Текст книги "Казакстан. Национальная идея и традиция"

Касательно экономического явления баев как всеми почитаемых богачей, а также лично несвободных «рабов» и домашнего «рабства», в рассматриваемом пособии тоже не найдено существенных отличий между до– и послемонгольскими периодами. Даже у гуннов термины были идентичны в указанных отношениях (бай, кул и т. п.). Здесь нет расхождений автора с редакторами пособия во взглядах, но, единственно, хотелось бы отметить несогласие с неточностями в некоторых интерпретациях и посылках пособия.

В частности, создаётся ощущение, что пособие, как и все и как прежде, принимает само собой разумеющимся принятие внешних арабских названий в качестве древнемонгольских и казахских самоназваний. Это касается, прежде всего, названия Дешт-и Кыпчак в отношении казахской степи, которое ей дал арабский географ Х в. Насири Хосров в ознаменование доминирования кыпчакского союза племён над огузским, а также введённого в Х в. Великими Сельджуками арабского названия сирийского происхождения султан в отношении торе, сословия чингизидов. Вряд ли древние монголы и тем более казахи называли в быту своих торе султанами, а казахскую степь – кыпчакской, особенно после поражения и откочёвки кыпчаков в Европу. В этом вопросе мусульманские источники следует воспринимать с учётом чужеродности социального восприятия степной жизни восточными оседлыми народами, примером чего служит отсутствие в них упоминания в XVI–XVII вв. казахских жузов, хотя в то время они несомненно должны были уже быть, судя по упоминаниям в русских «Расспросных речах…» от 1616 г. (с. 386–387). Поэтому считаю важным обратить внимание редакторов пособия на доказанные и авторитетные мнения Валиханова и Радлова в отношении перевода казахского слова бий или би как «судья» от глагола биiлik (судить, рассуждать) и на ошибочность выведения этого слова от тюркского бек и уж тем более приравнивания его значения к арабо-персидскому эмиру и монгольскому нойону (с. 379). Излишним было также утверждение о том, что «отдельная личность имела смысл только как часть рода, и только род был юридической единицей» (с. 378). Это утверждение является данью стереотипному рассмотрению казахов как восточного и азиатского народа, а также как традиционного общества, и не имеет под собой достаточного основания, поскольку любая личность, даже современного западного человека, апеллирует за обеспечением своих прав к обществу, в котором живёт и представителем которого является.

Касательно смены улусов как военно-административных делений, не привязанных к территории родоплеменных объединений, этнотерриториальными жузами, где союзы племён привязаны традицией к уже ограниченной территории, в пособии сказано немного. Но существенно важными указаниями являются: 1) основу улуса как «государства в наследственном владении» хана, как и прежде, представляет ель, «народ, составляющий государство», союз кочевых племён, родов и казаков, т. е. людей, «уход которых означал развал, гибель улуса»; 2) улус имеет подконтрольную территорию журт, йурт; 3) обычный улус насчитывал приблизительно 60 000 человек, а укрупнённый в виде улусного объединения – от 300 до 400 тысяч человек, при этом в XVI в. в Казахстане было около 20 обычных улусов в виде 3 укрупнённых, т. е. «единству верховной власти не соответствовало единство управления»; 4) три жуза появились не позднее конца XVI в. и поначалу возглавлялись биями, существовали одновременно с тремя укрупнёнными улусами, пока полностью не заменили собой эти улусы к XVII в.; 5) к 20-м гг. XVIII в. торе (чингизиды) возглавили жузы вместо биев, оставив последним только родоплеменное управление, после чего улусы больше никогда не возникали (там же, с. 384–387). Из этих ценных обобщающих указаний мы имеем право предположить, что жузы после наречения Ак Орды Жуз-Ордой существовали всегда, но наличие неограниченных этногеографических пространств для политической эскпансии улусных ханов не позволяло жузам жёстко зафиксировать за собой территории, так как маршруты кочёвок соответственно не были устоявшимися. Это стало необходимым и возможным только после освобождения от «монголо-татарского ига» и усиления России и Китая, которые зафиксировали свои границы с казачьей вольницей Казахстана и тем самым замкнули её территорию, если учесть, что среднеазиатские государства давно это сделали вдоль Сыр-Дарьи после завоевания их узбеками-шейбанидами. Именно поэтому не было никаких драматических эпизодов при переходе власти от торе к биям и обратно, как во времена после «Великой замятни» (смуты в Золотой Орде), когда один только сюжет рабства джучидов у Тенгиз Буги при подневольном строительстве ими мавзолея Джир-Кутлы заслуживает художественного описания. Таким образом, мы не можем согласиться с редакторами пособия в том, что речь шла о «последовательной смене форм организации казахского общества» (с. 387), так как в жузах укрупнённые улусы и их журты лишь совместились. А верховная власть как была у торе, так и осталась, впрочем, также и самоуправление племён как было под биями, так и осталось. Просто у ханов исчезла возможность образования и/или перераспределения новых улусов, «государств-владений», а казаки окончательно установили маршруты своих регулярных кочёвок в условиях их ограничения по территории. С момента потери необходимости, да и возможности откочёвок для казакования в поисках новых государей и государств древнемонгольские казаки стали превращаться в современных казахов. То есть истинно новый, «не имперский» этнос стал рождаться только в XVII в. на обломках суперэтноса древнемонгольской казачьей империи Чингисхана.

Вот почему пресловутые «казачьи телеги» (казак терген) как войлочные «кибитки на арбах» заменяются разборными юртами в том же веке, внося в культуру и быт казахов как этноса кардинальные изменения (с. 389). И поскольку нельзя согласиться с тем, что следствие определяет причину, постольку нельзя согласиться с тем, что эти изменения явились фактором образования жузов. Также нельзя согласиться с пособием, что в XVII в. улусная система кочевания была заменена аульной (с. 389). Во-первых, улус – это чисто политическое образование и улусное кочевание экономически невозможно для условий казахской степи; во-вторых, куренной способ кочевания, как и любой иной таборный способ кочевания, перестаёт существовать после победы аульного способа кочевания казаков Чингисхана на территории Монголии; в-третьих, аульный способ кочевания уже был доминирующим в кыпчако-кимакском союзе племён на территории Казахстана до образования Улуса Джучи. Повторимся, что аульный (читай байский) способ кочевания есть казачий, т. е. высший этап развития кочевого скотоводства. Казачий способ кочевания по определению доминировал во всех казачьих ордах (Старшем, Среднем и Младшем жузах).

Так что на вопрос пособия, «каким образом свершилось превращение одного из невысоких военно-административных терминов в обозначение крупных племенных (аульных) сообществ», следует ответить, что казаки изначально всегда распределялись по сотням, а не по родам и племенам. Казачьи сотни, с одной стороны, внутренне подразделялись на десятки и составляли более крупные военно-хозяйственные подразделения в виде тысячи и тумена (десять тысяч) – с другой. Именно поэтому Ак Орда как главная, «золотая» ставка Улуса Джучи, согласно Махмуду ибн Вали, называлась «Йуз-Ордой» (с. 390), т. е. Сотней-Ордой. Осталось только понять, почему старшинство между родами и жузами было по прямой линии, когда «самый последний род Улу Жуза имел преимущество перед самым старшим родом Орта Жуза и т. д.» (с. 391). Мы полагаем, что это связано с генеалогической близостью сотников и тысячников Чингисхана как родоначальников политических протоказахских племён к чингизидам, а также с последовательностью их присоединения к Чингисхану, с одной стороны, и со старшинством джучидов – ханов левого крыла Улуса Джучи: Орду, Шейбана и Тука-Тимура – с другой.

Публицистические статьи Р. Темиргалиева

Начиная с 2007 г. на простор современной историографии Казахстана врываются статьи Р. Темиргалиева (Zonakz.net). Эти статьи по стилю изложения являются публицистическими, поскольку в них не выдерживаются установленные в науке правила оформления исследований. Несмотря на это и на то, что он не имеет учёной степени (как в своё время не имел её и В.П. Юдин), глубина и острота его статей не оставляют сомнений в его непосредственном знакомстве с широким кругом источников, умении их анализировать и интерпретировать. При этом он не подпадает под власть авторов источников. Научная объективность и проработанность его статей вызывают вполне определённое уважение к его вовлечённости и работоспособности. Наконец в 2009 г. издаются две его изумительные по фактажу книги: об истории казахского ханства «Настоящая история Казахского ханства» и о феномене батырства «Эпоха последних батыров (1680–1780)». Вдохновляет, что многие из положений Р. Темиргалиева, независимо от переиздаваемой ныне книги, подтверждают её допущения и гипотезы от 1995 г., основанные на изучении узкого круга общеизвестных и доступных источников.

Приведём некоторые из его положений.

Взгляды автора близки тому, что он пишет в статье «Казахи и Россия. Было ли «добровольное присоединение»?» (Алматы, 17.07.2007) (www.zonakz.net/articles):

«Всё чаще весь период пребывания Казахстана в составе России и СССР изображается как 260 лет русского ига… В трудах М. Козыбаева, М. Магауина, К. Даниярова и др. принудительный характер присоединения Казахстана к России уже не подвергается никакому сомнению… Сам же факт вхождения Казахстана в состав России имеет в научной среде явно негативную оценку… Лишь начиная с XVIII века, со времён присоединения Казахстана к России, изучать и понимать историю казахов становится гораздо проще. Можно сколько угодно говорить о предвзятости и однобокости документов той эпохи, но по крайней мере историки уже имеют дело с точным текстом «Устава о сибирских киргизах», а не с народными легендами о кодексе «Қасым ханның қасқа жолы».

…К сожалению, для казахских национал-историков объективных причин для негативной оценки периода нахождения Казахстана в составе Российской империи нет… Вхождение же Казахстана в состав России действительно по большей части происходило в мирной форме». Казахские ханы «по собственной инициативе принимали российское подданство, о чем свидетельствуют не только их многочисленные присяги, но и масса других источников. …Деятельность казахских батыров по большей части безосновательно характеризуется как национально-освободительное движение. …Срым Датов, Жоламан Тленшиев, Исатай Тайманов, Жанкожа Нурмухаммедов и многие другие «борцы за независимость» в своих требованиях даже не поднимали вопроса об отделении от России. Пожалуй, единственным серьёзным носителем национально-освободительной идеологии в XIX веке можно признать лишь хана Кенесары. Но ведь его деятельность встретила сопротивление прежде всего среди самих степняков, осознавших выгоды российского подданства. Казахи составляли большую часть карательных отрядов, направляемых российскими властями для подавления его бунта… Даже простые казахи-шаруа находились в гораздо лучших условиях, чем, в частности, русские крестьяне, до 1861 года вообще находившиеся под гнётом крепостного права. …Преобразования, свершённые во время пребывания Казахстана в составе Российской империи, в принципе трудно переоценить. Согласно переписи 1897 года, численность казахов достигла 4 млн человек, т. е. небывалой доселе цифры, и это обстоятельство опровергает любые инсинуации о том, что российскими властями осуществлялся «геноцид на фазе перехода в этноцид против казахского народа», как пишет о том известный историк М. Абдиров в книге «История казачества Казахстана».

…Именно при большевиках казахи получили формальный суверенитет, обернувшийся впоследствии реальной государственностью. Тем более что такие казахи-большевики, как Т. Рыскулов, А. Джангильдин, А. Иманов, С. Сейфуллин, до сих пор считаются национальными героями. Можно было бы долго перечислять все положительные стороны сосуществования казахского и русского народов в едином политическом, экономическом и культурном пространстве. Но они и не составляют секрета для любого человека, беспристрастно изучающего историю.

…Вероятно, причины появления исторически некорректных измышлений казахских историков и публицистов кроются не только в национализме, проникающем в науку. Подобная трактовка казахско-русских отношений была выработана американскими и западноевропейскими исследователями ещё в пору «холодной войны» и вследствие геополитического соперничества с Россией. Не случайно отечественные учёные так любят ссылаться в своих работах на труды А. Боджера, Р. Пирса, М.Б. Олкотт и других иностранных историков. Фактически во многих нынешних книгах по истории казахско-русских взаимоотношений мы знакомимся с американской точкой зрения на этот вопрос».

Также взгляды автора близки к выводам Р. Темиргалиева, изложенным в статье «Джунгары в истории Казахстана. Необъективная история» от 02.05.2007 г. (www.zonakz.net/articles):

«Эпоха «актабан-шубырынды» сейчас преподносится как нечто священное и по степени своей трагичности ставится в один ряд с коллективизацией 30-х годов XX века… Национальная историческая версия гласит, что западные монголы (ойраты, джунгары, калмыки) на протяжении то ли ста, то ли двухсотпятидесяти лет пытались завоевать казахские степи… целенаправленно занимались геноцидом казахского народа, а противостоять этому мешала феодальная междоусобица. Что именно борьба с этим нашествием препятствовала развитию казахского государства и явилась главной причиной присоединения к России.

…Подобное понимание истории выработалось исключительно вследствие необъективности историков. Потому что все документальные сведения говорят лишь о том, что стычки джунгаров и казахов ничем не отличалась от таких же заурядных региональных столкновений. Противостояние казахских правителей и среднеазиатских шейбанидов приводило к ещё более масштабным и кровопролитным битвам, нежели «Ор-Булак» или «Аныракай». Да, конечно, джунгары были явно не прочь захватить стратегически важные присырдарьинские города, овладеть кочевьями, и иногда оказывались в роли инициаторов конфликтов, но «по большому счёту джунгарам невыгодно было воевать с кем-либо, поскольку в их бесконечной войне с Цинской империей на счету действительно был каждый боец. Зато кровно заинтересованы были в этом как раз китайцы, и некоторые сведения говорят об их активной политике в этой сфере… Осознанно это происходило или нет, но Джангир, Тауке, Аблай, как и другие правители, определённо действовали в интересах Китая.

…Джунгарские контайши в своих письмах хотя бы объясняли свои походы на казахов необходимостью отмщения за «прежние буйства и набеги их». Война 1698–1699 гг., к примеру, была вызвана совершенно безобразным поведением казахского хана Тауке. Последний сначала бесцеремонно ограбил несколько джунгарских караванов, а затем подло перебил посольство в 500 человек, так что джунгары были просто вынуждены начать очередную войну. Казахские ханы о причинах столкновений скромно умалчивали… Лишь позже отдельные историки выдумали версию о том, что злобные монголы хотели, оказывается, восстановить империю Чингисхана. Не удивлюсь, если в школьных учебниках вскоре будет описываться, как казахи, приняв удар диких монгольских орд на себя, спасли Европу… Очень спорный вопрос, кто кого хотел вырезать и кто кого хотел покорить. Тем более что дело закончилось чуть ли не поголовным физическим истреблением джунгаров. …Тем же ревнителям казахской истории, которые не могут отказаться от привычного понимания «актабан-шубырынды», можно напомнить о вторжении казахов в Джунгарию в 1712 году, когда те были замучены трёхгодичным периодом засух, джутов и неурожаев.

…Кстати, об «актабан-шубырынды» нет абсолютно никаких достоверных сведений. Все авторы, повествующие об этом событии, опираются на народные сказания, забывая об их изначальной художественной составляющей. …Конечно, скорее всего, факт «исхода белых пяток» действительно имел место. Однако утверждение о том, что этому событию предшествовало истребление половины казахского народа, никакими существенными доказательствами не подтверждено и серьёзно рассматриваться не может. Ведь мы не говорим о том, что когда-то на территории Казахстана обитали жезтырнаки, айдахары и мыстан-кемпиры только потому, что об этом говорят фольклорные источники. Народные сказания повествуют и о том, что юный султан Аблай убил на рыцарском поединке сына контайши Галдан-Церена – Чарча, хотя по документам известно, что детей с таким именем у правителя Джунгарии не было.

Не следует забывать и о том, что отношения джунгаров и казахов вовсе не ограничивались военными действиями. Хотя хроникёров прошлого, как и всегда, волновали больше политические события, сохранились и сведения об экономических связях. В результате торговли казахи получали для себя хлеб, яркендские ткани и верблюдов, поставляя взамен шкуры лис и корсаков. Взаимное влияние культур этих двух кочевых этносов было огромно, и даже современный казахский язык кишит словами монгольскими, так же как язык ойратов был наполнен тюркизмами. Многие обычаи и традиции этих братских народов были схожи. Что там говорить, если и знаменитое уложение «Жети Жаргы», по сути, было казахским вариантом джунгарского кодекса законов «Их Цааз». Всем, кто привык рассматривать проблему казахско-джунгарских взаимоотношений в традиционном освещении, необходимо уяснить для себя и то обстоятельство, что джунгары существенно поучаствовали в этногенезе казахского этноса. Общеизвестен тот факт, что у казахов красавицы калмычки ценились очень высоко. Баи их покупали, а бедняки добывали в набегах, поскольку были убеждены, что от межнациональных браков именно с джунгарками рождаются крепкие дети. Кроме того, выходцы из монгольских этносов традиционно составляли туленгутскую гвардию казахских султанов и ханов. Значительное количество западных монголов вошло в состав казахского народа и в результате трагических событий XVIII века. Поэтому история джунгаров и Джунгарии является, в огромной мере, и историей казахов и Казахстана.

Традиция негативного отношения к джунгарам берёт начало ещё со времён присоединения Казахстана к России. Сначала постарались историки метрополии, по вполне понятным причинам. Их оценка исторических событий также всецело зависела от идеологии государства, а «киргиз-кайсаки», в отличие от «зюнгорцев», были верноподданными инородцами империи. Впоследствии эта оценка преемственно была развита в советских монографиях с такими названиями, как «Под надёжную защиту России». …Однако мысль о том, что казахи вследствие джунгарской угрозы были вынуждены пойти под протекторат Российской империи, хотя и пользуется популярностью по сегодняшний день, на самом деле не выдерживает никакой критики. Царские власти вследствие своего шаткого положения в Сибири при всём своём желании не могли существенно помочь казахским ханам. В последовавших после принятия российского подданства войнах с джунгарами и китайцами на стороне казахов ни один русский солдат участия не принимал. Причём ханы особенного неудовольствия по этому поводу не высказывали. Потому как присоединение к России было вызвано скорее тем, что животноводы-казахи просто отчаянно нуждались в свободном доступе на российский рынок. Политика хана Абулхаира, как и других казахских властителей, была всего лишь концентрированным выражением экономики. Чтобы в этом убедиться, достаточно просто посмотреть сохранившиеся данные о колоссальных поставках скота в тот же Оренбург.

Миф о джунгарском нашествии в истории Казахстана удивительно подобен мифу о половецких нашествиях на Русь. Сколькими учёными подвергалась объективной критике эта концепция, но она оказалась несокрушима. Официальная российская наука знает, что половецкие ханы защищали Киев при вторжениях венгров и поляков, что русские князья ходили на помощь к половцам при нападениях сельджуков и монголов. Знает она и о том, что столкновений между кыпчаками и русскими было куда меньше, чем братоубийственных войн между киевскими, черниговскими или рязанскими князьями, но, тем не менее, не может отказаться от исторически неоправданных выводов».

Взгляды автора на основание казахского государства также совпадают, за исключением категоричного стиля и некоторых неточностей, с тезисами Р. Темиргалиева в статье «К вопросу об основании казахского ханства» (www.zonakz.net/articles/19246):

«Практически все труды – и сугубо научные, и научно-популярные – повествуют нам следующее: В первой половине XV века в восточной части Дешт-и Кипчака существовало так называемое «государство кочевых узбеков». Основано оно было в 1428 году ханом Абулхаиром – чингизидом шибанидской ветви (Шибан – сын Джучи-хана, внук Чингисхана). После нескольких победоносных войн Абулхаиру удалось овладеть большей частью территории нынешнего Казахстана. Однако примерно в 1457 году этот хан потерпел сокрушительное поражение в войне с ойратами (западными монголами). Сложившейся в ханстве ситуацией воспользовались вассалы Абулхаира – султаны Гирей и Джанибек и с группой своих приверженцев откочевали в пределы соседнего Моголистана. За беглецами закрепилось название «узбеки-казаки». Термином «казак» в то время обозначали степную вольницу, не входившую в состав улусов, возникших на развалинах Золотой Орды. Сам же факт откочёвки Гирея и Джанибека, по мнению историков, имел огромное значение в истории как казахского этноса, так и казахского государства.

В это трудно поверить, но все красочные описания откочёвки Гирея и Джанибека, изложенные на страницах многих десятков солидных научных книг и простых школьных учебников, опираются на один-единственный источник, а именно на «Тарих-и Рашиди – сочинение, написанное в XVI веке Мухаммад Хайдар Дуглатом. Если не считать более поздние летописи, прямо пересказывающие Мухаммад Хайдар Дуглата, других источников, упоминающих об этом событии, попросту нет. Конечно, можно сказать, что очень многие события не то что в казахской, но и в мировой истории нам известны зачастую только из одного источника. Но в том-то и дело, что современные историки имеют на руках несколько летописей, в которых описаны события, происходившие на территории Казахстана в XV веке.

Первое место среди них, безусловно, занимает «Тарих-и Абу-л-Хайр-хани», написанное Масудом бен Османи Кухистани. В этом сочинении автор подробнейшим образом описывает все более или менее значимые события, происходившие в «Узбекском» улусе в 20–60-х гг. XV века, перечисляет все племена, подчинявшиеся власти Абулхаира, называет поимённо всех придворных и военачальников, однако и словом не упоминает о Гирее и Джанибеке. Такая же картина обнаруживается и при знакомстве с трудами других шибанидских историков. Ханы шибанидской династии были заклятыми врагами казахских чингизидов, и естественно, что их придворные историки стремились отразить исторические версии, отвечающие требованиям государственной идеологии. Вот, к примеру, один из образцов описания политических противников Абулхаира в исполнении Кухистани: «Махмуд-хан и Ахмад-хан, которые были из падишахов потомства Джучи, не пошли ногою повиновения и послушания и, подняв знамя мятежа и бунта, находились на стоянке непокорности и непослушания». И очень трудно понять, почему тот же Кухистани не пожелал выставить Джанибека и Гирея простыми отщепенцами и смутьянами – «казаками-разбойниками», восставшими против власти, уполномоченной самим Всевышним. Ещё тяжелее понять, почему единственный известный истории «казахский» летописец Кадыргали Джалаири не стал упоминать о роли «отцов-основателей» в становлении Казахского ханства. Ответ на эти вопросы может быть только один.

Никакой «откочёвки» на самом деле не происходило (т. е. казахские ханы, по приводимым им источникам, не жили в Узбекском улусе, а казаковали намного западнее, за Большой Ордой, ближе к Кавказу и Чёрному морю. – Прим. авт.). Мухаммад Хайдар Дуглат либо отразил какую-то историческую байку, которых было много во все времена, либо сознательно по каким-то причинам пошёл в своём сочинении на вымысел. Следует учитывать и тот факт, что все сведения о казахах этот автор получал из третьих уст. Истины теперь уже не узнать никогда, но версию Мухаммад Хайдар Дуглата об основании Казахского ханства необходимо отбросить как не соответствующую принципам изучения исторической науки. «А как же тогда быть с фольклорными данными: легендами, поэмами, сказками, в которых центральное место занимает именно хан Азь-Джанибек –

Мудрый Джанибек?» – может спросить осведомлённый читатель. И действительно: в устном народном творчестве имеет место быть обширный материал, касающийся хана с таким именем. Видимо, на этом основании некоторые нынешние казахские историки (даже вопреки документальным свидетельствам) провозглашают главенство в ханском тандеме Гирей – Джанибек именно за последним. Но всё же трезвая оценка исторического материала позволяет с уверенностью говорить о том, что все легенды о мудром правителе имели прообразом золотоордынского хана Джанибека (годы прав. 1341–1357), который действительно был чрезвычайно популярен в народе и даже в русские летописи вошёл под именем «доброго царя».

Если же по причине полной несостоятельности миф об основании Казахского ханства Гиреем и Джанибеком будет отброшен, то глазам исследователей предстанет совершенно иная историческая картина. Очевидно, что в таком случае первым казахским ханом необходимо будет признать хана Уруса (годы прав. 1368–1377), провозгласившего столицей своей «Йуз-Орды» город Сыгнак. Кстати, практически об этом и говорит Кадыргали Джалаири. Не случайно все казахские чингизиды возводили свои родословные древа к хану Урусу. И все окрестные народы считали первым казахским ханом именно Уруса. К примеру, барабинские татары во времена покорения Сибири доводили до сведения российских властей, что являются данниками «урусовых царёвых детей».

Противники подобного утверждения могут возразить, что ордынцы времён Уруса ещё не именовали себя «казахами», но на самом деле степняки времён Гирея и Джанибека тоже не использовали этот термин в качестве самоназвания. Политический термин «казах» превратился в этноним значительно позже. А так называемые «казахи» ещё очень долго чувствовали себя единым народом и с ногайцами, и с кыпчаками Средней Азии. Так, например, в XVII веке казахского царевича Ураз-Мухаммеда «татарская» знать Московского государства считала своим без всяких кавычек, причём настолько, что за его гибель головой поплатился Лжедмитрий II.

Ещё в XVIII веке в Младшем жузе были популярны идеи откочёвки на Северный Кавказ для объединения с ногайцами. И вплоть до XIX века узбеки, являвшиеся господствующим этносом в Средней Азии, считали казахов своими, частенько «заимствуя» у них султанов и ханов, в то время как с сартами (коренными жителями Узбекистана и Таджикистана) узбеки даже не вступали в браки. Никакого самостоятельного казахского этноса в пределах нынешней территории Казахстана в те времена не существовало. Кочевые татары, узбеки, ногайцы, казахи были скорее субэтническими группами единого этноса с единым языком (кыпчакским) и культурой, разделённого в основном политическими границами. Потому такие эпические произведения того периода, как «Кобланды», «Едыге» или «Алпамыс», являются общими для многих современных народов. Образование казахского этноса и образование ханства являются совершенно различными процессами, между собой связанными, но протекавшими с разной скоростью. И совершенно напрасно многие учёные, в числе которых был и Лев Гумилёв, считали, что казахский этнос и казахское государство возникли практически одновременно в XIV–XV веках.

В принципе, ханство, которое позже стало называться казахским, существовало ещё раньше и основано было Орду-Еженом – сыном Джучи, внуком Чингисхана, но оно подчинялось Золотой Орде, и только Урус покончил с этой номинальной зависимостью от потомков хана Бату. Таким образом, хан Урус подобен московскому князю Ивану III, который считается первым суверенным правителем Руси после «монголо-татарского ига». Конечно, ханство Уруса, как и все кочевые государства, было неустойчивым и периодически распадалось, но в таком состоянии оно всё-таки сумело просуществовать до XVIII века. Первый удар по ханству нанёс Хромой Тимур сразу после смерти хана Уруса, при жизни стойко противостоявшего напору нового завоевателя мирового масштаба. Но Тимур, как известно, подчёркнуто уважительно относился к потомкам Чингиса и на престол в Сыгнаке в 1395 году посадил сына Уруса – Куюрчука. Однако новый правитель не сумел долго удержаться у власти и вскоре погиб в очередной междоусобице.

После нескольких лет смуты в 1419 году ханом стал сын Куюрчука – Барак. Новый правитель отличался энергичностью и решительностью. Ему удалось вновь отвоевать у тимуридов Сыгнак и на короткое время даже удавалось овладеть Сараем. Барак чётко позиционировал себя ханом независимого государства и продолжателем традиций хана Уруса, потому и заявлял Улугбеку: «Пастбище Сыгнака по закону и обычному праву принадлежит мне, так как дед мой Урус-хан проживал в Сыгнаке и воздвиг там постройку». В 1428 году Барак погиб, причём известные источники предлагают сразу несколько версий. По мнению одних, Барак был убит в войне с золотоордынцами, по версии других, в его гибели виновны моголы, третьи утверждают, что он был умерщвлён ногайцами, и, наконец, четвёртые говорят, что правитель пал в результате заговора собственных эмиров.

В том же году (по другим сведениям, в 1429 г.) в Тюмени при весьма туманных обстоятельствах ханом Дешт-и Кипчака был избран Абулхаир. Шибанидские летописи умалчивают о том, каким образом семнадцатилетнему султану удалось добиться трона. Притом, что ханским титулом не обладал ни один из предков Абулхаира на протяжении семи поколений. Но всё же кое-какие выводы при знакомстве с трудами уже упомянутого Кухистани, а также, например, Камал ад-Дина Али Бинаи сделать можно. Во-первых, в сочинениях этих авторов приводятся имена различных персонажей, благодаря которым «казаковавшему» Абулхаиру удалось добиться власти. Судя по всему, юный султан пользовался нешуточной поддержкой степной аристократии, и может быть, не зря из источников сообщает о гибели хана Барака от рук своего окружения. Во-вторых, верными сторонниками Абулхаира были ногайские беки, также приложившие немало сил к его воцарению. В то же время именно ногайцы были ярыми противниками хана Барака, так как последний был виновником гибели известного бека Мансура. Племянник Мансура – Ваккас – был ближайшим соратником Абулхаира. Поэтому, наверное, источники оправданно говорят и о «ногайском следе» в истории убийства хана Барака.