Текст книги "Ангел тьмы"

Глава 18

К тому времени, как мы вступили на порог «Лафайетта» и расселись на увитой зеленью террасе, нас уже отпустило достаточно, чтобы мы начали улыбаться и даже немного подтрунивать над собственными приключениями.

– Итак! – возвестила мисс Говард с изумленным вздохом, принимая от официанта меню. – Не хотелось бы мне первой задавать дурацкие вопросы, однако если Аны Линарес в доме сестры Хантер нет, где же она?

– Не знаю, – ответил Маркус, – но мы сообща прочесали там все до дюйма…

– В том числе подвал, – вставил Люциус, просматривая меню.

– И никаких следов ребенка, – закончил Маркус, обескураженно опустив голову на руку. – Ни следа вообще…

– Единственное, что я могу здесь предположить, – произнес мистер Мур, овладевая винной картой. – Учитывая то, что случилось с вами на улице, тут замешаны Пыльники, и они ее где-то прячут.

Я плюхнулся было рядом с их столиком на пол, чтобы заползти в зеленые заросли, высаженные вдоль железной ограды (добродушные официанты разрешали мне это), но слова мистера Мура меня остановили.

– Пыльники? – переспросил я. – Замешаны в эдаком?

– А почему бы и нет? – поинтересовался мистер Мур. – Или ты думаешь, они выше похищений, Стиви?

Отвечать мне показалось совсем неуместным, и я обернулся к доктору за поддержкой; однако тот созерцал лишь поверхность стола перед собой.

– Ну… – ответил я неуверенно. – Не то чтобы выше, на самом деле… просто… ну… тупее, вот это да. Или безумнее.

Люциус несколько раз кивнул:

– Стиви говорит разумно. Организация и планирование не есть сильные черты Пыльников. Потому-то другие банды в покое их и оставили: они не в состоянии себя контролировать. Их удел – кокаин и разбой. Похищения и шантаж – не их стихия.

– Ребенок находится в доме этой женщины, – четко и медленно произнес доктор, по-прежнему не поднимая глаз. – Держу пари на что угодно.

Мистер Мур присвистнул:

– Крайцлер, вы были там – она позволила нам перерыть всю свою чертову нору.

– И? – спросила мисс Говард.

– И единственным, кто еще там живет, оказался ее собственный муж. Он лет на пятнадцать старше, наполовину инвалид. В молодости был, очевидно, ранен в Гражданской войне да так с тех пор и не оклемался.

– Он оклемался, – с легким раздражением откликнулся доктор. – Во всяком случае, раны его затянулись. Но от войны ему осталась тяга к опиатам.

– Но ведь он прикован к постели, – озадаченно отозвался Маркус. – И его жена сказала, что он…

– Эта женщина не в состоянии и слова в правде молвить, даже если от этого будет зависеть ее жизнь, – парировал доктор. – Что же насчет его лежачести, то и я бы слег, если бы меня так же накачали морфием. Вы обратили внимание на запах в его спальне и следы на его руках?

– Да, – ответил Люциус, удостоившись братнина раздраженного взгляда. – Нет, Маркус, тут все предельно ясно – человек годами колется морфием.

– Я не сомневаюсь, с помощью своей супруги, – добавил доктор Крайцлер. – Добрейшей сестры милосердия Хантер.

– А что, кстати, насчет нее? – встрепенулась мисс Говард. – Какова она была, когда вы зашли? Просто пока вы стояли на крыльце, она играла вами, точно фортепьянными клавишами.

Все, кроме доктора, при этих ее словах несколько растерялись, однако Крайцлер разом забыл о своей угрюмости и даже хохотнул:

– Именно, Сара! Я это видел, хоть поначалу и не смог пресечь.

– Так как же ей это удалось? – настойчиво продолжала мисс Говард. – Как она повела себя после того, как вы очутились в ее логове?

– Ну… я тебе так скажу… – Мистер Мур отложил меню и винную карту с видом человека, готового сделать заказ, однако, несмотря на вроде бы уверенный тон, слегка позабывшего, о чем это он. – Я знаю, что тебя, Сара, бесит, когда мужчины в твоем присутствии стараются подбирать слова, так что буду с тобой откровенен: я так до конца и не разобрался, то ли она меня грохнуть хочет, то ли трахнуть.

Люциус судорожно прыснул, делая глоток воды, и жидкость окатила наружную стену ресторации; к счастью, столик под ней оказался пустым. Даже после явления официанта мы продолжали хохотать, так что заказ нам удалось сделать не сразу. В конце концов бедняга тоже не удержался и принялся ржать просто за компанию. Даже исчезая на кухне с нашим заказом, он еще продолжал хихикать.

– Господи, Джон, – выдавила наконец мисс Говард, пытаясь отдышаться. – Нет, я, конечно, просила говорить при мне откровенно, но не до такой же…

– Ох, перестаньте, – вступился за мистера Мура доктор. – Тут не выйдет и невинность соблюсти, и капитал приобрести – или уж откровенничать, или, сами понимаете… – Продолжая похрюкивать, он похлопал мистера Мура по спине. – Право же, Мур, вы просто гробите свой талант в этой вашей «Таймс». До чего живописное определение и, вместе с тем, до чего непечатное… но, безусловно, точнее не скажешь. Элспет Хантер – бесконечная цепочка кажущихся парадоксов, причем некоторые имеют смертельные грани.

Маркус утер салфеткой выступившие слезы и произнес:

– Так вы и в самом деле верите, что ребенок там, доктор? Даже после того, как мы, благословением этой женщины, столь внимательно осмотрели весь дом?

– Я бы все же воздержался от слов вроде «благословения» применительно к этому существу, Маркус, – сказал доктор, глядя, как на столе материализовалось несколько бутылок белого вина для взрослых и одна – с рутбиром Хайрса2525
  Рутбир (пиво из корнеплодов) – газированный напиток из корнеплодов с добавлением сахара, мускатного масла, аниса, экстракта американского лавра и др. Рецепт составлен в конце XIX в. филадельфийским аптекарем Чарлзом Хайрсом, впервые представлен публике на Филадельфийской выставке столетия США в 1876 г.


[Закрыть] для меня. – И не забывайте, мы осмотрели лишь видимую невооруженным глазом часть дома.

– То есть? – непонимающе переспросил Маркус.

Но следующий вопрос доктора уже был адресован его брату.

– Детектив-сержант, если кому-то покажется, что дом под № 39 по Бетьюн-стрит не так давно подвергся… конструктивным переделкам в неизвестной и незримой для нас части… каким образом возможно обосновать или же опровергнуть такие подозрения?

Люциус пожал плечами и пригубил вино, разлитое по бокалам мистером Муром.

– Даже если она и намерена в конечном счете воспользоваться оной площадью в преступных целях, ей все равно сперва придется получить разрешение на переделку, если таковая затрагивает несущие элементы конструкции. В противном случае на нее неизбежно накинутся инспекторы и не дадут ничего перестраивать. То есть вы едете в центр и смотрите в архивах. Это несложно.

– Что скажете, Крайцлер? – хмыкнул мистер Мур. – Эта особа устроила у себя в доме что-то вроде тайника и прячет в нем девочку?

Доктор, не обращая на него внимания, продолжал расспрашивать Люциуса:

– Но достаточно ли точны будут записи? Относительно работ, произведенных в доме?

– Довольно-таки. В любом случае, по ним можно будет судить, производилась ли переделка. Вот только зачем, доктор?

Тут Крайцлер обернулся ко все еще улыбавшемуся мистеру Муру, чье лицо тотчас исполнилось внезапной серьезности, а взгляд уперся в гигантское серебряное блюдо устриц, утвердившееся в центре стола.

– Даже не думайте, Крайцлер, – процедил он. – Я свое отбегал. И ради какого-то легкомысленного предположения, выведенного вами из очередной серии бредней, я не стану…

– Не беспокойтесь, Мур, – ответил доктор. – Сара составит вам компанию. – Мисс Говард, как раз подносившую ко рту первую устрицу, заявление доктора не порадовало, но она лишь смиренно вздохнула. – Между тем, – продолжал доктор, – я сомневаюсь, что кому-либо из вас понравится другое насущное задание, – впрочем, у вас все равно отсутствуют необходимые знаки полномочий.

Люциус причмокнул устрицей, и едва я изготовился тоже сцапать себе такую же, лицо его внезапно озабоченно вытянулось.

– Ой-ёй, – издал он. Доктор кивнул:

– Да, очередное… как вы, Маркус, выразились? Боюсь, очередное, гм… «потрясение». Нам необходимо выяснить, почему Гудзонские Пыльники вдруг так заинтересованы в том, что происходит внутри и вокруг дома № 39 по Бетьюн-стрит. Я бы предложил вам посвятить несколько следующих ночей патрулированию территории банды, чтобы отловить пару-тройку не самых опасных членов и хорошенько потрясти их. Полагаю, вам не понадобится опыт нашего доброго знакомого инспектора Бёрнса в проведении «допросов третьей степени», хотя угроза применения такового может…

– Мы уже поняли, доктор, – ответил Маркус. – Ничего особенного. – Он обернулся к брату. – Не забудь прихватить револьвер, Люциус.

– Будто я его когда забывал, – мрачно буркнул Люциус. – А вы, доктор? Чем собираетесь заняться – верно, дальнейшими психологическими изысканиями?

– Если бы я полагал, что это поможет, – безусловно, – отозвался доктор, расправляясь с устрицей и воздавая должное вину. – Однако может статься, что на острове Блэквеллз обнаружатся одна-две женщины, коих мне будет полезно, исходя из имеющегося у нас контекста, навестить. Но есть еще одна загадка, которая занимает меня больше других. – Он обернулся к Сайрусу, затем обвел взглядом заросли, пытаясь обнаружить меня. – Стиви, будь так добр, подойди на минутку. – Я повиновался и, высосав из устричной раковины остатки пряного сока, встал рядом с Сайрусом. – Где палочка? Та, которую, по твоим словам, Динь-Дон вытащил из своего падшего соратника?

Вообще-то я успел напрочь позабыть об этой штуке и в задумчивости поднял палец. После чего перемахнул через изгородь, домчался до коляски и полез проверить под сиденьем. На мое счастье, палочка никуда не делась. Я зажал ее в кулаке, так же резво вернулся на террасу и вручил странноватую, хоть и простую штуковину доктору.

– Итак, мы имеем на редкость невероятное совпадение, – произнес он, изучая палочку. – В ночь, когда некто всадил в дверной косяк дома № 808 филиппинский нож, Сайрус сообщил нам, что ему удалось заметить лишь мальчика, мгновенно исчезнувшего за углом.

– Так, – подтвердил Сайрус. – На вид лет десяти-одиннадцати.

– А Стиви… ты сказал, что видел мальчика примерно того же возраста, скрывшегося за углом Бетьюн-стрит сразу после того, как один из Пыльников рухнул без чувств?

– Ага. Хотя пацан был черным, точно. Там было достаточно света, чтоб не обмануться.

Доктор кивнул, я же сграбастал с блюда еще одну устрицу, пока их все не прикончили остальные.

– Сайрус? – обернулся к нему доктор Крайцлер. – Не могли бы вы примерно определить национальность мальчика?

Тот покачал головой:

– Слишком темно было. То есть, он мог быть и черным, хоть утверждать это я и не решусь.

– А во что он был одет?

– Да как обычный уличный мальчишка, – отозвался Сайрус, пожав плечами. – Мешковато, похоже на обноски.

– А не было похоже, как и в случае Стиви, что одежда была для него велика?

– Можно и так сказать.

Доктор кивнул, хотя уверенности в его лице не прибавилось; он снова осмотрел палочку.

– Один и тот же ребенок или два ребенка появляются в ключевых точках одного и того же расследования. В первый раз это враждебное или, по крайней мере, упреждающее событие. В другой же, напротив… – Доктор как будто поймал что-то – нос его принялся подрагивать над усами, точно у кролика. – Что это?

Мистер Мур посмотрел по сторонам – к нам всего лишь подошел официант, убрать со стола опустевшее блюдо.

– Что – что?

– Этот… аромат, – пояснил доктор. Он окинул взглядом веранду, после чего вновь перевел взгляд на палочку. Он поднес ее ближе к лицу, поводил под носом заостренным ее концом. – Хм-м… да, ошибка исключена. Хлороформ… – Он снова понюхал. – Плюс еще что-то… – Не зная, куда бы ее пристроить, он протянул палочку Люциусу; пожаловала перемена блюд. – Детектив-сержант? – бросил доктор младшему Айзексону, просто сверля взглядом славный кус жареной осетрины, тем заказанный. – Сможете определить запах?

Люциус принял палочку, стараясь держать ее подальше от своей рыбы с гарниром из зеленой фасоли и картофеля. После чего, вытянув шею, приблизил нос к самому кончику штуковины.

– Да, – сказал он, полагая на этом экспертизу законченной. – Действительно пахнет хлороформом. Что же до… – Он вдруг просиял, после чего исполнился взволнованной озабоченностью. – Стиви, а не был ли тот Пыльник мертв, когда его уносили?

– Мертв? – переспросил я, перехватывая у официанта тарелку с любимым моим кушаньем – зажаренным на решетке стейком с соленой жареной картошкой – и направляясь к своей зеленой пещерке. – Не. В отключке, но… он дышал, это наверняка.

Люциус еще раз понюхал палочку, после чего передал ее брату.

– В таком случае – при условии, что он действительно продолжал дышать, – кем бы ни оказался тот, кто ею воспользовался, он такой же знаток, как и метатель ножа.

Понюхав палочку, Маркус чуть улыбнулся знакомому запаху.

– Игнатьев боб, – пробормотал он до того увлеченно, что полностью проигнорировал даже явление жареного цыпленка в эстрагоновом соусе, задымившегося перед ним.

– Что? – переспросила мисс Говард, подаваясь к палочке и потрясенно ее разглядывая.

– Что объясняет присутствие хлороформа, – добавил Люциус и приступил к трапезе.

Мистер Мур, еще мгновением раньше блаженно упивавшийся видом гольца под миндальным соусом, раздраженно уронил вилку и нож.

– Так, ладно. Опять я у нас за дебила. – Он взял себя в руки. – О чем это вы, люди, Христа ради?

– Игнатьев боб, – объяснила мисс Говард таким тоном, будто первый же прохожий, остановленный на тротуаре под террасой, понял бы, о чем речь, – одно из тех растений, что естественно производят стрихнин.

– Вот оно! – воскликнул доктор, щелкая пальцами. – Стрихнин! Я узнал этот запах.

– Обыкновенно растворяется в воде, в алкоголе же, напротив, растворяется скверно, чего не скажешь о хлороформе, в коем он растворяется идеально, – изрек Люциус. – Если предположить, что в намерения нашего человека входило обезвредить жертву, а не убить, пропорция составлена со знанием дела. А это фокус непростой.

– Отчего ж? – спросил я, впиваясь зубами в стейк и запивая мясо рутбиром.

– Оттого, что стрихнин – куда мощнее других препаратов, пользуемых в аналогичных целях, – произнес Маркус, вручая палочку мисс Говард и наконец приступая к цыпленку. – Кураре, например, – целая смесь различных ингредиентов, и стрихнин – лишь один из них, а смешивание позволяет легче контролировать действие состава. То ли дело стрихнин в чистом виде – вещество крайне хитрое. Оттого и любимо многими, когда дело доходит до потравы вредителей. Даже лучше мышьяка, правда.

– Но можете ли вы с уверенностью утверждать, что это именно чистый стрихнин? – поинтересовался доктор.

– Аромат довольно четок, – ответил Люциус. – А присутствие хлороформа как растворителя – лишнее тому подтверждение. Но ежели вам будет угодно, я могу взять образец домой и подвергнуть его нескольким тестам. Проще простого. Капелька серной кислоты, немного бихромата калия…

– Ну, разумеется, – добавил мистер Мур, поглощая гольца. – Я всегда так и поступаю…

– Очень хорошо, – подвел черту доктор. – Однако давайте на миг допустим, что вы правы, детектив-сержант. Сможете ли вы назвать нам того, кто мог бы располагать подобными знаниями? С ходу?

– Ну, – ответил Люциус, – эта штука походит на туземную стрелу или дротик.

– Так, – кивнул доктор. – Я тоже об этом подумал.

– Но вот кто б мог использовать чистый стрихнин на охоте… или даже на войне, – тут вы меня поймали, доктор.

– А это, – возвестил Крайцлер, принимаясь за крабовые котлеты, – и будет моим заданием на завтра.

– Ага! – возликовал мистер Мур, салютуя вилкой. – Наконец-то – загадка, которую я могу решить. Вы собираетесь повидаться с Боасом!

– Совершенно верно, Мур. С Боасом. Уверен, он будет счастлив снова оказать нам услугу.

Доктор Франц Боас2626
  Франц Боас (1858–1942) – американский лингвист, этнограф и антрополог, исследовал языки и культуру индейцев и эскимосов. Один из основоположников дескриптивной лингвистики.


[Закрыть] был близким приятелем доктора из числа ученых – глава Отдела антропологии в Музее естественной истории, он годом ранее оказал нашему отряду неоценимую помощь в расследовании дела Бичема. Будучи, как и Крайцлер, урожденным немцем, Боас, меж тем, перебрался за океан значительно позже доктора. Прежде чем осесть в Соединенных Штатах и посвятить себя антропологии, он изучал психологию, так что они с доктором не испытывали каких-либо затруднений в беседах друг с другом; и всякий раз, стоило им с доктором встретиться за дружеским обедом в доме, столовая неизбежно становилась полем оживленных дискуссий, временами перетекавших в дебаты: доктор Боас порой сбивался на немецкую речь, доктор Крайцлер – тоже, и я уже вовсе переставал разбирать, чего они так разорались. Но в остальном он был добрейшим человеком и, подобно большинству истинных гениев, никогда не позволял своим мозгам превратить себя в то, что можно назвать интеллектуальным снобом.

– Я покажу ему и нож, и этот метательный снаряд, – сказал доктор Крайцлер, – а потом опишу ребенка или детей, коих мы замечали в случаях применения этого оружия. Быть может, он предоставит какие-либо догадки – или же кто-нибудь из его сотрудников. Признаюсь, пока это дело меня озадачивает.

Ответом ему послужило согласное чавканье: тем самым мы давали понять, что более ничего не способны добавить к истолкованию утренних событий. Мы просто ели и пили, успокаивая нервы и разум. Пока молчание не прервала мисс Говард:

– Для женщины, чьи первоначальные действия кажутся столь импульсивными, – начала она плавно, потягивая вино и поигрывая ложечкой в горке свежей клубники под горячим шоколадным соусом, поданной ей на десерт, – эта особа, похоже, заранее обдумала, как ей лучше всего избежать поимки. – Она изящно куснула сочную ягоду. – Очередной парадокс, доктор?

– Разумеется, Сара, – ответил тот, катая свою клубнику в шоколаде. – Но не следует забывать – и я сейчас обращаюсь ко всем вам, – что подобные парадоксы ни в коем случае не должно считать противоречивыми. Они суть часть единого процесса. Подобно змее, извивающейся на песке из стороны в сторону, а в итоге – продвигающейся вперед, ведет себя и сестра Хантер в погоне за отчаянными своими целями. Она импульсивна – и тут же расчетлива. Льстит и соблазняет – и вдруг смертельно угрожает. Женщина, производящая впечатление респектабельной дамы, чей супруг прикован к постели, – однако между ней и самой выродившейся, бессмысленно жестокой бандой в городе обнаруживается важная связь. В сравнении любое самое вызывающее преступное поведение представляется понятным и объяснимым. Даже такой маниакальный убийца, как Джон Бичем, похоже, держался курса, который выглядит едва ли не прямолинейным и внятным, хоть и смертельным. Оказавшись лицом к лицу с Элспет Хантер, мы во многих смыслах обнаруживаем себя в незнакомом мире. И карт этого мира – еще меньше…

Меж тем трапеза приближалась к концу, и – поскольку было воскресенье и все места, упоминавшиеся доктором Крайцлером как потенциальные источники информации, были закрыты – все сошлись, что лучше разойтись по домам, заняться оставшимися делами и просто немного отдохнуть. Покинув кафе «Лафайетт», Айзексоны сразу бросились ловить кэб, а доктор любезно предложил мистеру Муру и мисс Говард развезти их по домам. Затем мы вернулись на 17-ю улицу, и мне пришлось изрядно провозиться в каретном сарае, приводя в порядок коляску и смазывая круп Фредерика, которому досталось от Динь-Дона.

Удар почти не оставил отметины, однако я чувствовал, что Фредерику больно, так что, втирая лекарство, я успокаивал его и кормил сахаром. Еще больше бесила меня мысль, что человек, коего я всегда считал одним из худших своих знакомцев – а после визита к Кэт принялся ненавидеть еще больше, – причинил Фредерику такую боль и смятение. И, трудясь над крупом животного, я тихо уверял его, что уж позабочусь – Динь-Дон еще поплатится за эту рану своей собственной шкурой. Да еще и с процентами…

Погруженный в эти горестные мысли, я почти не заметил проскользнувшего в каретный сарай Сайруса. Он подошел и погладил шею Фредерика, заглядывая мерину в глаза и бормоча какие-то слова сочувствия. Потом заговорил со мной:

– Он в порядке?

– Ага, – сказал я, придерживая левую заднюю ногу Фредерика и сковыривая засохшую грязь с подковы. – Рубец небольшой. Он больше перепугался.

– Крепкий, старина, – проговорил Сайрус, легонько похлопывая конягу по морде. Потом обернулся и подошел ко мне. Я почувствовал, что у него что-то на уме.

– Мисс Говард не слышала. В смысле, что́ Динь-Дон сказал про Кэт.

Мое сердце подскочило, но я продолжил чистить подкову.

– Нет?

– Она была слишком далеко. Да и занята была. – Сайрус присел со мной рядом. Быстро покосившись, я узрел на его широком лице любопытство, но еще больше – симпатии. – Зато я слышал.

– О… – только и смог произнести я.

– Поговорим, Стиви?

Я попытался выдавить из себя легкий смешок, но осекся.

– Да что тут говорить. Она ушла и стала его девчонкой. – Я чуть не подавился этими словами. – Я ж говорил ей… ну, знаешь, насчет работы здесь. Но ты был прав. У нее другие планы…

Сайрус только хмыкнул – дескать, он все понял. Затем положил руку мне на плечо.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Не-а, – ответил я, не отводя глаз от подковы. – Со мной лады. Просто надо закончить тут вот, только и всего…

– Ну… Доктору незачем знать эту часть истории. С делом это никак не связано, я так считаю.

– Верно. – Мне наконец удалось бегло взглянуть на друга. – Спасибо, Сайрус.

Он просто кивнул, встал и медленно вышел из каретного сарая.

Я провел за работой еще несколько минут: засохшая грязь сходила с подковы Фредерика еще быстрее оттого, что смешивалась с моими тихими слезами.