Текст книги "Мечты в шоколаде (сборник)"

Идея была действительно интересной. Мы договорились, что сразу после сто семнадцатой квартиры они возьмутся за мою кухню. Оставалось ждать две недели, и я намеревалась провести их в исключительно приятном обществе. Ваня горел проектом, ежедневно приносил мне новые варианты и искренне радовался, когда мне что-то нравилось. Возможно, в его серых глазах наше общение выглядело простой дружбой. И он, как заблудившийся кот-подросток, просто прибился к теплому дому…

А я была почти что влюблена и чувствовала себя двадцатилетней, сумасшедшей и счастливой. Ритка, забегавшая пару раз в гости, сразу заподозрила неладное и требовала подробностей. Но разве расскажешь кому-нибудь, что влюбилась в мальчишку?! Если бы ему было хотя бы тридцать, все было бы таким простым. Мы общались бы на темы, понятные взрослым людям, и я бы чувствовала себя спокойно, как корабль в порту приписки. Но когда к тебе является юный нахал, поневоле начинаешь тяготиться каждым прожитым без него годом…

Однажды Ваня явился совсем рано и выпалил:

– Сегодня после обеда открывается феноменальная международная выставка в музее архитектуры. И у меня два пригласительных! Дина, пойдем?

Я согласилась, и он умчался по своим делам. А со мной случилось что-то вроде коллапса перед раскрытой дверью гардероба. Боже мой, что надеть? Последний раз такие муки я испытывала в выпускном классе.

На эту выставку я спешила, как на последнюю электричку – неудобно же опаздывать, если бежишь не на романтическое свидание! Но мое подсознание, наверное, думало иначе – и я, конечно, опоздала. Ваня озирался по сторонам на входе. Я подбежала к нему на носках, чтобы не слышно было щелканья каблучков, но он сразу заметил – и расцвел, засиял мне навстречу.

Мой спутник повел меня в недра музея, и мы сразу оказались в мире, полном макетов футуристических зданий. Выставка была прекрасной! Ваню многие из посетителей знали и постоянно окликали: «Вано!» Я уже знала, что так его зовут близкие друзья. Они пытались увлечь его с собой, хватая за руку и оглядываясь на меня. Но он отмахивался, снова и снова оборачивался ко мне и увлекал к очередному экспонату. И я чувствовала себя королевой на этом празднике жизни. Потому что лучшее, что происходило на этой выставке, происходило со мной!

Затем моего Ивашу отвлек один из организаторов выставки, и меня тут же подхватила под руку какая-то темноволосая красавица:

– Здесь здорово, правда? А вы тетя Вано? Или мама? Он такой чудесный, правда? Мы тут все в него влюблены…

Юная глупышка щебетала без остановки, а мне хотелось стряхнуть ее с руки, чтобы не слышать больше этого голоска, навязчиво и бездумно втолковывающего мне – милая, тебе не двадцать!

Когда Ваня вернулся, я ехидно улыбнулась этой молоденькой брюнетке и взяла его под руку. Мы вышли на улицу, и нас тут же окатило теплым июльским дождем. Шла гроза. Разверзлись хляби небесные и выплеснули на город месячный запас воды. Мы хохотали, убегая от потоков, и перепрыгивали лужи, держась за руки. В конце концов не выдержали и влетели в какое-то маленькое заведение, которое оказалось фотостудией. И церемонный старичок предложил нам сделать снимок. Ваня принял идею с восторгом, мы уселись вдвоем на узкое кресло, и… он обнял меня так тепло и крепко, словно делал это всю жизнь.

А потом мы бесконечно долго ждали на остановке, и он снова обнял меня, продрогшую от дождя. Его лицо было так близко, что можно было пересчитать ресницы. И внимательные голубые глаза смотрели на меня неотрывно. Я лихорадочно соображала, как выбрать правильное поведение в данном случае, но потом махнула на все рукой и прижалась к теплой груди.

Мы вбежали в подъезд, когда уже стемнело, и я, как обычно, лихорадочно рылась в сумочке, пытаясь отыскать ключи, а Иван вдруг взял сумочку из моих рук, прижал меня к двери и начал целовать так быстро и жарко, словно от этого зависело спасение его жизни.

Он отстранился и заглянул мне в глаза в неярком свете подъездной лампочки. Прошептал:

– Ты удивительная… Удивительная…

Потом, умудряясь не отводить потемневшего горячего взгляда, нашарил в сумочке ключи и открыл дверь.

Я шагнула в дом, словно в собственную юность – как будто это не моя квартира, а случайное пристанище для двух бесприютных влюбленных, которые пока и не знают толком, что же им делать с таким счастьем, свалившимся на их головы…

Ночью я проснулась, словно кто-то сказал мне на ухо: «Не спи! Тебе нужно сделать что-то важное!» С балкона тянуло влажным воздухом, шелестела тревожно листва, на столике у кровати с горой скомканных простыней горел ночник, накрытый шелковым платком. В комнате пахло терпко, словно кто-то сжимал в невидимых руках пучок горькой полыни.

«Что же произошло?» – спросила я себя. Просто я потеряла на время рассудок. Я всегда стремилась стать лидером. Так вот лидеры обладают холодным рассудком. Место руководителя бюро переводов практически у меня в кармане, зачем мне связываться с мелюзгой, отвлекаться на любовные аферы?

Лидеры не могут терять время на рядовых, пусть они идут своей дорогой. Я не должна сдерживать свой шаг, приноравливаться к горемыкам. Остановилась на часок поболтать с секретаршей – выйдешь из этого общения с мировоззрением секретарши. Остановишься на пару недель поиграть с Иваном – выйдешь с мировоззрением глупого мальчишки. У меня впереди большие планы, и быть «тетей» Вано мне не хочется.

– Мне надо куда-то съехать на время с этой планеты, – громко вслух сказала я сама себе.

Таков был итог моих размышлений.

Утром первым делом позвонила на работу и поинтересовалась, нет ли срочных командировок. Жизнерадостный зам Антон Васильевич обрадовался мне несказанно. Все в отпусках, и тут большой заказ на переводчиков в Болонью, на конференцию микробиологов. Вылетать через три дня.

Я спешила, зная, что мой мальчик тоже спешит, стараясь поскорее закончить все свои дела и вернуться ко мне. Но мне нужно было успеть раньше. Я села в машину и отправилась по срочным делам. Вначале забрала фото, еще влажные. Стараясь не смотреть, спрятала в сумочку. Теперь нужно отыскать агентство «Креатив» и переговорить с руководством. Дозвониться до Ритки и попроситься пожить на три дня. А потом – самое главное: пробраться в собственную квартиру, приготовить все к отъезду и оставить дом в порядке. Не реагируя на звонки в дверь….

Я оставила ключи руководителю фирмы «Креатив» Ивану Витальевичу. Подписала договор на ремонт кухни. С пожеланием, чтобы авторский надзор и общее руководство осуществлял Иван Романов.

Впереди – самолет. В моей сумочке лежит книга на немецком, а в качестве закладки – фото. Со снимка на меня смотрят двое – юноша и женщина. И они счастливы.

И пусть призрак моей сумасшедшей любви бродит по пустой квартире, дышит запахом моих духов и забытых на столике благовоний. Пусть Ваня переживет свою любовь один. И очнется, чтобы влюбиться в юную и легкомысленную. Потому что все в этом мире не напрасно – и наш с ним разрыв во времени тоже.

Пройдет несколько дней, может быть, недель. Сначала ему будет больно, потом – обидно. Потом он разозлится на меня – что к лучшему. Надеюсь, это не помешает ему выполнить свою работу как следует.

Кухня в колониальном стиле. Когда я вернусь, в доме будет совсем новое место, сияющее прекрасной отделкой. Ничего личного.

Стеклянное сердце

Они неотвратимо двигались навстречу друг другу, столкновение было неизбежным. По одной дорожке плыл он, красиво рассекая кролем голубые воды бассейна, по другой дорожке плыла она, подгребая частично брассом, частично по-собачьи. Удивительно, что через равные промежутки времени они встречались почти на одном месте посередине бассейна. Он делал широкий взмах рукой, окатывал ее голову в красной шапочке массой брызг, она, морщилась, отворачивалась, бормоча тихо проклятия в адрес «мужиков, которые плещутся в общественных бассейнах, как беспардонные моржи».

Спустя сорок минут он подплыл к лесенке, ведущей наверх, и быстрым броском вытолкнул свое загорелое тело на бортик. Все по тому же странному совпадению, сразу за ним подгребла к лесенке и она. Схватившись за поручни, ступенька за ступенькой она выносила из воды свое белое рыхлое тело в сплошном пестром купальнике. Издали она походила на яркий пышный цветок, растущий на ветке тропического дерева прямо над водой. Они сдали в одно и то же окошко жетончики бассейна, и в гардеробе ее полушубок и его дубленка оказались висящими рядом. Третье совпадение уже было невозможно проигнорировать – это выглядело бы как-то неестественно. Поэтому они вежливо улыбнулись друг другу. Он помог ей одеться, открыл перед ней дверь на улицу, там они остановились. Ветер швырнул им порцию колючей крупы в лицо, крепкий морозец пробрался до самых промытых тел.

– У меня здесь машина, – заикаясь, промямлил он, кивая на ближайшую стоянку машин, – подвезти?

Она молча кивнула.

Разогревая двигатель, счищая с лобового стекла налипший снег, он удивлялся сам себе – с чего это ему пришло в голову брать эту тетку с собой? К счастью, тетке оказалось с ним по пути. Дорогой они разговорились, познакомились. Его звали Николаем. Ее Татьяной. Украдкой он рассматривал ее – круглая, как пампушечка, румяная, немодных стандартов и размеров. Однако была в ней некая притягательная сила, которую многие называют обаянием. Татьяна тоже внимательно изучала своего неожиданного спутника – красив как античный бог – классические черты лица, правда, все портили слишком узкие, бесцветные губы, напоминающие прорезь почтового ящика. Но этот недостаток компенсировался теплым грудным смехом. Короче, и он, и она проведенным осмотром остались довольны. Последние остатки внутреннего холодка исчезли, и обоим стало как-то весело и уютно вместе.

– Вы где работаете? – осведомился он.

Татьяна с готовностью рассказала, что она трудится в обычной поликлинике кардиологом. Это сообщение вызвало неожиданный энтузиазм ее спутника. Во-первых, Николай оказался почти «коллегой» Татьяны – массажистом-мануальщиком.

– Если вы в чине капитана, то я перед вами – прапорщик, – весело рассмеялся он.

Во-вторых, Николая с недавнего времени тревожат сердечные боли, и совет кардиолога ему пришелся бы очень кстати. Он обстоятельно описывал их характер, происхождение и частоту возникновения. Татьяна внимательно слушала, задавала профессионально точные вопросы.

– Впервые встретил человека, который серьезно смотрит на это! – пожаловался Николай. – Жена смеется, говорит, что у меня это на нервной почве, да и коллеги издеваются.

Татьяна не смеялась – если болит, значит, в организме неполадки, и она пригласила Николая зайти к ней в поликлинику, где можно было бы обстоятельно провести исследование и найти причину беспокойства. Расстались они друзьями, обменялись телефонами, договорились о встрече.

Через два дня ровно в четыре он был в кабинете Татьяны. Ловкие медсестры оперативно сделали все необходимые исследования. Потом за него взялась сама Татьяна – внимательно слушала биение его сердца, что-то простукивала, что-то прощупывала, задавала вопросы. Наметив следующую встречу через неделю в известной клинике, где Татьяна обещала договориться о консультации со своим сокурсником – ныне именитым кардиологом, они расстались.

Татьяна улыбнулась ему и, протягивая руку для прощания, произнесла, как ему показалось, со значением:

– До встречи!

Он вспомнил, как растворялся от прикосновений Татьяны, и удивлялся этому. Впервые ему встретилась женщина, которая заботливо, по-матерински отнеслась к его жалобам. Она не кричит: «Будь мужчиной, прекрати стонать!» За ней ощущаешь себя как за каменной стеной. Как непохожа она на Алену! Николай горько покачал головой – жена всегда всем ставила его как образец мужественности, стойкости. Он устал, устал быть единственной опорой в семье, думать обо всех, обо всем заботиться. После тяжелого дня, когда заколачиваешь каждую тысячу своими собственными руками, так хочется расслабиться, вытянуть ноги, посмотреть спокойно фильм. Но дома ждет Алена – азартная выдумщица, кипящая идеями, как волшебный котелок из сказки Андерсена.

Николай просто не мог взять в толк, как Алена не устает – ведь работает так же, как и он, целый день массажисткой в хорошей больнице, через ее руки проходят десятки больных. Однако ее сил хватает и на то, чтобы ужин приготовить, и на брата с отцом, или соседей в гости пригласить, или какое-нибудь «шоу» устроить…

Николай поморщился: сегодня ночью разбудил Алену – измерить давление, она опять его на смех подняла:

– Ты же мужик, какое давление?! Колька, заканчивай ты с этими болячками. А то в отпуск с собой не возьму!

Сидя в любимом кресле в гостиной, он вспоминал теплые пухлые руки Татьяны, ласково державшие его за запястье. Как смешно она морщила брови, высчитывая пульс, как сосредоточенно читала кардиограмму. Конечно же нашлись изменения! Впервые с детства в глазах защипало. Захотелось быть рядом с Татьяной, прижаться к ее теплому телу, чтобы она, как когда-то мама в детстве, погладила по голове, сказала:

– Ничего, Колюш, до свадьбы заживет.

Резкий звонок в дверь заставил его подскочить на месте. «Алена», – раздраженно подумал он, идя открывать дверь.

На пороге стояла, вся засыпанная снегом, смеющаяся Алена. Она втащила за собой еще двух хохочущих девчонок, тормошила их, раздевая, стряхивая снег, и все время пытаясь рассказать что-то Николаю, мрачным сфинксом возвышавшемся над всей этой визгливой женской кутерьмой.

– Николай, ты что? – удивилась жена. – Подай же девочкам тапки, проводи в гостиную. Сейчас ужинать будем.

Она прошла на кухню, включила радио. Вскоре оттуда послышалось аппетитное шипение, захлопала дверца холодильника, заиграла музыка. Девочки – Алена часто приглашала своих пациенток в гости – умчались помогать хозяйке на кухню. Николай стал накрывать на стол. Вечер получился удачным – гостьи оказались замечательными певуньями, пели русские песни, любимые им с детства. В десять он с Аленой проводил их. Снег перестал идти, немного потеплело.

– Николай, слышишь? – спросила Алена.

Он напряг слух, но ничего не услышал.

– Тишина. Как тихо, Коль! Это так редко бывает, – мечтательно произнесла жена.

Сегодня Алена казалась усталой, поэтому он приказал ей отправляться в постель, а сам, оставшись на кухне, перемыл посуду и убирал со стола. Движения были привычными, ему часто приходилось делать эту нехитрую работу после ухода гостей. Алена была очень благодарна мужу, искренне хвалила его перед своим отцом и младшим братом.

Когда, покончив с уборкой, он улегся спать, Алена в полусне крепко прижалась к нему. Николай оставался неподвижным, ему не спалось. Он вспоминал, как двенадцать лет назад, когда они только поженились, ни одна ночь не проходила без любви и ласки. Николаю нравилась неподвижная покорность Алены, ее податливость, желание сделать все, чтобы ему было хорошо.

Сегодня впервые захотелось сбросить руку жены со своего плеча, встать, уйти спать в гостиную. Там, устроившись на прохладной простыне, он смог бы помечтать о нежных руках Татьяны, мысленно услышать ее неторопливую речь, ее советы, как лучше поберечь свое сердце. Незаметно Николай уснул. Утро началось с обычной спешки и беготни.

Проводив жену до больницы (а эту обязанность он исполнял каждое утро неукоснительно), Николай поехал к себе в клинику. Его уже ждал первый пациент. Картинно развалив обрюзгшее тело в кресле, бывший танцор Большого театра, находившийся на заслуженном отдыхе, но все еще представляющий себя неотразимым и воздушным эльфом, нетерпеливо перебирал ногами в ожидании массажа. Его постоянно терзали боли – несколько травм позвоночника давали о себе знать, коленные суставы отказывались служить. Выворотность, тщательно заученная в стенах балетного училища, мстила стареющему эльфу.

Два года уже не служит Николай в Большом, а ходят к нему по старой памяти танцоры и балерины. В театр он попал совершенно случайно. Хорошая знакомая работала врачом в Большом, она и порекомендовала его в массажисты. Николай знал, что заработки в театре не ахти какие, но все компенсируют зарубежные командировки. Первые выезды в соцстраны вызвали у него неизведанный до сих пор азарт шопинга. Когда же труппа собралась в Америку, Николай не спал ночами – ведь решался очень важный вопрос – кто поедет с театром. Наконец балетное начальство решило – едет врач, которая будет при необходимости выполнять функции массажиста.

Николай маялся, грыз пальцы. В душе поселилась тоска и злоба на весь окружающий мир. И в один прекрасный день он собрался с духом и обратился с маленькой информашкой в отдел кадров. Сообщил, что врач скрыла от коллектива наличие родственников в Румынии. Социалистическая страна, но все же заграница…

Николай усмехнулся: «Было дело». Он до сих пор и работал бы там, если бы не Алена.

– Изгуляешься ты там и сопьешься, – без конца твердила она, – как я одна буду?

После очередной «проработки», махнув на все рукой, Николай подал заявление об уходе и вернулся в свою клинику. Сердце начало пошаливать – бросил пить и курить, стал плавать в бассейне, а по в выходным долгие часы гулять с женой в Нескучном саду.

Впервые вспомнив о сердце, Николай чутко прислушался к себе. Но сегодня сердце билось ровно и спокойно. Пациенты шли один за другим, Николай автоматически тер, мял, массировал. Приближался вечер. Вечер, когда ему впервые не хотелось идти домой. Разыскав записку с телефоном Татьяны, он позвонил ей в поликлинику.

– Она работала сегодня до обеда, – сухо доложил ему девичий голос.

Значит, Татьяна дома… Положив руку на телефонную трубку, он задумался.

Татьяна без конца вспоминала встречу с Николаем, его визит в поликлинику. С сердцем ничего страшного, возрастные изменения. Но он был так напуган, так нуждался в сочувствии. Она стала вспоминать его лицо – отдельно черточка за черточкой: античный лоб, слегка вьющиеся волосы, прямой нос, выразительные миндалевидные глаза. И только губы, слишком узкие для такого лица, портили совершенную картину. Когда Николай постареет, рот западет и станет совсем не видным на лице.

Все-таки смешно, как трясутся мужчины за свое здоровье! Повышенная температура, слабая боль в горле сваливают их на неделю в постель, превращая в нытиков и невротиков.

Но у нее терпения всегда хватало. Когда последние месяцы мужа, умиравшего от рака, превратились в сплошную агонию, все окружающие только удивлялись бесконечному терпению и спокойствию Тани. «Ты – сильная», – говорили ей подруги. Таня сжала и разжала кулаки. А куда эту силу девать? Ах, если бы у нее были дети! Но тут же одернула себя. Идиотка! Расквакалась, как жаба на кочке, а дела, намеченные на сегодня, так и не сделаны! Она яростно загремела кастрюлями и противнями.

Внезапный звонок в дверь так и застал ее – в стареньком халате, руки в муке, прядь волос выбилась из-под косынки… На пороге стоял Николай. Он молчал, предоставляя Татьяне самой придумать подходящую реплику.

– А я о вас только что думала, – ласково произнесла Таня, пропуская его в переднюю. – У меня дар предвидения, даже пироги затеяла!

Николай дождался, пока пироги будут извлечены из духовки, стал восторгаться их красотой и восхитительным запахом, отведал несколько кусков, выпил свежезаваренного чаю. Он смотрел на Татьяну и не мог налюбоваться. Она переоделась в мягкое серое трикотажное платье, пригладила свои непослушные белокурые волосы, отчего стала похожей на провинциальную барышню с тугим яблочным румянцем и озерной голубизной глаз.

Время шло. Николай не мог заставить себя уйти. Татьяна его тоже не торопила. Она что-то рассказывала, он вторил ей, напряженно следя за движением ее губ. Эта женщина притягивала к себе как магнит. Прервав ее на полуслове, он встал и, обняв за плечи, прижался губами к ее рту. От нее пахло пирогом, корицей, мятой, которую она добавляла в с заварку. Поцелуй был долгим, Николая зашатало. Но сильные руки подхватили его и повели. Закрыв глаза, он улыбнулся. Он доверился этим рукам.

Когда Николай вернулся домой, Алена уже спала. На кухне на столе был оставлен ужин, прикрытый салфеткой. «Мог бы позвонить», – совестила лежащая рядом с тарелками записка. «Не мог», – усмехнулся он, откусывая большой кусок от отбивной – в нем проснулся зверский голод.

С этого вечера его жизнь четко разделилась на три составные части: дом – клиника – Татьяна. Николай был осторожен. Никто ни о чем не должен догадываться. Для отлучек на выходные он выдумал воскресный профилакторий, где якобы по совету кардиологического светила поддерживал свое сердце. Для ночных отлучек пришлось изобрести необременительные ночные дежурства в травмпункте.

Так прошло полгода. Татьяне не верилось в свое счастье. Нежданно-негаданно появился в ее жизни Николай. Коленька. Так больно отпускать его домой, к жене. Особенно неприятно, когда каждое утро он вскакивает в семь как угорелый и уезжает домой.

– В чем дело? – не один раз пытала его Таня.

– У нас ключ от сейфового замка один на двоих, жутко сложный, – наскоро целуя ее, объяснял Николай, убегая…

«Дело не в ключе, – зрела в Татьяне ревнивая мысль. – Я должна, я обязана проверить!» И одним погожим августовским утром, заранее сговорившись со знакомым таксистом, преследуя Николая, как в хорошем детективе, Татьяна приехала… к его дому. Она часто здесь бывала, когда скучала по Николаю, сидела на лавочке у его подъезда, наслаждаясь близостью к его жилищу и своей неузнанностью. Сейчас Николай спокойно запер машину, поднялся в свою квартиру.

Вскоре Таня увидела, как он спускается по лестнице, и заметалась. Скрывшись в густых зарослях боярышника, она услышала звонкий женский смех, слова: «Колька, я тебя перехитрила», – и наконец увидела ЕЕ. Жена Николая была высокого роста, густые волосы с красивой стрижкой, на лице ни капли косметики. Чем-то она напоминала погибшую принцессу Диану. Странным было то, что Николай крепко держал Алену за руку. В Татьяне зашевелилась ревность, но когда пара поравнялась с кустом, за которым она скрывалась, все стало понятно. Широко раскрытые темные глаза Алены были незрячими. Она была слепа. Когда машина Николая исчезла за поворотом, Татьяна выскочила из своей засады. Ей казалось, что с нее заживо содрали кожу. «Так вот оно в чем дело», – зациклилась она на одной фразе, шагая по асфальту, не разбирая ни направления, ни улиц, по которым проходила.

Несчастье подкрадывалось не спеша, делало маленький шажок и замирало. В военном городке, где служил отец Алены, врач, выписавший пятнадцатилетней девочке первый рецепт на очки, не распознал за обыкновенной близорукостью признаки грозной болезни. Алена мужественно надела очки. Собственно, никто ее и не высмеивал. Алену в классе любили. А еще все знали, что младший брат Виктор, занимавшийся в секции самбо, сестру в обиду никому не даст.

Через пять лет, когда отец в чине подполковника покинул доблестные ряды Советской армии и семья поселилась в двухкомнатной квартирке в Мытищах, катастрофическое ухудшение зрения Алены было уже предметом общего беспокойства. Болезнь не сломила жизнерадостного характера девушки. Врачи обещали, что видеть она все равно будет, а уже сквозь какие диоптрии – не важно. Алена продолжала кататься на лыжах, ходить на дискотеки, учиться в медучилище, подрабатывать санитаркой в больнице, где она и познакомилась с Николаем.

Гостя у приятеля, Николай случайно сломал ногу, перелом был сложный, и врачи настояли на стационаре. Молодой человек скучал, друзья навещали редко. Единственным развлечением было общение с жизнерадостной санитаркой Аленой. Очки ее не портили, а наоборот, придавали девушке весьма ученый вид.

Николай был студентом предпоследнего курса мединститута, долгими бессонными ночами он размышлял о своем будущем. Ему не хотелось возвращаться в родной провинциальный городок, он страшился того дня, когда комиссия по распределению вручит ему путевку в какую-нибудь глушь. Сказки о земских врачах давно потеряли свою привлекательность. Николай искал выход из положения. Все чаще приходила мысль о московской невесте. Сама судьба посылала ему подарок в виде Алены.

После выписки Николай продолжал приезжать в Мытищи. Вскоре они поженились. Напрягшись изо всех сил, родители девушки купили кооперативную двухкомнатную квартирку в хрущевке в Москве. Николай был на седьмом небе. Он помог выучиться жене на массажистку, устроил в больницу, находившуюся рядом с их домом.

Время от времени Алена проходила обследования – в институте Федорова, у Гельмгольца. Врачи, качая головами, констатировали: отслоение сетчатки глаза продолжается, но две строчки видеть Алена будет. Часто Николай поражался – откуда в ней столько радости, столько жизнелюбия и стойкости? Бесконечные праздники, которые Алена устраивала для него и друзей, сюрпризы, невероятные планы на отпуск – откуда? И если он осмеливался задать этот вопрос жене, ответ был один: «У меня есть ты. Ты – мой жизненный стержень, и я знаю, что бы ни случилось, ты будешь рядом со мной. Судьба жестоко распорядилась, я слепну. Но взамен она послала мне тебя».

Прижимая к себе трепетное тело жены, Николай действительно чувствовал себя сильным, мощным, на все способным. Десять лет брака пролетели как один медовый месяц. Потом Алена потеряла мать. Она умерла скоропостижно – просто не проснулась. Все эти печальные дни Николай был рядом с Аленой, не отходил от нее ни на шаг. На девятый день Алена почему-то шепотом призналась мужу: «Коля, я перестала видеть. Как будто черная занавеска закрылась, различаю только свет и тьму. Мне так страшно».

От ощущения беспомощности у него впервые защемило сердце острой, режущей болью. Потом стали приходить мысли: теперь они связаны навсегда – Алена и он. Даже если перестанет любить ее – он должен будет оставаться рядом. Когда она постареет и не сможет работать – он должен будет стать ее няней, ее сиделкой. Николай отгонял эти непрошеные мысли прочь. «Ты же мужик, – повторял он слова жены, – держись, не раскисай!»

Он выхлопотал внеочередную путевку в Центр Федорова, без звука оплатил все дорогостоящие исследования (к тому времени наша медицина перешла на самоокупаемость). Диагноз был неутешительным: наука пока бессильна что-либо сделать. Сетчатка имеет только две точки фиксации. Если нарушается ее целостность – она отрывается и болтается, словно парус. Уже однажды «прибитая» лазером, положенная на место, она снова оторвалась от ложа. Тяжелая физическая работа и стресс оказались гибельным и для нее.

Иногда он представлял себя утесом, вокруг которого кипят и бьются волны. Никогда здесь не бывает штиля. Грозная пучина жаждет разбить, поглотить этот выпирающий кусок камня. Но утес стоит непоколебим. На нем вьют гнезда чайки, перелетные птицы, останавливаются здесь, чтобы передохнуть… Так и он, Николай, должен выстоять, не сдаться гремящей стихии.

Почти ничего в жизни не изменилось – только теперь Николай провожал жену утром в больницу, а вечером ее приводил кто-нибудь из пациентов. В доме она передвигалась как зрячая – руки помнили, что где лежит, она прекрасно продолжала готовить, стирать. Если по телевизору шла какая-нибудь передача или фильм, Алена подсаживалась, слушала, комментировала. В любом случае ее жизнелюбивый характер не превратил жизнь в кошмар.

Ни Алена, ни Николай не чувствовали себя ущербными. Этим летом они провели замечательный отпуск, как обычно, в доме отдыха в Геленджике. Брали четырехместный катамаран и заплывали далеко в море. Алена барахталась в воде, бесстрашно прыгала с катамарана в воду, загорала, с наслаждением подставляя солнечным лучам свое гибкое тело. Никто и не догадывался, что эта женщина слепа.

Татьяна пришла в себя, когда солнце стояло в зените. Полдень. Она оглянулась – и с трудом узнала место, где находится. Далековато занесло ее сегодняшнее любопытство. Такое с ней произошло впервые.

Поймав машину, приехала домой и, войдя в ванну, на всю мощь включила воду. Подняв голову, Татьяна отшатнулась – из глубины зеркала на нее смотрела полусумасшедшая старуха: растрепанные волосы, глубокие морщины, безумные глаза. Опустившись в горячую ванну, почти кипяток, Татьяна принялась размышлять.

Бедненький Коля! Он так тщательно скрывал, что его жена слепа. Господи, как он мучается, разрывается между двумя домами! Слезы заструились по ее щекам – благородство не позволяет ему бросить слепую женщину на произвол судьбы. Помедлив, она смыла соленую влагу с лица – значит, он привязан к ней навсегда! Значит, прощай мечты о счастье! Так и останется она, Татьяна, одинокой вдовой, принимающей время от времени визитера. Она яростно окатила себя ледяной водой из душа. Что-то надо придумать. А в первую очередь – переговорить с Николаем.

Вечером Николай приехал к ней, в полном молчании они поужинали. Татьяна измерила ему давление, пощупала пульс.

– Пошаливает слегка сердечко, – озабоченно произнесла она «докторским» тоном.

– Да, – томно отозвался он, – весь день что-то сдавливало.

Накапав из пузырька в мензурку двадцать капель валокордина, подождав пять минут, она вздохнула и начала трудный разговор.

– Коля, я все знаю, – сообщила она расслабившемуся было мужчине.

Тот был ошарашен. Нет, он был уничтожен. Несмотря на успокаивающее действие лекарства, Николай, вскочив с кресла, мерил шагами комнату, размахивал руками. К такой реакции Татьяна была готова, она молча и терпеливо слушала его историю, аргументы, почему он должен оставаться с женой.

Когда сдувшийся, как воздушный шарик, Николай засыпал тревожным сном в ее объятиях, Татьяна, баюкая его, как маленького ребенка, понимала – от соперницы надо избавляться.

Алена давно почувствовала, что не все ладно у них в семье. Замкнутость мужа, его частые вспышки раздражения, странные ночные дежурства… Теперь все выходные она проводила одна, в четырех стенах. Николай то гостил у товарищей на даче, то отдыхал в профилактории. Часто он включал видеомагнитофон, она слышала, как шуршала лента, но звук был убран. Что он там смотрел? Первое, что ей приходило в голову – увлекся порнофильмами на старости лет, а признаться в этом стыдно. И она, тихонько улыбаясь, уходила в спальню, где у нее был свой уголок. Там стояло два магнитофона, наушники. Алена всегда любила читать. Когда глаза отказали, ее записали в библиотеку для слепых, где на кассетах были наговорены различные книги. В библиотеке не было современных детективов и дамских романов, о которых так часто щебечут медсестры. Но были любимые Паустовский, Ахматова, Чехов…

Как-то вечером соседка, зайдя поболтать, простодушно удивилась: