Текст книги "Ночь, которая решила все"

Глава 5

По выражению лица Лукаса Оливия поняла, что ему не понравился ее ответ.

– Пройти долгий путь до чего? – спросил он. – Пока ты не забудешь о жизни, которую планировала до беременности? Я уже начинаю думать, сможешь ли ты о ней забыть.

– Да, я все еще думаю о карьере, – ответила она после напряженной паузы. – Я хочу сдать экзамен и заниматься частной практикой… – Зазвонил телефон, прервав их, но Оливия не обратила на него внимания, ей нужно было высказать все, что у нее накопилось на сердце. – И, между прочим, я до сих пор ничего не знаю о тебе. О твоем прошлом, о твоих мечтах. Мы… Телефон не затихал.

– Я лучше возьму, – сказал Лукас, дотягиваясь до него.

Ей показалось, что на его лице мелькнуло облегчение оттого, что их прервали. Что он от нее скрывает? Куда уезжал на выходные и с кем их провел? Ответы на эти вопросы ей нужны были сейчас, прежде чем их взаимоотношения будут развиваться дальше.

Лукас напряженно слушал говорящего. Наконец он произнес:

– Мы потратили на это дело слишком много времени и сил, чтобы позволить переговорам развалиться. Не беспокойтесь. Я уже выезжаю.

– Неприятности? – спросила она, когда Лукас , положил трубку.

– Это Рекс. Сделка проваливается и нужно выработать новую стратегию. – Он направился к лестнице. – Мне нужно переодеться. Скорее всего, я пробуду на заседании до утра.

Он уже поднялся на три ступеньки, когда Оливия окликнула его:

– Лукас? – Он остановился. – Но нам нужно договорить.

Держась одной рукой за перила, он обернулся.

Оливия не могла понять, что выражал его взгляд.

– Завтра вечером. Мы пойдем куда-нибудь в тихое местечко поужинать.

– Я не могу завтра. Стенли обещал помочь мне подготовиться к экзамену. У меня осталась всего неделя.

Лукас стиснул зубы.

– Понятно. Что ж, тогда дай мне знать, когда у тебя появится время для меня. А сейчас у меня нет времени. – Он поднялся наверх и закрыл дверь в свою комнату.

Мать Оливии всегда говорила, что приличным женщинам ругаться непозволительно. Но Оливия помнила, как ругался ее отец. И громким шепотом с яростью произнесла его ругательства. Потом решила, что Лукас Хантер – самый несносный человек на земле.

И она в него влюблена.

Всю ночь Оливия пролежала без сна, прислушиваясь, не пришел ли Лукас, но ничего не услышала. На рассвете, выскользнув из постели и набросив на себя халат, она направилась к его спальне. Дверь была закрыта. Она постучала, но ответа не последовало. Открыв дверь, она увидела, что постель не смята. Нигде не было и следа его присутствия.

Наспех одевшись, она съела кусочек тоста и поспешила к своей машине. Уже в машине ей пришло в голову, что нужно было ему позвонить. Но ей не хотелось, чтобы он думал, будто она шпионит за ним. Лучше подойти к его кабинету и незаметно выяснить, там ли он. И в «Баррингтоне» ли он вообще… Может быть, он снова улетел навестить своего «друга»…

Войдя в здание, Оливия почти сразу же направилась к лифту восточного крыла. Она приехала рано, поэтому служащих было немного. Ее сердце глухо стучало, когда она вышла из лифта и прямиком направилась к офису Лукаса. Около его кабинета она заставила себя замедлить шаг, сделала глубокий вдох, постучала в дверь и, не дождавшись ответа, повернула круглую ручку. Дверь была не заперта.

Сначала ей показалось, что в кабинете никого нет. Но затем ее взгляд наткнулся на ноги в носках, свешивающиеся с дивана. Лукас лежал на кушетке в одежде. Манжеты расстегнуты, белая рубашка помята, узел на галстуке приспущен и сбился на бок. Когда она тихонько обогнула стол и подошла к нему, Лукас открыл глаза. Взгляд его был затуманен со сна.

– Доброе утро, – мягко произнесла Оливия, не зная, какой ответ ее ждет.

Он спустил ноги с дивана и сел, взъерошенный и такой сексуальный… Посмотрел на часы, потянулся:

– Ты сегодня рано.

– Я волновалась. Не знала, что думать, то ли ты работаешь, то ли решил не приходить домой.

– Мы собрались поздно ночью, а потом мне нужно было продумать условия будущего контракта. Наверно, следовало позвонить, но я боялся, что ты уже спишь.

– Я плохо спала этой ночью потому, что тебя не было, – призналась она.

Какое-то время он внимательно смотрел на нее, затем покрутил шеей и поморщился.

– Давай помассирую, – предложила Оливия.

– Все в порядке, – отозвался он хрипло.

– Все же позволь. – Ей необходимо было почувствовать его рядом, снять напряжение не только в его мышцах, но и в их отношениях. Оливия подошла к нему и положила руки ему на плечи. – Повернись боком. – На этот раз он не сопротивлялся. – Если ты снимешь рубашку, мне будет удобнее.

– Ты совсем не думаешь о последствиях, пробормотал он, стягивая галстук. Затем одним движением выдернул рубашку из брюк, расстегнул и скинул ее.

Размах плеч и широкая спина Лукаса, чувственная сила туго натянутых мышц и загорелая кожа притягивали Оливию как магнит, манили ее прикоснуться к нему, вызывая приятную и томительную тяжесть внизу живота. Жар его тела передался ей, когда кончики ее пальцев коснулись его плеч. Большими пальцами она начала разминать узлы его мышц, с наслаждением вдыхая запах его кожи…

Лукас тихонько постанывал. Он наклонил голову, чтобы ей было удобнее массировать. Глядя на его шею, ей хотелось прекратить массаж и покрыть ее поцелуями. Что с ней происходит? Что за чувства бурлят в ней, разливаясь по всему телу подобно жидкому огню?.. Когда пальцы Оливии скользнули в его волосы, чтобы добраться до затылка, он выпрямился и, повернувшись, перехватил ее руку.

– Хватит, – его голос был хриплым.

– Я еще не закончила, – пролепетала она, не в состоянии ни двигаться, ни дышать. Она не понимала, что заставило ее отдаться импульсу, страстно захотеть того, что могло навредить ее планам и просто противоречило здравому смыслу.

– Если я позволю тебе закончить, то ни один из нас не приступит к работе в ближайший час.

В его глазах горело желание, и перед Оливией возникла картина рождественской ночи: разбросанная в спешке одежда и яростные поцелуи, которые породили шквал страсти, пугающий и одновременно сметающий все на своем пути. Пытаясь обуздать свое воображение и свои воспоминания, она спросила:

– Ты поедешь домой?

Он встал и снова посмотрел на часы.

– Нет. У меня в шкафу есть чистые рубашки и бритва. Через пятнадцать минут я должен быть в кабинете у руководства, будет еще одно совещание.

Она не могла оторвать взгляда от волос на его груди, они завораживали ее.

– Ты приедешь домой к ужину, или это включено в твои уроки? – спросил он ровным голосом.

– Стенли знает магазин, который доставляет заказы на дом.

– Не сомневаюсь, – огрызнулся Лукас и, подойдя к шкафчику, стянул рубашку с вешалки. Вешалка упала на пол, но он не стал ее поднимать. – И когда тебя ждать домой?

– Около девяти.

– Тогда до вечера. – И он стал застегивать рубашку, намеренно игнорируя ее присутствие.

Напряжение между ними возросло до предела. Оливия развернулась и вышла. Она слишком долго и упорно добивалась адвокатской карьеры, чтобы позволить одному сексапильному мужчине в одну секунду спутать все ее жизненные планы.

Лукас сидел на кухне перед раскрытым компьютером, то и дело посматривая на часы. Было уже больше девяти, когда он его выключил и принялся расхаживать по квартире. Оливия пришла в девять тридцать, и он не знал, то ли схватить пульт и притвориться, что смотрит телевизор, то ли забросать ее вопросами, на которые она, возможно, и не захочет отвечать.

Он выбрал ворчание:

– Что, урок затянулся?

Положив учебник и тетради на край стола, она посмотрела на него:

– Это был последний урок. У меня осталась эта неделя и выходные, чтобы убедиться, что я ничего не забыла с лета.

– Ты все прекрасно сдашь.

– Я в этом не уверена, Лукас, пока не придет уведомление. – И с опаской взглянув на него, добавила:

– Стенли считает, что мне следует накануне экзамена переехать в отель, поближе к тому месту, где он будет проходить. И, я думаю, он прав.

– Но это совсем недалеко отсюда.

– Невозможно предвидеть всего, что может произойти. Я несколько лет готовилась к этому моменту, но по прихоти судьбы в августе не попала на экзамен и пришлось ждать еще шесть месяцев. Стенли говорит, известны случаи, когда люди застревали в лифте по дороге на экзамен. Я не позволю чему-либо помешать мне на этот раз.

– Он делает из тебя параноика, – оборвал ее Лукас. Ему не нравилась идея переезда в отель, не нравилось, что советы Стенли для нее имеют силу закона.

– Он вовсе не делает из меня параноика. Ты должен понять, что значит для меня этот экзамен.

И без Стенли…

Должно быть, ее остановило выражение его лица, хотя он всегда считал, что прекрасно умеет контролировать свои чувства. До этого момента.

– Продолжай, Оливия. Что без Стенли? Как ты полагаешь, сможешь ли ты жить без него?

– Что ты хочешь этим сказать? – Оливия распрямила плечи.

Он приблизился к ней:

– Если мы думаем о создании семьи, а мне казалось, что именно этим мы и занимаемся, раз живем вместе, негоже выставлять напоказ свои чувства к Стенли.

– Я не выставляю.

– Я прекрасно вижу, какие взгляды ты на него бросаешь. Я наблюдал ваш интимный разговор во время танца. Вы были так увлечены друг другом, что, казалось, и землетрясение не разлучит вас. Что же мне сделать, чтобы заставить тебя забыть его?

Оливия стояла в растерянности, не в состоянии произнести что-либо, но Лукас сам решил, что делать. С чувством собственника, от которого он никак не мог избавиться, он смял ее в своих объятиях и страстно поцеловал.

Целовать Оливию всегда было неземным блаженством для Лукаса, но этой ночью взрыв чувств был такой силы, что это потрясло и даже испугало Лукаса. Чем он вызван? Тем, что он боролся за создание семьи, которой у него никогда не было? Тем, что она была такой нежной, сладкой и полной страсти? Тем, что она носила его ребенка? Или тем, что на карту было поставлено слишком много, больше, чем просто удовлетворение физического желания?

Руки его скользнули под ее жакет, лаская бедра и грудь. Он услышал, как она тихонько застонала, и почувствовал, как она обмякла в его руках. Он так хотел, чтобы они всегда были вместе, чтобы она согласилась наконец стать его женой.

Но как только это видение и страсть унесли прочь его досаду на нее, Оливия прервала поцелуй и отпрянула. Она раскраснелась, глаза ее блестели, губы припухли от поцелуя.

– Стенли всегда был моим наставником и другом, и я не чувствую тут никакой вины. К тому же я толком не знаю, чего ты хочешь от меня, Лукас. И почему ты ревнуешь меня к Стенли, если сам улетаешь на выходные, чтобы увидеться с какой-то женщиной?

Ошарашенный тем, что она призналась в своих чувствах к боссу, он не сразу осознал смысл ее последней фразы. Выходит, она решила, что он встречается с кем-то?

– С чего ты взяла?

– Все в «Баррингтоне» знают…

– В «Баррингтоне» никто не знает, что я делаю в выходные. Это не имеет никакого отношения к женщине.

– Сюда звонила какая-то женщина и спрашивала тебя. – Вопрос в глазах Оливии требовал ответа.

Проведя рукой по волосам, Лукас понял, что должен впустить Оливию в свою личную жизнь, которую он по множеству причин скрывал от всех. И тем не менее он еще колебался…

– Лукас, мы не сможем стать никем, кроме как соседями по квартире, если ты не позволишь мне узнать тебя лучше и не подпустишь меня к себе.

Это было что-то вроде ультиматума, но Оливии нельзя было отказать в правоте.

– Женщину, которая звонила, зовут Мим Карсон. Она и ее муж, Уатт, – мои приемные родители. Они живут на ранчо около Флагстаффа, и именно туда я летаю на большинство уикендов, чтобы помочь им с мальчиками, которые живут у них.

Глаза Оливии расширились от удивления, а губы изогнулись в улыбке.

– Как замечательно, Лукас. Но почему ты не рассказал мне об этом раньше? Почему ты не хочешь, чтобы другие знали об этом?

– Не то чтобы я намеренно делаю из этого секрет, ведь до сих пор меня никто об этом напрямую не спрашивал. Гораздо проще говорить, что я навещаю друзей.

Она села на софу:

– Но это не объясняет, почему ты не рассказывал мне.

Он вспомнил Селесту.

– Ранчо очень много значит для меня. Если бы не Мим и Уатт, я не знаю, что бы со мной стало. У меня не было отца. Мама забеременела, когда была совсем молодой, и он не захотел иметь с нами ничего общего. Она погибла в автомобильной катастрофе, когда мне было пять лет. Никаких родственников у меня не было, и Мим с Уаттом взяли меня к себе.

Оливия накрыла его руку своей.

– Мне очень жаль. Лукас пожал плечами.

– У меня была хорошая жизнь.

– Но это не может восполнить твоей потери. То, что она сочувствовала ему, было очень важно, но ему показалось, что она не до конца все поняла.

– Я чувствую себя обязанным им и пытаюсь хоть как-то отблагодарить за то, что они помогли мне добиться успеха в жизни. Они не подняли меня на смех, когда я сказал им, что хочу стать юристом. Более того, поощряли, подбадривали меня, нашли фонд, в который я подал прошение о стипендии. Я ничего не платил за учебу. Мне очень повезло, и я хочу, чтобы мальчики, которые живут там сейчас, поняли, что они тоже смогут осуществить свои мечты.

Пальцы Оливии сжали его руку.

– Почему ты не хотел рассказывать мне об этом?

– Потому, что я связан обязательствами перед ними, и я не знал, как ты отреагируешь на это.

В течение нескольких секунд она пристально смотрела на него, затем спросила:

– Когда ты собираешься ехать на ранчо снова?

– Точно не знаю. Ты хочешь поехать со мной?

– Очень, – произнесла она мягко. Надо суметь доказать ей, что Уиткомб ей не нужен даже как наставник, подумал Лукас.

– В эти выходные я буду дома, и мы сможем проверить, готова ли ты к экзаменам. А в следующий уикенд поедем на ранчо вдвоем. Как тебе такой план?

– Ты уверен, что хочешь помогать мне?

– Позволь мне быть твоим наставником. И потом, это прекрасная практика, разминка для мозгов. Она засмеялась:

– Ну если ты хочешь…

– Очень хочу.

– Лукас… – Глядя ему прямо в глаза, Оливия постаралась его успокоить:

– Стенли всего лишь… друг. Он помогал мне с учебой. И это все.

Лукас изо всех сил пытался поверить ей, но мысль о том, что она только из-за беременности отказывается от своих чувств к шефу, не давала ему покоя.

Только время даст ответ на этот вопрос.

Ярко-оранжевый и все оттенки розового окрасили небо, когда сумерки окутали горы Макдауэлл. В этот воскресный вечер, у Лукаса на веранде. Оливия отвечала на вопросы, которые он задавал ей по конституционному праву. Когда они закончили, он захлопнул книгу:

– Вот и все, леди. Вы великолепно подготовлены. Вся неделя прошла в каждодневных делах. Домой они возвращались обычно одно и то же время и готовили вместе ужин. Ужинали в гостиной, и Лукас признался, что использует эту комнату впервые. Говорили в основном о работе, но касались и других тем. Оливия рассказала ему, что ее родители разведены. Лукас – о прошлом мальчиков, которые живут сейчас на ранчо. И хотя он отвечал на ее вопросы, Оливия все же чувствовала, что в нем появлялась какая-то напряженность, когда речь заходила о ранчо.

После того яростного и страстного поцелуя в понедельник он к ней не прикасался. Из-за того ли, что она тогда отстранилась? Или он думает, что она любит Стенли? Или понимает, что, начав целоваться, они не остановятся на этом?

Наблюдая, как легкий ветерок играет волосами Лукаса, она сказала:

– Спасибо, ты мне очень помог.

Подавшись к ней, он заинтересованно спросил:

– Теперь ты чувствуешь себя уверенно?

– Скорее, чувствую страх. В желудке урчит то ли из-за ребенка, то ли из-за экзамена!

– Наверно, из-за того и другого, – засмеялся он. Зазвонил телефон.

– Я возьму, – сказал Лукас. Оливия пошла за ним в квартиру, поскольку на улице похолодало. Лукас взял трубку и, нахмурившись, передал ей:

– Это Уиткомб.

При этом он не ушел и, пока она говорила, наблюдал за ней.

– Здравствуйте, Стенли.

– Это был Лукас? – спросил босс.

– Да.

– Понятно. Я позвонил, чтобы узнать, не похоронили ли вы себя за книгами и не забыли ли поесть. Я мог бы привезти вам что-нибудь.

– Спасибо за заботу, но я поела.

– Вы ведь занимались?

Она поняла, что он подумал, поскольку трубку взял Лукас.

– Да, почти все выходные. Я не подведу ни вас, ни «Баррингтон».

– Я верю в вас, Оливия. Вам нужен выходной завтра?

– Нет, напротив, мне нужно быть чем-то занятой. Я отработаю, как положено, а вечером зарезервирую себе место в отеле.

– Оливия, помните, что я говорил вам о Лукасе.

– Хорошо. Спасибо вам.

Когда она положила трубку, Лукас не сдвинулся с места:

– Хотел пригласить тебя на ужин?

– Предлагал привезти мне что-нибудь, если вдруг у меня не было времени поесть.

– Он хорошо тебя знает.

– Я довольно давно уже работаю с ним.

– Ты не сказала ему, что живешь у меня или хотя бы что я помогаю тебе готовиться к экзамену.

– Почему я должна была говорить ему об этом? Это мое личное дело. Его это не касается.

– Что еще он говорил?

– Больше ничего. – Не могла же она сказать ему, что Стенли не одобряет их встреч и что она разделяет его сомнения. Потому что, хотя Лукас не встречается с другой женщиной, она до сих пор не знает, нужно ли ему то постоянство, которое необходимо ей.

Когда Лукас встал, у него ходили желваки.

– Ты прячешь голову в песок, Оливия. Тебе все равно придется принимать решение.

– Пока я не буду уверена в том, что поступаю правильно, я не собираюсь принимать никаких решений. И мне не нравится, что ты начинаешь поджаривать меня при каждом упоминании имени Стенли.

– Отлично, – оборвал ее Лукас. – Больше этого не повторится, но помни, ты носишь моего ребенка. – И он зашагал прочь.

Ей так хотелось окликнуть его, но она промолчала. Быть может, после экзамена, когда ей удастся расслабиться, все станет более понятным и ясным, она сумеет разобраться в своих чувствах к нему, чувствах, которые, казалось, появились в мгновение ока.

Или в то мгновение, когда соединились их тела.

Он не должен терять терпение с Оливией, напомнил себе Лукас в сотый раз. С коробкой в руках он поднимался на второй этаж скромного отеля, в котором остановилась Оливия. Порой ему нестерпимо хотелось поцеловать ее так, чтобы она забыла о всякой осторожности.

После звонка Стенли они занялись каждый своим делом. На следующее утро, не глядя друг на друга, собрались на работу. Он ушел первым и был уверен, что после его ухода она вздохнула с облегчением.

Лукас прежде не был ревнивцем, но когда дело касалось Оливии… Оно и понятно, ведь она станет матерью его ребенка.

Лукас постучал в дверь ее гостиничного номера. Оливия открыла дверь через минуту – должно быть, посмотрела в глазок.

– Лукас, что ты здесь делаешь?

Было непонятно, рада ли она ему. Она была очень бледной, явно находилась в стрессовом состоянии в ожидании завтрашнего дня. Именно поэтому он и пришел.

– Я кое-что принес тебе, – ответил он с улыбкой, показывая на коробку. – Можно войти?

– Конечно, – Оливия пошире открыла дверь, впуская его.

– Это набор для выживания при сдаче экзамена на адвоката. Крекеры, чтобы заморить червячка, который может завестись у тебя в желудке. Пена для ванны, чтобы расслабиться. Бумага для письма на всякий случай. Вот эти штучки придадут твоим вещам аромат. И последнее, но не худшее – книга, которую, я надеюсь, ты с удовольствием прочтешь.

Когда Оливия взяла в руки книгу, на обложке которой красовался малыш и которая называлась «Первый год жизни вашего ребенка», ее подбородок задрожал, а по щекам покатились слезы.

Схватив ее за плечи, он развернул ее к себе:

– Что-то не так? Я думал, это поможет…

– О, Лукас, все великолепно!

Проведя рукой по ее волосам, он взял ее за подбородок.

– Почему же ты плачешь?

– Я не знаю! Я просто… – Она захлебнулась рыданием.

Он притянул ее к себе и крепко обнял.

– Тебе нужно выплакаться, Оливия. Все хорошо. Все будет хорошо.

Пока она плакала, Лукас крепко прижимал ее к себе и гладил ей волосы. На прошлой неделе он купил две книги о женщинах в период беременности и был поражен, узнав, какие изменения происходят в женском организме в это время.

Через несколько минут Оливия успокоилась и отстранилась от него. Она выглядела совершенно растерянной.

– Прости, я не знаю, что со мной. Должно быть, гормоны.

Он нежно вытер слезинки с ее щеки.

– Такой трудный экзамен – это огромный стресс даже для человека, у которого ничего особенного не происходит в жизни. А уж когда на тебя свалилось столько всего… За что же извиняться?

Она стыдливо посмотрела на него.

– Я, наверно, выгляжу как пугало.

– Ты красива, как всегда. И прекрасно выглядишь для ужина в тихом ресторанчике и небольшой прогулки, которая поможет тебе заснуть.

– Я действительно немного проголодалась и как раз решала, где мне поужинать, когда ты постучал в дверь, – Что ж, значит, поужинаем вместе. Лукас подождал, пока Оливия умылась и причесалась. Помогая ей надеть пальто, он усилием воли поборол страстное желание поцеловать ее. Они поужинали в небольшом ресторанчике при отеле. Их взгляды часто встречались, а колени то и дело соприкасались. Он рассказал ей о том, что прочел в книжках: полеты в маленьких самолетах, где нет герметизированной кабины, при беременности противопоказаны. Они решили не испытывать судьбу и ехать во Флагстафф на машине.

После ужина они прогулялись, угадывая на небе созвездия и слушая шелест пальмовых листьев на ветру. Затем вернулись в отель и поднялись к ее комнате.

Она спросила:

– Войдешь?

Ему хотелось заключить ее в объятия и воспользоваться одной из двух кроватей в ее комнате. Но эта ночь не предназначалась для возрождения страсти, которую они испытали на праздновании Рождества.

– Ложись лучше спать. Уверен, ты заведешь будильник часов на шесть, чтобы иметь кучу времени в запасе.

– Да, а затем заведу его еще раз, чтобы вовремя выйти, – призналась она, широко улыбаясь. После чего сделала нечто неожиданное: встав на цыпочки, обхватила руками его шею, и поцеловала в щеку с нежной страстью, что заставило его сердце бешено колотиться.

Но прежде, чем он успел как-то отреагировать, она улыбнулась:

– Спасибо тебе, Лукас, за сегодняшний вечер.

Ты замечательный!

Он наклонился к ее уху и прошептал:

– Только никому об этом не говори, а то разрушишь мой имидж. – И, быстро поцеловав ее в губы, попятился назад. – Удачи тебе завтра.

Улыбаясь, она кивнула. Прежде, чем она переступила порог, он ее окликнул:

– И не забудь накинуть цепочку на дверь. Скорчив ему рожицу, она закрыла дверь. Через секунду он услышал, как звякнула цепочка.

Лукас засмеялся, но когда осознал, что ему нужно возвращаться домой, где не будет Оливии, улыбка сошла с его лица.

Что, черт возьми, с ним происходит?

Меньше чем через восемь месяцев он станет отцом. Этого достаточно, чтобы сбить с толку кого угодно.