. Потом повернулась обратно, и ее взгляд прошел мимо меня, туда, где были прохожие, собаки, ИД и ИП. – Так, Клара, хорошо. Раз Джози тут с нами нет, я хочу, чтобы ты побыла Джози. Совсем недолго. Раз уж мы здесь.

– Прошу прощения. Я не понимаю.

– Ты для меня так делала уже. В тот день, когда мы забрали тебя из магазина. Забыть ты вряд ли могла.

– Я помню, конечно.

– Я хочу сказать – ты вряд ли могла забыть, как это делать. Идти походкой Джози.

– Я смогу идти, как она. И даже более тонко теперь сумею ей подражать, ведь я лучше ее узнала, в разных ситуациях ее видела. Однако вот…

– Что – однако вот?

– Простите меня. Я не то сказала.

Мама смотрела на меня, потом сказала:

– Хорошо. Но я, так или иначе, не походку хочу увидеть в твоем исполнении. Вот мы сидим здесь вдвоем. Приятное место, приятный день. И я предвкушала, что мы будем тут с Джози. Поэтому я вот о чем тебя попрошу, Клара. Ты же сообразительная. Если бы сейчас не ты тут сидела, а она, то как бы она сидела? Вряд ли так, как ты сидишь.

– Нет. Джози бы скорее… так.

Мама ближе наклонилась над столом, ее глаза до того сузились, что лицо стало занимать восемь секций, оставив водопаду только крайние секции, и какое-то время у меня было чувство, что выражение ее глаз меняется от секции к секции. В одной, например, они смеялись жестоким смехом, но в соседней были полны печали. Шум водопада, голоса детей и лай собак – все утихло, чтобы дать место тому, что Мама готовилась сказать.

– Хорошо. Очень хорошо. Но сейчас я хочу, чтобы ты чуть-чуть пошевелилась. Сделай что-нибудь. Не переставай быть Джози. Дай мне увидеть ее не застывшей.

Я улыбнулась улыбкой Джози и села развалясь, непринужденно.

– Хорошо. Теперь скажи что-нибудь. Хочу услышать, как ты разговариваешь.

– Простите меня. Я не уверена…

– Нет. Это Клара. А мне нужна Джози.

– Привет, мама. Вот она я.

– Хорошо. Еще. Продолжай.

– Привет, мама. Со мной все норм, не переживай. Вот она я тут, все со мной в порядке.

Мама еще дальше наклонилась через стол, и я видела в секциях радость, страх, печаль, смех. Из-за того что все остальное вокруг утихло, мне было слышно, как она шепчет: «Хорошо, хорошо, хорошо».

– Я тебе говорила, что буду в норме, – сказала я. – Права была Мелания. Ничего со мной такого. Устала немножко, вот и все.

– Прости меня, Джози, – сказала Мама. – Прости, что не повезла тебя сюда сегодня.

– Ничего страшного. Я знаю, что ты обо мне беспокоишься. А со мной порядок.

– Я бы хотела, чтобы ты тут была. Но тебя тут нет. Я очень хочу, чтобы ты перестала болеть.

– Не переживай, мама. Я выздоровею, все будет отлично.

– Как ты можешь знать? Что ты в этом понимаешь? Ты девочка всего-навсего. Девочка, которая любит жизнь и верит, что все можно поправить. Что ты в этом понимаешь?

– Все хорошо, мама, не волнуйся. Я скоро выздоровею. Я даже знаю, как это произойдет.

– Что? Что ты сказала? Ты думаешь, ты больше знаешь, чем врачи? Больше, чем я? Твоя сестра тоже давала обещания. Но не сумела их сдержать. Не делай так, пожалуйста.

– Но, мама, послушай. Сал другим была больна, не этим. Я выздоровею.

– Ну хорошо, Джози. Расскажи мне тогда, как ты выздоровеешь.

– Особая помощь ко мне идет. То, о чем никто до сих пор не думал. И тогда я поправлюсь.

– Что это за помощь? Кто это говорит?

Теперь в одной секции за другой я видела, как сильно заострились под кожей Мамины скулы.

– Честно, мама. Я выздоровею.

– Так, хватит. Хватит!

Мама встала и отошла. Я снова тогда увидела водопад, и шум его – как и голоса людей у меня за спиной – вернулся громче прежнего.

Мама остановилась у деревянных перил, за которыми кончалась поляна и начинался водопад. Я видела висящую перед ней водяную пыль, и мне подумалось, что она мигом станет мокрая, но она продолжала стоять спиной ко мне. Потом наконец повернулась и махнула рукой.

– Клара. Иди сюда. Иди посмотри.

Я встала со скамьи и пошла к ней. Она назвала меня Кларой, поэтому я знала, что не надо больше пытаться изобразить Джози. Жестом она показала мне, чтобы я подошла еще ближе.

– Взгляни-ка отсюда. Ты же никогда не видела водопада. Так что взгляни. Как тебе зрелище?

– Чудесно. Гораздо сильней впечатляет, чем в журнале.

– Нечто особенное, правда? Ну, я рада, что ты это видишь. А теперь поехали обратно. Я беспокоюсь из-за Джози.

Пока спускались к машине, Мама все время молчала. Она двигалась быстро, всю дорогу самое меньшее в четырех шагах впереди меня, и мне надо было остерегаться ошибок на этом крутом спуске. Когда мы проходили место, где раньше видели быка, я оглядела поле до самой дали, но жуткого существа нигде видно не было, и мне подумалось, что его, может быть, забрали обратно в глубь земли.

* * *

Когда мы дошли до машины, я двинулась было к задней двери, но Мама сказала:

– Нет, поезжай впереди. Больше увидишь.

Поэтому я села рядом с ней, и это было как разница между серединой торгового зала и витриной. Мы спускались через поля, в облаках виднелось Солнце, и я примечала, как высокие деревья на горизонте собирались плотными группами по семь или восемь, пусть даже вокруг них была одна пустота. Машина перемещалась по длинной тонкой линии, пересекающей землю, и я увидела, что то, что я вначале приняла за дальнюю часть рисунка самого поля, на самом деле овцы. Мы проехали одно поле, где было больше сорока этих существ, и хотя мы двигались очень быстро, мне было видно, что каждая из них наполнена добротой – полная противоположность тому жуткому быку. Мой взгляд особенно привлекли четыре овцы, еще более кроткие на вид, чем остальные. Они разместились на траве аккуратной вереницей, одна за другой, как будто шли куда-то. Но я успела заметить, хоть мы и быстро проезжали, что в действительности они смирно стоят на месте, только рты слегка шевелятся, пережевывая траву.

– Я благодарна тебе, Клара. С тобой было ничего, терпимо.

– Я очень рада.

– Может быть, когда-нибудь съездим с тобой еще раз. Если Джози будет не в состоянии.

Я ничего не ответила на это, и она спросила:

– Ты не против, Клара? Не против еще раз так съездить?

– Нет, вовсе нет. Если Джози не сможет.

– Знаешь что? Я думаю, лучше не надо ничего говорить Джози про это. Про то, что ты там делала. Имитировала ее. Она может неправильно понять. – Потом, еще немного помолчав, она спросила: – Значит, договорились? Ни слова Джози про это.

– Как вы желаете.

Мне опять теперь был виден городок из металлических ящиков, на этот раз справа. Мне подумалось, что она, может быть, еще что-нибудь о нем скажет или о Папе, но она вела машину молча, и какое-то время спустя металлические ящики пропали из виду. Только тогда она заговорила, совсем неожиданно:

– Дети могут боль иногда причинять. Они считают: раз ты взрослый, тебе ни от чего не может быть больно. Но все-таки она немного повзрослела с тех пор, как ты у нас появилась. Стала более чуткой.

– Я рада.

– Да, это заметно последнее время: она определенно сейчас более внимательна к другим.

Я увидела дерево, чей ствол был на самом деле три тонких ствола, переплетенные воедино. Я внимательно разглядывала его, поворачиваясь на сиденье по мере езды, чтобы смотреть подольше.

– Ты что-то мне там такое говорила, – сказала Мама, – про ее выздоровление. Что какая-то особая помощь должна прийти. Это были просто слова, верно?

– Вы должны меня извинить. Я знаю, что и вы, и доктор, и Помощница Мелания очень внимательны к состоянию здоровья Джози. Оно очень тревожное. И все-таки я надеюсь, что скоро ей станет лучше.

– Это всего лишь надежда? Или что-то более весомое, на что ты рассчитываешь? Что-то такое, чего мы не видим?

– Я думаю… это просто надежда. Но реальная. Я верю, что Джози скоро станет лучше.

Мама после этого ничего не говорила, ее глаза смотрели сквозь ветровое стекло словно бы в какую-то даль, так что я не знала, видит ли она дорогу перед нами. Потом она тихо сказала:

– Ты умная ИП. Может быть, ты видишь то, чего мы, остальные, не видим. Может быть, ты права, что надеешься. Может быть, ты права.

* * *

Когда мы вернулись, Джози не было ни на кухне, ни в Открытой Планировке. Мама и Помощница Мелания стояли в дверях кухни и вполголоса разговаривали, и мне видно было, что Помощница Мелания сообщает хорошее: что Джози неплохо себя чувствовала в наше отсутствие. Мама слушала и кивала, а потом прошла через прихожую к подножию лестницы и подала голос, обращаясь к Джози. Та ответила только коротким: «Ладно», и Мама еще немного постояла около лестницы. Потом пожала плечами и пошла в Открытую Планировку. Я была теперь в прихожей одна, поэтому решила подняться к Джози.

Она сидела на ковре спиной к кровати, подтянув колени, на которых лежал альбом для рисунков. Она что-то сосредоточенно рисовала карандашом и не подняла голову в ответ на мое приветствие. Вокруг были разбросаны несколько других листов, вырванных из альбома, одни оставленные после нескольких быстрых линий, другие густо заполненные.

– Я так рада, что Джози хорошо себя чувствует, – сказала я.

– Да, у меня все нормально. – Она не поднимала глаз от рисунка. – Ну и как прошла поездка?

– Замечательно. Такая жалость, что Джози не смогла с нами быть.

– Ага. Не повезло. Водопад посмотрела?

– Да. Это просто чудо.

– Мама порадовалась?

– По-моему, да. Конечно, ей очень сильно там недоставало Джози.

Наконец она посмотрела на меня, бросила короткий взгляд поверх альбома, и я увидела в ее глазах то, чего никогда раньше не видела. И мне снова вспомнился чей-то вопрос во время социализации о том, почему Джози не захотела Б3, и то, как она ответила со смехом: «Теперь начинаю думать, что зря не захотела». Потом она опять уронила взгляд в альбом и вновь принялась рисовать. Я долго продолжала стоять все там же, где встала, когда вошла. Наконец сказала:

– Мне очень жаль, если я чем-то расстроила Джози.

– Ничем ты меня не расстроила. Почему ты так решила?

– Значит, мы по-прежнему добрые подруги?

– Ты моя ИП. Мы должны поэтому быть добрыми подругами, так ведь?

Но в ее голосе не было улыбки. Было ясно, что она хочет остаться одна со своим рисованием, поэтому я вышла из комнаты и встала на лестничной площадке.