Текст книги "Сила конфиденциальности. Почему необходимо обладать контролем над своими персональными данными и как его установить"

Вы выходите из магазина и проверяете свой телефон. Вам приходит напоминание о том, что вы записались на прием к врачу. У вас есть проблема со здоровьем, которая беспокоит уже несколько недель. Вы искали решение в интернете и надеялись, что проблема исчезнет сама собой, но этого не произошло. Вы никому не сказали об этом в своей семье, чтобы не вызывать ненужное беспокойство. Наши поисковые системы знают о нас больше, чем наши супруги: мы никогда не лжем им и не скрываем от них свои заботы.

Вы идете к врачу. Пока вы ждете приема, вам приходит уведомление: ваша сестра опубликовала новую фотографию вашей маленькой племянницы. Ее пухлые ручки вызывают улыбку. Вы думаете о том, что нужно предупредить сестру об опасности размещения фотографий детей в интернете. Вы решаете сказать ей, что наши онлайн-фотографии задействуются для создания алгоритмов распознавания лиц, которые затем используются во всевозможных гнусных целях – от слежки за уязвимыми группами населения авторитарными режимами до разоблачения порноактеров и идентификации незнакомцев в метро в России[47]47
  Kashmir Hill and Aaron Krolik, ‘How Photos of Your Kids Are Powering Surveillance Technology’, New York Times, 11 October 2019.


[Закрыть]. Но вас отвлекает неотразимая улыбка племянницы. Ее фотографии иногда становятся главным событием вашего дня и тем, что дает силы терпеть экономику слежки, даже если вы знаете, что привлекательный контент, такой как милые младенцы, – это именно то, чем питаются стервятники данных. Тем временем медсестра оповещает, что врач готов вас принять. Доктор задает деликатные вопросы, записывает ваши ответы на свой компьютер и назначает вам несколько анализов. Вам интересно, куда могут попасть эти данные, ведь медицинская информация часто продается. Продавцы данных[48]48
  Yael Grauer, ‘What Are “Data Brokers,” and Why Are They Scooping Up Information About You?’, Motherboard, 27 May 2018.


[Закрыть] – торговцы персональными данными – могут получать медицинские сведения из аптек, больниц, кабинетов врачей, приложений для здоровья и поисковых запросов в интернете. Ваши медицинские данные могут также попадать в руки аналитиков, страховых компаний или потенциальных работодателей[49]49
  Adam Tanner, Our Bodies, Our Data. How Companies Make Billions Selling Our Medical Records (Beacon Press, 2017), 78, 95, 147–148.


[Закрыть]. Или NHS (Национальная служба здравоохранения Великобритании) может решить пожертвовать ваши записи такой компании, как DeepMind, принадлежащей Alphabet (материнской компании Google). Передача данных может производиться без вашего согласия, без выгоды для вас от такого вторжения в частную жизнь и без каких-либо юридических гарантий, что DeepMind не свяжет ваши данные с вашей учетной записью Google, тем самым еще больше нарушая вашу конфиденциальность[50]50
  Julia Powles and Hal Hodson, ‘Google DeepMind and Healthcare in an Age of Algorithms’, Health and Technology 7, 2017.


[Закрыть].

Вы также можете стать жертвой утечки данных. В 2015 году в США были взломаны более 112 миллионов медицинских записей[51]51
  Dan Munro, ‘Data Breaches In Healthcare Totaled Over 112 Million Records in 2015’, Forbes, 31 December 2015.


[Закрыть]. Вы даже можете стать жертвой вымогательства. В 2017 году преступники получили доступ к медицинским записям из клиники и шантажировали пациентов; в итоге они опубликовали более 25 000 фотографий людей, в том числе обнаженных, и личные данные, включая сканы паспортов и номера страховых полисов[52]52
  Alex Hern, ‘Hackers Publish Private Photos From Cosmetic Surgery Clinic’, Guardian, 31 May 2017.


[Закрыть].

Когда все эти мысли проносятся в вашей голове, вы испытываете искушение лгать своему врачу, скрывая конфиденциальную информацию, которая (вы надеетесь) не обязательно нужна, чтобы поставить точный диагноз. Вы даже можете почувствовать желание вообще не сдавать назначенные анализы, даже если они вам необходимы.

После посещения врача вы возвращаетесь домой, чтобы собрать вещи в рабочую поездку в США. Весь день за вами следили приложения на вашем телефоне. Если вы разрешаете приложениям определять ваше местоположение, чтобы вы могли получать местные новости, прогноз погоды или другую подобную информацию, десятки компаний получат сведения о том, где вы находитесь. В некоторых случаях приложения обновляют и получают данные о вашем местоположении более 14 000 раз в день. Реклама с геотаргетингом – это бизнес, стоимость которого оценивается в 21 миллиард долларов[53]53
  Jennifer Valentino-DeVries, Natasha Singer, Michael H. Keller and Aaron Krolik, ‘Your Apps Know Where You Were Last Night, and They’re Not Keeping It Secret’, New York Times, 10 December 2018.


[Закрыть].

Среди множества компаний, торгующих данными о вашем местоположении, особое место занимают телекоммуникации. Завидуя успеху Кремниевой долины, телекоммуникационные компании стремятся конкурировать на рынке торговли данными[54]54
  Nick Statt, ‘How AT&T’s Plan to Become the New Facebook Could Be a Privacy Nightmare’, Verge, 16 July 2018.


[Закрыть]. Ваш мобильный телефон постоянно подключается к ближайшей сотовой вышке. В результате ваш оператор мобильной связи всегда знает, где вы. Мобильные сети не только продают данные о вашем местоположении другим компаниям, но, как показало одно журналистское расследование, некоторые поставщики мобильных услуг продают ваши данные на черный рынок. В результате любой, у кого есть мобильный телефон, уязвим для наблюдения со стороны сталкеров, преступников, сотрудников правоохранительных органов низшего звена, которые не имеют ордера, и других лиц, которые могут иметь очень сомнительные намерения и не обладают правом доступа к вашим персональным данным. В США получение обновлений в реальном времени о местонахождении любого мобильного телефона стоит около 12,95 долларов[55]55
  Joseph Cox, ‘I Gave a Bounty Hunter $300. Then He Located Our Phone’, Motherboard, 8 January 2019.


[Закрыть]. И хотя существование такого черного рынка данных о местонахождении было подтверждено только в США, в отношении T-Mobile, Sprint и AT&T, это вполне может происходить с другими телекоммуникационными компаниями и в других частях света.

Автомобильные компании, торговцы данными, телекоммуникационные компании, магазины и технологические гиганты – все хотят знать, где вы. Вы можете надеяться на то, что все эти огромные объемы данных о вас будут обезличены. Но, к сожалению, обезличенные данные легко могут быть повторно идентифицированы. Один из первых уроков по повторной идентификации был преподан Латанией Суини в 1996 году, когда Комиссия по групповому страхованию (GIC) Массачусетса опубликовала анонимные данные о посещениях больниц госслужащими. Когда губернатор Уильям Велд заверил общественность, что конфиденциальность пациентов была в безопасности, Суини доказала, что он не прав, найдя его медицинские записи в базе данных и отправив их в его офис. Она позже показала, что 87 % американцев можно идентифицировать всего по нескольким данным: дата рождения, пол и почтовый индекс[56]56
  Olivia Solon, ‘“Data Is a Fingerprint”: Why You Aren’t as Anonymous as You Think Online’, Guardian, 13 July 2018.


[Закрыть].

Другой способ, при помощи которого вас могут идентифицировать, – это ваше местоположение. У каждого человека свой след местоположения, поэтому, даже если вашего имени нет в базе данных, легко определить, кто вы такой. Специфика данных о местоположении неудивительна, учитывая, что обычно существует только один человек, который живет и работает там, где вы. Ив-Александр де Монжуа с коллегами изучили данные о местонахождении 1,5 миллиона человек за пятнадцать месяцев. Де Монжуа и его коллеги обнаружили, что в наборе данных, в котором местоположение людей регистрируется ежечасно с пространственным разрешением, равным разрешению антенн оператора сотовой связи, достаточно иметь четыре точки пространственно-временных данных, чтобы однозначно идентифицировать 95 % людей[57]57
  Y. A. de Montjoye, C. A. Hidalgo, M. Verleysen and V. D. Blondel, ‘Unique in the Crowd: The Privacy Bounds of Human Mobility’, Scientific Reports 3, 2013.


[Закрыть]. Точно так же, когда исследователи посмотрели на выписки с кредитных карт более миллиона человек за три месяца, они обнаружили, что им нужно всего четыре точки пространственно-временных данных, чтобы однозначно повторно идентифицировать 90 % людей[58]58
  Y. A. de Montjoye, L. Radaelli, V. K. Singh and A. S. Pentland, ‘Identity and privacy. Unique in the Shopping Mall: On the Reidentifiability of Credit Card Metadata’, Science 347, 2015.


[Закрыть].

Базы данных часто можно персонифицировать, сопоставив их с общедоступной информацией. В 2006 году Netflix опубликовал 10 миллионов рейтингов фильмов по данным, собранным у полумиллиона клиентов, чтобы разработать лучший алгоритм рекомендаций. Данные должны были быть анонимными, но исследователи из Техасского университета в Остине доказали, что они могут повторно идентифицировать людей, сравнивая рейтинги и отметки времени с общедоступной информацией в базе данных Internet Movie Database (IMDb). Предпочтения относительно фильмов очень показательны – они могут выявить политические вкусы и сексуальные наклонности. Некая мать с лесбийскими наклонностями подала в суд на Netflix за то, что та подвергла ее риску разоблачения[59]59
  Ryan Singel, ‘Netflix Spilled Your Brokeback Mountain Secret, Lawsuit Claims’, Wired, 17 December 2009.


[Закрыть].

Продавцы данных вводят общественность в заблуждение, заявляя, что анонимизируют данные[60]60
  Aliya Ram and Madhumita Murgia, ‘Data Brokers: Regulators Try To Rein In The “Privacy Deathstars” ’, Financial Times, 8 January 2019.


[Закрыть]. На самом деле они торгуют персональными данными. Они собирают все виды чрезвычайно конфиденциальной информации, консолидируют ее и продают банкам, страховым компаниям, розничным торговцам, телекоммуникационным компаниям, медиакомпаниям, правительству и иногда даже преступникам[61]61
  Natasha Singer, ‘Data Broker Is Charged With Selling Consumers’ Financial Details to “Fraudsters” ’, New York Times, 23 December 2014.


[Закрыть]. Эти компании продают информацию о том, сколько денег вы зарабатываете, беременны ли вы или разведены, пытаетесь ли вы похудеть. Также известно, что они продают списки жертв изнасилования, больных СПИДом и людей из других проблемных категорий[62]62
  Melanie Hicken, ‘Data Brokers Selling Lists of Rape Victims, AIDS Patients’, CNN, 19 December 2013.


[Закрыть].

В онлайн-рекламе также используется сомнительная категоризация для таргетинга отдельных лиц. Бюро интерактивной рекламы – торговая группа, которая создает отраслевые нормы, – использует категории для целевой рекламы, которые включают группы поддержки жертв инцеста или насилия, злоупотребляющих психоактивными веществами и больных СПИДом или ВИЧ-инфицированных. Категории Google для рекламного таргетинга аудитории также включают наркоманию, заболевания, передающиеся половым путем, мужскую импотенцию и политические пристрастия правого и левого толка[63]63
  Nitasha Tiku, ‘Privacy Groups Claim Online Ads Can Target Abuse Victims’, Wired, 27 January 2019.


[Закрыть]. Эти категории показывают то, что является предметом интереса стервятников данных, желающих знать, где мы больше всего уязвимы. Как хищники, которые чувствуют запах крови, они ищут наши слабости, чтобы использовать их.

Давайте вернемся к вашему дню. Мы оставили вас за упаковыванием вещей в рабочую поездку в США. Когда вы приедете в аэропорт Хитроу, вам может не потребоваться посадочный талон при прохождении контроля и позднее при посадке в самолет. Сейчас используется программа распознавания лиц для подтверждения вашей личности[64]64
  Nicole Kobie, ‘Heathrow’s Facial Recognition Tech Could Make Airports More Bearable’, Wired, 18 October 2018; Gregory Wallace, ‘Instead of the Boarding Pass, Bring Your Smile to the Airport’, CNN, 18 September 2018.


[Закрыть].

Когда вы прибудете в пункт назначения, сотрудник отдела транспортной безопасности (TSA) попросит вас сдать ноутбук и смартфон. Вы попытаетесь воспротивиться, но он сообщит вам, что если вы не сделаете этого, то вам будет отказано во въезде. Вы торопитесь на рабочее мероприятие. Если ваш босс узнает, что вы не присутствовали на этой встрече, потому что вас депортировали за неподчинение офицеру на границе, он, мягко говоря, не обрадуется. Вы даже предполагаете, что он может вас уволить. Мысль о том, что вы рискуете лишиться работы, мотивирует вас отдать свои самые личные вещи. Вы пытаетесь вспомнить о том, какие у вас там есть данные. Вы думаете о фото в обнаженном виде с супругой, фото ваших детей, всей вашей финансовой информации.

Тогда вам приходит в голову, что у вас также есть очень личная информация о вашем работодателе. Возможно, это какие-то бизнес-секреты, которые стоят миллионы. Как можно быть уверенным, что данные не окажутся в руках американского конкурента? Или, допустим, вы располагаете конфиденциальной информацией о вашем правительстве, которую получили, когда работали консультантом. Так, например, в 2017 году инженер НАСА был вынужден разблокировать свой смартфон на границе, несмотря на то что в нем содержалась конфиденциальная информация[65]65
  Kaveh Waddell, ‘A NASA Engineer Was Required To Unlock His Phone At The Border’, Atlantic, 13 February 2017.


[Закрыть]. А может быть, вы врач, у которого хранятся сведения о пациентах на ноутбуке, или адвокат, защищающий своих клиентов, или журналист, который должен держать в секрете свои источники.

Вы говорите сотруднику TSA, что должны защищать любую имеющуюся у вас конфиденциальную информацию – это ваш профессиональный долг – и вы можете столкнуться с юридическими последствиями, если этого не сделаете. Офицер TSA остается непреклонным. Вы вспоминаете, как когда-то читали в прессе о том, что, если человека депортируют из страны, он не сможет въехать туда в течение пяти или десяти лет. Это было бы фатально для вашей работы. Вы не уверены, что «отказ во въезде» приравнивается к депортации. Вы просите позвать адвоката. Офицер TSA делает вывод, что, если вам нужен адвокат, вы, должно быть, преступник. Он спрашивает, есть ли вам что скрывать. Усталый и напуганный, вы в итоге подчиняетесь и передаете ноутбук и телефон. Он забирает ваши электронные устройства и уносит из вашего поля зрения больше чем на четверть часа. За это время он скачивает ваши данные[66]66
  Daniel Victor, ‘What Are Your Rights if Border Agents Want to Search Your Phone?’, New York Times, 14 February 2017.


[Закрыть].

Умные границы становятся угрозой гражданским свободам, они внедряются без серьезной оценки их преимуществ, рисков, юридических и этических последствий[67]67
  Gemma Galdon Clavell, ‘Protect Rights at Automated Borders’, Nature 543, 2017.


[Закрыть]. Дроны, датчики, распознавание лиц среди прочих агрессивных технологий делают пограничный контроль более дешевым и эффективным. Но цена этому – ваша конфиденциальность. Не имея возможности (пока) финансировать строительство кирпичной стены на границе с Мексикой, администрация президента США строит виртуальную стену, состоящую из системы видеонаблюдения. Датчики размещены не только на самой границе, но также и в американских населенных пунктах, расположенных вблизи границы[68]68
  Olivia Solon, ‘“Surveillance Society”: Has Technology at the US-Mexico Border Gone Too Far?’, Guardian, 13 June 2018.


[Закрыть]. Подобные инициативы предлагаются и апробируются во всем мире. Венгрия, Латвия и Греция в пилотном режиме испытывают автоматизированный тест на выявление лжи в четырех пограничных пунктах. Система под названием iBorderCtrl просит путешественников отвечать на такие вопросы, как «Что у вас в чемодане?», а затем пытается определить «биомаркеры обмана»[69]69
  Douglas Heaven, ‘An AI Lie Detector Will Interrogate Travellers at Some EU Borders’, New Scientist, 31 October 2018.


[Закрыть].

Вы приезжаете в отель, чувствуя усталость, злость и дискомфорт из-за нарушения вашего права на неприкосновенность частной жизни. Вы решаете сделать что-то, чтобы избежать подобных ситуаций или минимизировать их в будущем. Вы размышляете о написании электронного письма иммиграционному адвокату, чтобы быть лучше проинформированным о ваших правах. Но вы боитесь, что TSA, NSA (Агентство национальной безопасности) или какое-либо другое агентство может получить доступ к вашему сообщению и этого будет достаточно, чтобы у вас появилась особая отметка в аэропортах. Вы не хотите становиться тем человеком, которого постоянно останавливают на границе и часами допрашивают. Вы боитесь обращаться за юридической консультацией. Возможно, достаточно уменьшить количество данных, которые собирают о вас телефон и ноутбук. С этого нужно начать в любом случае.

Вы можете в первую очередь попытаться определить, какие данные могли быть скачаны с телефона и ноутбука. Вы загружаете информацию, которая есть по вам в Google и Facebook[70]70
  Dylan Curran, ‘Are You Ready? Here Is All The Data Facebook And Google Have On You’, Guardian, 30 March 2018.


[Закрыть]. Пребывая в ужасе от осознания того, насколько эти системы проникают в вашу частную жизнь (вы находите в Google данные о вас, которые вы, по вашему мнению, удалили), вы решаете изменить все настройки конфиденциальности, чтобы свести к минимуму сбор данных. Когда вы смотрите на свои настройки, то замечаете, что все настройки по умолчанию создают угрозу вашей конфиденциальности[71]71
  John Naughton, ‘More Choice on Privacy Just Means More Chances to Do What’s Best for Big Tech’, Guardian, 8 July 2018.


[Закрыть]. И хотя некоторые из них можно изменить, отменив свое согласие на сбор данных, вы не сможете пользоваться услугами, предоставляемыми такими технологическими гигантами, как Facebook и Google[72]72
  Alex Hern, ‘Privacy Policies of Tech Giants “Still Not GDPR-Compliant” ’, Guardian, 5 July 2018.


[Закрыть]. Кроме того, договоренности об условиях предоставления услуг нигде не фиксируются и они могут измениться в любое время без какого-либо уведомления[73]73
  Logan Koepke, ‘“We Can Change These Terms at Anytime”: The Detritus of Terms of Service Agreements’, Medium, 18 January 2015.


[Закрыть]. Вы расцениваете это как издевательство[74]74
  John Naughton, ‘More Choice on Privacy Just Means More Chances to Do What’s Best for Big Tech’.


[Закрыть]. Вы понимаете, что во многих отношениях с вами обращаются как с подозреваемым в уголовном преступлении. Вы испытываете сильный стресс от вторжения в частную жизнь, как будто на вашей лодыжке находится электронный браслет. В некотором смысле это даже хуже, чем быть подозреваемым в преступлении. По крайней мере, когда вас арестовывает полиция, вам позволяют сохранять молчание и предупреждают, что все, что вы говорите, может быть использовано против вас. А когда вы начинаете пользоваться техникой, никто не предупреждает, что собранные при помощи этой техники данные могут быть использованы против вас. Кроме того, во время суда вас не заставят свидетельствовать против самого себя. А в обществе слежки ваши данные все время используются против вас.

Ваши мысли прерываются звонком жены. Она расстроена из-за разбитого смартфона. Ваши отношения в последнее время не ладятся. Вы хотели бы прийти в себя, чтобы спокойно рассказать ей о том, что произошло и что вы чувствуете себя подавленным. Однако ваше молчание еще больше расстраивает супругу, и она не собирается это скрывать. «Мне очень жаль, – говорит ваша жена. – Я бы хотела, чтобы мы поговорили об этом с глазу на глаз, но я не могу ждать твоего возвращения. Я хочу развода. Мы поговорим о деталях, когда ты вернешься». Она вешает трубку.

Ошеломленный, вы открываете Spotify на своем ноутбуке, чтобы успокоиться, послушав музыку. Первое всплывающее объявление, которое вы видите, – адвокат по бракоразводным процессам. Это совпадение? Скорее всего нет. Как они узнали? И они – это кто? Может быть, это связано с поисковыми запросами, которые делала ваша супруга? Или же, возможно, это из-за ваших семейных ссор, которые записывались и анализировались. Или, может быть, прогностический алгоритм угадал ваш предстоящий развод исходя из того, как мало времени вы проводили с семьей в последнее время.

Может быть, Spotify анализировал ваше настроение на основе выбора музыки. Даже банкиры оценивают состояние общества, глядя на данные из Spotify[75]75
  Arwa Mahdawi, ‘Spotify Can Tell If You’re Sad. Here’s Why That Should Scare You’, Guardian, 16 September 2018.


[Закрыть]. Вас беспокоит то, что вы, вероятно, никогда не узнаете, кому известно, что вы разводитесь, как они получили эту информацию и знали ли они об этом раньше вас. В любом случае это ненормально. Вы никому не говорили об этом, и они не имеют права влезать в ваши самые интимные отношения.

Вы задаетесь вопросом, как далеко могут зайти вторжения в частную жизнь, прежде чем вы решите ограничить их. Технологии всегда раздвигали границы конфиденциальности. Сначала фотография, теперь интернет. Вы вздрагиваете, вспоминая новости о том, что Nike начал продавать свои первые смарт-кроссовки[76]76
  Alfred Ng, ‘With Smart Sneakers, Privacy Risks Take a Great Leap’, CNET, 13 February 2019.


[Закрыть]. Если ученые разработают «умную пыль» – повсеместные датчики, которые не нуждаются в батареях и настолько крошечные, что их почти не видно[77]77
  Christopher Mims, ‘Here Comes “Smart Dust,” The Tiny Computers That Pull Power From The Air’, Wall Street Journal, 8 November 2018.
  ГЛАВА 2


[Закрыть], – защита конфиденциальности может стать практически невозможной.

У вас возникает соблазн подумать, что вы будете только рады оставить этот новый мир однажды. Вы сожалеете лишь о том, что вашему сыну приходится сталкиваться с проблемами конфиденциальности со столь раннего возраста и что ему придется иметь с ними дело гораздо дольше, чем вам. Размышляя о том, что смертны, вы понимаете, что нарушения вашего права на частную жизнь не прекратятся с вашей кончиной. Вы будете продолжать жить в Сети. Падальщики будут продолжать жить за счет данных, которые вы оставили после себя. И возможно, эти данные все еще смогут влиять на жизнь вашего сына и его потомства. Это также способно повлиять на восприятие вашей жизни другими людьми – на вашу посмертную репутацию.

Вы задаетесь вопросом, есть ли какой-нибудь способ стереть следы своих данных, пока не стало слишком поздно. Он есть. Прежде чем впадать в отчаяние из-за того, насколько быстро мы лишаемся конфиденциальности каждую секунду каждого дня, читайте дальше. Следующие три главы не рисуют идиллической картины, но взглянуть на ужасную изнанку экономики данных важно, чтобы мы могли лучше понять, как сюда попали и как нам выбраться из этой гнетущей неразберихи.

Глава 2
Как мы до этого дошли?

Контраст между сегодняшней ситуацией с защитой конфиденциальности и ситуацией, которая имела место в 1990-е, разительный. В конце XX века ваш автомобиль был просто средством передвижения – он не фиксировал музыку, которая вам нравится, не записывал ваши разговоры, не измерял ваш вес и не вел статистику по вашим приходам и уходам. Он просто вез вас туда, куда вы хотели. Ваша машина служила вам, а не вы ей. К некоторым из нас осознание реалий цифровой эпохи приходит так резко, что нам кажется, будто мы вдруг проснулись утром и увидели вокруг совершенно другой мир – более суровый, по крайней мере в отношении нашей конфиденциальности и нашей самостоятельности относительно окружающих нас объектов. Как мы до этого дошли? Почему мы позволили обществу слежки пустить корни? Минимум три фактора сыграли свою роль в разрушении нашей конфиденциальности: открытие того, что личные данные, полученные в результате нашей цифровой жизни, могут приносить большую прибыль, террористические атаки 11 сентября 2001 года и ошибочное мнение, что конфиденциальность является пережитком прошлого.

Превращение персональных данных в золотую пыль

Как ваша повседневная жизнь превращается в данные? Через ваше взаимодействие с компьютерами. Компьютерные операции производят данные как побочный продукт. Когда вы используете цифровые технологии, а точнее, когда они используют вас, появляется информация о том, что вы делали, когда и где. В начале цифровой эпохи личные данные не использовались в коммерческих целях: они либо вообще не были задействованы, либо использовались лишь в качестве обратной связи для улучшения работы компьютерных систем. Главный виновник в истории превращения данных пользователей в золото – это Google[78]78
  Shoshana Zuboff, ‘The Age of Surveillance Capitalism’ (London: Profile Books, 2019), Ch 3.


[Закрыть]. Ларри Пейдж и Сергей Брин познакомились в Стэнфордском университете в 1995 году, когда оба были еще студентами. В 1996 году они разработали ядро Google – алгоритм PageRank[79]79
  Samuel Gibbs and Alex Hern, ‘Google at 20: How Two “Obnoxious” Students Changed the Internet’, Guardian, 24 September 2018.


[Закрыть]. PageRank считает количество и качество ссылок на страницу, чтобы оценить, насколько авторитетным является тот или иной сайт, а затем соответственно ранжирует результаты поиска. Алгоритм предполагает, что наиболее важными веб-сайтами являются те, которые получают максимальное количество ссылок с других авторитетных сайтов. Другие поисковые системы составляли нерелевантные списки, потому что они сосредоточились только на содержании, не придавая значения типу и важности источника. Алгоритм Пейджа и Брина, напротив, давал больше просмотров газетам, чем, например, неизвестным блогам.

PageRank был разработан по аналогии с академическим цитированием. Ученые пишут работы, цитируя исследования других людей. Чем больше цитирований получает та или иная научная работа, тем более весомой она считается в своей области. Подражая академическим кругам, PageRank удалось внести порядок в бессмысленный шум интернета и сделать поисковые запросы более информативными и ценными. Это была блестящая идея. Мало того, алгоритм стал усовершенствоваться по мере развития интернета. Он впечатляюще хорошо масштабировался[80]80
  John Battelle, ‘The Birth of Google’, Wired, 1 August 2005.


[Закрыть].

К несчастью для всех нас, проблема заключалась в том, что Пейдж и Брин захотели превратить Google Search из замечательного инструмента в прибыльную компанию. В начале 1999 года они пытались продать Google компании Excite, другой поисковой системе, но безуспешно. Сообщается также, что они пытались продать его AltaVista и Yahoo[81]81
  Samuel Gibbs and Alex Hern, ‘Google at 20: How Two “Obnoxious” Students Changed the Internet’.


[Закрыть].

В 2000 году, через два года после регистрации, несмотря на растущую популярность, Google все еще не выработала устойчивой бизнес-модели. В каком-то смысле это был просто еще один убыточный интернет-стартап. Росло недовольство среди инвесторов. Один из них пошутил, что единственным, что он получил от своих шестизначных инвестиций, была «самая дорогая футболка в мире»[82]82
  Steven Levy, ‘In the Plex. How Google Thinks, Works, and Shapes Our Lives’ (New York: Simon & Schuster, 2011), 77–78.


[Закрыть]. Возник риск ухода инвесторов, если компания не начнет зарабатывать деньги в короткие сроки. Финансовое положение Google казалось безнадежным. Однако ситуация вскоре изменилась. В 2001 году доход Google увеличился до 86 миллионов долларов по сравнению с 19 миллионами в 2000 году. В 2002 году эта цифра возросла еще стремительнее – до 440 миллионов долларов, затем до 1,5 миллиарда долларов в 2003 году и 3,2 миллиарда долларов в 2004 году. Меньше чем за четыре года, начиная с 2001 и до конца 2004-го, прибыль компании выросла на 3590 %[83]83
  Google’s 2004 Annual Report to the United States Securities and Exchange Commission (https://www.sec.gov/Archives/edgar/data/1288776/ 000119312505065298/d10k.htm)


[Закрыть]. Как им это удалось? Нет, они не ограбили банк и не нашли месторождение нефти. Они использовали персональные данные своих пользователей для продажи рекламы, тем самым, по блестящему определению социального психолога Шошаны Зубофф, открыв эпоху «капитализма слежки».

До того как стать мировыми мастерами рекламы, сотрудники Google не придавали ей особого значения. По крайней мере, они так утверждали. Брин и Пейдж написали в 1998 году статью, в которой они выразили опасения по поводу зависимости от рекламы. «Мы опасаемся, что поисковые системы, финансируемые за счет рекламы, будут по большей части ориентированы на рекламодателей, а не на нужды потребителей», – заявили они. Казалось, они хотели сохранить Google в качестве научного инструмента: «Мы считаем, что вопрос рекламы порождает довольно смешанные стимулы, поэтому крайне важно иметь конкурентоспособную поисковую систему, которая была бы прозрачной и находилась в академической сфере»[84]84
  Sergey Brin and Lawrence Page, ‘The Anatomy of a Large-Scale Hypertextual Web Search Engine’, Computer Networks and ISDN Systems 30, 1998.


[Закрыть]. Жаль, что все сложилось по-другому. PageRank был более надежным, чем предыдущие поисковые системы, именно потому, что он не зависел от рекламы, чтобы получить прибыль, и поэтому ему не нужно было искажать свои результаты. Судя по их высказываниям, Брин и Пейдж не планировали превращать интернет в рынок рекламы.

Рекламная система, которая превратила Google в то, чем она является сегодня, была разработана Эриком Вичем[85]85
  Steven Levy, ‘In the Plex. How Google Thinks, Works, and Shapes Our Lives’, 82.


[Закрыть]. «Я ненавижу рекламу», – заявлял он, вторя Брину и Пейджу. В его защиту можно сказать, что у него были благие намерения сделать рекламу лучше, чем среднестатистическая реклама в интернете в те дни. Замысел AdWords (так назвали эту систему) звучала разумно: реклама должна радовать Google, рекламодателей и пользователей. Google будет получать от рекламы деньги, рекламодатели смогут рекламировать и продавать свою продукцию, а пользователи получат возможность использовать качественную поисковую систему и видеть только ту рекламу, которая их интересует. Это выглядело очень даже неплохо. Одна из особенностей AdWords заключалась в том, что рекламодатели не могли самостоятельно выбирать лучшие позиции для своей рекламы. Позиции распределялись по приоритетам, которые создавались самими пользователями: чем больше кликов пользователей, тем приоритетнее позиция рекламы, что позволяло убедиться в том, что реклама была полезна для пользователей. Система была проста в использовании, но она не учитывала того, что рекламодатели могут сами нажимать на свои объявления, чтобы повысить их просмотры. Поэтому Google решила вместо этого начать продавать рекламные объявления на аукционе.

Рекламодатели должны были платить за клик. То есть они должны были предлагать цену, которую готовы платить за каждый клик пользователя по рекламному объявлению. Это была умная система, и ее внедрение изменило правила игры. Взимая плату за клик, Google разрешила рекламодателям платить за рекламу только тогда, когда она работала. Еще одним нововведением было то, что Google снизила цену за размещение более эффективной рекламы, тем самым стимулируя лучшую рекламу.

В рекламе Google было много преимуществ по сравнению с другими. Она была относительно ненавязчивой, с четким обозначением «на правах рекламы», не смешивалась с «обычными» поисковыми запросами пользователей и дополнительно стимулировалась за высокое качество. Но у всех этих преимуществ была и обратная сторона. Во-первых, эта система создавала «черный ящик» для рекламодателей, которые должны были доверять расчетам Google и могли никогда до конца не узнать то, как в Google размещали их рекламу и какими принципами руководствовались[86]86
  Samuel Gibbs and Alex Hern, ‘Google at 20: How Two “Obnoxious” Students Changed the Internet’.


[Закрыть]. Большим недостатком рекламной системы Google стало то, что она перевернула бизнес-модель компании с ног на голову. Пользователи Google больше не являются ее клиентами – таковыми стали рекламодатели. А мы, пользователи, превратились в продукт. Стимулы и лояльность Google резко изменились.

И по сей день Google – это прежде всего рекламная компания, которая заработала почти 135 миллиардов долларов в 2019 году только на рекламе. Alphabet, холдинговая компания Google, получила в том же году общий доход почти 162 миллиарда долларов. Другими словами, более 80 % доходов Alphabet были получены от рекламы Google[87]87
  Alphabet Inc. 2019 Annual Report to the United States Securities and Exchange Commission (https://abc.xyz/investor/static/pdf/20200204_alphabet_10K.pdf?cache=cdd6dbf)


[Закрыть]. И AdWords по-прежнему остается самой прибыльной из рекламных инициатив Google[88]88
  Richard Graham, ‘Google and Advertising: Digital Capitalism in the Context of Post-Fordism, the Reification of Language, and the Rise of Fake News’, Palgrave Communications 3, 2017, 2.


[Закрыть].

Однако ценой успеха Google отчасти стала наша конфиденциальность. Наши данные, которые до этого использовались только для улучшения поисковой системы Google, начали использоваться для персонализации рекламы. Основываясь на поисковых запросах, Google составляет точное представление о нашем сознании, как коллективном, так и индивидуальном. Мы ищем то, о чем думаем. Утром 28 февраля 2001 года в 10:54 недалеко от Сиэтла произошло землетрясение. Google узнала об этом уже к 10:56 после обнаружения всплеска поисковых запросов, связанных с землетрясениями в этом районе[89]89
  Jennifer Lee, ‘Postcards From Planet Google’, New York Times, 28 November 2002.


[Закрыть]. Google также знает, какие телешоу наиболее популярны в определенный момент. И у нее есть доступ к еще более личной информации – например, связаны ли вы с наркотиками, не планируете ли вы сделать аборт, что вас беспокоит относительно вашего здоровья, можете ли вы оплачивать свои кредиты. Живой образец всех этих поисковых запросов был продемонстрирован Google через дисплей под названием Live Query. Репортер New York Times написал, что просмотр Live Query напоминает «наблюдение за коллективным сознанием мира»[90]90
  Jennifer Lee, ‘Postcards From Planet Google’.


[Закрыть].

Все эти данные можно использовать для продажи рекламы. К 2003 году концепция была настолько хорошо разработана, что компьютерные специалисты Google зарегистрировали патент на «Создание пользовательской информации для использования в целевой рекламе»[91]91
  Krishna Bharat, Stephen Lawrence and Meham Sahami, ‘Generating User Information for use in Targeted Advertising’ (2003).


[Закрыть]. Патенты – хороший способ узнать, на что нацелены компании. В этом патенте описано не только то, как использовать для рекламы данные, которые оставляют пользователи в поисковой системе Google, но и то, как анализировать данные, которые пользователи могут не предоставлять «добровольно». Среди прочего патент также свидетельствует о том, что Google перешла от получения данных, созданных пользователями, взаимодействующими с ее веб-сайтом, с целью улучшения своего сервиса, к получению пользовательских данных с явной целью использования их для целевой рекламы.

Google уже давно собирала огромное количество данных о своих пользователях, по мере того как те формировали поисковые запросы о том, что хотели узнать, чего боялись и чем интересовались. Но как только пользователи нажимали на результат поиска и уходили на другой веб-сайт, они были вне досягаемости Google. Так было, пока технологический гигант не разработал AdSense в дополнение к AdWords. Система AdSense использует интернет как чистый холст, готовый к заполнению рекламой, которая распространяется почти повсюду в интернете. Она запускает рекламу на веб-сайты, которые являются (или были) независимыми от Google – например, в интернет-магазины и на новостные сайты. С внедрением AdWords и AdSense Google положила начало экономике слежки. До этого то здесь, то там покупались и продавались некоторые персональные данные пользователей. И некоторые из них использовались для рекламы, но не в таком масштабе, не с таким уровнем конкретики и анализа. Не было персонализации с целью анализа данных. Торговля данными не воспринималась как основная схема финансирования большей части интернета. Google успешно превратила обработку персональных данных в золотую пыль и открыла экономику слежки как одну из самых прибыльных бизнес-моделей всех времен. Она взяла все уже существующее, добавила что-то свое и получила совершенно новое качество. Марафон по достижению (морального) дна ускорялся по мере того, как другие компании пытались наверстать упущенное, разрабатывая собственные способы добычи наших персональных данных. Google превратила своих пользователей в продукт, и другие последовали ее примеру.