Текст книги "Мэгги без царя в голове"

Глава 6

Сен-Жюст проснулся рано утром. Какое счастье спать в отдельной комнате и не делить постель с храпящим Стерлингом! Он быстро принял душ в отдельной ванной, где еще витал слабый душок сирени, любимых духов миссис Голдблюм.

Он надел черные слаксы и мягкий вязаный черный пуловер. Натянул любимые ботфорты, которые не забыл захватить с собой из Лондона. Расчесал черные как смоль волосы щеткой с серебряной ручкой.

Сен-Жюст нацарапал записку и прикрепил ее к любимому устройству Стерлинга – печке-гриль, взял шпагу-трость, прикрыл поразительно синие глаза темными очками от «Рэйбан» и покинул квартиру.

По воскресеньям Марио открывался рано утром и подавал кофе, рогалики и кучу воскресных газет. Холли Спивак уже сидела за одним из малюсеньких столиков, которые жена Марио закупила в надежде привлечь посетителей.

Марио улыбнулся Сен-Жюсту и протянул ему чашечку черного кофе. Алекс взял ее и направился к столикам.

У Холли Спивак были светлые волосы. Губы она красила ярко-алой помадой. То ли она ничего не ела, то ли не слезала с тренажеров, но при росте в пять футов она весила никак не больше сорока килограммов.

– Мисс Спивак, как я рад снова видеть вас!

– Холли, Алекс, ты забыл? Для тебя я просто Холли. Я тоже очень рада тебя видеть. Боже, в этих очках ты настоящий красавчик. – Она протянула ему руку для поцелуя. Во времена Алекса это было просто знаком внимания, но теперь женские сердца от подобного жеста моментально таяли. Алекс уже успел это понять и, как обычно, использовать к своей выгоде.

– Холли, ты, как всегда, восхитительна и чересчур ко мне добра. – Он занял место напротив, прислонив трость к стене. – С твоей стороны было очень мило согласиться на встречу.

– А с твоей стороны было очень вредно делать мне намеки. Я же всю ночь не спала, гадала, что ты мне предложишь в обмен на это. – Она наклонилась и достала папку из портфеля крокодиловой кожи.

Сен-Жюст уставился на папку:

– Я уже могу радоваться, Холли?

– Понятия не имею, что ты можешь делать, потому что ты ничего не увидишь, пока не расскажешь мне, что предлагаешь взамен. Ты обещал что-то очень важное.

Дж. П. Боксер возненавидела бы его за это. Мэгги была драматичнее и, слава богу, практичнее: она бы попросту вырвала у него селезенку за то, что не посвятил ее в свои планы.

Но он был Сен-Жюстом, и он сделал то, что сделал.

– У меня есть Бернис Толанд-Джеймс, моя дорогая. Как тебе такая приманка на крючке? Хочешь ее получить? Эксклюзивно?

Холли, грубо говоря, от возбуждения немедленно пустила слюну:

– У тебя есть Толанд-Джеймс? Что, правда? Алекс, не дразни меня, это нехорошо.

– Боюсь, я не всегда хорошо себя веду. Но я обычно не лгу, Холли. Мена за мену. Я получаю папку, а ты получаешь Бернис. В укромном месте. Она поговорит с тобой, только с тобой. Перед камерой. Если будешь хорошей девочкой.

– О, я буду очень хорошей девочкой, ты получишь свою подшивку протухших новостей и все, что захочешь, сверх того, – заверила его Холли, опершись локтями на папку. – Пойдем ко мне?

Сен-Жюст поцеловал ее пальцы:

– Ты искушаешь меня, дорогая.

– Это значит «нет»? – Холли отдернула руку.

– Боюсь, что так.

Она хлопнула себя по лбу:

– Ты голубой, да? Я же говорила. В смысле, я так и думала. Все хорошие парни – голубые.

Сен-Жюст уже привык к тому, что его изысканные манеры, вежливая речь и тщательность в одежде, вполне обычные для джентльмена эпохи Регентства, вызывают подобную неадекватную реакцию.

– Думай как хочешь, моя дорогая, если тебе это нравится, я не унижусь протестом. Но мне очень нужна эта папка.

Холли моментально перешла в атаку:

– А зачем? Я же сказала, это всего лишь старые новости. Тебе что-то известно?

– Журналист всегда остается журналистом, – улыбнулся Сен-Жюст. – Как бы я хотел упасть к твоим ногам и все тебе рассказать! Но это чужая тайна. Обещаю, если что-нибудь получится, ты будешь первой, кто обо всем узнает.

– Это в твоих интересах. – Холли выудила из портфеля блокнот. – Ну-с, вернемся к нашей Веселой Вдове.

– Что, прости?

– Ты не видел утренних газет? Они прозвали ее Веселой Вдовой. По-моему, довольно глупо, но завтра они назовут ее как-нибудь по-другому. Так всегда бывает. И это «что-то другое» будет моей фишкой. Например, «Дважды умерший». Тебе нравится?

– Определенно нет, – возмутился Сен-Жюст, – не надо балагана.

Она откинулась на спинку стула:

– Нет так нет, прошу прощения, мистер Совершенство. Чего ты хочешь?

– Немного тактичности для начала, это будет весьма освежающе. Человек умер. Испуганная и совершенно невиновная женщина стала жертвой журналистов, которых интересуют тиражи и рейтинги. Как не стыдно спекулировать на трагедии!

– Да, ты прав. Подожди меня здесь, я только сбегаю на работу, облачусь во власяницу и посыплю голову пеплом, чтобы покаяться за всех журналистов вместе взятых. Мы всего лишь выполняем свою работу, Алекс. Люди имеют право узнать правду.

– По-моему, я уже слышал это смехотворное объяснение. Скажи мне, а если бы люди хотели узнать все о твоей личной жизни, у них было бы на это право?

– Если бы я убила своего мужа – да.

– В этом-то и есть камень преткновения, а также дыра в твоей логике, если мне позволено это сказать. Убила ли Бернис мужа? Ты этого не знаешь, но все же под этим предлогом эксплуатируешь бедную Бернис. Я имею ввиду не лично тебя, милая, но всю вашу журналистскую братию.

– Мертвец лежал в ее постели. Считать ее главной подозреваемой – не такая уж натяжка. А ты что думаешь?

– Это несущественно. Но я искренне надеюсь, что ваши американские законы, ваша замечательная Конституция, как бы их ни критиковали, останутся тверды по части презумпции невиновности. Как по-твоему, почему журналисты обычно рыщут в поисках доказательств вины, а не наоборот?

– Ты не понимаешь законов рынка, Алекс, не говоря уже о первой поправке. Как ты думаешь, долго мы протянем, замалчивая это дело, если все остальные станции города жаждут ее крови? Если мы запретим говорящим головам разбирать Толанд-Джеймс по косточкам каждый вечер, а в воскресенье – дважды? Сейчас и во время суда? Если мы скажем: черт, да она же невиновна, пока не доказано обратное, никаких подвижек в расследовании нет и в ближайшее время не предвидится, а пока пусть лучше Джерри расскажет вам прогноз погоды на солнечные выходные? Хватит, Алекс. Толанд-Джеймс – это подарок судьбы. Подарок.

– Я понимаю. – Сен-Жюст взял трость. – Боюсь, нам больше не о чем говорить. Прости, что зря заставил тебя подняться в такую рань.

– Нет! Алекс, подожди. Сядь, пожалуйста. Все можно изменить.

– В том числе и вашу Конституцию, по крайней мере, после одиннадцатого сентября. Берни имеет право на неприкосновенность личной жизни. Ты никогда не задумывалась, что ты можешь потерять, отказывая другим в их правах и свободах? Хорошего вам дня, мисс Спивак.

– Холли. Зови меня Холли. Не поучай меня. Не я же принимаю законы. Да, я журналистка, но я не контролирую СМИ. С Толанд-Джеймс случится то, что должно случиться, от меня ничего не зависит. Так что не строй из себя борца за гражданские свободы только потому, что я выполняю свою работу. Ты хочешь, чтобы журналисты вели себя как ученики воскресной школы? Сядь, Алекс, пожалуйста. Я знаю, мы можем договориться. Объясни мне, чего ты хочешь.

Сен-Жюст поставил трость на место. Все идет отлично. Приманка проглочена вместе с крючком, пора выдвигать требования.

– Я всю ночь рылся в сети в поисках громких убийств и блестящих, но часто предвзятых репортажей. И сформулировал несколько условий.

– То есть правил?

– Можно сказать и так. Во-первых, на интервью приходишь только ты и оператор.

– Согласна.

– Во-вторых, ты не обрываешь Бернис на полуслове. Не редактируешь ее слова, чтобы… никак не могу запомнить все эти новые выражения… тенденциозно их представить.

– А сейчас ты скажешь, чтобы я показала тебе пленку перед эфиром. Так ведь? Нет уж, Алекс. Я – репортер. Я новости делаю, а не передачи для малышей.

– Вовсе нет, моя дорогая, – улыбнулся Сен-Жюст. – Я не собираюсь проверять твою работу. Я верю, что ты сдержишь все те обещания, которые дашь мне сейчас, и не покажешь Бернис в невыгодном свете. Я верю, что твой репортаж будет максимально объективным и беспристрастным, вопросы – интеллигентными, а время для ответов – вполне достаточным.

– А что, если я спрошу, убила ли она своего мужа?

– Очень надеюсь, что спросишь.

Холли пожала плечами:

– Хорошо. А как насчет ее адвоката? Она будет присутствовать?

– В комнате? Думаю, да. В кадре? Определенно, нет. Да, чуть не забыл одну маленькую деталь.

– Ну, начинается, – Холли захлопнула блокнот. – Что у тебя еще? Знаешь ведь, что я со всем соглашусь.

– Заранее спасибо. Ты не будешь рекламировать интервью каждые пять минут, демонстрируя подборку кошмарных кадров и сообщая зрителям нервным, как сказала бы Мэгги, тоном, что Бернис не признаётся в убийстве мужа.

– Черт, ты что, мысли мои читаешь? Ладно, а что мне говорить?

– Я же не репортер, Холли. Но раз ты любезно спросила меня об этом… Может, просто скажешь зрителям, что скоро они увидят обширное эксклюзивное интервью с Бернис Толанд-Джеймс. А потом назовешь время эфира.

– Какая скукотища, – произнесла Холли. Сен-Жюст опять потянулся за тростью, но Холли ухватила его за плечо. – Хорошо, хорошо, так и сделаю. Но, по-моему, она его все-таки убила.

Сен-Жюст глубоко вздохнул:

– Холли, милая моя, ты репортер, а у репортера не должно быть своего мнения.

– Алекс, ты ужасен. Так тебе нужна эта папка или нет?

– Нужна, конечно. Ты можешь что-нибудь дополнить на словах?

– Ничего, кроме того, что обвинение так никому и не предъявили, больше ничего. Обычное дело. Может, объяснишь, зачем это тебе?

– Как я уже сказал, всему свое время, Холли. Итак, до встречи завтра утром. Давай в девять, потому что Берни надо успеть в «Книги Толанда».

– Она пойдет на работу?

– Она невиновна, милая моя Холли. А невиновные люди не меняют своих привычек, ибо жернова правосудия мелют медленно, но верно. Убийца будет найден.

– С твоей помощью, да? Помню историю с лошадью. И дело с конференцией ГиТЛЭР тоже. Это было красиво. Что ты на сей раз задумал, герой?

– Я просто собираюсь вести себя героически, разумеется. – Сен-Жюст встал из-за стола, отсалютовал Холли тростью и удалился, по пути прихватив с собой по экземпляру всех воскресных газет. Марио запишет их на счет Мэгги, как обычно.

– Доброе утро, Носокс, – Сен-Жюст вошел в дом. – С каких это пор ты работаешь по выходным? Я думал, ты готовишься к кинопробам.

– Я подменяю Пола, у него зуб разболелся. Вижу, вы уже прочитали газеты. Дело дрянь, верно?

– Это типично для вашей таблоидной культуры. – Сен-Жюст покрепче ухватил толстую пачку газет подмышкой. Маневр удался, но папка при этом упала, раскрылась, и легкий утренний ветерок принялся играть ее содержимым.

– Я соберу, Алекс. – Носокс наклонился. Его взгляд задержался на одной из фотографий. – О боже. Вы только посмотрите. Меня вот-вот стошнит.

Сен-Жюст взял листок. Фотокопия с фотографии. На ней было изображено тело, лежащее в загаженном переулке. Тело без головы и без рук. Присмотревшись внимательнее, он обнаружил штамп, который удостоверял, что это официальная полицейская съемка.

– Хм-м, похоже, у мисс Спивак очень хорошие источники. Носокс, ты этого не видел.

– Конечно, не видел. Хотя так и стоит перед глазами. Чье это тело?

– Оно принадлежит, или, скорее, принадлежало, некоему мистеру Гарри Голдблюму, по крайней мере, я так думаю. – Сен-Жюст положил фотокопию обратно в папку.

– Муж миссис Голдблюм? Вот теперь меня точно стошнит. – Носокс вытер руки об штаны. – И я это трогал!

Сен-Жюст просмотрел стопку листов.

– Тут есть еще, Носокс. Хочешь вместе поглядим?

– Нет, нет, большое спасибо. – Носокс попятился.

– Отлично. Я знаю, кого это заинтересует больше.

Он поднялся на лифте, пытаясь не уронить газеты и трость и одновременно просмотреть содержимое папки. Он был так занят, что ему даже не пришлось притворяться удивленным, когда двери лифта отворились и он увидел Мэгги. Ее руки были скрещены на груди, нога постукивала по полу.

На Мэгги были надеты синие вязаные шорты, ярко-зеленый пуловер с надписью «В твоих снах» и пара ярко-розовых пушистых тапочек. Ее волосы торчали в разные стороны. В общем, выглядела она весьма угрожающе.

Да, это была его Мэгги. Ранняя пташка.

– Мои комплименты твоему наряду, Мэгги, дорогая. Бодра и свежа, как обычно.

– Заткнись, Алекс. Да, я рано встала. Рано встала, потому что не могла заснуть – беспокоилась о Берни. Которая, кстати, храпит. Причем громко. Сегодня закрою обе двери в спальне. И знаешь, что я сделала? А? Я тебе скажу, что я сделала. Я встала и пошла в гостиную. И выглянула в окно. Не знаю, почему, но мне захотелось посмотреть в окно. И знаешь, что я там увидела? А? Я тебе скажу, что…

– Мэгги, милая, не кричи так, ты можешь что-нибудь себе повредить. Я знаю, что ты увидела. Ты увидела припаркованный на обочине белый автомобиль с надписью «Фокс Ньюс». А еще ты увидела меня. Ты сложила два и два, и у тебя получилось…

– Получилась Холли Спивак. Как ты мог, Алекс? Я хотела сама с ней поговорить. Она бы поняла, что не может прийти сюда и…

– Хорошо, хорошо, милая, – Алекс указал тростью на двери своей квартиры, – пойдем ко мне, я тебе кое-что покажу.

– Что, правда? А может, мне неинтересно смотреть на это кое-что. Может, мне интереснее было бы посмотреть на кофе и пакет с рогаликами, но ничего похожего у тебя в руках нет.

– Мы начинаем упрямиться? Кокетство тебе не к лицу, моя дорогая.

– Мне все равно. – Она открыла незапертую дверь, потом повернулась и посмотрела на него. – Нет, не все равно. Что там у тебя? Я вижу газеты, а еще?

– Газеты мы оставим напоследок. Думаю, ничего хорошего в них нет. – Сен-Жюст закрыл дверь и положил газеты на стол. – У меня есть кое-что поинтереснее. Вся информация, которую Холли Спивак смогла найти по Гарри Голдблюму.

– У тебя… эта папка… о боже, Алекс, какая низость. Ты продал Берни в обмен на Гарри? Как это жестоко, – она сгребла папку, – но какая блестящая идея!

– Это был экспромт. Кстати, интервью назначено на завтра, на девять утра, если ты забыла спросить. В твоей квартире. Поэтому ее неплохо бы слегка прибрать и пропылесосить, особенно возле твоего рабочего стола. – Мэгги села на диван, Сен-Жюст устроился рядом. – Может, вместе посмотрим? Некоторые фотографии слишком… неприятные.

– В каком смысле? – спросила Мэгги, листая пачку бумаг в полдюйма толщиной. – Ой, бррр-р-р, вроде этой, что ли?

– Именно. Возможно, будет лучше, если я просмотрю все бумаги и спрячу все неприятные фотографии?

– Вообще-то я имею право видеть все то же, что и ты, но, думаю, сейчас можно сделать исключение. У него не было головы, да?

– И рук тоже.

– Я это как-то упустила. – Мэгги достала никотиновый ингалятор из кармана штанишек. – Ну и слава богу, что упустила.

Уже через полчаса разрозненные кусочки сложились вместе. Во-первых, потому, что оба умели работать с фактами, искать и анализировать информацию, а во-вторых, потому, что этих самых кусочков было довольно мало.

Гарольд Голдблюм был процветающим адвокатом с обширной практикой среди воров, убийц и прочих асоциальных элементов. К его услугам прибегали также и некоторые высокопоставленные члены одного из местных мафиозных кланов.

Девять лет назад Гарольд пропал, но его жена не заявила об этом в полицию. Она отрицала его отсутствие, даже когда полиция пришла к ней домой и поинтересовалась, не является ли ее мужем безголовый и безрукий труп, найденный на пустыре в Адской Кухне[12]12
  Адская Кухня – трущобный район Манхэттена.


[Закрыть].

Она молчала, пока не получила посылку, в которой лежали голова и руки Гарольда. После этого она попросила вернуть ей тело мужа, чтобы похоронить все вместе.

Было много шумихи в прессе, полиция отработала несколько версий, но так никого и не арестовала. Айрин стерла имя мужа с почтового ящика. Жизнь продолжалась – для всех, кроме Гарри.

– Так почему теперь? – спросила Мэгги, когда Сен-Жюст закрыл папку. – Девять лет прошло, Алекс. Мафия давно могла бы разобраться с Айрин.

– Верно, – подтвердил он. – Возможно, что-то случилось и привлекло их внимание к этой женщине.

– Например?

– Я не знаю, милая, – Сен-Жюст запихнул папку подальше под диван, чтобы Стерлинг не нашел ее и не расстроился при виде фотографий. – Но совершенно ясно: что-то изменилось.

– Это. – Мэгги затянулась ингалятором. – Стерлинг сказал, что они требовали от него это. – Она приподнялась и внимательно оглядела гостиную, словно охотничья собака, почуявшая дичь. – Боже, Алекс, оно должно быть где-то в этой квартире, так ведь?

– Сомневаюсь. – Сен-Жюст уже успел обдумать и отбросить эту возможность как маловероятную.

– По-твоему, это плохая идея? Какая я дурочка. Фу.

Сен-Жюст похлопал ее по руке:

– Не спеши огорчаться, моя дорогая. Как ты думаешь, если это и вправду существует, если Айрин Голдблюм была в курсе, что плохие парни узнали, что это существует, если они позвонили ей и назначили встречу, чтобы забрать это, находится это до сих пор здесь или нет?

Мэгги скорчила рожу:

– Ладно. Так она забрала это с собой?

– Думаю, да.

– Итак, это существует. Может быть, это дневник? Гарри описал в нем свою работу на мафию. А может, какие-то улики?

– Гости Стерлинга сказали «это», думаю, речь идет о какой-то одной вещи.

– А может, это папка. В одной папке может быть очень много разных этих.

– Мэгги, мне представляется, что мы ходим по кругу, не говоря о том, что совершенно запутались в этих. Абсолютно ясно, что мы понятия не имеем, за чем приходили эти люди.

– Да. Но они вернутся, можешь быть уверен. Вам двоим надо убираться отсюда.

– Да нет, не думаю, – Сен-Жюст достал монокль и потер – то ли на счастье, то ли чтобы успокоиться.

– Ну конечно, Сен-Жюст не дезертирует с поля боя, Сен-Жюст – настоящий герой. А вот как насчет Стерлинга?

– Думаю, надо рассказать ему все, что мы знаем, и пусть он решит сам.

– Я тебя ненавижу. Ты прекрасно знаешь, что Стерлинг последует за тобой всюду, хоть прямо к черту в пасть.

Несколько долгих секунд Сен-Жюст сидел молча, задумавшись не о себе, что оказалось внове для него. В книгах все намного проще. Там он знал, что, в конце концов, это сериал, и неважно, насколько плохи их со Стерлингом дела, все равно победа останется за ними, ведь впереди – новые приключения… и новые книги.

Стерлинг первым обнаружил, что с тех пор, как они переехали в Нью-Йорк, он не теряет в весе, сколько бы ни изнурял себя упражнениями. И не прибавляет, сколько бы ни ел. На плече у Сен-Жюста был шрам от пули, но он появился, лишь когда Мэгги описала его в одной из книг. Они оба – ее создания, они никогда не постареют, не заболеют и не умрут – если, конечно, она об этом не напишет.

Потому-то Мэгги иногда и шутила, что опишет бородавку у него на носу.

Так что он в безопасности. Или переход из воображаемого мира в мир реальный изменил что-то – что-то важное? Например, сделал их смертными? Мог ли он так рисковать? Собой – несомненно, в конце концов, он герой, и никем иным быть не может. Неважно, что в мелочах его взгляды развивались под влиянием нового окружения.

Но Стерлингом рисковать нельзя.

– Скажи уже что-нибудь.

Сен-Жюст заставил себя вернуться к разговору:

– Я не могу и не собираюсь с чистой совестью уехать отсюда, дезертировать, оставить вас, женщин, одних. Я не трус, и ты не заставишь меня им стать. И Стерлинга тоже. Он куда сильнее характером, чем тебе кажется.

– Ты просто…

Он поднял руку, прервав ее на полуслове:

– Хорошо, мы переедем обратно к тебе завтра или когда Бернис разрешат вернуться к себе домой.

– Все это тебя задело, верно? Не думай, что я не заметила, как ты скривился, когда признал мою правоту. Но это тебе же на пользу, Алекс. Ты принял правильное решение. А сейчас – можно мне обыскать эту квартиру? Побалуй меня. Я всегда любила искать сокровища.

– Конечно, если хочешь. Уверен, Стерлинг с радостью тебе поможет. Как по-твоему, Бернис уже проснулась? Мне надо подготовить ее к интервью.

– Дж. П. придет в одиннадцать и займется этим сама. Но, спорим, до нее еще не дошло, что ты и впрямь назначишь интервью на завтра? Да, я тебе говорила, что ты был просто великолепен вчера у Беллини? Как ты думаешь, Дж. П. была под мухой, когда разрешила тебе заняться отношениями Бернис с прессой?

– По-твоему, я не умею убеждать?

– Ни секунды так не думала. Сумел же ты убедить мир, что на самом деле существуешь. Но вчера была халява. Никто ничего не знал, потому за Берни и не охотились. Сегодня – совсем другое дело. Пираньи рыщут поблизости.

– Тук-тук. Есть кто-нибудь дома? Это я!

– О черт. – Мэгги рухнула на диван, – вспомнишь пираний…

Сен-Жюст поднялся на ноги и улыбнулся Венере Бут Симмонс:

– Доброе утро, мисс Симмонс. Я не заметил, что оставил дверь открытой. Какая неосторожность с моей стороны.

– Берни сказала, что вы, наверное, здесь. Я знаю, что еще очень рано, но я примчалась на помощь, как только прочла утренние газеты. – Венера прошла в комнату, распространяя вокруг сильнейший цветочный аромат. – О, да тут очень мило. Мэгги, тебе стоит поучиться у Алекса искусству оформления интерьеров.

– Черт, – тихо выругалась Мэгги так, что услышал только Сен-Жюст, затем добавила: – Откуда ты узнала, что Берни здесь?

– Ты что, газет не читала? Там есть вчерашние фотографии, на которых ты, Алекс, выходишь из дома Берни. Написано, что ты – неизвестный мужчина. Ты, Мэгги, тоже есть в газетах. Слава богу, в кадр попали только твои ноги. По крайней мере, эти тощие лодыжки очень похожи на твои.

– Алекс, держи меня, а то я сейчас ее убью.

– Тсс-с-с, – успокоил ее Алекс, снова присев рядом.

– Так или иначе, – Венера скрестила длинные ноги, порылась в сумке в поисках бумажного носового платка, нашла и вытерла им уголки рта, – я пораскинула мозгами и решила, что раз Берни не арестовали, значит, ей надо было куда-то податься с места преступления. То есть она тут, у вас. Это что, «Стейнвэй»? – Она ткнула пальцем в сторону рояля. – Я немного играю, знаете ли.

– Рад за тебя, – поспешно произнес Сен-Жюст, заглушая тихое ворчание Мэгги. – Так ты только что приехала? И много на улице журналистов?

– Только два или три, – нахмурилась Венера, но тут же повеселела: – Зато я им рассказала. Я им все рассказала.

Мэгги попыталась вскочить, но Сен-Жюст крепко держал ее за руку.

– Что ты им рассказала, Вера? Ты что, не можешь хоть раз спокойно пройти мимо камер и микрофонов? Не потрясти силиконовыми сиськами и не распустить длинный язык?

Венера мягко, сочувственно улыбнулась – мол, ах ты, бедненькая, плоскогрудая девочка:

– Мэгги. Мэгги, Мэгги, Мэгги. Я знаю, как ты стесняешься публики из-за того, что сразу начинаешь мямлить или глотать слова. Но нельзя же недооценивать всю важность саморекламы.

– Ты занималась саморекламой? – спросил у Венеры Сен-Жюст, прикидывая, не придется ли в скором времени Мэгги удерживать его.

– Нет, – Венера в негодовании замахала наманикюренными ручками, – конечно же, нет! Я это так, из общих соображений сказала. Разве я могу использовать трагедию бедняжки Берни в целях саморекламы? Моего дорогого редактора? Моей очень хорошей подруги! Как вы могли так обо мне подумать?

– Легко. Мы с тобой вообще-то знакомы. – Мэгги затянулась никотиновым ингалятором.

(Сен-Жюст подумал о том, насколько все-таки Венера и Мэгги разные. Мэгги незамедлительно бросилась на помощь Берни, даже не успев снять пижаму со злосчастной овцой. Венера же явно провела добрый час за своим туалетом, чтобы в полной боевой готовности предстать перед камерами.)

– Ах, Мэгги, ты такая шутница! Но я-то знаю, что ты – верная подруга. Верная подруга Берни и, конечно, моя подруга, раз ты спасла мне жизнь. Я никогда этого не забуду, Мэгги. Никогда, правда-правда.

– Может, все-таки попытаешься? – с надеждой спросила Мэгги, а Сен-Жюст сделал вид, что очень занят своим моноклем, сохраняя невозмутимое выражение лица.

– Не глупи. Ой, чуть не забыла. Я же тебе кое-что принесла. Нашла прелестную безделушку на днях у Тиффани.

– Вера, перестань. Правда. Хватит подарков.

– Они давят на нее, поймите, мисс Симмонс. Подарки и другие проявления доброты или восхищения. Ей куда комфортнее, когда ее игнорируют, – объяснил Сен-Жюст.

Венера достала из необъятного баула голубую коробочку от Тиффани и кинула ее Мэгги, но Мэгги не поймала, потому что уставилась на Сен-Жюста.

Сен-Жюст поднял коробочку и протянул ее Мэгги.

Мэгги развязала тесемку, открыла коробочку и вынула ее содержимое. Из мягкой голубой ткани выскользнула маленькая серебряная ручка от Тиффани.

– Какая прелесть.

– Скажи «спасибо», – подсказал Сен-Жюст.

– Спасибо, Вера.

– Я знала, что тебе понравится, – произнесла Венера в нос. – На ГиТЛЭРе я заметила, что ты пишешь ручкой «Бик». Это же мовитон! Ты сейчас в моде, твои книги – в списке бестселлеров. Смотри, я сделала на ней гравировку!

Сен-Жюст взял ручку и прищурился, чтобы рассмотреть крошечные буквы:

– «Мэгги Келли, героиня». Весьма содержательно.

– Я знаю. Сначала я хотела написать: «экстраадинарная героиня», но это слишком длинно. К тому же я не уверена, что знаю, как пишется «экстраадинарная». – Сен-Жюста передернуло от ее произношения. – Ну как, Мэгги, тебе нравится? Тебе действительно нравится? Ты с нею можешь раздавать автографы. Хотя постой, ты же их не раздаешь.

– Вообще-то раздаю. Иногда. – Мэгги посмотрела на Алекса в надежде, что он спасет «экстраординарную героиню».

– Ну, хватит об этом. Объясни, что конкретно ты сказала репортерам, – переменил тему Сен-Жюст.

Венера явно гордилась собой:

– О, я была потрясающа. Я им сказала: «Никто из друзей, настоящих друзей Берни, в жизни не поверит, что она могла кого-то убить. Даже если он это заслужил. Я совершенно уверена, что манхэттенский суд – самый справедливый суд на просторах нашей великой Америки».

Мэгги уронила голову на руки:

– О господи, она ее уже арестовала и собирается судить.

– Мэгги права, мисс Симмонс, вы же знаете, что Берни еще не арестована.

– О, ну это вопрос времени. Но я уверена, что это была самозащита.

– Вон. – Мэгги вскочила, прежде чем Сен-Жюст смог ее удержать. – Пошла вон, Вера. Поняла? Не звони и не пытайся увидеть Берни. И моли бога, чтобы никогда больше с ней не встречаться после того, как она узнает, что ты тут наговорила.

– Я… я не понимаю, – проблеяла Венера, вставая с кресла. Она сгребла сумку и загородилась ею от Мэгги. – Я что-то не то сказала? Я действительно сказала что-то не то? – Венера отступала к двери.

– Ты выбрала несколько… неудачные слова, – Сен-Жюст проводил Венеру до двери.

– Я ничего плохого не имела в виду. Мне казалось, что это вполне хорошие слова.

– О своих дурацких книжонках ты тоже так думаешь, – мстительно ответила Мэгги. Сен-Жюст быстро вытолкал Венеру и закрыл за ней дверь, как раз вовремя – с той стороны в дверь вонзилась шариковая ручка. – Черт, Алекс, с такими друзьями, как Вера, Берни никаких врагов не надо.

– Это уж точно. Но если мы правы и Берни невиновна, значит, как минимум один враг у нее есть.