Текст книги "Ночной ураган"

Глава 10

– Я собираюсь на верфь.

Холли подняла глаза от очередного пирожного:

– Верфь? Вы – та Джинни, что работает на верфи?

Джинни метнула на Алека подозрительный взгляд:

– Да, мой отец и я владеем верфью Пакстонов на Феллс-Пойнт.

Ей не пришлось ждать долго, чтобы узнать, что он наговорил дочери про нее.

– О, вы та самая леди, которую так злит папа.

– Совершенно верно. И делает это очень хорошо и быстро.

– Холли, – поспешно вмешался Алек, – не хочешь ли ты… э-э-э, еще раз потрогать волосы мистера Мозеса?

– Не сейчас, папа, – чрезвычайно терпеливо ответила дочь и вновь обернулась к Джинни: – Я спросила, почему он делает это, и он ответил, что сам не знает. Сказал, что ему нравится видеть, что вы еще можете выкинуть. Сказал, вы не любите мужчин и вообще не желаете выходить замуж, а я ответила, что это невозможно и что он всем дамам нравится.

– Именно это он тоже говорил тебе?

Холли с любопытством оглядела девушку:

– Конечно, нет! Просто я наблюдаю и вижу, как ведут себя люди.

Джинни почувствовала себя последней дурой. Подумать только, ребенок обвел ее вокруг пальца! Она улыбнулась и предложила Холли еще пирожное.

– Я так радовалась, когда папа сказал, что вы одеваетесь, как я. А теперь он хочет купить мне платьица с оборочками. Он послушается вас, Джинни?

– Ни за что на свете!

– Ну что ж, это хорошо. Папа обычно бывает во всем прав. Можно мне посмотреть верфь? Можно, папа? Не хочу дурацких оборочек, не сейчас. Пожалуйста, папа!

– После того как ты меня так опозорила перед Джинни, хочешь, чтобы я тебя еще и вознаградил? – Алек драматически возвел к небу руки.

Холли попробовала испытать силу умоляющего взгляда прекрасных синих глаз на Джинни:

– Пиппин… это папин юнга, рассказывал мне о верфях. Он был учеником капат…

– Конопатчика?

– Да, вот именно. Он давным-давно жил в Ливерпуле. Я тоже хочу быть конопатчиком и забью каждую щель между обшивкой, и мой корабль не потонет. Можно, я посмотрю, как работают ваши конопатчики? Они используют скрученную пеньку? Это называется паклей, правда? Пиппин мне сказал.

Джинни не смогла сдержать улыбки:

– Да, конечно, можешь. Конопатчики начинают работать на следующей неделе. Стук их молотков – самый прекрасный звук на свете, и ты можешь услышать его только на верфи.

– Ах да, – согласился Джеймс, – я скучаю по нему. Здесь, в Балтиморе, Холли, молотки из мескитового дерева обивают сталью. Как, по-твоему, ты достаточно сильна, чтобы присоединиться к братству конопатчиков? Дай-ка, я проверю твои мускулы.

Холли согнула ручонку, и Джеймс сделал вид, что глубоко задумался.

– Да, такие же огромные, как у балтиморского Билли, – покачал он головой, слегка стиснув предплечье Холли. – А уж с этим парнем я не желал бы встретиться на узкой дорожке.

– И я смогу вымазаться в смоле с ног до головы, – протянула Холли с таким благоговейным восхищением, что Алек разразился хохотом, получив в награду оскорбленный взгляд дочери.

– Прости, хрюшка, но в твоих устах это звучит лучше всякого рождественского подарка.

Джинни обнаружила, что вновь не может отвести глаз от малышки:

– Где твоя мама? – И, мгновенно спохватившись, охнула: – О Господи, я забыла! Боже, простите меня! Еще пирожное, Холли?

– Мама умерла, давно, когда я родилась, – бесстрастно ответила девочка. – Я не помню ее, но у папы есть портрет. Она была очень красивой. Папа сказал, что мама была такой милой и доброй и, хотя не любила путешествовать, никогда не жаловалась.

– А ты путешествуешь с папой? – спросила Джинни.

– О да. Мы повсюду бываем вместе. Даже обедали с губернатором Гибралтара. В феврале. Миссис Суиндел ненавидит Гибралтар. Она сказала, испанцы хотели прийти и убить всех англичан, и еще, что там полно мерзких мартышек, которые прыгают на всех, и пугают до смерти, и приносят Черную смерть.

Джеймс Пакстон, рассмеявшись, нагнулся и погладил Холли по плечу.

– А ты видела мерзких мартышек?

– О да. Даже попросила папу подарить мне одну, но он сказал, ей не понравится на корабле. И что он скорее принесет на борт Черную смерть, чем обезьяну.

– Думаю, он прав, – согласилась Джинни, с трудом веря, что речь идет о том Алеке, которого она знает. Но ведь прошлая ночь не была сном! Он привязал ее к койке, сорвал одежду, дотрагивался…

Джинни дернулась.

– Немедленно прекратите! – сказала она вслух, забывшись, вскочила и тут же со стоном опустилась обратно. – Перестаньте же, – повторила она Алеку и только сейчас поняла, от кого Холли переняла этот оскорбленный взгляд праведной невинности. Но барон тут же с лукавым видом пожал плечами:

– О чем вы думаете, Джинни? Возможно, что-то случилось вчера вечером? Ваша нога! Вам следует быть поосторожнее! Говорите, вы упали со стены?

– Нет, с… то есть с лестницы.

– Возможно, вам следует наглядно показать нам, как все произошло. Таким образом, каждый из нас мог бы избежать в будущем несчастного случая. Жаль, что по перилам лестницы не вьется плющ, иначе можно было бы ухватиться за него.

– Я должна переодеться. Скоро увидимся, Холли.

– Я думал, ты собираешься на верфь, – удивился Джеймс Пакстон.

– Позже, папа. Сначала нужно купить Холли одежду. После обеда мы поедем на верфь. Я познакомлю Холли с Джоном Феррингом. Он скручивает паклю в полосы для конопатки, – объяснила она девочке. – Джон – старый человек и знает много чудесных историй.

Холли одарила ее ослепительной улыбкой:

– Мне бы очень хотелось. Спасибо, Джинни.

– Интересно, – пробормотал Джеймс, глядя вслед прихрамывающей дочери.

– Холли, доедай третье пирожное и иди еще раз посмотри на птичью клетку.

– Да, папа. Хочешь поговорить с мистером Пакстоном о делах?

– Совершенно верно.

– Замечательная у вас малышка, Алек.

– Да, и никогда не перестает удивлять меня. Понятия не имел, что она так много знает о постройке судов. Так, значит, мой юнга был учеником конопатчика! Ну а теперь к делу, сэр! До болезни именно вы управляли верфью? И были главным судостроителем?

– Да. Джинни помогала мне, в основном вела книги. Но она разбирается во всех тонкостях достаточно неплохо, я сам ее учил, с тринадцати лет. Прошлой зимой я делал чертежи «Пегаса», и, когда слег от сердечного приступа, она все взяла в свои руки и закончила чертежи. Показывала она вам наш склад? Там, правда, осталась лишь наполовину законченная модель, которую я не успел доделать, но все же вам следует посмотреть, поскольку это собственность Пакстонов. Кроме того, есть еще парусная мастерская на Претт-Стрит. Там работают восемь мастеров, которые шьют паруса для «Пегаса». Джинни говорит, что мы не отстаем от графика и последние паруса будут закончены к началу ноября.

– Но покупателя все еще нет?

– Нет. Мистер Доналд Бойнтон заказал судно, заплатил за первую партию материалов, но вскоре разорился. Мы узнали, что ураган уничтожил сразу два его корабля с черными невольниками. Он уверял, что не хочет иметь еще одно невольничье судно, но… – Джеймс пожал плечами. – Он был известным человеком в городе. Вы таких знаете, Алек… внешне сплошная доброта, а на деле – хуже змеи. Наши личные средства почти на исходе. В начале сентября нам пришлось взять кредиты в «Юнион бэнк», чтобы выплатить жалованье людям и приобрести остальные материалы. Иначе нам пришлось бы бросить начатое. Но мы не могли так поступить – это значило бы потерять все. Клипер будет настоящим чудом. Он должен быть достроен, и за пять лет не только окупит себя, но и принесет большие прибыли.

Алек опустил глаза на сцепленные руки:

– Согласен с дочерью. Неплохо бы увидеть, как идет работа.

– И парусную мастерскую? Ах, на это стоит посмотреть. Я прикинул, что мастера должны сшить почти одиннадцать квадратных футов парусины, потратить много миль дратвы и добрых сорок фунтов пчелиного воска.

Алек присвистнул было, но тут же приоткрыл рот: в комнату, прихрамывая, вошла Джинни в простом муслиновом платье, слишком коротком для нее и к тому же с огромным воротом, доходящим до самых ушей, но это не имело значения. Алек хорошо знал, что скрывает это платье. Он хотел видеть ее снова. Как можно скорее. Всю. С ног до головы. Вряд ли она согласится, конечно, но и это тоже не имеет значения. Он решил, что отныне его любимое развлечение – приводить в бешенство Джинни Пакстон, а потом соблазнять ее.

– Значит, мы готовы? – спросил он вслух, вставая. – Можно идти? – И, обернувшись к Джеймсу, добавил: – Все будет хорошо, вот увидите, сэр. Не стоит вам волноваться по этому поводу.

– Ну что ж, вы знаете, чего я хочу, Алек.

Алек прекрасно знал и поэтому невольно съежился. Он не женится на Джинни Пакстон, даже ради сотни кораблей и судоверфи Пакстонов.

– Не позволю тебе умереть, как Несте! Теперь я знаю, что делать, и с тобой ничего не случится. Ничего, клянусь!

– Папа!

Алек, резко дернувшись, проснулся с тревожно колотящимся сердцем и, мгновенно перевернувшись, взглянул в сторону двери, откуда доносился испуганный голосок Холли:

– Хрюшка? Что с тобой? Все в порядке? Как ты себя чувствуешь? Не заболела?

– Нет, папа. Услышала, как ты с кем-то говоришь, и испугалась, что здесь кто-то чужой и мучит тебя. Ты так громко кричал, а в комнате никого нет.

– Это был сон, Холли, кошмар. Я видел Джинни.

– Мне холодно, папа.

Алек постарался побыстрее вернуться к реальности, стряхнуть странные ощущения, оставленные кошмаром, и приподнял одеяло:

– Прыгай ко мне, хрюшка.

Холли примостилась рядом с отцом. Алек не пустил ее под простыню, поскольку спал голым. Он прижал дочь к груди, поцеловал в ушко, укутал получше и приготовился вновь заснуть. И, как выяснилось, зря.

– Чему ты не позволишь случиться с Джинни, папа?

– Мне приснилось, что она замужем за мной, и собирается родить ребенка, твоего маленького братика или сестричку, и очень боится. Я сказал, что пугаться нечего и я не позволю, чтобы случилось плохое.

– Она не умрет, как мама?

– Нет. Я говорил, что знаю, как поступить, и не позволю ей умереть.

– Это я убила маму?

– Нет, конечно, нет. Откуда ты взяла такое, Холли?

– Но ведь я появилась, а она умерла. Миссис Суиндел говорила об этом доктору Прюитту. Она еще сказала, что некоторые младенцы просто слишком велики для своих мам.

– Это верно, но она не хотела сказать, что это твоя вина. Ты тоже могла умереть, Холли. Я бы этого не вынес. По крайней мере у меня осталась ты.

– Почему ты не спас маму?

– Я был тогда молод и глуп, мышка. И ничего не знал о младенцах… а доктор Ричардс, это врач, который лечил твою маму… думаю, он был еще невежественнее меня. Когда мы в прошлом году были в Северной Африке, я познакомился с очень мудрым человеком. Помнишь Орана?

Малышка сонно кивнула.

– Он был арабом и лекарем, и как-то я рассказал Орану, что случилось с твоей матерью. Он объяснил, что делать, если мне когда-нибудь случится принимать роды.

– А Джинни боится рожать?

– Именно в этом-то самое странное. Не имею ни малейшего представления, боится ли Джинни рожать или нет. Твоя мама была совершенно особенной, Холли, и мне пришлось очень плохо и больно, когда она нас покинула. И меня мучит совесть, потому что, знай я хотя бы то, что знаю сейчас… может, она была бы с нами сегодня. Только этому не суждено случиться. Твоя мама была очень милой и доброй, и никогда не забывай этого.

– Только она не любила путешествовать, как мы.

– Это верно.

Алек сильно подозревал, что при свете дня пожалеет о своей излишней откровенности с дочерью, но он давно взял за правило никогда не увиливать от правды в разговоре с ней.

– С Джинни очень весело, папа. Она ничего не понимает в женской одежде. И совсем не похожа на миссис Суиндел. У миссис Суиндел на все свое мнение, и иногда это мнение просто ужасно. Только очень странно, что Джинни ничего не знает.

– Никто из вас ни в чем не разбирается! Я чувствовал себя настоящим арбитром мод!

– Мне нравится Джинни.

– Но?

– Джинни не знает, кто она на самом деле, папа. «Вот это удар ниже пояса», – подумал Алек, каменея от неожиданности.

– Интересно, что ты имеешь в виду, хрюшка?

– Она вроде как боится тебя, и ты ужасно ее дразнишь, но… она будет моей мамой?

«Еще один удар, почти смертельный», – подумал Алек, еще не совсем оправившись от первого.

– Нет, – сказал он вслух. – Вовсе нет.

– Но ты видел сон насчет ребенка и очень боялся.

– Знаю, но сам еще хорошенько не понял, в чем дело. Ну а теперь объясни насчет Джинни. Почему она не знает, кто она есть?

– Джинни боится, вот и все.

– Меня?

Алек почувствовал, как Холли снова кивнула, толкнув его головой в плечо. Ну что ж, Джинни по крайней мере должна его опасаться. Он сделал с ней все, что хотел… нет, пожалуй, не все. Он умирал от желания войти в нее, слиться, стать с ней единым целым, показать, как должно быть на самом деле между мужчиной и женщиной, между ними обоими.

Алек презрительно фыркнул, удивляясь собственной глупости.

– Она тоже ужасно зла на тебя. Думаю, ей хотелось бы врезать тебе по голове чем-нибудь тяжелым.

– Это верно, почему-то я имею несчастную склонность раздражать ее.

– Как она повредила ногу, папа?

– Она же сказала, что упала на лестнице.

Теперь настала очередь Холли фыркнуть, и это вышло совсем, как у Алека, так что тот улыбнулся в темноте.

– Ты что-то ей сделал?

– Нет, ничего, по крайней мере не я виноват в том, что она подвернула ногу.

Холли, помолчав, наконец пробормотала сонным, почти неслышным голосом:

– Я хотела бы братиков и сестричек, папа. Джинни – не какая-нибудь глупая девчонка, поэтому не захочет, чтобы и я была глупой. Она научит меня строить корабли, правда ведь? И она любит путешествовать повсюду. Пожалуй, даже больше, чем ты.

– Возможно, ты права.

– А вдруг она не захочет быть мамой? Может, она любит только путешествия и никогда не выйдет замуж. Ты ведь тоже не хочешь жениться?

«Но женщина должна хотеть дом, мужа, очаг и детей», – подумал Алек и внезапно встрепенулся, ужаснувшись собственным мыслям. Он никогда не размышлял о том, что за все время жизни с Нестой делал только то, что хотел, и даже не представлял, что Неста может желать иного, не совпадающего с его планами. Она всегда соглашалась с ним, без единого слова жалобы. Он был эгоистичным себялюбивым ублюдком! И как ни отвратительно видеть сейчас себя в столь черном свете, это чистая правда. А теперь появилась Джинни. Но Джинни отличается крайним упрямством, способностью вывести из себя любого, совершенно не похожа на Несту и нуждается в твердой руке и постоянном контроле, предпочтительно со стороны такого человека, как он. Алек уже хотел сказать дочери, что Джинни сделает именно то, что захочет он, но тут же понял, какой это будет глупостью, тем более что Холли мирно спала: до него доносилось ровное дыхание. Алек немного послушал и снова заснул.

Алек и Холли сидели за обеденным столом в доме Пакстонов. На Холли было новое муслиновое платье с узором из белых и голубых цветочков, а Джинни надела новый наряд из персикового шелка, прекрасно оттенявшего кожу, отчего в волосах заиграли золотисто-красные отблески, а глаза стали такими зелеными, что…

Алек вновь выругал себя за идиотские мысли. Сколько можно перечислять достоинства Юджинии Пакстон! Выглядит она как обычно, ничего особенного. Но тут Алек внезапно обнаружил, что смотрит на ее живот, представляя его набухшим. Набухшим его ребенком. Совсем как во сне.

Джинни весело смеялась, совершенно не подозревая в этот момент о своей «беременности», и раскладывала на столе серебряные ножи и вилки для пущей наглядности:

– Взгляните, отец, Холли, Алек стоит на корме рядом с крышкой люка коммингса. – И добавила, улыбнувшись Холли: – Это такая крышка, которая закрывает дыру в палубе, откуда можно попасть в каюты. Наверху находится ящик, в который собирается дождевая вода. Во всяком случае, ящик еще не был установлен, а когда Алек повернулся, чтобы спросить о чем-то мистера Ноулса, один из людей, прикреплявших наверху снасти, уронил молоток, прямо в ящик, и ящик подпрыгнул и едва не размозжил ногу Алеку. Никогда не видала, чтобы человек взлетал так высоко и быстро и ругался так изобретательно, пока еще находился в воздухе.

– У вашей дочери, сэр, явно садистские наклонности.

– Что это такое, папа?

– Садист – это тот, кто наслаждается страданиями других людей, совсем как моя дочь, – пояснил Джеймс.

– Я бы хотела тоже посмотреть на это, но мистер Ферринг был таким милым, – хихикнула Холли. – Это действительно было так смешно? Папа никогда не прыгает и не делает ничего такого, что позволило бы остальным посмеяться над ним. Он даже не рассказал мне, что молоток свалился.

Алек недоуменно поднял брови на добрый дюйм:

– Откуда, черт возьми, ты взяла это, хрюшка? Конечно, я иногда делаю глупости и ошибаюсь.

– Нет, папа, ты всегда такой замечательный, – заверила Холли, пробуя жареную куропатку. Джинни зашлась смехом:

– Холли, да он визжал как поросенок! Волосы встали дыбом, глаза пожелтели. Рот широко открылся, так что подбородок ударился о живот.

Джинни помолчала, снова хмыкнула и добавила:

– Неудивительно, что вы так высокомерны, Алек. Подумать только, подучили невинную дочь петь вам дифирамбы!

– Нет, – совершенно серьезно объявила Холли. – Папа никогда не сделал бы такого. Просто все его любят, восхищаются, то есть джентльмены, конечно, потому что он такой умный, зато леди… ну… иногда я замечаю, что они просто не сводят с него глаз и переговариваются, прикрываясь веерами.

– Немедленно ешь, Холли, иначе я позову миссис Суиндел, и она накличет дождевые тучи на всю округу.

– Кто это? – осведомился Джеймс, не донеся до рта бокал с вином.

– Миссис Суиндел ни в коем случае нельзя назвать оптимисткой. Если в бочку меда случайно попала капля дегтя, для нее нет большего удовольствия, чем жаловаться и сетовать с утра до вечера, так что никто не сможет слова вставить, и остается либо заснуть, либо превратиться в такого же угрюмого брюзгу.

– Она единственная дама, которая не влюбилась в папу.

– Холли, ешь! И помолчи, иначе это для тебя плохо кончится!

– Да, папа. Джинни ты, по-моему, тоже не очень нравишься, но я могу ошибаться.

– Холли, – почти взвизгнула Джинни. – Слушайся папу и ешь!

– Я тут подумал, – начал Джеймс после того, как все сидящие за столом немного успокоились. – Конечно, «Фаунтин инн» – очаровательное местечко, но я знаю, что вы подыскиваете жилище. Однако этот дом огромный и почти все время пустует, и Джинни и я будем очень рады, если вы и Холли… и, конечно, ваша миссис Суиндел остановитесь у нас, пока не найдете чего-нибудь более подходящего.

– И я смогу видеть мистера Мозеса каждый день! Даже Грейси очень милая и всегда дает мне изюм и яблоки, когда Ленни не видит. Это будет просто великолепно, папа!

Алек быстро сунул ложку хлебного соуса в открытый рот дочери:

– Немедленно закрой рот и жуй, пока не велю тебе проглотить.

Джинни в недоумении уставилась на отца. Она впервые слышала о подобном предложении и не знала, как к этому отнестись, понимала только, что все ее мысли сосредоточены на Алеке, на той ночи, когда он смотрел на нее, ласкал, касался…

Само воспоминание об этом заставило ее щеки вспыхнуть: девушку словно обдало волной жара. Но жить в одном доме с ним, знать, что он спит в комнате, расположенной в нескольких шагах по коридору от ее спальни… этого достаточно, чтобы заставить ее…

– Теперь можешь проглотить. Молодец.

– Надеюсь, ты согласна, дорогая? – спросил Джеймс дочь. – У нас так много места. Можешь нанять еще одну горничную, чтобы помочь Грейси.

– Ты прав, отец.

Взгляды Алека и Джинни скрестились. Она выглядела ошеломленной, немного напуганной и определенно взволнованной. В эту секунду Алек отлично понимал, что он действительно создание извращенное, порочное и совершенно испорченное.

– Если вы уверены, что мы не доставим вам лишних хлопот, сэр, Холли и я будем рады принять ваше приглашение. Что же касается миссис Суиндел, не сомневаюсь, что она будет ныть, и страдать, и мучиться по поводу каждой комнаты, но она хорошо относится к моей дочери, а я постараюсь избавить слуг от ее непрерывных претензий.

– Превосходно. Значит, решено. Мозес! Принесите портвейн для джентльменов. Джинни, отведи Холли в гостиную и расскажи интересную историю о том, как ты впервые попробовала конопатить корабль.

Джеймс откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Как приятно добиваться своего, в этом нет ни малейшего сомнения! Джинни выглядит так, словно проглотила лимон, но она переживет это! Интересно, она в самом деле растянула ногу?

Алек наблюдал, как Джинни берет за руку Холли, и снова ощутил это неуловимое чувство, необходимость и потребность, которую отказывался признать. Ему снова нужно навестить дом мадам Лорейн. Нет, нет, он чувствует лишь похоть, ничего больше. Нужно бы просто помнить об этом, но руки задрожали, а по жилам пробежала теплая волна при одной лишь мысли о… Как ее тело сжималось вокруг его пальца, когда он проник вглубь…

Алек с трудом сглотнул.

Полчаса спустя он снова стоял перед дверью гостиной. Пора отвезти Холли в гостиницу, пока она не уснула тут же, прямо на ковре. Мозес помогал Джеймсу подняться наверх, предоставив Алека самому себе. Он уже потянулся к ручке двери, как услышал голос Джинни:

– Поедем с тобой ловить пескарей, но только в апреле, тогда у них ход. Пескарь? Да это рыба из семейства карпов, длиной около пяти дюймов, спинка переливчато-синяя, а брюшко серебристое. Спустимся по Потепско-ривер до Реле. Это в нескольких милях к югу от Балтимора. Что? О да, мы их чистим, обваливаем в кукурузной муке и жарим в растопленном жире. Ужасно вкусно, вот увидишь. Просто слюнки текут, стоит только представить себе.

– Пескарь? – переспросил Алек, входя в гостиную.

– Верно, папа. Джинни возьмет меня. А папу? Папе можно поехать?

– Обязательно, – пообещал Алек, – если только мне не придется чистить эти штуки с непроизносимым названием.

– Папа любит рыбалку, но считает, что чистить рыбу – отвратительное занятие.

Алек ухмыльнулся. Да, в присутствии его дочери о секретах и тайнах можно забыть.

– Ты собираешься перечислить Джинни все мои недостатки?

– Нет, папа, обещаю, ни за что! Ой, пианино! Холли бросилась в угол, чтобы получше рассмотреть инструмент.

– Ты играешь, Холли? – спросила Джинни. Холли с сожалением покачала головой и очень нерешительно и осторожно дотронулась до клавиши.

– Оно сделано в Нью-Йорке, мастером по имени Джон Гейб. Мой папа подарил его мне на прошлый день рождения.

– На борту корабля нет места для пианино, – вмешался Алек, сам удивляясь, почему должен объяснять что-то мисс Юджинии Пакетов, балтиморской старой деве, редкостной ведьме и мегере и необыкновенно страстной женщине, которая, если верить снам, должна стать матерью его ребенка.

Алек потряс головой. Нет, он положительно теряет разум, и чем дальше, тем больше.

– Да, там очень тесно, и, кроме того, во время шторма его начнет бросать по каюте, – согласилась Джинни. – Я немного играю и буду очень рада научить Холли.

– Крайне великодушно с вашей стороны, Джинни. Вы очень расстроитесь, если Холли и я временно станем вашими гостями?

– Не забудьте неоценимую миссис Суиндел.

– Отвечайте, Джинни.

Глядя в ослепительно красивое лицо, Джинни искренне призналась:

– Мне это совсем не нравится. Я хотела бы, чтобы вы поскорее стали папиным партнером и уехали. Было бы очень неплохо, если вы купите «Пегас».

Она снова умудрилась разозлить его!

– Я не собираюсь уезжать, пока вы не побываете у меня в постели, – холодно процедил он.

– Я уже была в вашей постели.

Холли, благослови Господь ее душу, внимательно изучала клавиатуру.

– Да, но я не овладел вами. И не был в вас. Джинни подпрыгнула, почувствовала, как боль прошила ногу, и рухнула на диван.

– Прекратите, Алек! Я никогда не буду вашей любовницей!

– Возможно, но я буду первым, кто возьмет вас, Джинни.

И будем надеяться, последним.

О небо, почему ему в голову лезет эта бессмыслица?

– Не хотите сегодня вечером поехать со мной на корабль?

Джинни выдернула руку, стиснула кулак и размахнулась, целясь ему в челюсть. Но Алек оказался проворнее и, поймав ее запястье, с силой дернул, притягивая ее к себе. Джинни почувствовала на лице его теплое дыхание.

– Я войду в тебя, Джинни, и ты обхватишь меня ногами и будешь изнывать от страсти… такая влажная, тесная и очень-очень горячая… для меня. Потом я начну ласкать тебя, Джинни, и ты будешь стонать и кричать, а я сделаю все…

– Папа?

– Нет на свете лучшей дуэньи, чем моя дочь, – вздохнул Алек. – Что тебе, хрюшка?

Он не выпустил руку Джинни.

– Джинни выглядит очень злющей.

– Так и есть, но она скоро успокоится. А теперь, Холли, надеюсь, ты готова попрощаться? Миссис Суиндел проводит вечер с доктором Прюиттом, так что я буду сегодня твоей горничной, хорошо?

Холли кивнула, но вид у нее при этом был немного встревоженный.

– Все в порядке, Холли, – заверила Джинни, наконец-то вырвав руку у Алека. – Твой папа просто любит подшучивать надо мной. Завтра утром увидимся. Что же касается вас, барон, хочу предложить гонки на пари. «Пегас» против вашего «Найт дансер». До Нассау и обратно.

– Вы сумасшедшая, и я принимаю предложение.