Текст книги "Мамин интеллект: Как рождение детей делает нас умнее"

Глава 2
«Милый, дети ужали мой мозг!»

Что не убивает меня, то делает меня сильнее.

Фридрих Вильгельм Ницше

Передать животное потрясение от рождения ребенка тому, кто этого не испытал, практически невозможно, но писательница Рана Риззуто оказалась очень к этому близка:

Я наблюдала за судорогами собственных рук и пыталась «пропеть» схватки. Прошел час, и тут у меня отошли воды. Мысль «Какого черта тут происходит?» я формулировала очень-очень медленно. Позвольте пояснить. Сначала внутри у меня что-то задрожало, я услышала приглушенный звук, как если бы, скажем, в микроволновке лопнула картофелина, и подумала: «Какого…» Нижнее белье промокло и набухло, и я добралась до «черта…». Затем голова ребенка, лишившаяся подушки, протаранила пучок нервных окончаний у меня в копчике. «…тут происходит?» – закончила я, в то время как амниотическая жидкость собиралась в небольшое озерцо вокруг ног Крейга. «Какого черта тут происходит?» – спросил он.

С некоторыми вариациями это сочетание обжигающего волнения и потери контроля сопровождает почти всех женщин, вступающих в клуб материнства. Время в нем летит стремительно. Кажется, только недавно мы тревожились: «Что, черт побери, там со слизистой пробкой» – и вот уже беспокоимся: «Где, черт побери, наш сын: машины под окнами нет, а на часах три ночи».

И это не конец печального сказания. Добавим к химическому хаосу беременности и родов недостаток сна и безумную задачу освоиться с совершенно новым расписанием жизни за невероятно короткий отрезок времени – в сочетании с абсолютно чудовищными последствиями, если расслабиться хоть на мгновение… Довольно легко понять, почему беременные женщины и молодые мамы порой просят оправдать их врéменную умственную неполноценность «материнством головного мозга». Это состояние известно как «материнская амнезия» и даже «деменция беременных» в некоторых научных кругах, как «мозги в овсянке» в Великобритании, «плацентарный мозг» в Австралии и «маменькин мозг», как перевел это выражение один ученый в Японии.

Идея о том, что родительство истощает, едва ли нова. «Мы ж, в слепоте, туда, где смерть нас ждет, / Идем, желая свой продолжить род…»[3]3
  В переводе Дмитрия Щедровицкого. – Прим. пер.


[Закрыть] – писал поэт Джон Донн в 1611-м. Но в последние годы предположение, что младенцы крадут наши мозговые клетки, под эгидой «материнства головного мозга» настолько расцвело, что десятки психиатров, психологов и эндокринологов по всему миру начали изучать на самом ли деле это так. В 2001-м два британских нейробиолога – Мэтью Бретт и Салли Баксендейл даже предложили описание нового психиатрического недуга, назвав его ГНП: гестационное нарушение памяти.

Большинство беременных и недавно родивших женщин, опрошенных к настоящему времени, конечно же, верят в свою ограниченную дееспособность, и нередко эта убежденность сопровождается сильным стыдом и страхом. Самодиагностированные жертвы рассказывают о провалах в памяти, патологической отвлекаемости, слабой концентрации и «общем замедлении когнитивных процессов». Нейробиолог Джеффри Лорбербаум, проводивший сканирование мозга молодых матерей в ходе исследований в Медицинском университете Южной Каролины, входит в число ученых, лично выслушивавших жалобы от обследуемых добровольцев. «Все, как одна, без исключения, – комментирует Лорбербаум, – говорят, что их мозги превратились в желе».

Однако, несмотря на популярность этой концепции, ученые, попытавшиеся найти доказательства того, что «материнство головного мозга» реально подразумевает умственную отсталость, смогли собрать лишь чрезвычайно разнородные данные; результаты проведенных испытаний никак не позволяли сделать однозначные выводы. Хотя два маленьких, но широко растиражированных исследования беременных и женщин в послеродовом периоде продемонстрировали наличие у испытуемых небольших проблем с памятью, несколько экспериментов не зафиксировали никаких изменений, а в ходе одного было описано улучшение мозговой деятельности.

У подобного расхождения в результатах может быть совершенно любое объяснение – да хоть три разных! Определенные аспекты процесса родов и взаимодействия с новорожденным настолько ошеломляют, что мы лишаемся способности рассуждать, пусть и временно. Однако некоторые специалисты утверждают, что беременные женщины и молодые матери, которые на самом деле стали более рассеянными, могут достаточно сконцентрироваться, чтобы блестяще пройти лабораторное когнитивное обследование: именно поэтому некоторые тесты не выявляют проблему. Тем не менее, как я буду рассказывать в этой главе, уникальные задачи, которые встают перед нами сегодня, и культурные особенности восприятия, ставящие матерей в несправедливо невыгодное положение, могут быть первостепенной причиной, почему беременные чувствуют себя менее эффективными, чем обычно, пусть даже существует очень мало фактов, подтверждающих, что это на самом деле так.

Подытоживая вышесказанное, я убеждена: когда мы верим, что «материнство головного мозга» – это болезнь, мы отворачиваемся от истины. Реальность, как утверждают некоторые эксперты, гораздо сложнее – и вселяет куда больше надежды. Мозг беременной или недавно родившей женщины скручен в узел глобальным, вызванным гормонами преобразованием – этот процесс Крейг Кинсли, нейробиолог в Университете Ричмонда (Вирджиния), называет «реорганизацией». Любое ощущение временной дезориентации, говорит он, «это плата за мозг, который будет функционировать и концентрироваться лучше, чем прежде».

Материнство – в точности, как пубертатный период, – может на некоторое время подкосить нас, но лишь для того, чтобы мы снова встали на ноги, нередко увереннее, чем прежде. «Все это связано с тем, что мозг доводит до максимума привязанность к потомству, не оставляя пространства для ошибки, – излагает свою теорию нейробиолог Майкл Мерцених. – Аналогичная ситуация возникает, когда вы попадаете в критическую ситуацию, связанную с риском для жизни. Мозг выбирает быстрые, решительные действия, отказываясь от размышления или познания. В некотором смысле у мозга нет времени на сложные когнитивные штуки. Все сводится к защите, кормлению, привязанности, к концентрации на важнейшей из задач – к фокусу!»

Еще в 1956 году психоаналитик и педиатр Дональд Винникотт предложил собственное, более мягкое, название для феномена «материнства головного мозга», в то время еще не превратившегося в клеймо. Он называл столь загруженные недели после родов временем «первичной материнской вовлеченности» и зашел так далеко, что сравнивал его с острым периодом психического заболевания. По Винникотту, для этого состояния характерна повышенная чувствительность, мать концентрируется на младенце, вплоть до, очевидно, сознательного исключения всех остальных раздражителей.

Теория Винникотта гласит, что эта вариация на тему безумия на самом деле жизненно необходима матерям: как иначе узнать все необходимое о новоприбывшем человеке – нужды младенца, его уникальный темперамент и незнакомый доселе способ выражать себя. Ко времени когда концентрация ослабевает, матери, кажется, немногое помнят о степени и глубине своей вовлеченности в период младенчества.

Учитывая этот контекст, легко понять, почему известный австралийский нейробиолог Аллан Снайдер сравнивает беременных женщин с Альбертом Эйнштейном. «Память женщины не ухудшается во время беременности, – утверждает он. – Дело в том, что ее внимание сосредоточено на вещах, жизненно важных непосредственно сейчас. Как известно, Эйнштейн забывал, куда положил чеки на крупные суммы денег, но не из-за плохой памяти, а скорее из-за глубокой сосредоточенности на куда более значимых вещах». Однако, сколь бы вдохновляющей ни была эта параллель, важно помнить, что молодые матери сталкиваются с серьезными физическими нагрузками, которые едва ли мог вообразить себе Альберт Эйнштейн.

Молодые матери и близкие им люди, возможно, не удивятся этому факту: при беременности мозг на самом деле уменьшается – на несколько месяцев. В 1997 году Анита Холдкрофт, анестезиолог, и ее коллеги из Королевской школы усовершенствования медицинских работников в Лондоне использовали технологию магнитно-резонансной томографии (МРТ), чтобы сканировать и измерить объем мозга восьми здоровых женщин. Ранее ученые обнаружили свидетельства уменьшения размеров мозга у беременных, страдающих преэклампсией (это опасное состояние встречается чаще, чем у каждой двадцатой беременной, для него характерно повышенное кровяное давление). Холдкрофт хотела узнать, наблюдается ли данное явление у женщин, не имевших проблем со здоровьем. Она обнаружила значительное уменьшение размеров мозга – у одной из добровольцев величина составила почти 7 %, показатель достигал пика к моменту рождения ребенка и возвращался к нормальному уровню в течение шести месяцев.

Одно из британских изданий выпустило статью, чей грубоватый заголовок приравнял новость к идее «Ребенок… пожирает мой мозг»; авторы исследования сформулировали выводы более сдержанно, но по сути имели в виду то же самое. Они предположили, что некоторая часть физических ресурсов беременной женщины временно перенаправляется от мозга, главного поглотителя энергии, на обогащение растущего плода.

У нас до сих пор нет технологии, позволявшей бы узнать, что в точности происходит с мозгом женщины в этот критический период, но благодаря крысам мы знаем многое в теории. Когда Крейг Кинсли и его коллега Келли Ламберт из колледжа Рэндольф-Мэйкон (Вирджиния), препарировали мозг крыс на поздних стадиях беременности, они обнаружили сложное перераспределение нейронных проводящих путей в гиппокампе – центре обучения и памяти. Нейрогенез – непрерывное производство мозгом новых клеток, нейронов, – замедлялся, возможно, именно это объясняет уменьшение объема мозга, зафиксированное Холдкрофт. Однако нервные клетки в гиппокампе образовали множество новых дендритных шипиков.

Пора, впрочем, прервать наш рассказ, чтобы изложить живописные основы науки о мозге. Каждый нейрон, или мозговая клетка, имеет длинный ствол и ветви, так что выглядит он, грубо говоря, как дерево в конце зимы. Ветви называют дендритами, на них могут завязываться почки – дендритные шипики. В центре веток находится тело клетки, оно содержит ядро и другие части, необходимые для жизнеобеспечения нейрона. Длинный ствол – это аксон, нечто вроде информационного шоссе.

Теперь вообразим дремучий лес в мозгу – около ста миллиардов нейронов с их извилистыми дендритами. Дендритные шипики расположены очень близко, но не вплотную, к аксонам других нейронов. Информация – мысли и чувства – путешествует по нейронам в виде химических нейротрансмиттеров, которые накапливаются, пока масса не станет достаточной для генерации электрического импульса. Он переносит их через небольшие зазоры, так что трансмиттеры сталкиваются с дендритными шипиками других клеток. Маленькие зазоры называются синапсами.

Каждый раз, когда вы думаете или поступаете непривычным образом, например тревожитесь о благополучии ребенка или советуете ему смотреть в обе стороны, прежде чем переходить улицу, некоторые из новых связей в мозгу укрепляются. Такие изменения происходят каждый раз, когда вы повторяете данную мысль или действие. В этом заключается суть обучения; теперь вам будет понятна и поговорка, придуманная учеными: «Нейроны, которые вместе стреляют, вместе и крепчают».

Каково значение описанного пышного цветения дендритных шипиков, свидетельствующего о создании множества новых синапсов (напомним, Кинсли и Ламберт наблюдали этот процесс в гиппокампе беременных крыс), остается предметом споров. Возможно, столь буйный рост приводит в том числе к возникновению у многих женщин чувства повышенной рассеянности. Но Кинсли оптимистично сравнивает увиденное явление с хаосом на фабрике игрушек прямо перед Рождеством или с компьютером, в который добавили еще один процессор, так что теперь он может выполнять больше операций единовременно. Во всех приведенных примерах нововведение может вызывать небольшие затруднения, но в перспективе нас ожидает крупный выигрыш. Касательно матери-крысы и ее потомства Кинсли и Ламберт пишут, что «нейронная активность, вызванная беременностью и присутствием крысят, может буквально реформировать мозг, в результате чего моделируется новый орган, который способен адаптироваться к возросшим требованиям окружающей среды».

В основе этой трансформации лежит мощный «соус» из репродуктивных гормонов, «омывающих» мозг беременной. По некоторым оценкам, в последние недели вынашивания ребенка уровень трех типов эстрогена возрастает в несколько сот раз относительно нормы. Показатель прогестерона повышается десятикратно, а уровень гормона стресса кортизола может удвоиться.

Многие ученые предполагают, что в этой «смеси» есть ингредиенты, затуманивающие разум женщины, возможно, лишь для того, чтобы она надежно забыла о боли, сопровождающей беременность и роды, и снова смогла размножаться. Однако нет единого мнения, какой гормон является основным виновником процесса, и, несмотря на определенные косвенные доказательства, мы не можем похвастаться ясным пониманием причинно-следственной связи.

Лииза Галеа, профессор психологии в Университете Британской Колумбии (Канада), считает главным подозреваемым эстроген. Галеа на последних неделях беременности столкнулась с тем, что не могла найти на парковке университетского кампуса свой автомобиль. Она провела эксперименты на беременных крысах, изучая их поведение в водном лабиринте. Перед грызунами стояла задача запомнить меняющееся положение плавающей платформы и добраться до безопасного места. Беременность крыс длится три недели. В третьем триместре, когда показатель эстрогена самый высокий, зверьки выдали наихудшие показатели.

Любопытный факт: во многих литературных источниках встречается предположение, что в правильных обстоятельствах эстроген действует на мозг тонизирующе. Исследования показывают, что молодые женщины ощущают себя умнее в периоды менструального цикла, когда эстроген находится на пике; они лучше справляются с определенными задачами, в частности, сопряженными с беглой речью.

Несколько испытаний показали, что эстроген-заместительная терапия помогает минимизировать ухудшение вербальной памяти у женщин после менопаузы. Известно, что гормон принимает участие в формировании новых синапсов, подобных обнаруженным в мозгу беременных крыс Кинсли и Ламберт, а также в нейрогенезе. Но из-за того, что ученые до сих пор не понимают, как влияют на память высокие концентрации эстрогена, Галеа предполагает, что «все эти новые синапсы могут временно лишь увеличивать уровень шума».

Очевидно, вопрос касательно эффекта эстрогена до сих пор остается открытым, при этом ученые выдвинули теорию, согласно которой другой гормон, прогестерон, вызывает куда больше проблем. Ее сторонники ссылаются на результаты следующего исследования: испытуемые женщины-добровольцы, принимавшие прогестерон перорально, так что его уровень в крови был сопоставим с возникающим на поздних сроках беременности, продемонстрировали значительное ухудшение способности запомнить детали прочитанного им фрагмента текста. Еще один лагерь экспертов предполагает, что повышенную рассеянность вызывает возникающий при беременности высокий уровень гормона стресса – глюкокортикоида кортизола. Кортизол может повышать бдительность – этот гормон участвует в формировании реакции «бей или беги». Но, как заметил Мерцених, кортизол также фокусирует разум на самой важной из стоящих перед ним задач.

Недавно полученные предварительные результаты исследований позволяют также предположить, что в поисках дымящегося пистолета в драме «Материнство головного мозга» многие годы игнорировался еще один ключевой фактор. В конце 2004 года два исследователя из Университета имени Саймона Фрейзера (Канада) объявили, что в ходе сложных экспериментов обнаружили следующее: ухудшение когнитивных способностей демонстрируют только женщины, беременные девочками. У тех, кто ждал мальчиков, проблем не было. Если результаты эксперимента, к моменту написания данной книги еще не опубликованные, удастся воспроизвести, это, возможно, прольет свет на завораживающее биологическое взаимодействие между матерью и еще не рожденным младенцем.

Благодаря исследователям из Еврейского университета в Иерусалиме мы обладаем убедительными доказательствами того, что женщины в первый день после рождения ребенка находятся, если говорить об интеллекте, не на высоте.

В 1993 году израильские ученые опубликовали результаты эксперимента, в котором задействовали сто молодых матерей; участницы проходили стандартизированные нейропсихологические тесты, ответы сравнивались с ответами небеременных бездетных женщин, беременных из группы высокого риска в третьем триместре и отцов новорожденных. Итак, в первый день новой жизни, столь богатый событиями, молодые матери показывали гораздо худшие результаты, чем остальные респонденты. Однако на второй и третий день подобных ухудшений визуальной и вербальной памяти уже не наблюдалось.

Что я могу сказать на это? Ха! Вы только что пережили, вероятно, самые страшные и самые волнующие, самые болезненные, самые утомительные часы в жизни, теперь вы смотрите прямо в лицо будущему – в красное, кричащее лицо. Весьма возможно, что успешное прохождение стандартизированного нейропсихологического теста просто не относится к вашим базовым приоритетам. Недавно я заглянула в дневник, который начала вести в ту неделю, когда после тринадцатичасовых родов на свет появился Джоуи. Я надеялась восстановить в подробностях детали тех странных эйфорических дней, и некоторые я действительно нашла. А еще я наткнулась на строчку небрежных каракулей – часы, когда я кормила Джоуи, с точностью до минуты. Почти каждые полчаса. Мне пришлось записывать их, чтобы начать постигать новую истину: главной задачей для меня и этого крикливого пришельца внезапно стало выживание, ранее казавшееся само собой разумеющимся.

Многие матери, что вполне понятно, в этот период ощущают эмоциональную и физическую уязвимость. Корт Педерсен, профессор психиатрии Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл, говорит следующее: «Первенец – это прыжок в неизвестность, в необыкновенное состояние, где ваша способность контролировать свою жизнь, к которой вы так привыкли, внезапно исчезает. Вы не можете пописать, поспать, не можете сделать ничего, когда вам этого хочется, вы сталкиваетесь с самым мощным из всех потрясений. Часто женщины не готовы к такому. Этот аспект с ними никто не обсуждал».

Сейчас появляется литература на данную тему: книги с такими названиями, как «Хорошо бы кто-нибудь меня предупредил» (I wish someone had told me), автор Нина Барретт. Но не важно, сколько занятий по методике Ламаза вы посетили, сколько просмотрели фильмов, сколько запеленали кукол, в конце концов вас, новобранца, с огромной вероятностью материнство ошеломит, как это случилось с Раной Риззуто. В меня распыляли слезоточивый газ и врезались сзади на шоссе, на меня нападали с ножом, меня брали в заложники истеричные мексиканские крестьяне и преследовали пчелы-убийцы.

Но никогда еще я не думала, что мое тело способно реально взорваться – именно это я почувствовала за час до появления головы Джоуи.

Может, поэтому неудивительно, что, по данным Американской коллегии акушеров и гинекологов, в той или иной форме послеродовая депрессия затрагивает вплоть до 80 % молодых матерей в первые несколько часов или дней после рождения ребенка. Примерно 10 % женщин страдают от более выраженной послеродовой депрессии, которая длится дольше и переживается тяжелее.

Некоторые ученые в последние годы задавались вопросом: не может ли деторождение, особенно очень тяжелые роды, приводить к некоей разновидности посттравматического стрессового расстройства (ПТСР)? (По определению Национального института психического здоровья, ПТСР возникает вследствие «столкновения с ужасающим событием, в ходе которого жертве был нанесен физический вред или присутствовал риск нанесения оного». Предположим, что возможность взорваться вписывается в это определение.) Депрессия и проблемы с концентрацией и памятью считаются распространенными следствиями ПТСР. Однако обоих симптомов можно избежать или минимизировать при соответствующем уходе.

Как бы ни была тяжела ноша родительства, особенно в начале пути, больше всего сводит с ума, безусловно, недосыпание. Не давать человеку спать – это значит «подрывать равновесие и здравомыслие», как сформулировал психотерапевт Джон Шлапоберски, которого в 1960-х подвергло пыткам правительство Южной Африки во времена апартеида. Депривация сна – хорошо известный пыточный прием, используемый военными следователями по всему миру. Однако, несмотря на понимание того, как недостаток сна влияет на мозг, многие молодые матери оказываются не готовы к этому аспекту взаимодействия с новорожденным, даже учитывая, что при должной подготовке и навыках ущерб можно значительно уменьшить.

Джеймс Маас, профессор психологии в Корнеллском университете, утверждает, что в первый год жизни младенца ответственный опекун (будь то мать, или отец, или кто-то третий) теряет до семисот часов сна. Маас говорит, что родители могут недооценивать последствия, объясняя внезапные скачки настроения, например, тем, что супруг(а) сидит и читает газету, пока вы носите на руках истерично рыдающего младенца.

«Что-то не так не только с моим браком, но и с мозгом!» – думают иногда молодые мамы и ошибаются по обоим пунктам. На самом деле им нужно только одно – организовать свою жизнь так, чтобы появилась возможность чаще ложиться подремать. Неверно определяя масштабы превращения в родителей, многие пары совершают ошибку, слишком рано выходя на работу, или отказываются от помощи, предлагаемой друзьями и семьей. (Говоря о реалистичных вариантах, очень пришелся бы кстати оплачиваемый декретный отпуск – эту тему мы обсудим в главе 12.)

Если продолжать упорствовать и не исправлять ситуацию с дефицитом сна, легко можно превратиться из Сонной Зёвы в Тупую Корову. Причина в том, что лобный отдел коры головного мозга, позволяющий нам оставаться в тонусе, не отвлекаться, быть оригинальными и гибкими, при продолжительной депривации сна страдает первым. Лабораторные исследования показывают, что у добровольцев с дефицитом сна сокращается словарный запас, они чаще используют клише, у них наблюдаются трудности с творческим решением сложных задач.

Роберт Сапольски, профессор биологии в Стэнфордском университете и ведущий американский специалист по вопросам стресса, утверждает, что ему и в голову не пришло бы изучать недостаток сна, пока он сам не стал отцом, однако теперь эта проблема представляется ему ключевой. «Депривация сна, связанная с появлением новорожденного, – худшая из возможных, – говорит он. – Если уменьшается общее количество часов сна, это стресс для системы, он влияет на настроение, вы впадаете в депрессию, ослабевает когнитивная функция. Еще хуже, если сон не только слишком короткий, но и фрагментарный. Но самое страшное – когда сон слишком короткий и непредсказуемо фрагментарный. Не случайно, что дежурные ординаторы зачастую психически больные люди».

Механику процесса Сапольски связывает с упомянутыми уже гормонами стресса – глюкокортикоидами, с их раздражающим воздействием на мозг. Даже когда мы спим, эти гормоны работают по нашим внутренним часам. «Если вы ложитесь спать, ожидая подъема в пять утра, повышение уровня гормона стресса начнется в четыре, так как в норме они вырабатываются в крови примерно за час до спонтанного пробуждения, – рассказывает Сапольски. – Но если вы идете спать, ожидая быть разбуженными в любое мгновение, вы всегда психологически готовитесь к стрессу пробуждения». Другими словами, говоря исключительно о количестве часов, вы могли бы получить свой нормальный ночной сон, но при этом вы будете находиться в таком напряжении, что от отдыха окажется мало толка.

По собственному опыту, эффект того, что тебя способны разбудить в любой момент, можно еще усилить: иногда мы не знаем, как именно нас разбудят. Есть вероятность, что кто-то попытается исследовать твой нос, или засунуть палец в глаз, или протаранит тебя головой, или, что хуже, окликнет с обочины шоссе. Мой брат Джим рассказал, как его однажды разбудил трехлетний сын: он приподнял в руках его голову, воскликнул «О, нет!» и стремглав убежал к маме.

Хотя определенные нарушения сна неизбежны, можно принять меры, чтобы уменьшить грядущие последствия. Очень важно периодически дремать; обязательно обсудите это с мужем, партнером, матерью, няней, соседом или даже начальником. (Маас рекомендует восстановительный двадцатиминутный, а лучше получасовой сон – короткие перерывы, когда вы лежите и дремлете, вместо того чтобы глушить кофе и колу. Но, очевидно, это не поможет огромному количеству работающих матерей, в офисе которых невозможно организовать такое личное пространство.) Сапольски предупреждает о недопустимости долгих перерывов между приемами пищи, когда у вас дефицит сна: учитывая, что уровень гормонов стресса уже повышен, мозг получает меньше глюкозы, чем положено в норме. Чтобы избежать «американских горок» в связи с крупными перепадами сахара в крови, он советует молодым родителям «переключиться на подход охотников-собирателей – много маленьких перекусов в течение дня».