Текст книги "Золотое побережье"

Глава 20

Как следствие этой беседы, вечером того же самого дня Джим сидит в машине Артура, и машина эта пробирается сквозь путаницу маленьких улочек района Гарден-Гроув, к востоку от городского молла. Теперь машина едет по Льюис-стрит, это даже не улица, а скорее туннель в подземном уровне города; слева и справа тянутся склады, сейчас уже поздно, так что все они закрыты. Между двух складов открывается маленькая, мест на десять, автостоянка; сворачивая туда, Артур трижды мигает фарами. Большую часть этого закутка занимает автофургон, рядом с ним стоят четверо парней – негр, белый и двое латинос. Джим ухмыляется – трудно не вспомнить лимерик про теорию Менделя, героиня которого родила от негра четверняшек – одного младенца черного, одного белого и двоих цвета хаки. Заметив условный сигнал, парни бросаются к задней двери фургона, выволакивают несколько небольших, но, по всей видимости, увесистых ящиков и торопливо переправляют их на заднее сиденье остановившейся машины Артура. Несколько негромких слов, взмах руки, и Артур с Джимом снова в проулке, но на этот раз они направляются к трассе.

– Обычный способ, – довольно равнодушно пояснил Артур. – Идея в том, чтобы это хозяйство ни у кого не задерживалось больше чем на пару часов, вот его и перепасовывают все время с места на место.

А еще через час Джим ползет по пересохшему руслу реки Санта-Ана, волочит свое брюхо по песку, щебенке, камням, огрызкам пенопласта, металлическим осколкам и грязным лужам. Он облачен с головы до ног в полный комплект десантного обмундирования, оказавшийся в одном из четырех ящиков. Обмундирование это обеспечивает, как объяснил Артур, полную скрытность. Во-первых, оно не пропускает наружу тепло, выделяемое телом, а потому невидимо в инфракрасном диапазоне. Для изготовления одного из слоев комбинезона применен последний писк технологии стеле, изобретенный фирмами «Доу кемикл» и «Плесси», – филабой-37; этот материал – сотовая структура из некоей синтетической смолы, чьи неправильной формы молекулы не только искажают, но и поглощают волны радара. Кроме всего прочего, тусклый, унылый цвет, в который окрашено обмундирование (называется этот цвет «хамелеон»), весьма трудно различим на любой местности.

Смотрит Джим через окуляры прибора ночного видения, который дает довольно отчетливое изображение окружающего мира в низкочастотной области спектра – правда, цветовая гамма этого изображения, с преобладанием зеленого и фиолетового оттенков, сильно смахивает на кошмарную наркотическую галлюцинацию. Артура не видно, наглядная – если можно так выразиться – демонстрация преимуществ десантного комбинезона. Столь же очевиден и главный недостаток этого чуда технологии – душно в нем, словно в парилке, так что Джим мгновенно взмок. Теперь начинается подъем на восточный берег русла. Ведь так и свариться недолго, думает Джим. Мир словно затоплен мутной зелено-фиолетовой водой. «Они переправились через огненное озеро…» Странно все как-то, странно и жутко.

Здесь, со стороны Ньюпорт-Бич, располагается завод корпорации «Парнелл эрспейс»; когда-то из этого участка качали нефть – и всю давно выкачали. Завод ярко освещен (в диковатой картинке, которую наблюдает Джим, каждый из прожекторов кажется ослепительным зеленовато-белым магниевым огнем) и окружен высоким забором. Забор под напряжением, это настолько очевидно, что протянутая по верхнему его краю колючая проволока – всего лишь украшение, а может – дань прошлому, старый фирменный знак на ультрасовременной бойне.

Джим натыкается на Артура, становится на четвереньки и сваливает рядом с собой ящик, который он попеременно то тащил на спине, то толкал перед собой. Тяжелый ящичек. Ярдах в трехстах–четырехстах – корпуса парнелловского завода, темные громады на дальнем краю зеленого бетонного поля, уставленного лавандового цвета автомобилями.

Артур подползает к ограде и осторожно вешает на нее нечто вроде теннисной ракетки без ручки. Рамка ракетки прилипает к сетке, ограниченные ею куски проволоки падают на землю. Теперь эта рамка обманывает охранные датчики, убеждает их, что никакой дыры нет и в помине – так говорил Артур, когда они с Джимом готовились к вылазке.

– И где вы все это берете? – поинтересовался тогда Джим.

– Да есть у нас поставщики, – неопределенно ответил Артур. – А вот это – самый важный элемент, растворяющий снаряд…

Артур возвращается к Джиму, и они быстро разворачивают пусковую установку, снаряд заложен в нее заранее. Станину установки надежно закрепляют на грунте. Снаряд снабжен скрытно действующим лазерным прицелом, является новейшим образцом микровооружения. По стартовому сигналу он проскочит сквозь свежепрорубленную в заборе дырку, а затем, следуя невидимому лазерному лучу, полетит к воротам одного из корпусов, пробьет их и выпустит свое содержимое – газ, состоящий из разрушающих ферментов и химических растворителей, в основном – из «Стикса-90», очень мощной отравы производства все той же «Доу кемикл». Ну а дальше весь пластик, филабой, армированный углерод, графит, эпоксидные смолы и кевлар, до которых сумеет добраться этот газ, обратятся в пыль либо будут изувечены каким-либо иным, менее зрелищным образом. И «Парнелл», главный строитель третьего этажа сложного здания антиракетной защиты, пытающийся в настоящее время сделать космические зеркала, направляющие излучение боевых лазеров, невидимыми, или хотя бы почти невидимыми, получит вместо своего наземного оборудования пыль, да некоторое количество огрызков покрупнее.

Наводить такую систему на цель – занятие простое, но несколько рискованное: необходимо на мгновение включить лазер, а это могут обнаружить. Операцию проводит Артур, затем они проползают вдоль забора пятьдесят футов, устанавливают второй снаряд и нацеливают его на ворота другого корпуса.

Теперь предстоит самое трудное. У каждого из снарядов есть ручной стартовый прибор, маленькая коробочка с кнопкой, на всякий случай, ведь радиосигналы можно заглушить, кроме того, такие сигналы могут вызвать на себя огонь. Артур решил, что оба эти варианта вполне возможны, поэтому надежнее будет воспользоваться ручными стартерами. В коробочке стартера – сто ярдов провода, конец которого присоединен к пусковой установке. Джим отползает назад, сквозь заросли полыни и кучи какого-то хлама, на всю эту длину. Артур пополз к первому снаряду, там он сделает то же самое. Двигаются они чуть под углом, чтобы сойтись примерно посередине, однако Джим Артура не находит – десантные комбинезоны делают их обоих невидимками.

К счастью, Артур предусмотрел и эту трудность; уползая, он дал Джиму конец самого обыкновенного шпагата, и сейчас Джим чувствует три отчетливых рывка. Значит, все готово. Еще три рывка, на этот раз посильнее. Джим нажимает кнопку, бросает стартер, выпускает из руки шпагат и бежит что есть мочи.

И ведь до чего же все просто.

Легкий нажим кнопки словно включил все охранные системы мира разом – бешено взвыли сирены, вспомогательные прожекторы залили поле ослепительно ярким светом.

Какой именно вред причинен заводам «Парнелла» – дело пока темное, с такого расстояния и взрывы-то не были слышны, однако что-то там произошло, иначе с чего бы вся эта суета.

Джим несется по сухому руслу Санта-Аны, низко пригнувшись, чуть не расшибая себе нос коленками, и далеко опережает Артура. Машина была припаркована на стоянке приморского пляжа. Вот она, теперь – в Ньюпорт-Бич. Торопливо содрать с себя и скомкать десантные комбинезоны. Вывернув на трассу, Артур занимает самый медленный, крайний ряд. Вот и Бальбоа Марина. Стекло правой дверцы машины опущено, и комбинезоны летят в воду. После моста Артур сворачивает с трассы, теперь остается проехать немного по воде, и они опять нормальные законопослушные граждане, даже и не подозревающие, что в каких-то там построенных на выработанном нефтяном поле корпусах куча оружия превратилась в кучу мусора.

Запах пота умопомрачительный, почище, чем в спортзале; попытка вытереться специально для этого прихваченными полотенцами не дает особых результатов – полотенца промокли уже насквозь, хоть выжимай, а все равно приходится натягивать одежду на влажное, липкое тело. У Джима трясутся руки, он с трудом попадает пуговицами в петли. К тому же его чуть подташнивает.

– Ну, вот и готово, – смеется Артур. – По данным разведки там было космического оружия примерно на девяносто миллионов. Пусковые установки ровно ничего им не скажут. – Переполненный все еще кипящей в нем энергией, Артур высовывает голову в окно машины и кричит: – Пусть небо будет чистым!

Джим тоже смеется – дико, взахлеб, его кровь все еще насыщена одним из самых сильных наркотиков, какие он когда-либо пробовал, – адреналином, выделившимся за время недавнего кросса по сухому руслу Санта-Аны. Лучший в мире стимулятор.

– Слушай, а ведь это было здорово. Здорово, Я ведь и вправду что-то сделал. – Джим замолкает, несколько секунд думает. – И ведь действительно сделал. Знаешь… – Он неловко мнется, все это звучит несколько глупо. – Мне кажется, что сегодня – первый случай в моей жизни, когда я что-то сделал.

– Понимаю, – кивает Артур и внимательно смотрит на Джима. – Я понимаю, что ты хочешь сказать. Сегодня ты ощутил вкус борьбы; более того, ты понял, как много может она дать тебе самому. Ты всегда ощущал себя рабом системы, непомерно огромной и окопавшейся настолько плотно, что свернуть ее невозможно. Ничто, сделанное тобой в одиночку, не изменит ее ни на йоту. Но, пребывая в такой уверенности и ничего не делая, ты сам создаешь условия, обеспечивающие неуязвимость системы.

Нужно только сделать первый шаг! – Он снова хохочет. – Сделай первый шаг, хоть самый маленький, покажи системе, что ты сопротивляешься, покажи самому себе – и сразу твое восприятие изменится. Изменится сама действительность, которую ты воспринимаешь. Ты увидишь, что ничего тут нет невозможного. Время – времени может потребоваться много, но все равно… – Артур хохочет. – Все можно сделать! Давай отпразднуем твой первый шаг. – Он бьет кулаком по приборной доске. – Да здравствует сопротивление!

– Да здравствует сопротивление!

Глава 21

Они жили здесь больше семи тысяч лет, и единственное свидетельство этой жизни – груды ракушек на берегах Ньюпортского залива.

Вот все, что мы знаем о них, точнее – думаем, что знаем.

Они пришли с равнин, из-за Сьерра-Невады, кочевники из шошонской группы племен; они раскидывали свои стоянки, собирали пищу, торговали и шли все дальше и дальше. Достигнув океана, они остановились и снова раскинули стоянку – теперь уже надолго.

Они говорили на многих языках.

По нашей терминологии они были охотниками-собирателями, они не обрабатывали землю, у них не было домашних животных. Мужчины мастерили оружие и охотились – с луком и стрелами. Женщины собирали ягоды и съедобные коренья, варили кашу из крапивы, но по большей части эти люди питались желудями и семенами из сосновых шишек. Им приходилось вымачивать из желудевой муки танин, для чего использовалась довольно сложная система соединенных между собой ям. Я иногда задумываюсь, кто изобрел такой метод и что они думали, превращая белый порошок из горькой отравы в хлеб свой насущный. Без всякого сомнения, это было священнодействием. Да и все, что они делали, было священнодействием.

Селились они маленькими общинами, жилища свои ставили обязательно по окружности. Климат был мягкий, теплый, так что спали они под открытым небом – если только не шел дождь. Во время дождя они спали в примитивных шалашах, состоявших из ивового каркаса, оплетенного тростником. Женщины ходили в сшитых из кроличьих шкурок юбках, мужчины носили накидки, тоже из шкурок, а дети – вообще ничего. Зимой, для тепла, все одевались в меховые шубы.

Они торговали со многими племенами. У жителей пустыни они получали обсидиан и соль. Кораллы поступали из Баха[17]17
  Баха Калифорния, Нижняя Калифорния (исп.). Так называется штат Мексики, расположенный на территории Калифорнийского полуострова.


[Закрыть], а шкуры морских животных – от островитян, которые приплывали к ним в своих каноэ, по десять человек в каждом.

Они курили табак, вырезали каменные фигурки птиц, китов и рыб.

Политическая система выглядела следующим образом: большая часть жителей деревни принадлежала к одной и той же семье. Вождь руководил деревней со всеобщего согласия и одобрения. Время от времени вождя меняли.

Иногда они воевали, но по большей части жили мирно.

Они плели чуть не лучшие в Америке корзинки, украшали их замысловатыми символическими узорами.

Каждый день они проводили некоторое время в парильном доме – обливали горячие угли водой и вдыхали пар.

В центре деревни неизменно располагалась круглая постройка из ивы, тростника и прутьев. Северные племена называли эту священную парилку йоба, а южные – уанкеч.

Здесь они проводили главную свою религиозную церемонию, ритуал толоач, во время которого юноши пили отвар из листьев дурмана, впадали в галлюцинаторный транс и получали инициацию – становились полноправными взрослыми мужчинами. В каждом таком святилище стояло изображение самого главного бога, Чинигчинича, того, кто дал вещам имена. С убитого койота или рыси аккуратно снимали шкуру, затем ее набивали стрелами, перьями, рогами ланей, зубами пум, клювами и когтями ястребов и зашивали; чучело очень напоминало бы живого зверя, если бы не юбочка из перьев и торчащие изо рта стрелы. Именно через это изображение Чинигчинич обращался к участникам толоача, сообщал им тайные имена, раскрывающие внутреннюю сущность вещей и дающие людям над этими вещами власть. Узнав тайные имена, юноши становились взрослыми.

Вот почти и все, что мы знаем об их жизни; кроме того, нам известно, что такое существование продолжалось год за годом, поколение за поколением, они жили в мирном равновесии со своей землей, пользуясь всеми ее ресурсами, рассматривая каждый камень и дерево, и животное как священное существо – семь тысяч лет. Семь тысяч лет!

Постарайся – может быть, у тебя это получится – увидеть, как они живут на кишащей жизнью прибрежной полосе. Как они занимаются повседневными своими трудами. Как они навещают соседнее селение. Как юноши ухаживают за девушками. Как в сумерках население деревни собирается вокруг костра. Постарайся увидеть.

А затем откуда-то появилась шайка людей, похожих на крабов, только люди эти, в отличие от крабов, могли снимать свои панцири. А еще они могли убивать издалека, при помощи громкого шума. Эти люди не знали ни одного из языков, зато у них был свой собственный язык. Началась история.

Солдаты ушли, оставив после себя францисканцев. После того как испанский миссионер Хуниперо Серра основал в 1776 году часовню святого Хуана и отправился по «Тропе Истины» организовывать остальные миссии, задача обращения туземцев в христианство легла на плечи брата Жерони-мо Боскана. Новообращенные из окрестностей этой миссии именовались хуаненьос, а жившие севернее – габриэлинос, по миссии Сан-Габриэль. «Я отношусь к этим индейцам с их заблуждениями, как к детям», – писал брат Боскана.

Он приспособил индейцев к добрым христианским делам, они строили миссию и обрабатывали землю. Через пятьдесят лет ни одного из них не осталось в живых. И все это почти позабыто.

Глава 22

Для Эйба, как и для большинства людей, недели пролетают в тумане каких-то путаных лихорадочных действий. Отрывая в начале месяца лист календаря, он неизменно удивляется: этот-то куда девался? Рабочие смены сливаются в одно неопределенное пятно, тем более что он намеренно старается их забывать. Сейчас он не сумел бы рассказать о той бешеной гонке в университетскую больницу почти ничего: выжили тогда пострадавшие или умерли? С кем он тогда работал, с Ксавьером или с кем другим? И когда все это было – месяц назад? Или два? Сказать просто невозможно, никто больше не оперирует такими огромными промежутками времени. Вспомнить бы, что было позавчера.

Где-то внутри, в глубине, хранится, конечно же, все – каждый выезд, каждая авария, каждая мимолетная гримаса на лице Ксава, отчаянно работающего над очередным полутрупом. Но механизм воспоминания надежно отключен. В часы бодрствования Эйб искренне уверен, что этого механизма и вовсе больше нет. Два месяца назад? Было, да сплыло! Для Эйба существует только настоящее время, его реальность – здесь и сейчас, вот в этот самый, единственный в мире момент. Возможно, поэтому у него крайне редко бывает союзница. Союз? Это с кем там было, с Инес? Нет, вроде с Дебби. Ничего, пойдем сегодня к Сэнди и во всем разберемся.

Сегодня Эйб опять с Ксавьером. Иногда – и даже довольно часто – то один из них, то другой меняется с кем-нибудь дежурством, чтобы продлить себе выходные, но обычно они работают на пару. Постоянная команда. Это нравится и Эйбу, и Ксавьеру – работа обретает хоть какую-то непрерывность, становится хоть немного похожей на нормальную службу.

Треск рации.

– Мы на связи, всевидящий-один, – откликается Ксав.

Вызов принят. «Девятый», что значит – куча мала из машин количеством от пяти до девяти, место аварии – футхиллская трасса, чуть западнее восточной, на виадуке. Диспетчер отловил их в Тастине, на трассе к Санта-Ане, теперь они гонят по восточной, затем сворачивают на футхиллскую. Все ряды забиты под завязку, так что Эйб выворачивает на отвратительно узкую обочину виадука и гонит к целому созвездию красных и синих мигалок – кроме трех ДП-мобилей там уже стоит один аварийный фургон. Аварийщики, приехавшие раньше, разбираются с передним концом кучи малы, Эйбу и Ксавьеру предоставляется задний.

– Ксав, – говорит Эйб, оценив обстановку, – ты там свяжись, пусть пришлют еще фургон, а лучше – два.

Третья машина сплющена в блин, водитель и пассажирка все еще внутри, оба – без сознания. Эйб яростно выхватывает из фургона кусачки и начинает работать со стороны пассажирского сиденья. Пассажирка, довольно пожилая женщина, явно СНАМП.

– Вот уж очевидный случай СНАМП, – бормочет Ксав, переползая через нее, чтобы подобраться к водителю. – Всмятку. – Неожиданно водитель – мужчина тоже немолодой – начинает метаться. Эйб перебегает на его сторону, а тем временем Ксав нашлепывает лечебные пластыри и пытается оценить тяжесть повреждений. – Эйб, проруби дырку с той стороны, а то отсюда трудно. – Скрежет разрезаемого металла, вооруженный уолдиками супермен поднимает крышу, и Ксав проскальзывает внутрь. Выругав сквозь зубы острую заусеницу, разорвавшую штаны, он ползет по переднему сиденью, подбирается к водителю. Щелк, щелк, щелк – Эйб все больше расширяет проход, депы направили на них галогенный прожектор, и все становится как на отпечатке с недодержанного негатива. Все ближе вой сирены подъезжающих машин, они воют очень громко, но Эйб не слышит, он только видит упрямый, неподдающийся металл. Отхватив напрочь всю боковую стенку, он поднимает голову, мимо проезжают сотни машин, они едут медленно, в каждом окне – глаза, глаза вампиров, упивающихся зрелищем.

– Эйб! Эйб! – Ксав копается где-то внизу, под рулевым колесом. Эйб наклоняется. – Вот, смотри, его тут зажало. Стенка коробки передач лопнула и раздавила ему правую лодыжку.

– Да, вижу.

– Ты можешь там разрезать? Эйб берется за работу.

– Не так близко!

– Какого хрена, а как же я потом отверну этот лист?

– Стриги повыше, вокруг, и побыстрее, этот мужик скоро загнется от потери крови. Долбаная нога, никак не залепить ее со всех сторон.

Щелк. Хр-рр. Хр-рр. Щелк.

– На эту стенку давят сразу и дифференциал, и мотор, без крана их не сдернуть.

– Некогда! Ладно, я уже наложил турникет на голень. Ступня все равно почти оторвана, а если мы будем долго валандаться, мужику конец. Так что бери, Эйб, свои кусачки и отрезай ему ступню.

– Что?!

– Ты слышал что. Ампутируй ее прямо здесь, а потом я оттащу его в фургон.

Эйб прикладывает лезвие кусачек к окровавленному черному носку и с трудом подавляет желание отвернуться. Все же совсем просто, вроде как щелкнуть ножницами.

– Вот-вот, именно в этом месте.

Эйб осторожно сжимает управляющие рукоятки.

– Да быстрее ты.

Сопротивления почти нет, только легкий хруст, когда лезвия перерезают кость. Лишившийся ступни водитель глубоко вздыхает. Ксав нашлепывает на культяпку кровоостанавливающий пластырь, его руки летают, дыхание вырывается из груди со свистом; стараясь приподнять водителя, он буквально извивается в этой тесноте, затем они с Эйбом высвобождают обмякшее тело из-под приборной доски, вытаскивают наружу и кладут на каталку.

– Не забудь вытащить ступню. – Ксав уже бежит с каталкой к фургону. – Может, еще пригодится.

– Вот же мать твою. – Эйб атакует мотор спереди, прикладывает к нему кусачки, жмет изо всех сил. Этих сил, а точнее – силы уоддика, едва хватает, чтобы располовинить ведущий вал, но после этого все проще – можно засунуть кусачки прямо в мотор и чуть оттянуть его, пользуясь силой привода непосредственно, без этих манипуляторных рукояток. Теперь можно подцепить стенку коробки передач, операция не такая легкая, как сперва казалось, но в конце концов он с ней справляется, отгибает стенку внутрь моторного отсека, оставляет кусачки, бежит к проделанной в машине дыре, нагибается – да, вот оно. В его руке хлюпающий от крови ботинок с торчащей из него костью, он сбрасывает ботинок на землю и бежит, зажав в руке ступню, к фургону. Часть его мозга так и не может поверить в происходящее. Ступня падает на койку, рядом со своим хозяином. Склонившийся над пострадавшим Ксав поднимает голову.

– Нужно поскорее в больницу, а то мужик не выдержит.

Через минуту Эйб уже на водительском месте, пояс застегнут, он резко рвет с места. У Мишн Вьехо есть маленькая больница с приличной травматологией, к ним привозят уйму пострадавших на воде, сейчас, конечно же, никаких этих магнитных дорожек – полный газ и вперед.

– Состояние вроде стабилизировалось, – сообщает из окошка мокрая от пота физиономия Ксава. – Выглядит он вполне прилично.

– А смогут они пришить ему ступню?

– Само собой, ведь разрез хороший, чистый. В наше время можно голову отрезать и пришить на место. Жаль, – смеется Ксав, – ты не видел своей морды, когда швырял мне эту штуку.

– Иди ты, знаешь куда?

– Ха-ха! Это еще что, мелочи. На Яве я как-то тащил целую ногу, бедром вниз, а она все порывалась дать мне пинка, вот с места не сойти.

– Да пошел ты!

– А ты не чувствовал, чтобы там что-нибудь дергалось? Может, пальцы шевелились? Ха-ха.

– Ксав, Бога ради.

Эйб влетает в Ла-Пас, крутит по извилистым улочкам, которые, как считается, придают, старинному Мишн Вьехо неповторимый колорит. К больнице, к подъезду травматологии, закатить парня и его ступню в приемный покой. Все. Они садятся на край площадки.

Потом Ксав поднимается, идет в свою походную амбулаторию, возвращается с двумя полотенцами и бутылкой воды. Они вытираются, пьют воду. Эйба начинает колотить. Руки снова чувствуют, как лезвия чуть задерживаются, а затем с хрустом перекусывают кость.

– Ох, Господи, – говорит он. Ксав негромко смеется.

– Грр! Грр! Аварийная пять-двадцать две, код шесть, лобовое столкновение двух машин в Капистрано-Бич, на соединении прибрежной трассы с пятым съездом…

Ну вот, снова вызов. Они вскакивают, Ксавьер что-то кричит больничным санитарам, Эйб запускает мотор. Ксав прыгает в машину, захлопывает дверцу. Не забыть пристегнуться.

– Да сколько же это их сегодня.

– Сколько есть, все наши. Гони, милый, гони.