Текст книги "Убийство жестянщиков"

Все это вперемешку мне снилось аж до полудня следующего дня. Я был вконец измотан. Все события предыдущих дней хором заявили: «Достаточно».

Я оставил записки для Кигана, Лауры и Трубочиста. Кигану написал «Спасибо». Лауру пригласил потанцевать. Трубочисту сообщил: «Почти закончил». В записках содержалось две лжи. Я улегся в постель без кокаина, приготовив себе горячий пунш и прихватив одну из книг Кигана, «Попрощайся с завтра» Горация Маккоя, нового классика, больше известного своим романом «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Я даже не допил пунш – заснул. Свет так и не погасил.

Я долго стоял под душем, разгоняя пауков. Пора подрезать бородку. Я умудрился сделать это довольно удачно: руки не тряслись. Надел чистый свитер, новые джинсы и направился вниз. Там увидел конверт. Узнал почерк: Кики. Стоит сначала выпить кофе. Я чувствовал себя хорошо. Два тоста с шипящими ломтиками бекона. Съел, налил себе вторую чашку кофе, закурил и разорвал конверт.

Дорогой Джек!

Термин «метафизика» вызывает у разных людей разные ассоциации. У некоторых он вызывает отвращение, потому что для них означает туманные предположения, необоснованные утверждения и нарушение границ разумного, что больше свойственно поэзии, а не прозе. Другие видят в метафизике прямо противоположное, а именно невероятно упрямую попытку думать ясно и четко. Ты не хотел бы знать происхождение этого термина, Джек? Среди трактатов Аристотеля есть несколько коротких статей о том, что он называет первой философией. Они вошли в собрание из десяти томов, которые, как и следовало ожидать, Андроник Родосский в своем издании работ Аристотеля назвал «La Meta Physic», потому что они следовали непосредственно за трактатами по физике.

Ты все понял, Джек?

Во всяком случае, следующее ты точно поймешь: я с тобой развожусь.

Кики.

По радио Симас Хини говорит, что Ирландия – это классно. Киган бы согласился, хотя наверняка подобрал бы более красочный эпитет.

* * *

У меня новое дело!

Я сидел в пабе «У Нестора» и пил кофе, когда ко мне подошел мужчина.

– Мистер Тейлор, могу я с вами поговорить?

Снова английский акцент. Надеюсь, Билл об этом никогда не узнает. Мужчина был примерно моего возраста, походил на бухгалтера. Большие залысины и лицо, которое вряд ли кто-нибудь бы назвал интересным. Одет в джинсы и теплую куртку. Мужчина сказал:

– Я Майкл Тейт. Возможно, вы обо мне слышали?

– Нет.

– Или о ЛФГ?

– Тоже нет.

Он слегка растерялся, и я попросил:

– Скажите мне, что это означает.

– Лебединый фонд Голуэя.

– Надо же.

– Это добровольная организация. Мы заботимся о лебедях.

– Замечательно.

– Вы читаете «Голуэй Эдвертайзер»?

– Не слишком внимательно, должен признаться.

– Кто-то отрубает лебедям головы.

– Господи.

– У полицейских нет времени начать расследование. Мы слышали, вам удается добиться результатов.

– Право, я не знаю, я…

– Семь лебедей за две недели. Разумеется, мы заплатим.

– Где это произошло и когда?

– Ранним утром, в водоеме Кладдаф.

– Почему же вы не соберете своих членов и не установите постоянное дежурство?

Он опустил глаза на свои туфли. Добротные ботинки от «Даннес». Надо будет присмотреть такие же во время моего следующего похода по магазинам. Он сказал:

– Большинство наших членов – люди далеко не первой молодости, мистер Тейлор. Даже если мы последуем вашему совету, тот, кто это делает… нам с ним или, еще хуже, с ними не справиться.

– Когда это случилось в последний раз?

– Неделю назад. Обычно между нападениями интервал в неделю.

– Ладно. Я посмотрю, что можно сделать.

Он встал и протянул мне конверт:

– Надеюсь, этого достаточно.

Когда он ушел, я заглянул в конверт – единственная бумажка в двадцать фунтов. Мне захотелось крикнуть:

– Я заплачу за выпивку.

В тот вечер я не стал заниматься расследованием. Я лениво планировал купить одежку потеплее и отправиться на водоем с утра пораньше, но все пошло наперекосяк. Лаура отменила наше вечернее свидание. Попросила:

– Джек, мы не могли бы пойти потанцевать в другой раз?

– Конечно.

* * *

В книге Джона Стрэли есть такой текст:

Моя вселенная населена пьяницами и танцорами. Они никогда не должны смешиваться. Я всегда был с пьяницами, самовлюбленными эгоистами, которые отпускали шуточки по поводу музыки и одновременно насмехались над танцующими. Их просто съедала зависть.

План, как водится, не был осуществлен. Я ведь как хотел: пойду в тихую пивную, выпью немного и спокойно отправлюсь домой. Вот так. В последнее время мое похмелье не было столь мучительным. Немного тошнило и слабость донимала. Но на этот раз мне досталось. Пришел в себя на полу кухни, на столе половина зеленого цыпленка. Меня немедленно вырвало. С трудом пережил утро. Что бы я ни пытался в себя впихнуть – чай, тост, воду, – все тут же вырывалось наружу. Я определенно скверно себя чувствовал. Показателем того, насколько мне скверно, было то, что в голове у меня без конца повторялась одна и та же песня. «Согни» в исполнении Дейва Ди, Доузи, Бики, Мика и Тича. Я помнил их еще с той поры, когда они в шестидесятых были первыми среди поп-исполнителей, а Дейв размахивал огромным хлыстом. Я даже сегодня слышу его свист.

Направился в «У Нестора» и, слава богу, никого не встретил. Я не смог бы удержать спичку, не то что поддержать разговор. Джефф принимал товар. Я спросил:

– Прежде чем ты займешься делом, скажи мне: я был здесь вчера?

Он покачал головой, и я спросил:

– Что именно это означает?

– Ты скатываешься в унитаз, Джек.

Я бы мог обидеться, но мне необходимо было поправиться, поэтому я сказал:

– Нельзя ли опустить лекцию и налить мне пинту?

После этого мы не разговаривали. Я взял кружку, а он занялся расстановкой бутылок. Я успел сделать большой глоток и закурить сигарету, когда распахнулась дверь и вошел Майкл Тейт с большим брезентовым мешком. Он заорал:

– Ты пьяница и бездельник.

– Получив такой огромный гонорар, я должен был отпраздновать.

Он посмотрел на меня так, будто собирался ударить, и сказал:

– Правду говорят, ты не что иное, как забулдыга.

– Надо же, давненько не слышал этого слова.

Его душил такой гнев, что он не мог даже подобрать слова, поэтому ограничился заявлением:

– Ты настоящий позор для города.

Я попробовал его успокоить:

– Не надо так выходить из себя. Я позабочусь о лебедях.

– Да что ты говоришь… – Он поднял мешок. – А как ты сможешь позаботиться вот об этом?

И швырнул в меня мешком.

Мешок развязался, и я оказался весь в крови, перьях, кишках и кусках лебединого мяса. Я обалдело вскочил:

– Черт возьми.

Услышал, как возмутился Джефф:

– Эй!

Тейт повернулся и вышел. Джефф взглянул на всю эту грязь и простонал:

– О господи!

Я попытался взять себя в руки, справиться со сжимавшим горло ужасом и сказал:

– Попрошу больше не приносить работу на дом.

14

Хирург Сталь

Глубоко внутри

Глыба льда

Бережет мой покой

Сохраняет мой разум

Осколки бриллианта несут смерть

Холодная сталь сверкает

В темных глубинах

Осколки стекла

Красные и голубые

Проникают в мою кровь

Рвутся кмоему

Сердцу. Хирург Сталь

Вырезает устаревшее.

Долорес Дагган

Кигана я встретил в тот день позднее. Я мечтал о компании, которая не станет меня осуждать. Одежду пришлось выбросить. Я расправлялся со своим гардеробом подобно Элтону Джону местного разлива. Час простоял под душем, пытаясь избавиться от запаха крови. Было время, когда я, подобно всем жителям Голуэя, регулярно ходил кормить лебедей. Это вроде как часть твоего наследия. Разумеется, как все хорошее в моей жизни, эта привычка осталась в далеком прошлом. И маловероятно, что я эту привычку вновь обрету. Джим Додж в «Союзе камней» говорит: «Я не хера не знаю. Это должно означать, что я наконец обрел здравый смысл, а это прекрасный пункт, откуда снова можно отправляться в безумие».

Вот так.

Недавно около Хидден Вэлли открылись два магазина – «Лидл» и «Аргос» и, разумеется, появились обязательные роскошные апартаменты. Я встретил соседа, катившего тележку, доверху забитую товарами из обоих магазинов. Я заметил:

– Всю зиму продержитесь.

– Если только шесть месяцев не буду есть.

Он взглянул на новые здания и сказал:

– Я наконец понял разницу между квартирами и апартаментами.

Вот это мне очень бы хотелось услышать, поэтому я сказал:

– Да?

– Конечно. Если корпорация дает вам усилье, то это квартира; если же вы жилье покупаете сами, то это апартаменты.

– Согласен.

– Хотите анекдот?

– Гм…

– Мужик заходит в библиотеку и спрашивает гамбургер и жареную картошку. Служащая говорит: «Это библиотека».

Я знал этот анекдот. Но в Ирландии категорически запрещается портить шутку. Он уже смеялся в предвкушении дальнейшего рассказа.

– И?

– Мужик шепчет: «Гамбургер и жареную картошку».

Вполне вероятно, он расскажет этот анекдот еще раз шесть, каждый раз получая ни с чем не сравнимое удовольствие. Одна из причин, почему я вернулся домой. Англичане рассказывают анекдоты грубо, извиняющимся тоном. И они получают удовольствие не от смеха, а от насмешки. Кики как-то спросила меня про ирландские анекдоты. Про любовь к ним англичан и про полное отсутствие анекдотов в самой Англии.

– Они смеются над тем, чего боятся. Мы же их не боимся.

Она удивилась и спросила:

– Англичане боятся ирландцев?

– И имеют на это все основания.

Я договорился встретиться с Киганом «У Гаравана», там слегка надраться, но не до полного улета. На нем был зеленый пиджак, свитер с острова Арран и твидовая кепка. Он спросил:

– Как я выгляжу?

– Классно.

– В смысле?

– «Плейбой Западного Мира».

– Я был на Арране.

– Никогда бы не догадался.

– Эй, приятель, две пинты черного.

Проорав эти слова, он сказал потише:

– Меня здесь знают.

– Не сомневаюсь.

Он сорвал с себя кепку и протянул мне:

– Прочти.

– Кепку?

– Там внутри послание.

В послании значилось: «Доброго здоровья всем, кто носит эту кепку».

Прибыло пиво, и мы занялись делом. Потом он сообщил:

– Я новое слово выучил.

– Собираешься со мной поделиться?

– Это shook.

– Полезное словцо.

– Так вот, Джек, ты выглядишь shook.

– Благодарю.

Я рассказал ему про лебедей. Он спросил:

– Сколько тебе платят?

– Двадцать фунтов.

– Что? Тебе платят поголовно?

– Я облажался, Киган.

– Ну… так исправься.

– Попытаюсь.

Он некоторое время молчал. Молчаливый Киган – опасный зверь. Я попросил:

– Не томи меня молчанием.

– Я придумал решение этой цыганской проблемы.

– Они тинкеры, не цыгане.

– Без разницы. Подставь его.

– Каким образом?

– Обычным. Достань какие-нибудь личные вещи жертв, подбрось в его дом, его ведь нет.

Я покачал головой. Он сказал:

– Да будет тебе, Джек, он же явное дерьмо, последняя сволочь. От таких надо избавляться.

– Нет, я не могу.

– Ты уверен, что был когда-то полицейским? Ладно, я сделаю это за тебя. Твой приятель, этот Трубочист, с удовольствием мне поможет.

– Не станет.

– Что?

– У него есть принципы.

Киган почти задохнулся от возмущения и заявил:

– Я еще одно слово выучил: bollocks. Как раз годится.

Закончив с третьей кружкой, он сообщил:

– Я подаюсь домой.

– Спать?

– Нет, в Лондон.

– Когда?

– Завтра утром.

– А…

– Там меня работа ждет. Я и так уже на неделю опоздал.

– Не уезжай.

– Это все, что у меня есть, Джек. Без работы я пропаду.

Я понимал, что он хочет сказать. Все эти последние годы я цеплялся за свое прошлое в качестве полицейского. Единственная существовавшая реальность, именно поэтому я и не расставался с шинелью. Как в песне: «Я тот, у кого нет ничего».

Он полез в карман своего пальто:

– Тебе кое-что понадобится для твоего представления с лебедями.

Положил мне на ладонь какую-то штуку. Я взглянул, и он попросил:

– Не здесь, положи себе в карман.

Я послушался и спросил:

– Что это, черт побери?

– Шоковый пистолет.

– Напоминает погонялку для скота.

– Тот же принцип, только много больше вольт.

– Разве они разрешены?

– Разумеется, нет, и это правильно.

Я понимал, что вряд ли он купил эту штуку в Голуэе, и сказал:

– Разумеется, ты не тащил его через таможню в аэропорту.

Он допил пиво, сурово взглянул на меня и заметил:

– Кто бы говорил. Парень, который протащил кокаин.

Я удивился.

– Откуда ты знаешь?

– Я же полицейский, забыл? Ты на него уже основательно подсел, так что это очевидно.

– Ты ничего не говорил.

– Слушай, это твое дело, хотя и большая глупость. Только ты поверь мне, Джек, это дерьмо не доведет тебя до добра.

– Спасибо за подсказку. Как эта штука работает?

– Наставь и надави.

– И эффективно получается?

Он демонически рассмеялся. На звук повернулись головы.

– О да, – сказал он.

Тут мне в голову пришла мысль. Я спросил:

– Слушай, ты ведь не собирался отдавать его мне, так?

– Нет.

– Значит, о господи, ты просто так его с собой таскаешь?

– Ты о чем, Джек?

– Это же Голуэй. Чего ты опасаешься?

– Это твой город, парень, и здесь рубят головы лебедям, убивают цыган и много еще чего творят.

Ответить мне было нечего, поэтому я спросил:

– Что еще ты с собой носишь?

Он широко улыбнулся и сказал:

– Знаешь, мне кажется, на самом деле тебе не очень хочется знать.

Он был прав.

Я предложил его проводить, но он отказался:

– Не люблю прощаний.

В конце вечера мы долго стояли у паба. Мне не хотелось его отпускать. Он сказал:

– У тебя такой вид, Джек, будто ты собираешься меня обнять или что-то в этом роде.

– На меня это похоже?

– Ты ирландец, так что все возможно.

Я хотел сказать: «Я буду скучать» или еще что-то значительное. Но ограничился словами: «Береги себя». Казалось, он тоже с трудом сдерживает эмоции, но тут он шутливо ткнул меня кулаком и сказал:

– Не пропадай, Джек.

И ушел. Я ощутил потерю, свернул на Ки-стрит и пошел куда глаза глядят. Четыре утра, а на улице полно всякого народа. Группа африканцев стучала по барабанам, мальчишка играл на гитаре. Я остановился около него и сказал:

– Неплохо.

Я уже почти дошел до пивнушки «У Кении», когда появились двое полицейских. Я кивнул, и один сказал:

– Покажи, что у тебя в карманах.

– Что?

– Ты нарушаешь общественный порядок.

– Вы шутите. Поглядите, там прямо ООН из музыкантов, а вы пристаете ко мне.

Второй сделал быстрый шаг вперед, и они прижали меня к стене. Я вспомнил про шоковый пистолет в кармане и подумал: «Я в глубокой жопе».

Первый наклонился ближе и сказал:

– Старший инспектор Кленси просил передать, чтобы ты себе слишком много не позволял, Джек.

И нанес мне удар по почкам. Такие удары и я раньше умел наносить. Это что-то. Падаешь как подкошенный, дышать от боли не можешь. Когда они не спеша удалялись, мне хотелось крикнуть вслед: «Это все, на что вы способны?»

Но я не мог выговорить ни слова.

На следующее утро я рассмотрел синяк в зеркале. Как будто меня лягнула лошадь. Я уже неделю обходился без кокаина, и нервы у меня были на пределе. Прибавьте к этому похмелье, и вы поймете, что к моргу я был так близко, что докричаться можно.

Я услышал, как под дверь сунули пакет. Такой толстый конверт. Имя напечатано, так что тут я ничего не мог узнать. Штамп Белфаста. Я подошел к столу и медленно открыл конверт. Затем перевернул его и потряс. На стол упала рука. Я отпрянул, ударившись о раковину, меня едва не вырвало. Постарался успокоить бешено колотящееся сердце. Взглянул еще раз, потом подошел. Сделана из пластика. На ладони написано:

– Помощь не нужна, Джек?

К ланчу появился Трубочист и спросил:

– Что с вами случилось?

– Полиция.

– Теперь вы знаете, что это такое.

Он принес бутерброды и термос с чаем. Я возразил:

– Здесь есть чай.

– Пакетики. Дерьмо.

Он разложил бутерброды и сообщил:

– Ревень.

– В бутербродах? Шутите?

– Попробуйте – удивитесь.

– Я наверняка поражусь. Нет уж, не надо.

Он съел все сам, причем с большим аппетитом. Я сказал:

– Брайсон сбежал.

– Опишите мне его.

Я послушался. Он сказал:

– Мы его найдем.

– Как?

– Братья разбросаны по всей округе.

– Он мог податься в Англию.

– Наших там больше, чем здесь.

– Что, если не он убивал?

– Тогда почему сбежал?

– Тоже верно.

Трубочист встал и сказал:

– Как поживает ваш английский приятель?

– Он уехал.

– У вас странные друзья, Джек Тейлор.

Если в этих словах и звучало осуждение, я его не почувствовал. Когда он ушел, я попытался читать: «Ветер унес летних мух. Бог позабыл о своих детях».

Это из Нельсона Элгрена, «Человек с золотой рукой».

Раздался телефонный звонок.

– Слушаю.

– Джек, это Кэти.

– Привет, Кэти.

– Джек, Джефф пропал.

– Пропал? Куда пропал?

– Он запил.

– Вот как.

– Ты знаешь, что он уже двадцать лет в рот не берет.

– Нет.

– Ты его найдешь?

– Найду.

– Обещай мне, Джек.

– Обещаю.

Реймонд Чандлер в своем очерке «Простое ремесло убийства» писал:

Современный детектив относительно беден, иначе он бы не был детективом, Он обычный человек, в противном случае ему не затеряться среди обычных людей. Он не возьмет деньги другого человека нечестным способом и не потерпит оскорбительного отношения без своевременного и спокойного возмездия. Он человек одинокий и гордится тем, что вы отнесетесь с уважением к его гордости либо сильно пожалеете, что вообще с ним встретились. Если бы таких, как он, было много, мир стал бы безопасным местом для жилья, при этом не став настолько скучным, что жить в нем вообще бы не стоило.

Эти слова звучали в моих ушах, когда я направился на поиски Джеффа. Я пошел в пивную. Парень за стойкой, которого я никогда не видел, спросил:

– Вы Тейлор?

– Да.

– Идите наверх, она вас ждет.

Выглядела она ужасно, лицо распухло от слез. Я обнял ее и сказал:

– Все будет в порядке, я его найду…

– Джек, если с ним что-то случится…

– Ничего не случится. Куда он мог пойти?

– Не знаю. Я никогда не видела, чтобы он пил. По крайней мере, он не взял мотоцикл.

У Джеффа был «харлей». Он рассказывал, что у него две страсти – мотоциклы и поэзия. Показав мне мотоцикл, он заметил:

– У него зад особой конструкции.

Я глубокомысленно кивнул, будто что-то понимал.

Я усадил Кэти и спросил:

– Из-за чего он сорвался?

– Люди все время высказывают свое сочувствие по поводу больного ребенка.

– Черт!

– Я его подвела, правда, Джек?

Из меня плохой утешитель, но я попытался:

– Он любит тебя и малышку.

– Тогда зачем он запил?

Я не знал, так и ответил:

– Не знаю.

Мне всего лишь хотелось заснуть на полгода, потом проснуться и услышать хорошие новости. Спросил:

– Кто там за стойкой?

– Из агентства.

– Если надо, я могу помочь.

Она многозначительно взглянула на меня, и я торопливо добавил:

– Ладно, я пошел.

– Скажи ему, что я его люблю.

– Он это знает.

– В самом деле?

Дождь как взбесился. Как будто что-то имел именно против меня. Я поплотнее закутался в свою шинель и подумал: пошли пьяницу на поиски пьяницы.

Разумно, ничего не скажешь.

Сначала прошелся по наиболее вероятным местам. Решил, что выпивать буду в барах через один. Если не найду его после посещения десятого паба, мне будет уже наплевать. Таков был план, как бы ужасно это ни звучало.

На самом деле я заскочил в первые пять пабов, ничего там не выпив. Никто по доброй воле там пить не станет. Ярко освещенные, шумные, дорогие и враждебные. Я проталкивался сквозь толпу обеспеченных людей. Деньги купили совсем другое отношение к жизни, эдакое корыстное наплевательство.

Внезапно до меня дошло, что Джефф и на минуту не задержался бы в этих заведениях. Он был музыкантом, так что я решил прочесать заведения с музыкой. Над одним значилось: «Craie agus Ceol». В свободном переводе означает: плата за вход. Для усиления впечатления над дверями висел усилитель. Я сказал:

– Я только загляну.

Вышибала покрупнее ухмыльнулся и сказал напарнику:

– Имеет право.

Джеффа там не было.

Я сказал себе: «Думай! Ты же был полицейским, считай, сыщиком, сообрази, куда он мог пойти. О каком пабе он чаще всего слышал? А! Есть».

«У Грогана», мое старое прибежище. Когда Шон был жив, я практически жил там. Затем его убили, и дело перешло в руки его ублюдка-сына. Меня перестали туда пускать. Теперь, когда я вошел в дверь, я не почувствовал, что вернулся домой. Все переделали. То, что раньше было заведением с особой атмосферой, стало еще одной пластиковой забегаловкой. Хуже того, там играла «музыка». Я толком не разобрался – то ли Карен Карпентер, то ли «Бей Сити Роллерз», то ли Ронан Китинг.

Джефф сидел в углу. На столе пиво и виски. Я подошел и сказал:

– Привет.

– Где задержался?

– Не туда свернул.

Он слегка улыбнулся и заметил:

– Как и мы все.

Сына Шона видно не было, так что я заказал пинту. Джефф сказал, что он выпьет двойное «Падди». Я ничего не сказал. Когда я сел, он спросил:

– Закурить есть?

Разумеется, мне хотелось сказать: «Ты снова куришь», – но какая от того была бы польза? Я дал ему прикурить. Он сказал:

– Bay, на вкус дерьмо напоминает.

– Зачем мы курим? Ты ведь не думаешь, что мы получаем от этого удовольствие?

Он выпил свою двойную порцию, помолчал, потом сказал:

– Будешь цитировать Закон об охране общественного покоя и порядка?

– Я? Не думаю.

– Дивно. Ты когда-нибудь слышал о Филе Очсе?

– Гм… нет.

– Он пел народные песни в начале шестидесятых, его обожали в Гринвиче, он был популярнее Дилана. Затем он все потерял, спился. Кончил тем, что спал в бойлерной в гостинице «Челсия», где наверху Леонард Коен раскручивал Джэнис Джоплин. Очс в конце концов повесился в ванной комнате в доме своей сестры.

Я никак не мог догадаться, к чему он ведет, поэтому спросил:

– И о чем это все мне говорит?

– Он написал три замечательные песни – «Вечер с Сальвадоре Альенде», «Распятие» и «Перемены». Веришь, там было все – юмор, политика, сочувствие. Знаешь, сколько замечательных песен написал я?

– Нет.

– Ни одной.

Мы немного помолчали, чтобы это усвоить, потом он сказал:

– Вчера женщина сказала мне, кивком указывая на ребенка: «Они любят музыку», как будто эти дети просто гребаные домашние животные.

Джефф никогда, абсолютно никогда не матерился. Он продолжил:

– Другой заметил: «Они приносят в дом благословение». И мое любимое: «Они все такие любящие». Господи! Я не могу отделаться от слова «монголоид». Со мной что-то не так или это мерзкое слово такое липучее? Что будет, когда она пойдет в школу? Ее ведь станут дразнить, считать умственно отсталой?

Он замолчал, а я сказал:

– Если такое случится, мы сожжем школу.

– Они сказали, что ей нельзя будет выйти замуж.

– Джефф, парень, да ты что? Ей всего три недели, а ты говоришь о замужестве. Поверь мне, брак далеко не сахар.

– Мне с этим не справиться, Джек.

– Да ладно.

Он взглянул на меня полными ярости глазами и сказал:

– Я серьезно, Джек. Мне не вырастить ребенка-инвалида.

– Так не расти.

– Что?

– Расти ее, как сможешь, в качестве Серины Мэй.

– Ты уверен?

– Точно. Не задумывайся об умственной неполноценности. Не иди по этому пути. Ты что, думаешь, Кэти и ребенок выживут, если ты исчезнешь?

Он проникся и спросил:

– Что ты собираешься со мной делать?

– Купить тебе выпить и отвести домой.

– А если я буду сопротивляться?

– У меня есть шоковый пистолет.

– С тебя станется.

Самое ужасное заключалось в том, что мне хотелось продолжать пить. Демоны ревели в моей душе, и мне казалось, что Джефф может составить хорошую компанию. Но я взял себя в руки и сказал:

– Ты готов?

– Джек, это пьянство, как ты можешь все время продолжать? Я уже готов.

– По правде говоря, сам не знаю.

По дороге к Шоп-стрит он слегка спотыкался, но в остальном не казался пьяным. Сказал:

– Знаешь, ее не возьмут в монашки.

– Серину Мэй?

– Ну да, они не берут девочек с синдромом Дауна.

– Вот это действительно трагедия. Я был уверен, что ты твердо решил отдать ее в монастырь.

– Все равно, поневоле задумаешься.

– Джефф, не стоит думать, что все такое черное, каким его малюют.