Текст книги "Брачные планы барона Хейверсмира"

Глава 7

В кабинет проник легкий ветерок из парка. Приподняв кружевную занавеску, он принес запах розы и лаванды. Сидевшая за письменным столом Оливия почувствовала, как ароматы весны ласкают лицо, теребят волосы на виске. Она сжала в руке перо, совсем забыв, что только что обмакнула его в чернильницу.

До нее донесся смех Виктора и мисс Хопп. Прошло уже много времени с тех пор, как она перестала обращать внимание на любые красоты природы, за исключением улыбки Виктора… и его смеха. Оливия закрыла глаза и слушала этот смех, медленно вдыхая сладкий аромат. Она не могла припомнить, когда в последний раз позволяла себе это простое удовольствие.

– Леди Оливия? – Оливия открыла глаза. Стоявший с другой стороны стола бухгалтер мистер Смолл указывал на перо, которое она держала в руке. – Вы капаете чернила на счет.

– О, конечно, я просто… – Как она могла так отвлечься?

– Весна в воздухе. – Он улыбнулся, скользнув взглядом по саду. – Каждый может отвлечься.

Весна в воздухе могла так сильно отвлекать ее только до замужества, и Оливия не представляла, почему это произошло сейчас. Эта весна ничем не отличалась от других, и все же она казалась ей какой-то особенно звонкой.

Непохоже, чтобы этот день был каким-то не таким, как другие. Скорее, она сама стала другой. Будто она долго спала, а теперь начала просыпаться и видеть всю окружавшую ее красоту, такую как бутон желтой розы, стоявшей на подоконнике. Оливия ничего не могла с этим поделать, как не могла остановить незаметное движение распускавшихся лепестков.

Но хотя она не могла остановить то, что с ней происходило, это не значило, что она этого хотела. Открываясь навстречу весне, она становилась уязвимой, а ей не нравилось быть уязвимой. Возможно, Оливия могла бы отдаться новым ощущениям, не теряя себя, но только если бы ей удалось изгнать из своего сознания образ американского ковбоя.

О боже! Теперь это был уже не образ, теперь она видела его. Он вышел из дома на другой стороне парка, сел на скамейку у фонтана и открыл книгу.

Оливия почувствовала, как внутри что-то дрогнуло и потянулось к нему, как лепесток розы к солнцу.

Мистер Смолл жестом указал, что ей нужно что-то подписать. Она опустила глаза, но только на мгновение, чтобы написать свое имя. Уже в следующий миг перо оторвалось от бумаги, и взгляд Оливии снова вернулся в парк.

Заметив своего героя, Виктор стремглав бросился к Джосайе и, не дожидаясь приглашения, взобрался к нему на колени.

Послышался шелест промокашки, скользнувшей по бумаге.

– И еще здесь, леди Оливия. Будьте так любезны.

– Да, да, конечно.

Она отвернулась от окна, но перед глазами продолжала стоять картина, увиденная в парке. Виктор прижался к груди ковбоя, положив на нее свою кудрявую голову. Мозолистая рука Джосайи легла на спину мальчика. Мужчина стал читать ее сыну книжку.

Как легко было представить, что это Виктор с отцом, которого ему так хотелось иметь. Представить, да только действительность рисовалась куда более печальной. Ее малыш отдал свое сердце человеку, который не считал Лондон своим домом.

Оливия почувствовала, как ее глаза увлажнились. Только бы мистер Смолл ничего не заметил.

– С вами все в порядке, миледи?

– О да, все хорошо. Мошка влетела в окно и попала мне в глаз.

– Мы почти закончили, но, если хотите, я подойду позже.

Весна царила в воздухе и, похоже, проникала в ее сердце все глубже и глубже. И если бы она вернулась к финансовым делам Фенкрофта позже, это ничего не изменило бы.

– Нет, давайте продолжим, мистер Смолл. Сколько, вы говорите, мы должны бакалейщику?

 
Отсюда лед, оттуда лед,
Вверху и в глубине.
Трещит, ломается, гремит,
Как звуки в тяжком сне, —
 

читал Джо, глядя поверх плеча Виктора, прижимавшегося к его груди. Он почувствовал, как по телу мальчика пробежала легкая дрожь.

– Что такое «тяжкий сон», сэр?

– Что-то похожее на обморок.

– А что дальше?

 
И напоследок Альбатрос
К нам прилетел из тьмы;
Как если б был он человек,
С ним обходились мы.
 

– Но птица – это же не человек?

– Конечно.

На страницы книги легла тень.

– Что за глупости вы ему читаете?

– Это не глупости, мама. – Мальчик выпрямился и оказался сидящим на одном колене Джо. Он похлопал по другому колену, показывая, что она может сесть там и присоединиться к ним. – Это поэма, и в ней говорится о старом моряке с длинной седой бородой и сверкающими глазами!

Джо сделал дразнящее движение коленом, как бы повторяя приглашение Виктора. Ему не следовало этого делать, но, казалось, какой-то шаловливый бесенок подталкивал его, и он поддался искушению.

– Поэзия – это пустая трата времени. Смотри, вон идет мисс Хопп, чтобы забрать тебя и уложить спать.

– Но, мама, я слишком большой, чтобы спать днем. Я должен узнать, что станет со свадебным гостем, который сидит на камне и слушает рассказ моряка, завороженный его глазами.

– Я уверена, все кончится хорошо. Дай руку мисс Хопп и иди с ней.

Виктор позволил себя увести, но, оглянувшись, бросил на мать хмурый взгляд.

– Наверное, он заснет тяжким сном.

– Будем надеяться, что со свадебным гостем не случится ничего плохого. – Говоря это, Оливия скользнула взглядом по колену Джо и быстро отвернулась.

– Вы можете сесть рядом со мной, – похлопал Джо по скамейке рядом с собой, – и мы все узнаем. – На самом деле он знал, что случилось со свадебным гостем. «Поэма о старом моряке» была его любимой книгой с тех пор, когда ему было столько же, сколько Виктору.

– Поэзия – это романтические глупости, – фыркнула Оливия.

– Да, если ее пишут глупцы. – Она должна была догадаться, что он говорит о ее покойном муже и его письмах к любовницам. – Насколько мне известно, Сэмюэль Тейлор Колридж к ним не относился.

– У меня нет времени на легкомысленные развлечения.

Это было совершенно неприлично, но Джо это сделал: взял ее за руку и усадил на скамейку рядом с собой. Без перчатки рука Оливии была теплой и нежной. Он сразу отпустил бы ее, если бы не почувствовал легкую дрожь ее пальцев. Какая же она милая. Обойтись с ней так, как сделал ее муж, было просто преступно.

– Оливия, не позволяйте прошлому ослепить вас.

– Прошлое учит мудрости на будущее.

– Мудрости или страху?

– Думаю, прежде всего – осторожности.

– Тогда не могли бы вы осторожно посидеть рядом со мной и послушать поэму?

Оливия кивнула и опустила глаза, но так быстро, что он едва успел заметить, как они блеснули.

– Не обещаю, что, прослушав ее, я стану поклонницей бессмысленных фраз.

– Итак, где мы остановились?

– На появлении альбатроса.

Джо подмигнул ей, чтобы она расслабилась.

 
Он пищу брал у нас из рук.
Кружил над головой…
 

Джо хорошо знал поэму и мог бы прочитать ее наизусть, но, когда он читал вслух по книге, история звучала живее.

Бросив взгляд на Оливию, он увидел, что она закрыла глаза. Ее губ коснулась улыбка. Джо стал читать медленнее, потому что ему хотелось, чтобы это длилось бесконечно. Ему было приятно проводить с ней время как с другом, а не как с наставницей. Удивительно, что от одного ее присутствия ему становилось так хорошо. Так хорошо, как никогда не было ни с одной другой женщиной. Даже с той, которой он когда-то думал сделать предложение. Сейчас, глядя на обращенное к солнцу лицо Оливии, он радовался, что не сделал этого.

Будь у него хоть немного таланта, Джо написал бы поэму об этих минутах, о весне и о ее прелестном лице.

Несмотря на то что «Поэма о старом моряке» была довольно длинной, она закончилась слишком быстро.

 
Тот молится, кто любит все —
Создание и тварь;
Затем, что любящий их Бог
Над этой тварью царь.
 

Оливия открыла глаза и улыбнулась ему.

– Это все?

– Осталось еще несколько строк о горящих глазах моряка, его седой бороде и о том, что свадебный гость стал печальней и мудрей.

– И ничего о тяжком сне. Виктор будет рад это услышать.

– Вы должны гордиться им. – Если бы Джо довелось иметь сына, ему хотелось бы, чтобы он был таким, как Виктор. – И собой тоже, за то, что вырастили его таким хорошим мальчиком.

– Да, он милый, но такой чертенок.

– Как и положено мальчишке.

– Вы тоже были чертенком?

– Во всяком случае, так говорят Ma и Па… Я хотел сказать: мама и папа. Я помню только, что мне было весело… Расскажите, как вы развлекались в детстве? – Чем больше она будет говорить о счастливых временах, тем счастливей будет себя чувствовать. По крайней мере, он на это надеялся.

– Мне нравилось мучить моего брата Оливера. – Уголки ее губ приподнялись вверх. Джо был уверен, что еще чуть-чуть – и она рассмеется. – Мы с ним близнецы, и я заставляла его изображать принца, а сама была принцессой. И он изображал, что ухаживает за мной, хотя я знала, что он предпочел бы носиться по поместью с Хитом. Конечно, будь он поздоровей, он убежал бы и оставил меня выдумывать себе принца.

Джо знал об Оливере, во всяком случае, то, что рассказала ему Розалин. Он был пятым графом Фенкрофтом, но умер молодым. Управление деньгами, которые приносило поместье, он доверил своему товарищу по колледжу. Тот оказался негодным финансистом и едва не довел Фенкрофт до разорения. В результате младший брат Оливера Хит Кейвил унаследовал разоренное поместье, титул и богатую американскую невесту. Из чего Джо сделал вывод, что дела пошли на лад. Поместье процветало, Кейвилы усыновили четырнадцать детей и открыли школу для сирот.

– Виктор сказал, что в тот день, когда мы впервые встретились, вы приходили на его могилу.

– Да, я уже давно не была там, – пожала Оливия плечами. Она больше не улыбалась. – Одно время я сердилась на него, хотя очень его любила, и страшно скучаю о нем.

– Могу себе представить. Розалин рассказала мне, что произошло с поместьем и о другом вашем брате.

– Боюсь, в городе слишком много говорят о моей семье.

– Никто из вас этого не заслужил.

– Едва ли это имеет значение.

– Оливия. – Она смотрела в сторону, поэтому Джо коснулся ее подбородка и повернул лицом к себе. – Это имеет большое значение, поскольку крадет у вас радость жизни. Оглянитесь вокруг. Как много всего, чтобы чувствовать себя счастливой. Солнце светит, птицы поют, я прочитал вам поэму, и вы не ударили меня книгой по голове.

– Я еще могу это сделать. – Уголки ее губ приподнялись, и рядом с ними появились прелестные маленькие ямочки.

Если бы Джо обладал талантом писателя, то обязательно описал бы эти ямочки. Они заставляли его чувствовать себя подростком с дрожащими коленями, мечтающим поцеловать их.

– Предлагаю вам сделку, – сказал он. – Вы перестаете сдерживать улыбку, которая так и просится наружу, и на следующий урок я надену ту проклятую уродливую шляпу.

– О!.. Ладно… – Оливия кивнула, прикрывая рот руками.

Несмотря на все старания, скрыть смех она не могла. Но соглашение предполагало, что он увидит, как она смеется. Взяв одной рукой обе ее ладони, Джо отвел их от ее лица.

Только бы она делала это чаще.

– У вас самая прелестная улыбка, которую я когда-либо видел. И это не комплимент, это констатация факта.

– Не может быть, чтобы вы так думали.

– Я никогда никому не говорил этого, поэтому думаю, что может.

– Я почти верю вам, Джосайа.

Это было уже кое-что, если учесть, что в прошлом у нее были причины не слишком верить мужчинам.

– Я говорю то, что думаю.

– В следующий раз жду, что вы будете в цилиндре. Она встала и пошла к дому, но Джо был уверен, что она все еще улыбается.

– Оливия! Когда в последний раз вам было весело в обществе мужчины?

– Когда Оливер изображал моего принца.

Она ответила даже не задумываясь, и это больно кольнуло его в сердце, ведь это было так давно.

– Это непременно изменится.

Оливия кивнула, но так осторожно, что если бы он не ждал этого, то мог бы и не заметить.

– Не забудьте о шляпе. – Оглянувшись, она подмигнула, и его колени обмякли, как весенний снег.

Что она сделала?

Оливия стояла у двери в сад и смотрела, как Джосайа идет к своему дому. Конечно, она все понимала. Она подмигнула. Вопрос: почему она это сделала? Потому, что он рассмешил ее своей глупой сделкой? А может, потому, что приятно снова почувствовать себя глупой?

По правде сказать, она совсем забыла, как это было. Даже играя с собственным ребенком. Когда она последний раз от души смеялась его детским шалостям? Большую часть времени она отчитывала Виктора за то, что он прятался под столами и лазал по деревьям. Ей вдруг стало интересно, знает ли он свою мать по-настоящему. Но как он мог это знать, если она сама забыла, какой была?

Оливия вдруг увидела ту женщину, в которую превратилась, и эта женщина ей не понравилась. Оливия Кейвил Шоу стала сухой, хмурой и скучной.

И все же, глядя, как Джосайа неторопливо идет по парку без шляпы и сердито посматривает на цилиндр, зажатый под мышкой, она обнаружила, что улыбается. Никому не удавалось так выбить ее из колеи, как сделал этот человек. Проблема в том, что Скучная Оливия этого боялась. Хмурая Оливия нашептывала, что надо быть осторожной, потому что этот ковбой собирается вернуться в Америку. И если она не будет начеку, он может забрать с собой ее сердце.

Открыв калитку на террасу, Джосайа заметил ее и отвесил преувеличенно низкий поклон, а затем нахлобучил на голову высокий цилиндр. Он улыбнулся, и Легкомысленная Оливия дала пинка Хмурой Оливии. Хмурая леди не исчезла, лишь отошла в сторону.

– Вы выглядите настоящим франтом, Джосайа, – заметила она, открывая ему дверь.

Он действительно выглядел как джентльмен, но запах… Казалось, он нес с собой запахи прерий, скота и костров. И хотя Оливия не знала, как они пахнут, она была уверена, что именно так.

– Я чувствую себя гробовщиком.

– Вам никогда не стать таким угрюмым.

– Я знал одного веселого гробовщика.

– Мне кажется, веселость гробовщику не к лицу. – Она жестом пригласила его к столику под апельсиновым деревом, накрытому для чаепития.

– Когда я был маленьким, я прятался от него под кроватью и представлял, как он заколачивает мой гроб и посмеивается.

Подвинув ей стул, Джосайа сел напротив.

– Надеюсь, у вас это прошло.

– Нет. Люди звали его Очаровашка Венделл. Но, несмотря на все его улыбки, друзей у него было негусто.

Оливия налила чай и добавила ему три кусочка сахара, как он любил, а себе немного молока.

Вообще-то, он предпочитал черный кофе, что казалось ей занятным. Но еще более занятным было то, что знание этих мелких подробностей о нем доставляло ей некое удовольствие. Мужчины уже очень давно не вызывали у Оливии добрых чувств. Но какими бы приятными ни были эти добрые чувства, они ее тревожили.

– У вас обеспокоенный вид, Оливия. Я не стану рассказывать Виктору о гробовщике.

О, она совсем не думала об этом. Но у Виктора это, без сомнения, вызвало бы восторг, а не отвращение. К счастью, Джосайа не знал, что выражение ее лица имело отношение к нему и к ее стараниям уберечь свое сердце от риска.

– Я ценю это. А теперь не пора ли приступить к нашим занятиям?

Джосайа все еще сидел в цилиндре. Он приподнял его, как если бы это была его ковбойская шляпа.

– Прекрасно. Если не считать, что вы должны были снять его сразу же, как только вошли.

– Жаль, я не знал этого раньше.

– Раньше, чем мы вошли в дом?

– Я чувствую себя так, словно у мня на голове труба! – Он сорвал цилиндр и сердито уставился на него.

Как она могла не засмеяться, глядя на его сердитое лицо, хотя, делая это, ступала на скользкий путь. Стоит ей поскользнуться, и она упадет… Нет, ей надо твердо стоять на ногах.

– Скоро вам с Розалин надо будет снова показаться на публике.

Он взял чашку и, сделав глоток, направил мизинец в сторону Оливии. А потом подмигнул. Он делал это слишком часто. Может, у него тик?

– Вы не должны делать этого на публике. Люди подумают, что вы большой любитель флирта.

– Но я действительно флиртую и демонстрирую, что мне приятно ваше желание помочь мне и особенно Розалин.

– Полагаю, это лучше было бы выразить, просто сказав «благодарю вас».

– Благодарю вас, Оливия. Когда вы начнете называть меня Джо?

Он прекрасно знал, что она не станет этого делать и развивать тему бессмысленно.

– Лучшее место, где вам с Розалин стоит появиться, – это опера.

– Я был в опере один раз и заснул, несмотря на шум.

– Многие люди не любят музыку, но, если вы хотите, чтобы вас видели в обществе, туда нужно сходить.

– Очень надеюсь, меня не увидят спящим.

– У нас есть две недели, чтобы закончить ваше преображение.

– Куда нам еще пойти, когда мое преображение закончится?

– Такие места всегда есть. Но самым главным будет еще один бал у герцогини, который она дает ближе к концу сезона. Для будущего положения вашей сестры на ярмарке невест чрезвычайно важно правильно подать себя в этот вечер. Все предшествующие этому события нужны для того, чтобы познакомить общество с вами. Этот бал считается тем рубежом, после которого ухаживания кавалеров приобретают серьезный характер. Ради этого мы с вами и трудимся.

Но что потом? Потом она станет ему не нужна, и у него не будет причин ежедневно посещать ее. Оливии подумалось, что ее жизнь станет гораздо более скучной. Впрочем, скука всегда ее устраивала. В скучной жизни нет никакого риска.

* * *

Выходя из кареты у королевского театра Ковент-Гарден с треклятым цилиндром на голове, Джо чувствовал себя длинным, как каланча, и блестящим, как начищенный сапог. И его, без сомнения, заметили.

Что, без сомнения, заметила Розалин. Подавая сестре руку, чтобы помочь ей спуститься на землю, Джо понял, что она самый прекрасный цветок в букете юных красавиц, прибывших на представление. Благодаря цветным платьям дам парадный вход в оперу напоминал набросок с весеннего букета.

Оливия еще оставалась в экипаже.

Сегодняшний спектакль они должны были смотреть в обществе герцогини Гутри и нескольких ее друзей. Очевидно, в Лондоне существовал обычай ходить в оперу компаниями. Им предстояло сидеть в ложе герцогини, благодаря чему они будут видны отовсюду.

Оливия сказала, вернее, предупредила, что смотреть на них будут все.

Меньше всего Джо хотел бы разочаровать ее после всех трудов, которые она приложила, чтобы подготовить его к этому моменту. Что бы ни случилось, он не позволит себе задремать или подмигивать.

Хотя кучер стоял у двери, готовый помочь Оливии выйти из кареты, Джо сделал это сам. Ему хотелось еще раз прикоснуться к ее руке, пусть даже облаченной в перчатку.

– Здесь всегда так ветрено? – спросил он, наклоняясь ближе к ней.

– Я полагаю, будет гроза. – Чтобы он услышал ее сквозь шум ветра, Оливии пришлось встать на цыпочки и придвинуться ближе к его уху.

Ее дыхание было теплым. В нем чувствовался легкий аромат гвоздики и специй от обеда, на котором они были у герцогини перед тем, как отправиться в театр.

Джо думал, о чем бы еще спросить, чтобы ей пришлось снова шептать ему на ухо, пока кучер помогает спуститься остальным членам компании, приехавшим в кебе.

Дамы смеялись, прижимая юбки от ветра, а джентльмены брали их под руку и вели к входу.

– Я никогда не видела ничего подобного! – Розалин, державшая брата под руку, свободной рукой указала на здание театра. – Эти высокие колонны подсвечиваются сверху. Джо, ты когда-нибудь видел здание из стекла? – Она говорила об огромном сооружении в форме подковы, стоявшем позади здания оперы.

– Его называют Ковент-Гарден, и он действительно сделан из стекла, – пояснила Оливия, шедшая рядом с ними.

Она взяла Джо под руку с другой стороны, чтобы было легче идти против ветра.

Джо вдруг почувствовал себя королем, который в парадном облачении идет во дворец в сопровождении двух приближенных дам.

Как только они оказались внутри, их проводили в ложу на десять мест. Ее высочество заняла центральное место в первом ряду, как и подобает герцогине и владелице ложи. Она велела Розалин сесть справа от нее, а Джо указала место слева. К счастью, Оливия скользнула на соседнее с ним кресло.

– Что мне делать с этой шляпой?

Снизу поднимался гул, как от пчелиного роя, и Оливии пришлось наклониться к нему, чтобы он услышал ответ.

– Вы считаете, что это оперная шляпа, без которой спектакль не состоится?

– Я знаю только одно: из-за этой чертовой шляпы никто ничего не увидит.

– Хм, она действительно несколько высоковата. Вам лучше снять ее.

– Кто это сел рядом с Розалин? За обедом его с нами не было.

– Сын графа Грантли виконт Мэнсфилд. Думаю, он увидел ее, когда мы входили, и надеется быть ей представленным.

– Я должен это позволить?

– Это решит наша хозяйка. Но не беспокойтесь, никто так не умеет составлять партии, как ее высочество.

До этого момента задача выдать сестру замуж была теорией. Теперь рядом с Розалин сидел молодой человек, смотревший на нее во все глаза, и Джо не мог сказать, что его это не беспокоит. Если она выйдет замуж, то останется здесь, в Лондоне.

Мысль о том, что ее не будет рядом, больно кольнула сердце. Ему предстоит прожить много лет, не видя ее. Па ездил каждый год в Лондон, а он, Джо, оставался дома, на ранчо. Так было заведено, и он не видел причины это менять. Насколько он знал, Па с удовольствием проводил здесь по нескольку месяцев.

– Ей предстоит познакомиться со многими молодыми людьми. Возможно, она выберет не этого виконта, так что перестаньте так таращиться на него.

– Дело не в нем. Просто я только сейчас по-настоящему осознал, что, когда она выйдет замуж, нас будет разделять океан. До этого нас никогда не разделяло ничего больше стены.

В ушах звенел гул поднимавшихся снизу голосов. Джо закрыл глаза, стараясь отвлечься от него. Но потом его руку накрыло что-то теплое. Пальцы Оливии сплелись с его пальцами, и она, придвинув к себе, накрыла их своей юбкой.

– Мне жаль. Разлука с братом или сестрой – это так тяжело. Хит, по крайней мере, вернется домой и останется.

Даже он знал, что держаться за руки на публике – это неприлично… даже в перчатках. Но если этого не видит никто, кроме них двоих, то какая разница? Если ему это нравится – а Джо это нравилось, – и она сама начала это, то он будет держать ее за руку столько, сколько она позволит.

Внезапно он почувствовал, что чем дольше будет длиться спектакль, тем лучше. И это разительно отличалось от того чувства, с которым он пришел. Джо обратил взор к тому, что происходило внизу. Очевидно, в оперу люди действительно ходили на других посмотреть и себя показать. Леди и джентльмены вертели головой туда-сюда, подмечая, кто, где и с кем.

Джо не мог сдержать улыбки, поскольку наблюдать все это сверху было куда удобнее, чем смотреть снизу вверх. Никто из сидевших внизу не мог видеть их с Оливией скрещенных рук. Даже те, кто сидел сзади них, не подозревали об этом неприличии. Очень приятном неприличии.

Герцогиня бросила на него многозначительный косой взгляд. Но он, конечно, не означал, что она знает о происходящем. Скорее всего, взгляд относился на счет молодого человека, сидевшего рядом с его сестрой. Может, она знала, что этот виконт мот?

Джо вопросительно выгнул бровь. Герцогиня ответила тем же и перевела взгляд на сцену. И при этом улыбнулась! Конечно, он не представлял, в чем дело, да и не мог представлять. Что происходит? Временами женщины его озадачивали. Он их не понимал. Кого он понимал, так это молодых людей. Ему хватило бы нескольких слов с воздыхателем Розалин, чтобы понять, чего он стоит.

В зале стало темнее. Секунду спустя свет упал на расшитый синий занавес, который раскрылся, и на сцене показалась женщина среди декораций, представляющих пастбище. Рядом с ней радостно скакал живой ягненок. Пока она пела своему стаду сладкую лирическую песню, к ней подкрадывался мужчина, переодетый волком.

Джо невольно взглянул на безусого молодого человека, сидевшего подле Розалин. Он выглядел безобидным, но мог оказаться хищником, как в опере. Но даже если он был благороднейшим пэром, Джо все равно не испытал бы к нему тепла, потому что он мог забрать Розалин. Джо никогда не мог понять, почему Ma настраивала ее выйти замуж за титулованного человека из другой страны.

Он перевел взгляд на сцену, где пастушка пела своему стаду очередную серенаду. Но основное его внимание по-прежнему было сосредоточено на теплой руке Оливии.

Когда взгляд Джо опустился на публику в партере, он заметил одно лицо, которое не было обращено к сцене.

В то время как оперный волк не представлял реальной опасности, тот, кто наблюдал за Оливией, был опасен. Маркиз не оставил своих намерений. После того как Оливия ему отказала, его интерес к ней только действительно усилился.

Джо незаметно скользнул взглядом по этому человеку. Ему не хотелось, чтобы Оливия заметила что-нибудь неприятное.

Возможно, ему не следовало принимать протекцию этой женщины так близко к сердцу. Ее благополучие не должно заботить его больше, чем благополучие любой другой женщины. Но рука не «любой другой женщины» так доверчиво лежала в его руке! И Джо прекрасно понимал, что это доверие далось ей не просто.

Так что необходимость приглядывать за ней была для него глубоко личным делом. Она с силой стучала в его венах, как исконная потребность мужчины защищать свою женщину. Хотя Оливия не была его женщиной. Он просто держал ее за руку. Но раз уж в Лондоне никто не мог ее защитить, Джо взял эту задачу на себя.

Несмотря на то что он не глядел прямо на Уэйверли, Джо заметил, что тот перевел взгляд на сцену.

Пусть себе считает, что он подкрадывается к Оливии Шоу и вот-вот набросится на нее. Ему неведомо, что за ним тоже следят.