Текст книги "Истинный король"

Вера и верность

(одни считают это балладой о Ланселоте и Гвиневер, другие – повестью об Исильд и Тристане, третьи – байкой о Тристане и Ланселоте, четвертые не считают и не читают вообще, ибо этих речей все равно никто из них не слышал)

 
Роща. Сосняк. Дубрава. Сумерки. Солнце. Свет.
Сила. Искусство. Право. Клятва. Завет. Обет.
Доблесть. Победа. Слава. Мифы, которых нет –
Нас не найдет облава, дети безумных лет!
 
 
Верность – тому, кто верен, даже найдя конец,
Верность – тому, кто терном выложил свой венец.
Знатный уступит черни, мудрым воздаст глупец,
А по тропе видений нас поведет слепец.
 
 
Будет рассвет багровым, будет закат златым,
Будет урок суровым, будет подъем крутым –
Только враждою кровной, даже с ногтей младых,
Чар не изгнать любовных, жара не сгонит дым…
 
 
Меч – не всегда надежен, бой – не всегда ответ,
Выход – не непреложен, «да» – не отменит «нет»…
Верной дорогой можно выйти на верный след –
Так ли, однако, сложно в чувствах узреть рассвет?
 
 
Пусть для живущих местью нами разбит закон:
Случай, и час, и место, и над престолом клен…
Чуждые лжи и лести, жалости мы не ждем.
Если умрем – так с честью, если уйдем – вдвоем.
 

История седьмая
или Победа над пророчествами

Восемь лет минуло с того дня, как Артос получил предупреждение о близящейся кончине. Praemonitus praemunitus, как сказали бы любители имперских афоризмов, что в вольном переводе с благородной латыни значит «кто предупрежден, тот вооружен»; однако, оружием это предупреждение Пендрагон не считал. Клинок Калибурн – оружие, фианна – тоже оружие, риксы-союзники вроде Донала Ильского и Коннора, сына и преемника Кадора, – оружие мощное и славное. Но слова, суть которых: «берегись неведомо чего», – как они могут стать оружием и кого могут поразить? Впрочем, нет: глупостью своей они и впрямь могут поразить того, кто еще сохранил голову на плечах, но такое поражение ничуть не ухудшит его здоровья.

Прекрасно сознавая это, ард-рикс был тем не менее до глубины души поражен, когда Гвалквед пропадал неведомо где два месяца, а после прибыл в Камелот в сверкающей кольчуге белой бронзы и с новым щитом, на котором распластался в прыжке белый олень.

Спрашивать, где взял, не потребовалось – сын Ланселота склонил колено перед правителем, положил к его ногам любимое копье и попросил личной беседы. Подобный церемониал был излишеством, однако Гвалквед почему-то без этого не мог.

– Удовлетворяю просьбу, – наклонил голову Артос и через некоторое время встретил Гвалкведа в своих личных покоях.

Фиенн снова поклонился и начал произносить речь высоким штилем, да так, что Пендрагон едва успевал улавливать общий смысл. Смысл, к счастью, был прост: Гвалкведа каким-то образом угораздило добраться до Альбиона, там он без памяти влюбился в эльфийскую деву, добрые родители которой потребовали от него взамен свадебного выкупа (у Эльдар сей обычай не в ходу) совершить некоторое героическое деяние. Суть деяния Гвалквед не раскрыл, заверил только, что ни Ллогрис, ни союзные Пендрагону державы и княжества от этого не пострадают, и дабы отправиться на свершение деяния, ему необходимо получить от правителя разрешение…

Артос наконец понял, что от него требуется, улыбнулся, ободряюще похлопал фиенна по плечу, но не как рикс-правитель, а как добрый дядюшка (каковым, собственно, Гвалкведу и приходился). Затем спросил:

– И куда же ведет путь, которым ты направишься, чтобы совершить требующее свершения?

Произнося последний оборот, ард-рикс чуть не вывихнул язык, зато Гвалквед услышал любимый высокий штиль и растаял.

– В черный лес, где царит белый дракон, – ответил он.

Артос мысленно хмыкнул, представляя себе mappa mundi, нарисованную покойным Тремониусом картину-карту известного старику мира. Черный Лес, Шварцвальд, саксонской территорией был примерно наполовину, южную его часть занимали франки (а середина и восток громадного леса вообще служили домом сотням, если не тысячам изгоев, которые не желали подчиняться законам чьего бы то ни было племени). Однако раз уж Гвалкведу потребовалась именно северная часть, «где царит белый дракон», то есть король саксов, туда он и поедет. Отговаривать его Пендрагон не собирался. Всю саксонскую армию даже Гвалкведу, наверное, не одолеть, но немалую ее часть он на себя отвлечь смог бы.

Вопрос только в том, как бы использовать это: упустить подобный случай, Артос нутром чуял, будет непростительной глупостью.

– Я даю дозволение, Гвалквед, но придется немного подождать. Не слишком долго, обещаю.

– Как прикажет рикс, – ладонь фиенна коснулась склоненного лба.

– Не прикажу, Гвалквед – попрошу. Скоро ты поедешь в свой поход.

Отпустив фиенна, ард-рикс призвал на совет Кау и Ланселота. Поведал о «драконьем пророчестве» и словах Хозяйки Озера (все одно эти истории, хотя и в сильно искаженном виде, уже обретали известность) и коротко описал просьбу Гвалкведа.

– Я не вижу связи, – молвил Кау.

– И я не вижу, – фыркнул Артос, – я ведь не знаток пророчеств. Но давай представим, что все это связано. Скажем, что будет, если ты, Ланс, украдешь Гвиневер и уедешь с ней куда-то в Солонь или Овернь? И что будет делать Орм, если увидит, что за тобой ушла немалая часть моей фианны, а я с остальными дружинниками и собранными по кланам добровольцами выступаю в Солонь, чтобы содрать с тебя шкуру?

Кау рассмеялся. Ланселот выразительно хрустнул пальцами.

– А Гвалкведа куда?

– Сам знаешь, что для него «священный поход». Ему кажется, что рядом сами Фион Могучерукий и Кулэйнов Пес скачут. Он один такого шуму наделает, что саксы решат, будто с ним целая армия. Основное войско саксов уже пройдет на юг, а подкреплений не вышлют, пока Гвалквед бродит по Шварцвальду. Долго обманывать не получится, но долго и не надо.

– Как насчет Донала? – спросил Кау.

– А что Донал?

– Предупредить, чтобы кланы Иля не очень ворошились, как саксы придут, а сам он свою дружину им в помощь предложил. Откажут так откажут, а не откажут – брат в нужный момент ударит Орму в бок…

– Неплохая задумка, – признал Артос. – Теперь давай что-нибудь решим с Моргеас и ее выводком, которому пророчество тоже отводит свои роли… Если мы сделаем вид, будто во все это поверили…

– Да прикажи им явиться в Камелот и дело с концом, – предложил Кау. – По закону, ты как ард-рикс можешь приказать Уриену, а Уриен как рикс Лионесс может приказать любому своему подданному благородной крови. Опять же, по закону, остров Олерон часть Лионесс, а Моргеас хоть и стерва каких мало, но ведь благородная стерва…

– Ага, а узнав о том, что Моргеас приезжает, да еще не одна, а с сыном, который вроде бы от тебя, Гвиневер закатит сцену… – с усмешкой добавил Ланселот. – Слушай, оно действительно сработает! Кто судит по слухам, вынужден будет поверить.

– Так, а зачем Моргеас мне понадобилась в Камелоте?

– А тебе не Моргеас, тебе Мордред понадобился, – глаза Ланселота сверкнули, – ибо ты тоже веришь, что он твой сын, и так как ты чувствуешь нужду в наследнике…

– Ланс, ты явно наслушался бардов.

– Угу, есть такое. Так ведь не я один.

После нескольких поправок план признали выполнимым. Затем Пендрагон отправился к жене, сообщить Гвиневер детали отпущенной ей роли и выслушать пожелания супруги. Гвиневер действительно кое-что добавила, после ее вмешательства спланированная сцена и впрямь стала походить на классический мотив из репертуара бардов, а заодно и с пророчеством все совпало. Неудивительно, Гвиневер ведь происходила из рода ллогров, которые эти пророчества сами придумывать умеют, да так, что от настоящих не отличить (если настоящие пророчества вообще бывают).

План уже начали было выполнять, уже и за Моргеас послали… но все спутала выходка Мурроха, рикса Гитина. Он, в отличие от Пендрагона, не мог спокойно смотреть, как его жена обменивается дружескими (или не только дружескими) взглядами с фиенном, однако и на месте, так сказать, преступления их застать не мог. То ли действительно там дальше дружбы дело не зашло, то ли Исильд и Тристан были для Мурроха слишком хитры, но рикс не выдержал. Он часто отправлял Тристана в походы, держа фиенна подальше от замка Морхальт, но так как у Тристана было много друзей и в самом Гитине, и в Лионесс, и в Ллогрис, всякое поручение исполнялось в считанные дни, Тристан возвращался в Морхальт с горделивым и независимым видом, а белый от ярости Муррох вынужден был улыбаться и делать вид, будто очень рад победному возвращению лучшего из своих воинов. Однако, благоразумие наконец изменило Мурроху и он послал Тристана за яйцами белого дракона.

Выполнить такой приказ невозможно – белых драконов в природе не существует, о чем и Тристан, и Муррох прекрасно знали. Однако, не всякий приказ следует понимать буквально, и как «красный дракон» подразумевает Пендрагона, так «белый дракон» подразумевает короля саксов, которым сейчас, как и полвека назад, был Орм. На саксонском диалекте, как и на всех языках альмов, «Orm» значит «дракон» – правда, почему-то этот дракон не летал, а ползал аки червь или змея, но невежество племен Альмейна по части драконьего рода Мурроха не волновало; главное, что Тристан не мог отказаться выполнять приказ, будучи связан старой клятвой.

Тристан и отправился. Не один, но армией его отряд назвать было трудно; так, несколько друзей из Иля и Лионесс, не связанных службой, которые решили пособить хорошему товарищу, а заодно начистить морды северным соседям. Они так начистили этим соседям морды, что сами наследники старого Орма, Хенгист и Хорса, подняли малую дружину и отправились разбираться с новоявленными разбойниками. Вот только не они с разбойниками, а разбойники с ними разобрались – Тристан убил обоих.

Неудивительно, что после этого Орм и думать забыл о юге, о том, что там творится у Пендрагона и его компании фиеннов Круглого Стола. Он хотел одного – уничтожить Тристана, и вывел всю дружину на охоту. Слишком неравными были силы, а скованный обещанием Тристан не мог вернуться за помощью, пока не исполнит поручения… Не уберег его и дар Ланселота, Максенов клинок Invictus; да, Тристан умер непобежденным, смерть признала, что встретила настоящего героя, но все-таки коснулась его лезвием голубого льда и сопроводила на Серые равнины. Когда ард-рикс наконец прознал обо всем, Тристан уже упокоился в холмах у северных границ Лоррейна, а лишенный наследников Орм уполз умирать далеко на север, как делают все старые драконы.

Новым королем саксов стал некий Седрик Элезинг, что приходился Орму двоюродным внуком через его брата, Ульфгара. И короля саксы, похоже, получили непростого – месяца не прошло, а он успел проехать с малой дружиной по всем мало-мальски значимым уголкам страны, от рубежей Аргона до песчаных берегов Фризии, и в каждом селении собирал две трети мужчин, способных носить оружие. Вскоре у Седрика оказалась армия, какой бы сам Максен не постыдился. Артос без всякого удовольствия узнал, что их тысяч двадцать, обученных так себе, но снаряженных почти как дружинники – и готовых сражаться, потому что король саксов обещал каждому воину надел собственной земли. И наделы эти – пусть и не двадцать тысяч, – будут отрезаны от державы Пендрагона. Причем в самое ближайшее время.

План, тем не менее, ард-рикс менять не стал; просто сделал несколько поправок…

Моргеас прибыла в Камелот, готовая плеваться ядом, вопить, шипеть и брыкаться, пока Калибурн будет снимать ей голову. Артос же встретил ее с распростертыми объятиями, усадил за Круглый Стол по левую руку от себя, собственноручно налил хорошего овернского вина и поинтересовался, не пожелают ли ее славные сыновья занять предназначенные им места в лучшей из лучших армий, которая вскоре выступает в поход на восток, дабы покарать изменника-Ланселота… И покуда Моргеас щипала себя, проверяя, не сон ли все это, трое старших ее детей – Мордред, Арвин и Гавин, – уже радостно преклоняли колени у дубового трона ард-рикса; младшие, Гвайр и Гарет, отстали от них всего на несколько мгновений. Кау, напустив на себя серьезный вид, немедля потащил новобранцев в оружейную, подбирать броню, щиты и прочее необходимое снаряжение, немногочисленные гости как-то незаметно ускользнули из зала и Артос остался наедине с бывшей любовницей и старой противницей (которая ко всему прочему, коли не врала Вивьен, еще и единокровной сестрой ему приходилась).

– Чего ты добиваешься? – сдалась наконец Моргеас.

– Я? – широко распахнул глаза Пендрагон. – Ничего, клянусь Владыкой Курганов! Мне нужно пополнить фианну, прежде чем я выступлю в Солонь навстречу Ланселоту, только и всего.

– А я тебе зачем потребовалась?

– Но кто-то ведь должен остаться в Камелоте. Гвиневер сбежала с Ланселотом, Перидур к нему примкнул, Коннору и Уриену я не доверяю, Мурроху тем более, у Донала в Иле свои заботы, а Кау и все мои люди мне нужны… Раз уж я твоих сыновей беру в фианну, мне нет смысла не доверять тебе, не так ли? Да и Ллогрис для тебя не чужая земля, если не лгут люди и у нас с тобой общий отец…

– И тебе двадцать пять лет понадобилось, чтобы признать это?

– Давай не будем, – поднял руку Артос, – нет у меня сейчас сил и времени, чтобы ругаться. Позаботишься о Ллогрис, пока я разберусь с изменниками?

Моргеас опустила глаза, уставившись в чашу. Пендрагон понял намек и подлил ей еще вина.

– Хорошо, – наконец проговорила Моргеас и сорвала кольцо, исписанное угловатыми рунами дверлингов. – Я сделаю, как ты просишь.

– Спасибо, – искренне сказал ард-рикс.

В поход он выступил через два дня, нарочно наделав побольше шуму. Армия, на две трети составленная из молодых ребят, что впервые шли в боевой поход, двигалась как на параде – с танцами, музыкой и песнями. Потом это, конечно, прекратили, нельзя же войну превращать в карнавал, иначе последний дурак поймет – что-то тут неладно.

Впрочем, за Мордредом присматривали: пророчества пророчествами, а Артос знал, что вопросы происхождения для некоторых весьма болезненны. Мордред, воспитанный Моргеас, должен был видеть в Пендрагоне не столько отца, сколько кровного врага. Что видел Мордред на самом деле, знал только он, поскольку молчал как скала. Братья его, те никакой загадки собой не представляли: близнецы Арвин и Гавин тихо бредили подвигами, Гвайр бредил громко, но бред его особой складностью не отличался, а Гарет весьма напоминал самого Артоса, когда тот отправлялся на войну с Камлахом; по правде сказать, все тринадцатилетние юноши друг на друга похожи, особенно перед первой в своей жизни битвой.

В дозоры высылали не молодежь, а фиеннов поопытнее, посвященных в некоторые планы ард-рикса и тем чрезвычайно гордых. Это чтобы случайно не напороться на армию Ланселота, драться ведь не с ним предстояло. Ланселот умело маневрировал по Илю, Солони и Морвану, вроде бы стараясь обойти Пендрагона, тогда как Артос, разумеется, вроде как старался навязать ему открытое сражение – ведь в ночной атаке или другой сложной ситуации новобранцы ард-рикса имели бы бледный вид рядом с фиеннами Ланселота.

Бесконечно это продолжаться не могло, но изначальный план оказался верен, пусть саксами теперь командовал Седрик, а не Орм, и армия его была значительно крупнее. На тринадцатый день после того, как Артос выступил из Камелота, границу Аргона пересекли войска Элезинга. Храбрые аргонские вожди разумно решили не вмешиваться и ограничились отправкой гонцов в Камелот, но Пендрагон эти послания получил далеко не сразу. Быстрее дошли вести из Иля, куда скорым шагом двинулась саксонская армия; рикс Донал предложил гостям дружбу и помощь, но правитель саксов высокомерно проигнорировал его. Посему брат Кау, как и договаривались, увел свою фианну в леса и отослал гонцов непосредственно к Артосу и Ланселоту.

Седрик шел сквозь державу Пендрагона быстро, явно зная, куда и зачем идет. Он не повернул в Ллогрис, намереваясь сперва покончить с армией возможных защитников, а уж потом одарять землями своих бойцов. Вполне разумно, одобрил сию тактику Артос, одно только плохо: сперва надо с этими защитниками покончить. А они будут сопротивляться.

Еще в Камелоте Кау и Ланселот до хрипоты спорили, подбирая место для решающей битвы. И в конце концов подобрали. Причем такое, чтобы даже те, кто будет видеть все происходящее через мутную призму пророчеств, не заподозрили подвоха.

На границе Гитина и Оверни, на левом берегу Вьенны высится холм, который местные жители предпочитают называть горой. Balor-dann, Балор-дон – гора Балора. Другое имя этого места, Курган фоморов, в разговорах не звучит, даже спустя пять столетий после знаменитой резни мертвое племя здесь лишний раз не вспоминают (правда, почему-то не стесняются вспоминать о Балоре Одноглазом, их богоравном вожде).

Балорова гора для замысла Артоса была почти идеальным местом. На вершине холма места хватит, чтобы поставить лагерь, туда без труда ночью проберется Ланселот, той же ночью они разыграют сражение, чтобы поутру саксы поднялись добивать уцелевших – и встретились с неприятным сюрпризом, то бишь с объединенной фианной Пендрагона, а окрестные леса к тому времени наводнят люди Донала и добровольцы из кланов Иля, Морвана и Гитина… У саксов же подкрепления не будет: как и приказывал Артос, Гвалквед выехал в свой Шварцвальд, лишь только в Камелот пришла весть о вторжении.

Солнце клонилось к закату, когда уставшая дружина ард-рикса достигла плоской вершины Балор-дон. Пендрагон приказал устраиваться на ночлег и ставить лагерь. Откуда на вершине горы Балора взялся родник, достаточно сильный, чтобы снабжать водой четырехтысячное войско, ведали только лежавшие под землей фоморы, но у них Артос спрашивать не собирался.

Когда солнце скрылось за лесом, он кивнул старшим фиеннам – пора объяснить всем, с кем тут нынче будет драка, а с кем не будет. Разговоров было немало, но в конце концов молодежь утихомирилась: как и самому Артосу когда-то, им не было так уж интересно, с кем именно и почему предстоит завтра биться. Командиры есть, они понимают, и ладно.

После этого Пендрагон бросил в большой костер две пригоршни какой-то друидской дряни, чтобы пламя на некоторое время окрасилось зеленью. На другом конце лагеря Кау высыпал в свой костер остаток порошка – это был сигнал Ланселоту.

Еще до первых петухов над горой Балора пронесся лязг клинков о кольчуги, удары топоров по лопающимся щитам, тревожный зов рога и крики о пощаде. Шум длился всю ночь, то затихая, то усиливаясь, но к рассвету почти все кончилось.

Отряды Седрика взбирались на гору с четырех сторон, сам король саксов с дружиной остался внизу. В стороне от тропинок, что вели к вершине, были видны скатившиеся по склону тела, но саксы не отвлекались, трупы можно и позднее обобрать.

Они почти одновременно добрались до верхней площадки, где стоял лагерь Пендрагона.

Оттуда их сбросили – тоже одновременно, и армия Пендрагона четырьмя потоками хлынула вниз. Командовали этими потоками сам Артос, Ланселот, Кау и Перидур, но командовать особенно не приходилось. Тесни, руби, отражай удар, не оступайся – пускай оступится противник; вот все, что нужно было воинам ард-рикса, да еще – толика боевой удачи от Нуаду, Морриган и Аэмона.

Удачи им хватило. Ланселот, тот и вовсе бросил щит, схватил левой рукой чей-то меч (мертвому оружие уже не требовалось) и двумя клинками врубился в ряды саксов, как некогда врубались боевые колесницы гэлов в пехоту латинян; менее умелый боец давно бы лежал с пробитой грудью или дырой в животе, но немногие удары, что Ланселот не успевал отразить, принимала на себя непрошибаемая «кабанья шкура». Перидур был спокойнее и методично разил топором, но с каждым его ударом враг или отступал, спотыкаясь и скатываясь по каменистому склону, или по склону скатывался его труп – результат был тем же. Кау и Гавин с Арвином двигались втроем, порой старший фиенн рыком осаживал молодых, чтоб не увлекались; мгновение – и они забывали наставления, но Кау был начеку. Артос же просто шагал вперед, отталкивая вражеские мечи и топоры иссеченным щитом и разрубая чужие брони и шлемы Калибурном, который был в крови по рукоять, однако сверкал ярче восходящего солнца.

Владыка саксов не зря остался внизу, положение он оценил быстро и верно. У Элезинга все еще оставалось почти вдвое больше людей, чем было в четырех отрядах Пендрагона, вдобавок лучшие воины среди его дружины были верхом, а опытный всадник стоит десятка пеших бойцов. Первым на ровное место вырвался отряд Ланселота, и Седрик встретил его всей силой. Гэлы рубились храбро, но теперь храбрости было недостаточно; Ланселот пробивался к королю саксов, понимая, что после его гибели долго бой не продлится, но Элезинг это тоже понимал и в самое жаркое место не лез.

Отряда Ланселота уже почти не существовало, когда сбоку ударили легковооруженные воины подоспевшего Донала. Пришлось им туго, выучка у ильских бойцов, не считая фиеннов, была слабой, но это задержало Седрика достаточно, чтобы с другой стороны атаковали Кау и Перидур с остатками своих сил. Перидур почти сразу получил топором в бок, но продолжал рубиться.

Резня была в самом разгаре, когда с тыла подошел Пендрагон. Приказав своим фиеннам замкнуть кольцо, ард-рикс достал рог и хрипло протрубил сигнал вызова.

Седрик отбросил со лба прядь волос и понял, что Вотан дает ему последний шанс. Подобрав чей-то щит, он вытащил секиру и двинулся навстречу правителю гэлов.

– Не вмешиваться! – рявкнул Артос и шагнул вперед.

Общий бой утих почти мгновенно. Поединок вождей, единоборство двух носителей венца, – обычай, который одинаково почитают и у гэлов, и у саксов, обычай, который одинаково редко встречается что у тех, что у других, если исключить легенды.

Артос был старше, выше и величественней, Седрик – моложе, крепче и менее утомлен.

Секира и меч ударили одновременно. Пендрагон метил в плечо, попал в подставленный щит и разрубил его вместе с кольчугой сакса, Седрик ударил в живот, но удар скользнул по щиту и ранил ард-рикса в бедро. Артос покачнулся и второй его удар Элезинг легко отразил, затем бросил в лицо противнику обломки щита и ринулся вперед. Калибурн встретил секиру в воздухе, но удар пришелся плашмя – и волшебный меч треснул и лишь беззвучно вздохнул, умирая. Пендрагон припал на раненую ногу и с силой вогнал обломок меча меж ребер противника.

Война окончилась.

И победу в ней, как и полагается, одержали не чары и пророчества, а человеческая смекалка, ум и оружие.