Текст книги "Ангел тьмы"

Глава 4

Огибая угол 9-й улицы, мы набрали такой дикий темп – признаюсь, дикий даже для меня, – что кэб чуть было не встал на два колеса. В те дни, до того еще, как компания запустила действительно большие лайнеры («Мавританию» и бедную старушку «Лузитанию»77
  «Мавритания» – пассажирский лайнер, водоизмещение 31 950 т; плавал в 1907–1935 гг. «Лузитания» – британский пассажирский лайнер, торпедированный в 1915 г. без предупреждения германской подводной лодкой у берегов Ирландии. Погибло 1198 человек.


[Закрыть]) пирс линии «Кьюнард» все еще находился у самого окончания Кларксон-стрит, кварталом выше Вест-Хаустон; однако я собирался по возможности держаться подальше от толчеи на этой транспортной артерии. Даже поздней воскресной ночью ее заполняла плотная масса шлюх, воришек и их нетрезвых жертв; теперь же, после отбытия уполномоченного Рузвельта в Вашингтон, она стала только гуще. Тамошний бардак здорово бы замедлил наше движение. Вместо этого мы пролетели через тихие жилые кварталы 9-й улицы, пересекли Шестую авеню и устремились на запад по Кристофер, замечая по ходу все более отчетливые признаки того, о чем мисс Говард упоминала, пока мы шли к № 808: преступники вершили свои дела вне своих берлог, притонов и борделей, и такого тут было до чертиков, причем творилось все это без малейшей опаски, которую в свое время, хоть и ненадолго, удалось вколотить в эту братию мистеру Рузвельту. Дополняло картину периодическое явление фараонов, занимавшихся здесь тем, что уполномоченный так усердно старался предотвратить, мотаясь по улицам и осуществляя регулярные ночные проверки: они взимали поборы, надирались пьяными у танцзалов и салунов, заигрывали со шлюхами и спали там, где настигал их сон. О да, старый город действительно осознал, что Рузвельта уж нет, а реформатор мэр Стронг вскорости допрыгается: преступный мир почувствовал, что вскоре сможет вновь вздохнуть свободно.

Когда мы достигли Бликер-стрит, мой взгляд (и, должен признаться, желудок) налетел на нечто, заставившее меня спешно затормозить, каковое действие несколько удивило Сайруса.

– Что случилось, Стиви? – крикнул он мне, но в ответ я мог лишь ошарашенно пялиться на пятно линялого синего шелка да невообразимую копну светлых волос. Судя по тону, Сайрус разглядел то же, что и я. – А, Кэт… – Наверняка он нахмурился, произнося ее имя.

Я щелкнул поводьями и направил нас прямо к синему шелку и светлым волосам, принадлежавшим Кэт Девлин… ладно, назовем ее пока моей старой доброй знакомой; она работала в одном из детских домов терпимости на Уорт-стрит. Она была с каким-то разряженным джентльменом, по виду вполне способным быть ее дедушкой: самой-то Кэт было всего четырнадцать; короче, они как раз собрались перейти Бликер, когда я пустил кэб следом за ними.

– Стиви, у нас нет на это времени, – услышал я слова Сайруса – он произнес их мягко, но со значением.

– Ладно, всего-то одна минутка, – бросил я в ответ.

Кэт вздрогнула, когда прямо перед ней неожиданно выросла конская морда, посмотрела вверх, и голубые глаза на ее хорошеньком личике вспыхнули яростью:

– Эй! Какого хрена ты себе тут… – И тут она увидала меня. Взгляд ее сразу смягчился, однако озадаченность из него не ушла, хоть улыбке и удалось изогнуть тонкие губы. – Ты чего, Стиви? Ты что здесь делаешь вообще? Да еще с этим кэбом… ты мне чуть кавалера не напугал. – Улыбаясь, она повернулась к своему спутнику, в ответ сжавшему ее ручку покрепче, отчего сердце мое заколотилось жарче. А он еще похлопал по ее руке дорогущей перчаткой и отвратительно ухмыльнулся.

– Вообще-то я собирался спросить то же самое у тебя, – сказал я. – Уж больно далече к западу сегодня работаешь, нет?

– О, я дорожаю в этом мире, – ответила она. – На следующей неделе забираю у Фрэнки свое барахло и перехожу работать на Гудзон-стрит. К Пыльникам.

Тут она вдруг громко и болезненно шмыгнула носом, хихикнула, пытаясь скрыть неловкость, и быстро утерла носик. На ее потраченной молью перчатке осталась кровавая полоса – и все, сказанное ею, внезапно стало мне понятно.

– Пыльники, значит… – выдавил я, чувствуя, что жар в моей груди оборачивается страхом. – Кэт, ты же не можешь…

Она сообразила, что́ за этим последует, и поспешила через дорогу.

– Это просто дружок мой, – проворковала она своему кавалеру и через плечо крикнула мне: – Эй, Стиви, забегай к Фрэнки на этой неделе, пересечемся! – В равной степени это было и предложением отвалить, и приглашением завалить. – И хватит уже кэбы-то угонять!

Я хотел ответить как-нибудь так, чтобы она оставила свою добычу и поехала с нами, однако Сайрус сзади стиснул мое плечо.

– Так не годится, Стиви, – сказал он тем же мягким, но уверенным тоном. – Нет времени.

Я знал, что он прав, но ни тени покорности не промелькнуло в моем согласии – я только ощутил, как все тело точно свело в судороге, да такой жестокой, что у меня все поплыло перед глазами. Из горла моего внезапно вырвался короткий вопль, я выхватил из висевшего рядом чехла длинный бич, взмахнул им над головой и резким движением расправил в сторону человека, пересекавшего улицу под ручку с Кэт. Жало бича лизнуло самую верхушку его цилиндра, аккуратно его продырявив и отправив в полет на добрых шесть футов – прямиком в лужу из дождевой воды и конской мочи.

– Стиви! Проклятье! Ты не посме… – взвилась Кэт.

Но дальше слушать я был не намерен: щелкнул поводьями и отправил серую кобылу вприпрыжку по Кристофер-стрит, оставив за спиной все еще громкие, но теперь неразборчивые проклятья Кэт.

Полагаю, вы уже поняли, что Кэт для меня была не просто подружкой. Но девчонкой моей она не была ни в коем разе; да она, по сути, вообще ничьей девчонкой-то не была. Ответить же, какое место занимала она в моей жизни, я бы тогда не смог, не смогу и сейчас. Я бы сумел, наверное, брякнуть, что она была той первой, с кем у меня состоялись интимные отношения, – за тем исключением, что сопутствующий таковой заявке счастливый образ юной любви был далек от имевшего место быть в действительности. Правда в том, что для меня она была тайной, головоломкой – и в грядущем ей было уготовано стать еще головоломнее, когда жизнь ее нежданно совершила поворот, коему было предначертано связать ее с делом, только начинавшим нами распутываться.

К тому времени, как мы добрались до Гудзон-стрит, я все еще был взбешен; дернув левой рукой на себя поводья и тем самым понуждая кобылу свернуть к центру, я даже не попытался ее притормозить. Снова мы чуть было не встали на два колеса, но хотя извозчик на заднем сиденье и взвизгнул от ужаса, я не услышал ни звука протеста от Сайруса, привыкшего к моей манере ездить и знавшего, что ни одного экипажа я еще ни разу не опрокинул. Справа от нас пронеслись потемневшие красные кирпичи старой церкви Святого Луки, затем салуны и лавки нижней Гудзон-стрит, и через несколько секунд мы выехали на Кларксон – лишь затем, чтобы совершить еще один безумный разворот, на сей раз к западу. Впереди мгновенно вынырнула набережная и река – вода в ней была чернее ночи. Пирс в конце улицы оказался неожиданно оживленным для столь позднего часа.

Выбравшись из засилья складов и матросских ночлежек, заполнявших последние несколько кварталов Кларксон-стрит, мы смогли разобрать очертания большого парохода, пришвартованного к длинной темно-зеленой массе пирса «Кьюнард»: то была «Кампанья», которой еще и пяти лет не стукнуло, – она пребывала в горделивом покое, сияя цепочками маленьких огней на шлюпочной палубе, что освещали две ее темно-красные, с черным верхом трубы, статный белый мостик, спасательные шлюпки, изящные обводы корпуса – словом, все, что недвусмысленно намекало на впечатляющие достижения, ожидавшие компанию-первопроходца трансатлантических просторов в недалеком будущем.

На берегу рядом с пирсом сгрудилась толпа народу, и, когда мы подъехали ближе, я разглядел, что среди них полно как фараонов в мундирах, так и детективов в гражданском. Еще я увидел несколько матросов и портовых рабочих – и, как ни странно, кучку пацанов, одетых в одни лишь мокрые штаны, обрезанные по колено. Подпрыгивая на месте, приседая и дрожа – отчасти из-за явно недавнего купания в холодной реке, отчасти от возбуждения, – они кутались в большие куски парусины. Картину освещали несколько факелов и электрический фонарь кого-то из портовых рабочих. Ни следа наших детектив-сержантов, что, впрочем, конечно, пока ничего не означало – те в поисках улик запросто могли нырнуть на дно Гудзона в водолазных шлемах, каковую меру средний нью-йоркский детектив счел бы наверняка бесполезной.

Когда мы подъехали к набережной, Сайрус извлек из бумажника некоторую сумму денег и вложил в трясущуюся руку извозчика, сопроводив сие лишь словами:

– Жди здесь. – Учитывая состояние бедняги, тот вряд ли осмелился бы ослушаться. И все же на случай, если ему придет в голову слинять, я прихватил с собой на голове его «лицезивный» цилиндр, когда мы начали протискиваться через толпу.

Общаться с фараонами я предоставил Сайрусу, прикинув, что сколь бы нью-йоркская полиция ни в грош не ставила черных, мне бы они уделили еще меньше внимания. Тем более что я уж давно приметил парочку офицеров, знакомых мне по временам, когда я еще отзывался на кличку «Стиви-Свисток» и, чего уж таить, был весьма известной персоной на Малберри-стрит. Когда Сайрус поинтересовался насчет Айзексонов, ему, что называется, «неохотно» указали в центр толпы:

– Ниггер к жидятам! – И мы стали протискиваться вперед.

Я уж несколько месяцев не видался с нашими детектив-сержантами, однако сложно было бы представить братьев в более характерной для них обстановке. На бетоне набережной они расстелили широкий кусок ярко-красной клеенки и склонились над ним. Статный и красивый Маркус – голова, увенчанная шапкой курчавых темных волос, нос величествен и благороден – уже успел выложить на него мерную ленту и несколько поблескивавших металлом измерительных инструментов, и сейчас снимал размеры с какого-то все еще неясного мне предмета, лежавшего у него под ногами. Его младший брат, Люциус – пониже и покрепче, с более жидкими волосами, местами являвшими взору неизменно вспотевшую кожу на черепе, – шнырял вокруг с чем-то вроде медицинских инструментов в руках – такие доктор Крайцлер держал у себя в смотровом кабинете. За их трудами наблюдал капитан, его я узнал – по фамилии Хоган, и в тот момент он покачивал головой, как это обычно делали все старые служаки, коим выпадало наблюдать за работой братьев Айзексонов.

– Боюсь, маловато здесь будет, чтоб хоть как-то разобраться, – похохатывал капитан. – Лучше б нам дно протралить да посмотреть, не отыщется ли там чего-нибудь более подходящего, скажем башки. – При этом фараоны вокруг подобострастно захихикали. – Ну, а этому, стало быть, прямая дорога в морг… хоть я даже не знаю, за каким дьяволом эта штука может пригодиться мясникам.

– В том, что у нас тут есть, содержится масса улик, – не оборачиваясь, уверенно отвечал ему Маркус. – По крайней мере, они подскажут нам, как это совершилось.

– А удаление с места преступления лишь приведет к обычному ущербу для сопутствующих улик, – торопливо и возбужденно добавил Люциус. – Так что если вы, капитан Хоган, окажете нам любезность и отзовете всех этих людей подальше, позволив нам закончить, времени на поездку в мертвецкую у вас образуется куда больше.

Хоган опять рассмеялся и отвернулся:

– Эх вы, еврейчики… Вечно себе, понимаешь, думаете. Лады, народ, а ну, сдали назад – позволим нашим экспертам закончить работу.

Тут Хоган глянул на нас, и я поспешно натянул цилиндр пониже, продолжая надеяться, что так меня, глядишь, никто и не узнает. Сайрус же направился прямиком к капитану.

– Сэр, – начал он с куда большим пиететом, нежели, как я знал, на самом деле испытывал. – Я располагаю крайне важным личным сообщением для господ детектив-сержантов.

– Что вы говорите, надо же? – ехидно ответил Хоган. – Знаешь, вряд ли господам детектив-сержантам сильно охота, чтоб какой-нибудь зулус прерывал их научные, понимаешь, изыскания…

Но Айзексоны расслышали голос Сайруса и уже успели к нему обернуться. Увидев старого знакомого, они расплылись в улыбках.

– Сайрус! – воскликнул Маркус. – Ты-то что здесь делаешь?

Детектив-сержант завертел головой по сторонам – я знал, кого он ищет, и заранее прижал палец к губам, чтобы ему не вздумалось окликнуть меня, когда он меня заметит. По счастью, это сработало – Маркус молча кивнул, продолжая улыбаться; следом за братом кивнул мне и Люциус. Затем оба поднялись с корточек, и нам во всей красе впервые явилось то, что лежало на клеенке.

То была верхняя часть мужского торса, отхваченная чутка пониже ребер. Шея тоже была срублена начисто и, судя по срезу, работал здесь отнюдь не профессионал. Еще у этого куска мяса не хватало рук. Остальное выглядело довольно свежим. Сам вид, а также отсутствие характерной вони говорили, казалось, о том, что в воде останки провели не так уж много времени.

По кивку Сайруса братья отошли с нами в сторонку, и мы шепотом обменялись более теплыми приветствиями.

– Ты что ж это, Стиви, никак работу сменил? – поинтересовался Люциус, промокая носовым платком лысину и указывая на мой головной убор.

– Нет, сэр, – ответил я. – Но нам срочно потребовалось сюда добраться. Мисс Говард…

– Сара? – вмешался Маркус. – С ней все хорошо? Чтото случилось?

– Она в № 808, сэр, – ответил Сайрус. – С клиенткой и мистером Муром. У них дело, с которым, как они полагают, вы сможете им помочь. Это срочно, однако… должно быть неофициально.

Люциус вздохнул:

– Как, впрочем, и все, что в наше время способно послужить развитию криминалистики. В общем, я так понимаю, единственное, что мы еще способны здесь свершить, – помешать этому стаду скормить останки львам в зверинец Сентрал-парка.

– А что здесь произошло? – спросил я, снова бросая взгляд на жуткую четвертину на клеенке.

– Дети заметили его в реке, – ответил Маркус. – Крайне грубая работа. Явно несколько часов как мертв. Но есть кое-какие любопытные детали, и нам бы хотелось сперва занести их в протокол. Дадите нам пять минут?

Сайрус кивнул, и детективы вернулись к работе. Я слышал, как Люциус оглашает остальным фараонам обнаруженные улики: по тону его было понятно, что он вполне отдает себе отчет, сколь бесполезно все это, а потому, возможно, говорил он с ними несколько надменнее обычного.

– А теперь, капитан, потрудитесь записать: я уверен – и плоть, и позвоночный столб были разрезаны посредством некоего подобия грубой пилы. Мы можем исключить возможность свершения сей ампутации каким-либо студентом-медиком с целью хищения внутренних органов – никто не стал бы уродовать внутренние органы. И вон те прямоугольные участки удаленной кожи представляют для нас особенный интерес – они именно что удалены умышленно: по всей вероятности, дабы ликвидировать некие особые приметы. К примеру – татуировки, поскольку мы с вами в портовом районе… быть может, обычные родинки. Однако из этого следует, что убийца почти наверняка был хорошо знаком с жертвой…

Насмотревшись достаточно на мясо и фараонов – те поочередно балагурили либо игнорировали все, что вещал им Люциус, – я повернулся к мальчишкам, которые и нашли труп. Те все еще пребывали в возбуждении, не оправившись от шока, так что сейчас в каком-то нервическом веселье приплясывали вокруг. Я заметил, что вроде как знаком с самым тощим, и подвалил к нему, чтобы немного поболтать.

– Эй, Носяра, – тихонько позвал я; тощий немедленно обернулся и осклабился. Не нужно было предупреждать его, что не стоит выкрикивать мое имя при фараонах: малой был из той шайки пацанов, что ходили под Сумасшедшим Мясником, одним из подручных Монаха Истмена, – я работал с ними, пока не загремел на остров Рэндаллс, – так что он прекрасно знал: ни к чему мне лишний раз пересекаться с «быками». Если уж те однажды отметили тебя как баламута, впредь, где б вы ни встретились, обязательно с нездоровым удовольствием доколупаются, сделал ты что-нибудь эдакое или не сделал.

– Стиви-Свисток! – шепотом обрадовался Носяра, плотнее запахивая вокруг себя кусок парусины и потирая здоровенную и странно изогнутую часть своего лица, за которую, собственно, и заработал погоняло. – Извозом промышляешь? А я-то думал, ты работаешь на того трёхнутого доктора.

– Я и работаю, – отозвался я. – Долгая история. Чего здесь стряслось, лучше расскажи.

– Ну, – протянул пацан, снова принимаясь возбужденно приплясывать на месте. – Мы тут со Шлёпом да Болезным Луи, – и он показал на остальных ребят; я кивнул им, и они кивнули мне в ответ, – ну, мы просто гуляли, значит, по набережной, смотрели, типа, может, какая вещь ничейная у пирса подзавалялась…

Я хихикнул:

– Ничейная вещь? Во, Носяра, ты даешь.

– Не, ну надо ж это как-то обзывать, если быки зацапают. Короче, канаем мы к пирсу, и тут глядь, фиговина красная в воде бултыхается. Прикинули, может, там чего вкусного внутрях упрятано, да нырнули за ней, как были, в портках, ну, короче. Вытягиваем, значит, ее эдак преспокойненько… ну и можешь представить, на чё это было похоже, когда мы ее развернули… – Он присвистнул и рассмеялся: – Братан. Болезный Луи сблевнул после этого, наверно, раз восемь – хрена ль там не проблеваться, коль у тебя полжелудка всего…

– Эй-эй-эй, – возмутился Болезный Луи. – Я те, Носяра, уже мильон раз говорить задолбался – это мой кишечник, таким вот я на свет уродился, без половины кишок, а не чего там другого!

– Ну, ладно-ладно… короче, – продолжал Носяра. – Пошли мы, значит, за фараоном, может, думаем, тут награда какая светит. Ну, и, короче, впредь будем умнее. Теперь эти гады не отпускают нас ни фига – прикинь, подозревают, может, это мы чего утворили! Не, ты прикинь, с какой это стати нам понадобится людей распиливать? И, главное, как, Господи Иисусе? У меня что один малый идиот, – он ткнул пальцем в пацана по кличке Шлёп, который, как я присмотрелся, похоже, вообще слабо улавливал, что происходило вокруг, – что второй, с полжелудком своим…

– Я ж те задолбался говорить, Носяра! – опять заверещал Болезный Луи. – Это мой…

– Все, все, твой кишечник, – успокаивающе буркнул Носяра. – А теперь завали пасть, будь так добёр. – И он обернулся ко мне с ухмылкой. – Не, ну вот ведь дебилы ёкарные. Такие вот, короче, делы, Свисток, сам-то каким ветром здесь?

– Я, – начал я, оглядываясь на толпу вокруг останков и замечая, что та начала вроде бы понемногу редеть. – Да пару тут друганов заехал подобрать. – В этот момент Сайрус и детектив-сержанты двинулись ко мне. – Ладно… мне пора уже. Но вообще я вроде собирался к Фрэнки заскочить на этой неделе. Сам там не будешь?

– Ну, если только фараоны когда-нибудь нас отпустят, – весело осклабился Носяра. – Не, ты прикинь, нам эдакую вот фиготень шить, а? – завел он сызнова, когда я двинулся обратно. – Это ж ни фига не логически! Хотя кто ж здесь хоть раз слыхал о логическом фараоне, а, Свисток?

Я ухмыльнулся ему в ответ, откозырял и вместе с Сайрусом и Айзексонами поспешил к экипажу.

Извозчик по ходу опять вырубился, хотя, когда Сайрус забирался назад, воспрял и тихенько так заскулил – вроде как надеялся, что вся эта скачка ему привиделась в похмельном кошмаре:

– О нет… нет, не надо! Послушайте, вы, я фараонов позову, если…

Маркус, устраиваясь на маленькой железной подножке справа, пока его брат таким же образом обосновывался слева, сверкнул полицейской бляхой.

– Фараоны уже здесь, сэр, – произнес он невозмутимо, перебрасывая через плечо ранец с инструментами и мертвой хваткой цепляясь за борт салона. – Окажите любезность, извольте сесть обратно и не шуметь – поездка не займет много времени.

– О нет… не займет, – обреченно простонал старик, – никак не займет, особливо поминая ту, что я пережил по дороге сюда…

Пока он ныл, я влез на козлы, прищелкнул поводьями, и мы загремели обратно по булыжникам Кларксон-стрит, оставляя за спиной странную сцену на набережной и рассчитывая – как выяснилось впоследствии, напрасно, – что более нам такого не услышать и не увидеть.

Пока экипаж наш несся на восток, моя голова аж кипела от мыслей, крутившихся вокруг кровавого зрелища да нашей безрадостной встречи с Кэт и ее клиентом. Но стоило нам выехать обратно на Гудзон-стрит и повернуть к северу, внимание мое окончательно отвлекли знакомые и – учитывая обстоятельства и мои думы – радостные звуки: едва поблизости не осталось ни одного фараона, способного услышать их разговор, братья Айзексоны немедленно предались любимой своей забаве – яростной перебранке.

– Вот не мог ты просто удержаться, не мог, скажи? – слышал я голос Маркуса, пробивавшийся сквозь бой кобылкиных подков по камням.

– Удержаться от чего? – визгливо отзывался с другого края сражающийся там за жизнь Люциус, решив заранее уйти в оборону.

– Ты же просто воспользовался удобным моментом, чтобы прочитать им всем лекцию, будто мы в начальной школе, – раздраженно продолжал Маркус.

– Я отмечал важные улики! – яростно сопротивлялся Люциус. Глянув разок через плечо, я увидел, как детектив-сержанты, словно два мальчишки, чего-то не поделившие меж собой, подались с подножек друг к другу, не обращая внимания на Сайруса и ошалелого извозчика, зажатых между ними в салоне. Впрочем, старик явно решил, что странная эта сцена суть новое свидетельство того, что он похищен маньяками.

– Ах, он отмечал важные улики, – передразнил брата Маркус. – Да ты же рисовался! Будто нам и так мало проблем в Управлении без того, чтоб ты изображал классную даму!

– Но это просто нелепо… – попытался возразить Люциус, но Маркус не давал ему спуску:

– Нелепо? Ты с восьми лет себя так ведешь!

– Маркус! – попытался перевести разговор Люциус. – Здесь не место и не время для таких разговоров…

– День за днем, стоило нам прийти со школы, как на тебе: «Маменька! Папенька! А я могу наизусть пересказать все наши уроки, вот послушайте, послушайте!»

– … не место вытаскивать наружу личные…

– И ведь ни разу в голову ему не пришло, что маменьке с папенькой, может, подери тебя черт, страшно утомительно выслушивать все его уроки. Так нет же, он просто брал и шпарил, точно…

– Они гордились мной! – воскликнул Люциус, позабыв обо всех предыдущих попытках соблюсти достоинство.

– О чем ты вообще думал? – заорал в ответ Маркус, когда я направил кобылку через Кристофер-стрит и на восток по 10-й, не желая лишний раз опять встречаться с Кэт. – Что этот, значит, Хоган вернется на Малберри и скажет: «Иисусе Христе, Мария и Иосиф, ай да Айзексоны – как они здорово знают свое дело: вот и сегодня показали нам такое-разэдакое!»? Да ты еще на верный шаг приблизил наше с тобой увольнение!

«Дискуссия» продолжалась в том же духе, пока на Бродвее я не повернул к северу и не развернулся у парадного крыльца отеля «Сент-Денис». Во всем мире не было двух детективов лучше братьев Айзексонов, впервые явивших мастерство свое в деле Бичема: помимо криминологии, они были искушены в медицине и юриспруденции, а также неусыпно отслеживали все теории и практики мирового сыска. Это благодаря их познаниям в еще не принятой на вооружение дактилоскопии мы получили первую зацепку в деле Бичема. Они располагали арсеналом камер, химикалий и микроскопов, с помощью коих справлялись с любыми трудностями, которые обычным детективам могли бы показаться абсолютно неразрешимыми; и все же при этом они страсть как любили побраниться друг с другом, и бранились при первой же удобной возможности, будто две старые наседки.

Сайрус выдал извозчику скромные чаевые, я вернул деду цилиндр, и мы наконец оставили его перед отелем приходить в себя. Быстрым шагом мы перешли к дому № 808 и набились в лифт. Оказавшись внутри, детектив-сержанты слегка поутихли, однако это коснулось лишь громкости их спора, но никак не его пыла.

– Маркус, во имя всего святого, – причитал Люциус, – можем мы поговорить об этом дома?

– А как же, – отвечал ему брат, оправляя сюртук и приглаживая назад густые волосы. – Маму еще к разговору подключим…

– То есть? – спросил Люциус несколько ошарашенно.

– Она ведь займет твою сторону. Она всегда так делает – чувства твои боится задеть. Разумеется, она скажет, что всегда обожала твои выступления. А по правде – так помирала со скуки. Уж ты мне поверь – она частенько на тебя жаловалась, когда тебя не было рядом.

– Да как ты!.. – начал было Люциус, но в эту секунду лифт достиг шестого этажа и по обыкновению резко и тяжко замер. Вывеска Сары на знакомой двери, похоже, моментально вернула братьев во взрослую жизнь – оба они смолкли как по команде, столь же внезапно, как и начали этот спор. Что же до нас с Сайрусом, единственное, в чем мы действительно преуспели, – это стоически удерживаться от душивших нас приступов хохота все время, пока поднимались наверх. Но, ступив на порог старой нашей штаб-квартиры, и мы ощутили всю серьезность момента.