Текст книги "Последняя картина"

От смерти меня спасла соседка. Как она потом говорила – услышала шум и крики. Кругом была кровь, а я валялся, не шевелясь, и только хрипел, пуская пузыри в бурую лужу. Кроме меня никого не было, а дверь была открыта нараспашку. Нервы у старухи оказались крепкими. Она наложила жгут и вызвала скорую…

Только так я сумел одолеть Князя. Только так. Руку я потерял навсегда, хотя чудеса современной хирургии запросто могли бы вернуть ее на место. Но я даже рад, что этого не произошло.

Князь проиграл, но он не знал еще кое-чего. Как это получилось, я сам не понимаю. В ту ночь мне приснилось, что я работал над какой-то очень важной картиной, и мне очень хотелось скрыть ее от Князя, потому что я знал, что ему она не понравится. Я хотел чтобы Зло не вызывало у людей животного страха, чтобы они видели его настоящую сущность и чтобы понимали – с ним можно справиться. И тот мир за гранью смерти, который откроется каждому человеку, не будет казаться страшным, если он будет знать, что на самом деле Зло – трусливо и не опасно для тех, кто несет в себе хотя бы частичку Света. Я часто вспоминал этот сон и однажды попросил соседку посмотреть в чулане. Оказалось, что она – эта картина – существует!"

* * *

Мой друг достал из-под кровати запыленный свернутый холст. Это оказалась та самая, последняя работа, о которой он говорил.

В палате уже стало совсем темно. Отблеск далеких фонарей позволял видеть только очертания кровати и других предметов, заполнивших палату, но мне казалось, что в самой картине, прилепленной мною к двери на куски пластыря, который дал мне Григорий, находится источник призрачного света, позволявшего разглядеть даже мельчайшие детали.

Я так и сказал, находясь под впечатлением.

– Душа моя в ней, – сказал Григорий. – Хочу верить, что это она светится. Врачи убеждают меня, что все случившееся было психическим помешательством на почве алкоголизма. Может быть и так, да только я не верю. А пока мотаюсь из дома в дурдом, из дурдома в дом. Молю бога, чтобы скорее выбраться отсюда. Если это получится…

Он не договорил, что сделает в этом случае. Вместо того раздосадовано отметил, что так и не узнал – кто уничтожил его и голосовские картины, потому как был очень благодарен этому человеку. Главное, что выставка сгорела дотла. Авенир Голосов, как он узнал совсем недавно, через неделю после случившегося покончил с собой.

Григорий замолчал и улегся, закрывшись одеялом. Он смотрел в потолок и вскоре уснул. С открытыми глазами. Я удивился его манере отходить ко сну и хотел его разбудить, но Григорий никак не реагировал на мой шепот, и тогда я оставил его в покое, вернувшись к зловещему образу, сошедшему из воспаленного мозга и запечатленному талантливым художником на последней картине в его жизни.

Я смотрел на картину моего друга.

Она не вызывала страха. Пожалуй, больше было чувства брезгливости и желания раздавить изображенную на ней черную и мерзкую гидру, которая скорчилась в муках от обжигающего сияния, и в лице этой гидры был изображен тот, – я в этом не сомневался, – кто возжелал однажды завладеть душой моего друга. Физиономия Князя была так реальна: казалось, подойди ближе и ты ощутишь его зловонное дыхание. Так я и сделал.

Я все смотрел и смотрел в глаза гидры, в ее безумные зрачки, и вдруг мне показалось, что Князь отвел взгляд!

Может быть, это был необъяснимый световой эффект, обусловленный напряжением взгляда, уставшего от полумрака комнаты, а, может, слезы скопились в моих замерших в неподвижности глазах. Но я был уверен, что дело в другом – ОН действительно испугался.

И в ту же секунду я задохнулся от ощущения силы, которая вошла в мою душу.

С этого мгновения творение моего друга стало для меня просто картиной. Уже не было в ней ничего сверхъестественного, но я знал, что скрывавшиеся в ней силы теперь таятся во мне.

Я не стал будить Григория и ушел не прощаясь. А на следующий день мне сообщили, что он умер. Кто знает, может быть, и стоило сказать ему, что в самом деле я верю в иные силы. Но, с другой стороны, зачем ему знать, что я всегда был неравнодушным человеком.

И что это именно я сжег его картины.

Это было не так просто, но я сделал это. Желание увидеть их возникло тотчас после того, как я совершенно случайно встретился на улице с Сергеем Белозеровым, в тот самый день, когда он встречался с моим другом. Сергей был по-настоящему подавлен – он не смог справиться с открывшимся ему ужасом. Не знаю, почему он решил рассказать мне о том, что его так потрясло. И с какой-то необычной легкостью он дал мне ключи от выставки, а сам отправился умирать, к чему и призывали тогдашние картины Григория. Но даже если бы я знал, что Сергей задумал, я был не в силах остановить его.

Я отправился в закрытый на ночь павильон музея – вначале это было простое любопытство, а потом я не смог остаться равнодушным. И я благодарил судьбу за то, что душа моя каким-то невероятным образом сумела преодолеть то зло, которое источали эти картины. А еще я знал, что Князев, или кто бы он ни был, на этом не остановится. Мало ли в свете талантливых художников. Ну, а сейчас, последняя картина моего лучшего друга дала мне то, чего не доставало – решимости бороться и дальше.

Когда-нибудь я вас обязательно найду, господин Князь…

2004 г.