Текст книги "Общая теория управления"

Управление в обществе осуществляет трансляцию культуры в деятельность общества посредством политического и торгового классов. Элита задает информационное пространство деятельности, правление и управление организовывают деятельность общества, а массы ее осуществляют.

Можно сделать вывод, что культура является «духовной вершиной» всей пирамиды познания в деятельности общества, а экономика – «материальной базой». Политика же – связующее звено между ними. Но ошибочно представлять «материальную базу» единым основанием общества. Она в силу своей материальности состоит из множества раздельных объектов воздействия, структурированность которых во многом зависит от сознательных решений субъекта управления. А вот «духовную вершину» можно считать единым основанием общества. Культура, неважно – духовная, социальная или материальная, представляет собой в общественном сознании единый субъект воздействия, который состоит из нормативных образов (образцов) познания, общения и деятельности.

Для социального управления важна культура, нормативные образцы общения и взаимодействия, проявленные в политике и экономике, системах управления и хозяйства общества. Право как важнейший элемент политической культуры составляет основу социального управления и развития общества.

Право как основа социального управления

Леонид Васильевич Дюков, один из основателей казахстанской школы права, утверждал, что «вся история общества – история управления».

Общество, как и любая другая система, стремится к единству, а управление им представляет собой единый процесс.

В основе социального управления лежат «нормы» и «формы», формально-определённые нормативы поведения в обществе, организации взаимодействия между людьми и организации управления этим взаимодействием.

Норма как руководящее начало деятельности немыслима без определённой формы, без правил, связывающих и упорядочивающих содержание этой деятельности.

Нормы социального управления, что бы они ни регулировали в обществе, должны представлять собой формально-определённые с технической точки зрения критерии оценки социального действия.

Юстиция как синоним справедливости означает «формальное правило», и как таковое обязательно обладает абстрактным характером, отвлечённым от конкретных обстоятельств места и времени, от практических целей конкретных людей. Нормы права соответственно равно действуют на всех, включая создателей нормы, против которых они также могут быть направлены. Как говорили римляне, заложившие образец права: «пусть рушится мир, но справедливость торжествует».

Можно сказать, что право – не только начало политики, но и завершение культуры. В праве лучшие образцы cоциальной культуры обретают окончательную, фиксированную форму. Формально определённые образцы социальной культуры составляют правовой аспект общества, инструмент социального управления.

В законах государства как коллективных актах сознательного управления должны быть выражены объективные законы социальной природы. Иначе законы государства станут неправовыми, социальное управление будет игнорировать автоматические механизмы социального взаимодействия и превратится в произвол.

Правление, право и управление не случайно однокоренные слова. Правление устанавливает право, а управление его осуществляет. То есть организационные формы деятельности общества, как нормы социального управления, являются не только средством государства в деле развития общества, но и сами по себе – цель и ценность этого государства. Любое Правление сначала устанавливает и/или подтверждает Право, после чего осуществляется Управление в соответствии с Правом.

Чингисхан, который был признан Юнеско человеком второго тысячелетия и являлся такой же святой личностью для жителей Великой степи, как и Мухаммед для арабов, так наказывал своим потомкам о Законе («Джасак»): «Когда начнёте управлять, создайте закон и управляйте только посредством него. И бойтесь сами нарушить установленный вами закон. Иначе потрясётся дело государства. И будете искать Чингисхана и не найдёте…».[24]24
  Хара-Даван Э. Чингисхан как полководец и его наследие. Алма-Ата, 1992.


[Закрыть]

Благодаря законам государство устанавливается как всеобщая организационная структура общества, как будто оно есть «первичное юридическое лицо». Власть как сила принуждения, с одной стороны, является социальной необходимостью, обеспечивающей интеграцию общества, а с другой стороны – социальной угрозой свободе общества. В цивилизованном обществе только государство имеет исключительное право на применение силы, все остальные уровни власти его лишены. Например, наивысшая мера административного наказания в организации состоит лишь в угрозе увольнения, т. е. основана на экономическом, а не физическом принуждении к труду. Только органы государственной власти имеют право на издание нормативно-правовых актов, которые имеют примат над любыми другими нормативными актами, издаваемыми иными управляющими структурами в обществе.

Ничто и никто, кроме государства, не имеет права издавать нормы права, обеспечивать их исполнение и разрешать споры по поводу них.

Таким образом, государство имеет исключительное право на правотворчество, правоприменение (в т. ч. правоохранение) и правосудие.

Вместе с тем следует понимать, что в любом, даже тоталитарном, обществе принудительная сила государства (полиция, армия) основана, в конечном итоге, на физической силе масс. Следовательно, «общественное мнение» масс и «свободную волю» среднестатистической личности, усредненного представителя масс необходимо учитывать. В политике этого не понимает только безумец.

Но суть социальной природы государственного управления глубже, сложнее политической ориентации на общественное мнение. Она состоит в правовой ориентации государства на обеспечение свободы каждой конкретной личности во взаимодействии между людьми.

Идея свободы есть центральная идея государства, по Гегелю. А свобода личности есть общечеловеческая ценность, только она и лежит в основе справедливости.

Справедливость как идея закономерности последствий, неизбежной ответственности личности за действия своей свободной воли («воздаяния по заслугам») предполагает равенство людей в правах, а не полное их равенство. Но во все времена массы требуют именно полного равенства как идеального воплощения справедливости, хотя справедливость состоит не в равенстве, а в равноправии.

Изначально неравные по личным способностям и социальным возможностям люди должны быть равны в своих правах во всём, включая и «его величество случай», удачу и неудачу, стечение обстоятельств. Но нет, и не может быть, равенства всех и каждого. Возможно только, ибо необходимо, равенство всех перед законом, даже если отдельная личность спорит с целым правительством, выступает против народа. Обе стороны важны для государства в правовом смысле.

Равенство в правах (равноправие) – это осознанная людьми необходимость и свобода согласовываться между собой в обществе, которую государство как раз и призвано обеспечивать.

Таким образом, право имеет в своей основе нравственность свободы, универсальную мораль светского общества. Право всегда воспринимается как «Правда», Ratio Scripta («писанный разум»), отражает в правовых законах государства объективный закон развития свободы личности в обществе. Сократ говорил, что «справедливость драгоценнее всякого золота, это добровольное подчинение всех закону».

Объективные законы социальной природы должны осознаваться обществом как справедливость. Справедливость должна воплощаться в праве и реализовываться в соответствии с правом.

Иными словами, чтобы правовая система была справедлива, она должна быть основана на естественном праве как неписанном своде общепринятых обычаев в национальном сообществе и на естественных правах человека, независимых от национальных границ. Истоки естественного права не в дикой «войне всех против всех», а в социальной природе человека, его сознательном стремлении к общению с себе подобными, со своей внешней средой и внутренней природой. Разум и совесть, которыми человек как «политическое животное» естественно от природы наделён, по сути и есть естественная основа любого права (Гуго Гроций), ибо человек человеку – вовсе не волк, а друг и брат.

Даже если для конкретного случая не предусмотрена норма права, в основе любого правосудия должно лежать то естественное положение, что все люди в процессе преследования собственных интересов и пользования своими правами должны поступать по отношению друг к другу в духе братства и взаимопонимания. Именно в этом суть естественного права и именно это предписывает Всеобщая Декларация Прав Человека, даже в отношении такого неотъемлемого права человека как право собственности. Кстати, собственность это основа не только экономики, но и права.

Собственность – необходимое условие свободы личности, её своеобразия, это материальное инобытие личности. Собственность как исключительное право лица господствовать над вещами невозможна вне отношений между людьми по поводу вещей. Присваивать, т. е. относиться к чему-либо как к вещи, можно что угодно: материальные объекты, права, услуги и даже идеи, одним словом всё, кроме человека. Присваивать людей, делать их объектами собственности запрещено. Рабство в современном мире является преступлением.

В основе регулирования общественных отношений лежит согласие людей и его юридическое оформление. Без консенсуса, без согласия людей нет, и не может быть, регулирования их общественных отношений.

Гарантом согласования граждан в юридических отношениях, даже если согласие достигается во внесудебном порядке, выступает государство. Формально определённые (официальные) действия – суть юридических отношений. Так, любой, даже вербальный, договор должен быть снабжён соответствующей формально-определённой мерой по введению его в действие («стипуляцией» – лат.). Например, при устном займе денег надо не просто их попросить, а попросить именно «взаймы», т. е. пообещать вернуть эти деньги, желательно с указанием срока возврата.

Бытовое понимание права как легальной возможности выбирать вариант действия возможно благодаря научному пониманию права как системы формально определённых и общеобязательных норм и правил согласования и регулирования общественных отношений, санкционированных и обеспеченных принудительной силой государства (на основе общей воли народа и с целью развития естественных прав и свобод человека).

Справедливость как «воздаяние каждому по праву», «соответствие праву» есть идея равноправия неравных лиц. Она внутренне присуща не только «правосудию», но и правотворчеству, правоприменению и правоохранению в процессе государственного управления обществом.

Очень важно, чтобы источниками права в современном, информационном обществе были не только нормативно-правовые акты государства (законы), но и, во-первых, обычаи общества, признанные или санкционированные государством, во-вторых, конкретные прецеденты судебных решений (чтобы не было по одной и той же ситуации различных судебных решений).

Только такие правовые системы могут обеспечить справедливость и равноправие в социальном управлении.

Необходимо отличать правовые системы от систем права, структурированных совокупностей норм, институтов и отраслей права. Правовые системы исторически глубже и культурно шире, определяют и/или отражают организацию всей политической жизни общества.

К примеру, «континентальная» романо-германская правовая система опирается на «писаный закон» как на источник права, а англосаксонская – чтит разум как источник права вообще («общего права»). Общее право всегда ищет разумную «причину решения» (Ratio Decidenti), поэтому борется за архаичную прерогативу создавать прецеденты. Европейское право пытается сблизить общее право и континентальное. Традиционные правовые системы типа религиозного права присущи лишь несветским государствам.

Особняком стоят правовые системы так называемых «полицейских государств», которые относятся к континентальному праву, но ставят государство и правительство в правовом отношении выше общества и граждан. Так, советское право превратилось в пример «византинизма», за пышным фасадом кодификации права скрывался запрет на частную собственность в общественном производстве и многие другие ограничения прав человека и свободы личности.

Получается, номинально демократические конституции считаются «основным законом» во всех государствах, даже тоталитарных. Причина в том, что управлять обществом без какой-либо правовой системы в принципе невозможно. Во-первых, любое социальное управление нуждается в нормативных формах и процедурах. А во-вторых, любое право, как система формальных и общеобязательных норм, декларативно отражает в себе общую (объективную) ценность справедливости, без чего управление обществом неэффективно.

В остальном же, в управлении обществом можно по-разному толковать, казалось бы, единые для всех законы. Прежде всего, есть буквальное («по букве») и смысловое («по духу») толкование законов. Эта техническая деталь определяет собой всю суть правоотношений и правомочий людей в социальном взаимодействии, имеем ли мы дело с правовым государством или с полицейским.

С точки зрения логики права буквальное толкование текста законов неправомерно и служит лишь одному: произвольному их толкованию в пользу конкретного правительства, благодаря многозначности толкуемого слова («семантический дифференциал»). Такое толкование характерно для полицейского государства, в условиях детальной и зачастую произвольной регламентации гражданской жизни общества.

Здесь уместно будет неутопическое изречение утописта Томаса Мора о том, что «государство всегда действует в интересах не всего народа, а всего лишь особой группы людей, называющей себя государством».

Толкование текста законов «по смыслу и духу» не только правомерно и логично, но и морально, благодаря всеобщности толкуемого смысла. Но оно, к сожалению, возможно лишь в правовом государстве, при расширенном (индивидуальном) порядке взаимодействия всех людей друг с другом и государством, где отдельная личность, гражданин равноправны с обществом и правительством при разрешении споров.

Идея правового государства как примата правовой системы, независимой от реальной личности лидера(-ов) и/или автора(-ов) государства, не нова. Философы не раз говорили о «верховенстве закона» над правлением (Платон), о «властвовании закона» по праву (Аристотель) и «необходимости государства согласовывать свои действия с правом» (Кант). Но только в настоящее время для реализации этих максим были выработаны чётко определенные принципы правового государства:

– правотворчество (соблюдение законодательством абстрактности всех норм права и естественных прав человека – «правозаконность»);

– правоисполнение разделение и выборность властей, т. е. отделение правительства от законодательства и судопроизводства в процессе охранения и применения права);

– правосудие («законность», т. е. неукоснительное соблюдение равного суда для всех, даже с учётом обстоятельств, требующих милосердия).

Всё это необходимые условия для того, чтобы восторжествовал авторитет абстрактного права, примат государства, а не конкретного правительства.

Но соблюдение принципов правового государства возможно только в условиях соответствующего правосознания: признания людьми ценности действующего права вообще и ценности свободы личности, в частности. В правовых государствах конституция является законом прямого действия, поскольку ее нормы прямо применяются в судах первой инстанции.

Но даже в правовых государствах национальные интересы в реальности пока доминируют над свободой личности, ставятся выше транснациональных прав человека. Именно права человека как абстрактные права, независящие от достоинства, личных качеств и общественных заслуг конкретной личности, составляют базовую основу свободы личности в обществе. Они естественно даны каждому человеку от природы, по праву рождения, и не нуждаются в каком-либо обеспечении с чьей либо стороны, их достаточно просто соблюдать, не нарушать.

Все остальные права личности производны от прав человека, их всего восемь:

1. На жизнь (безопасность и неприкосновенность тела);

2. На собственность (в отношении своих способностей и возможностей, имущества, времени, труда, авторских и иных прав, а также частной инициативы);

3. На личную свободу («поиск счастья», индивидуальные предпочтения);

4. На равное правосудие;

5. На передвижение;

6. На участие в управлении обществом;

7. На свободу совести (веры, мыслей и чувств);

8. На свободу слова (мнений и собраний).

Таким образом, проблема организации взаимоотношений общества и государства существует с древнейших времен. И по сути дела, как бы различные авторы ни строили свои умозаключения, есть две основные позиции в данном вопросе: общество формирует государство или, наоборот, государство формирует общество. Казалось бы, ясно, что первично общество. Однако самые различные авторы, жившие в разных эпохах, представляли государство как институт, формирующий общество. Пренебрегая первичностью общества, они утверждали, что, может быть, общество и существовало вне государства, но с тех пор, как появилось государство, оно только и формирует общество.

Тем не менее, по мере развития действительно гражданского общества и повышения уровня политического сознания рядовых граждан, по мере распространения демократических ценностей и принципов государство, так или иначе, всё чаще рассматривается как инструмент общества и даже в значительной степени как обслуживающий его аппарат, персонал социального управления. Соответственно, вопросы, касающиеся правил и принципов взаимодействия социума, с одной стороны, и государственной власти, с другой, приобретают все большую актуальность и злободневность.

Социальное управление и феномен власти

Понятия обратной связи и рефлексивного управления позволяют подойти к анализу того гипертрофированного и отчасти мифологизированного восприятия феномена власти, которое до сих пор, к сожалению, распространено у многих исследователей. Общепринято понимание власти как возможности одной части системы (обычно управляющей) провоцировать другие части системы на реализацию общесистемных целей. При этом, в человеческих социумах общесистемные цели могут подменяться личными целями лидера. Поэтому чаще всего власть представляется просто «возможностью принимать и реализовывать решения»[25]25
  Грисюк С. В. Стимулирование, мотивирование и более мощные инструменты // Я – руководитель. 2008, № 2–3.


[Закрыть].

Но власть – хоть и необходимое, но недостаточное, условие управления, так как решения должны быть общими и при этом не произвольными. Самоочевидно, что эти решения должны быть необходимыми для функционирования, развития управляемой системы и общими для всех её элементов, а цели управляющей подсистемы должны быть тождественны целям управляемой системы и не расходиться с её общесистемными целями, не рассогласовываться с ними. Однако чаще исследователи склонны воспринимать власть как нечто стоящее над управляемыми системами, а не как внутрисистемное интегративное качество взаимной согласованности в движении всех её элементов.

Власть рассматривается ими как безусловная возможность воздействия на объект, и даже если грубые методы физического воздействия отвергаются, манипуляторские методы, вплоть до пресловутого «информационного зомбирования», объявляются приемлемыми и, что особенно удивительно, «рефлексивными». Насколько сознательно (рефлексивно) может быть зомбирование? К таким курьёзным утверждениям приводит отрицание ценности обратного действия во взаимодействии.

А между тем, даже управление неживым автомобилем предполагает власть над ним в широком понимании как возможность управления им со стороны водителя. И при этом, водитель на самом деле сам есть элемент движущейся машины, её управляющая подсистема, следовательно, ему не обойтись без ответственности своей жизнью за правильность взаимодействия с машиной и её окружающей средой во время её эксплуатации и вождения. (Даже если мы говорим о дистанционном управлении машиной и использовании автопилота, всё равно субъект управления лишь кажется внешним отношению к машине и является внутренним элементом более масштабной машины, включающей в себя автоматизированную систему управления движущейся машины).

Говорить же о его неограниченных возможностях, о тотальной власти над внешними и внутренними факторами движения автомобиля вообще не приходится. Они весьма ограничены в отношении препятствования внутренним изменениям в механизмах машины, в частности – износу. И невозможны вообще в отношении единоличного и одностороннего преобразования внешних для автомобиля дорог, правил дорожного движения, дорожных знаков и полицейских, а также иных участников движения. Таким образом, рефлексивное, высоко сознательное управление необходимо уже в условиях управления обычными автомобилями, не говоря уже о кибернетических и живых системах, способных в свою очередь самостоятельно принимать решения в отношении решений управляющей подсистемы. Это – данность.

В этом смысле власть над управляемой системой принадлежит не только управляющей подсистеме, но и всем её элементам. И если власть есть возможность принимать решения, то долей власти наделены все элементы системы. Следует понимать, что поскольку все элементы системы взаимозависимы, возможность диктата того или иного доминирующего элемента не является необходимой и продуктивной. Однако обольщение могуществом, «силовой» концепцией власти по-прежнему неотразимо даже для учёных.

Стремление сделать поведение «управляемого объекта» более предсказуемым, менее стохастичным основано на идеалистическом представлении об управляющем субъекте как о «высшей силе», сверх-осведомленной и всесильной. Современные последователи силовых концепций власти не могут не замечать, что наблюдается историческая тенденция на расширение полномочий исполнителей, интеллектуальный и иной личностный потенциал которых в обществе постоянно растет – как в таких условиях ограничить степень свободы управляемых объектов?

Ответ прост – для них безусловное «информационное воздействие» на объект немыслимо без возможности физического уничтожения управляемой системы со стороны управляющей надсистемы, которая на самом деле есть лишь доминирующая подсистема. Поэтому в их представлении социальное управление и, соответственно, правопорядок несовместимо со свободой «управляемых объектов». Но ведь человек от рождения материально детерминирован лишь отчасти, он отличается от животных моральным сознанием своей внутренней свободы. Но и здесь «силовики» представляют социальные механизмы общественной нравственности как ограничители вариантов поведения, и потому полагают, что их можно и нужно использовать в манипулировании сознанием и поведением людей.

Такое мнение вовсе не ново, практикуется повсеместно. Но всегда ли мораль, религия, традиции, обычаи, закон и право делают поведение человека действительно предсказуемым? Слава богу, только в случае их соответствия объективным ценностям системного единства и развития мира, глобального накопления информации… Если соблюдение правил нарушает принципы единства и свободы людей, иначе говоря – любви между ними, то эти правила неправильны, как и их соблюдение. «Правильное» не должно, хотя и может, противоречить «доброму». Более того, идея добра выражает собой не только и не столько доброту, сколько всеобщее благо – наивысшую ценность всеединства (бытия).

А в остальном, всё происходит с точностью «до наоборот». Именно управление и связанный с ним правопорядок обеспечивают в реальности свободу элементов социальных систем, и в этом смысле – непредсказуемость их поведения. Моральность личности человека, его совесть тесно связана с сознательностью, разумностью человеческого существования, поэтому она делает поведение человека теоретически непредсказуемым, не зависящим от нравственных стереотипов общества, инстинкта самосохранения, безусловных и условных рефлексов. Мораль, наоборот, в силу всеобщности выражаемого ею нравственного закона общения предполагает неизмеримо большую свободу функционирования и развития личности, нежели животные инстинкты и вырабатываемые обществом на их основе условные рефлексы, которые всегда преследуют субъективные, единичные ценности. Любое тоталитарное общество разрушается по истечению трёх-четырёх поколений, именно потому, что основывается только на манипулировании, физическом или психическом принуждении, устрашении, нарушении частной собственности личности как «инобытия свободы» (Б. Чичерин).

Нельзя рассматривать собственность как форму власти, как это делают манипуляторы якобы «рефлексивного управления». Действительно, отбирание, насильственное отчуждение собственности существует в обществе, как и в животном мире, но насильственное отчуждение не порождает новой формы собственности, поскольку оно есть производная от власти, от общественного полномочия, а не от личности, как и положено собственности. Собственность как социальный институт представляет собой «отношения между людьми по поводу вещей» (К. Маркс), предполагает необходимость согласования собственниками какого-либо отчуждения имущества, т. е. на добровольной основе. В человеческом обществе даже налог должен быть производной не от власти, а от цены необходимых обществу услуг государства, которая рано или поздно будет определяться рыночным способом, а не только в законодательном порядке. Кроме того, власть – это не «право насилия» над собственностью, а, наоборот, обязанность охранять и развивать частную собственность, иначе пропадёт материальная основа власти в виде государственной и иной общественной собственности, произрастающей от налогов и иных имущественных средств частных гражданских лиц.

Таким образом, главное условие существования власти – это исполнение управляющей подсистемой общих и необходимых для управляемой системы функций. Уже в простых социальных системах – например, в стаде павианов – это условие очевидно. Власть доминирующего самца основана на поддержке её всеми самками и их детьми, на том, что его агрессия не только подавляет, но и защищает их от иных самцов-холостяков, конкурирующих стай и хищников. Волки дают первым поесть своему вожаку сердце и печень добычи, охраняют при этом покой его трапезы тоже не потому, что он сильнее их всех вместе взятых, что нереально, а потому что он исполняет социально необходимые функции власти по управлению их стаей.

Тем более в отношении человеческого общества следует полагать, что государство это, прежде всего, аппарат управления, а не насилия, вопреки мнению Ленина. Власть как принудительная сила общества на самом деле принадлежит народным массам, а не правительству и его аппарату управления обществом. Даже наследственные монархи и нелегитимные диктаторы пользуются властью лишь до тех пор, пока исполняют общественно необходимые функции. Этого условия власти ещё никто и никогда не отменял. В этом магическая химия любой власти.

Признавая за властью «право насилия» над обществом, современные исследователи оказываются перед объективным противоречием: очевидно, что исторически развитие общества идет по пути увеличения степеней свободы членов социума, расширения свободы выбора поведения. Пытаясь разрешить его, они часто говорят о неких переходных состояниях между авторитаризмом и демократией, в которых методом проб и ошибок возможно «обеспечить управляемость без ограничения поведенческих реакций человека». Однако ни авторитаризм, ни демократия не являются крайними формами власти, между которыми якобы есть длинный ряд переходных состояний, и они вполне реализуемы в чистом виде. Социальное управление (обществом) подразумевает, в первую очередь, именно ограничение животных форм поведения в человеческом обществе. Без ограничения животных поведенческих реакций людей не обеспечить свободу личного общения в обществе. Условие власти государства над относительно свободным обществом в авторитарном и демократическом режимах одно – исполнение государством общественно необходимых функций, вне зависимости от политического режима.

И это касается не только государства как всеобщей организации общества, но и всех социальных организаций в обществе. В каждой из них есть своя организационная власть, не государственная, условием которой является исполнение общих функций, необходимых организации как социальной системе. В этом суть социального управления.

Семья как первичная организация, «ячейка общества»

Если личность является первичным элементом общества, то семья есть первичная организация в нём, базовая ячейка общества, «первый вид общения» по Аристотелю. Личность с момента своего рождения именно в семье вступает в доверительное и интимное общение, благодаря чему социализируется, обретает всеобщую мораль и личную нравственность. Поэтому очень тяжело отделить семью как естественно данную личности первую организацию в его жизни от личной, частной жизни гражданина.

Семья – это естественная, малая группа непосредственного общения. Официальный брак, как процедура регистрации семейных отношений в налоговых, имущественных и иных чисто юридических целях, не является началом, ядром семьи. Таковым является фактическое супружество как неформальное сексуальное партнёрство граждан, половые отношения частных физических лиц, связанные узами родительства (и кровного родства – в больших семьях).

Но семья, впрочем, как и брак или шире – секс, не является конечной социальной ценностью в личной жизни человека. Таковой является лишь любовь, которая в сексе, семье и браке лишь разворачивается как объективная ценность, высшее чувство единства и фундаментальная потребность в общении людей. Без стремления быть вместе «и в счастье, и в горе» никакие иные функции семьи не запустятся. Поэтому из всех функций семьи первой является «рекреационная».

Семья выполняет четыре социальные функции, обеспечивающие жизнедеятельность общества и функционирование государства:

1) Рекреационная (восстановительная), генерация сил и духа человека – удовлетворение социальных потребностей личности в непосредственной близости и доверительном общении (любви и дружбе), совместном проживании жизни и личностном развитии, сопереживании и сострадании, разделении горестей, стыда и одиночества, равно как и успеха, радостей и гордости; психологическая поддержка в духовном настрое на жизненный успех и созидание, опора для преодоления жизненных трудностей, взаимная защита и забота о здоровье; эмоциональный и физический отдых.

2) Репродуктивная, воспроизводство населения – естественная убыль населения должна всегда компенсироваться новыми, здоровыми поколениями, при этом государству желательно регулировать эту функцию семьи, чтобы избежать демографических взрывов или спадов в обществе.