Текст книги "След памяти"

Я глядел на огромный голубой шар, зависший над головой. В Тихом океане сверкала яркая точка отражавшегося солнца.

– Кажется, я различаю там островок, который мне очень даже подойдет, – игриво заметил я. – Ну, а не подойдет, не велика беда, найдутся еще десятки таких же.

– Ты сильно изменился, Легион, – отметил Фостер, – ты похож на человека с joie de vivre note 3Note3
  Joie de vivre (фр.) – радость жизни.


[Закрыть] .

– Вообще-то, я привык думать, будто моя жизнь полна невезенья, – сказал я. – И все-таки есть какой-то смысл в том, что мы стоим здесь, смотрим на эту планету, и все мысли о несостоятельности кажутся просто нелепыми. Там, на поверхности, можно найти все для счастья человека, и для этого даже не требуется иметь товар.

– У каждого мира свои правила жизни, – заметил Фостер. – Иногда более сложные, иногда попроще. Противостоять реальности – вот в чем смысл.

– Лицом к лицу со всей Вселенной, – продекламировал я. – На фоне этого даже проигрыш будет выглядеть победой, – я повернулся к Фостеру. – Мы находимся на десятичасовой орбите, давай пошевеливаться. Я бы хотел приземлиться в Южной Америке. Мне там знакомо одно местечко, где можно разгрузиться без лишних вопросов.

– У нас еще есть несколько часов, – сказал Фостер, – незачем торопиться.

– Может, и так, – согласился я. – Но мне надо многое успеть, – я бросил последний взгляд на величественное зрелище за бортом, – и хотелось бы начать, как можно скорее.

Глава восьмая

Я мирно сидел на террасе, любуясь закатом, и размышлял о Фостере, который сейчас летел к себе домой где-то там, за пурпурными облаками. И самое парадоксальное заключалось в том, что для него, путешествующего почти со скоростью света, прошло' всего несколько дней, в то время как здесь миновало три года.

Самыми сложными для меня оказались первые несколько месяцев, когда я посадил свою шлюпку в каньоне неподалеку от маленького городка Итценка в Перу. Мне пришлось выждать с неделю, из опасения, как бы не явилась толпа местных зевак, а потом я пешком потопал до города, неся с собой рюкзачок с тщательно отобранными образчиками, благодаря которым я и собирался начать свою новую карьеру. Мне понадобилась пара недель, чтобы добраться до морского порта Каллау, и еще неделя, чтобы попасть матросом на корабль-рефрижератор, везущий бананы. В Тампе я сиганул через борт и, не привлекая к себе внимания, добрался до Майами. Насколько можно было судить, полиция давно утратила интерес к моей персоне. Моя старая подружка – тучная леди – не слишком-то обрадовалась встрече, но все же пристроила меня, и я принялся превращать свои сувениры в деньги.

Я захватил с собой проектор и пригоршню кассет с фильмами, весьма похожими на кости домино. Я не собирался продавать их в какую-нибудь лавку, а договорился со своим старым приятелем из киносети, и он за плату скопировал их на обычную пленку. Ему я объяснил, что вывез это из восточной Европы. Правда, он был не в восторге от них, но признал, что в технике создатели кое-что все-таки смыслят.

Специальные эффекты были просто потрясающи. Его любимым фильмом стал тот, который я окрестил «охотой на мамонта».

Я предложил только двенадцать записей с незначительным монтажом и комментариями, из них вышли отличные двадцатиминутные документальные фильмы. Мой знакомый связался с приятелем в Нью-Йорке и слегка поторговался. Мы сошлись на ста тысячах долларов с условием, что за такую же цену предоставим еще дюжину фильмов.

Через неделю в Бейоне, штат Нью-Джерси, состоялся пробный показ, после которого меня буквально завалили предложениями продать следующую партию за полмиллиона долларов без всяких лишних вопросов. Я оставил Майки вершить бизнес на комиссионных началах, а сам вернулся в Итценку.

Шлюпка находилась на месте и простояла бы там, наверное, еще пятьдесят лет, никто бы так и не наткнулся на нее. Я просто объяснил команде, которую привез с собой, что это – ракетная декорация, необходимая для моего очередного фильма. Я разрешил им облазить всю шлюпку и удовлетворить свое любопытство. Все единодушно решили, что такой примитивный камуфляж никого не одурачит: никаких тебе стабилизаторов, никаких лучеметов, а панель управления вообще ничуть не лучше, чем обыкновенные игровые автоматы. Но поскольку денежки на ветер выбрасывал я, и их это совершенно не касалось, то они принялись маскировать ракету – как я их заверил, неотъемлемую часть замысла фильма, – и разгружать мои товары.

Через год после возвращения я владел собственным островом у побережья Перу и домом, в котором каждый мой каприз был тщательно исполнен архитектором – настоящим телепатом. Конечно, он на мне здорово заработал, но дом того стоил.

Верхний этаж, по сути, представлял собой отдельную башню, ничем не уступавшую банковским сейфам. Именно там я и хранил все свои игрушки. Мне удалось продать около сотни фильмов, но оставалось еще куча других вещей, да и сам проектор многого стоил. Он прочитывал фильмы по молекулярным слоям и проецировал совершенно непрерывную картину. Цвет и звук были настолько реальными, что мой агент по сбыту даже несколько раз жаловался на слабую цветонасыщенность.

Принцип конструкции проектора был абсолютно нов, а теория так вообще, пожалуй, еще недоступна нашим физикам. Но само по себе практическое применение не представляло никакого труда. Я рассудил, что с необходимыми контактами в научных кругах я мог бы ввести эту теорию в обиход и в результате стать мультимиллиардером. Я уже и так выбросил на наш рынок несколько изобретений: прочную бумагу, пригодную для шитья одежды, химикат, выбеливающий зубы до белоснежности, всецветовой краситель для художников. Те знания, которые я воспринял через штыри, обеспечивали мне в перспективе создание сотни новых индустриальных комплексов, и это было еще далеко не все.

Я потратил большую часть года на кругосветное путешествие, открывая для себя то, что доступно тугому кошельку. Весь следующий год я провел, обустраивая остров, покупая картины, ковры, столовое серебро для дома, а заодно и концертный рояль. После первого восторга, вызванного экономической свободой, я принялся наслаждаться музыкой.

Целых шесть месяцев за моим здоровьем и распорядком дня следил специальный врач. В конце курса, после бешеной гонки, я уже мало был похож на себя прежнего, в то время как врач-тренер превратился в абсолютную развалину, не выдержав темпа. Так что мне пришлось искать себе другое хобби.

Теперь, три года спустя, мне все начинало надоедать, ко мне подкрадывалась скука – болезнь богатых. Но мечтать о богатстве и иметь его – две разные вещи, и я уже чуть ли не с ностальгией вспоминал прежние дни неудач, когда каждый шаг оборачивался приключением, полным полицейских, отвратительной еды и тысяч неутоленных желаний.

Не то чтоб я серьезно страдал. Я сидел в шезлонге, отдыхая после долгого дня с рыбной ловлей и скромным обедом. Я покуривал сигару, свернутую из лучшего табачного листа и слушал самую прекрасную музыку, какую только способна воспроизвести тысячедолларовая магнитола. А расстилавшийся передо мной пейзаж, хоть и бесплатный, стоил никак не меньше миллиона в час. А через минуту я спущусь к причалу, заведу катер фирмы «Роллс-Ройс», переберусь на материк, пересяду в свой «кадиллак» последней модели и двинусь в город, где меня уже поджидает высокая блондинка из Стокгольма. Я пригласил ее в кино. Она работала секретаршей в фирме, занимавшейся электроникой.

Я затянулся напоследок и подался вперед, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, когда заметил какое-то пятно багровой в лучах заката воде. Рассмотреть его было трудно, я пошел и принес морской бинокль. Теперь я отчетливо различал моторный катер, мчавшийся к моему острову.

Он повернул к стофутовому бетонному причалу и подрулил под тихое клокотание воды. Мотор заглох, катер лишь мирно качало на волнах во внезапно наступившей тишине. В бинокль я изучал серо-голубоватый корпус. На корме виднелись две пушки, а на стапелях четыре торпеды. Но на меня произвело впечатление не столько вооружение, сколько ряды моряков в касках на палубе.

Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на берег и выстроились в два взвода, я посчитал: пятьдесят человек, из них два офицера. Я едва расслышал, как были отданы команды, и колонна тронулась по мощеной дороге, ведущей от королевских пальм и магнолий прямо к пандусу возле дома. Здесь они остановились, по команде развернулись налево и застыли по стойке «смирно». Два офицера и кургузый гражданский с портфелем взобрались по лестнице, стараясь выглядеть как можно более непринужденно, и остановились у широкого пролета.

Офицер, стоящий впереди, не иначе как в ранге бригадного генерала, поднял голову и уставился на меня:

– Мы можем подняться, сэр?

Я оглядел застывшие шеренги солдат:

– Ну, если ваших парней мучает жажда, сержант, – отозвался я, – то пусть не стесняются, заходят.

– Я – генерал Смейл, – прокричал тот. – Это полковник Санчес, представитель Перуанской армии, – он ткнул пальцем в другого военного, – и мистер Приффи из американского посольства в Лиме.

– Здрасте, мистер Приффи, – откликнулся я. – Здрасте, мистер Санчес. Здрасте…

– Это… э-э-э… официальный визит, мистер Легион, – выдавил генерал, – дело величайшей важности, касающееся национальных интересов вашей страны, мистер Легион.

– О'кей, генерал, – бросил я, – поднимайтесь. А что случилось-то? Ваши ребятки там не начали, случайно, новую войну?

Они поднялись на террасу, слегка поколебавшись, поздоровались со мной за руку и расселись по креслам. Мистер Приффи положил свой чемоданчик на колени.

– Если хотите, кидайте ваше барахло на стол, мистер Приффи, – предложил я.

Он мигнул и еще крепче вцепился в чемоданчик. Я предложил каждому сигары ручной работы. Приффи выглядел озадаченным, Смейл отрицательно покачал головой, а Санчес прихватил сразу три штуки.

– Я здесь, – сообщил генерал, – чтобы задать вам несколько вопросов, мистер Легион. Мистер Приффи представляет государственный департамент, а полковник Санчес…

– Можете не продолжать, – оборвал я, – он представляет перуанское правительство, а потому я и не спрашиваю, что делают американские вооруженные силы на перуанской территории.

– Эй, – встрял Приффи, – я вовсе не думаю…

– Охотно верю, – успокоил его я. – Так в чем дело, Смейл?

– Я сразу перейду к делу, – ответил тот. – Вот уже некоторое время разведка США ведет досье, закодированное – за неимением лучшего – под названием «марсианин», – генерал Смейл извинительно кашлянул. – Около трех лет назад, – продолжил он, – неопознанный летающий объект…

– Так, летающие блюдца – ваше хобби, генерал? – перебил я.

– Ничего подобного, – отрезал он. – Этот объект засекли многие радары, когда тот спускался с огромной высоты. Он совершил посадку на Земле… – генерал слегка замялся.

– Вот только не надо говорить, будто вы, проделав такой огромный путь, не можете мне ничего сказать.

– … в одном месте, в Англии, – нехотя ответил Смейл, – несколько американских истребителей было послано на разведку, но прежде, чем они успели вступить в контакт, НЛО взлетел с чудовищным ускорением, и наши радары потеряли его след где-то на высоте нескольких сот миль.

– А мне-то казалось, что наши радары способны на большее, – съязвил я. – Спутниковые программы…

– Просто не было возможности воспользоваться специальным оборудованием, – отпарировал Смейл. – Тщательное расследование показало, что два неких иностранца – вероятно, американцы – посетили это место за несколько часов до… э-э-э… высадки НЛО.

Я кивнул и вспомнил, как бродил по окрестностям, прикидывая, не удастся ли уничтожить подземную установку. Но там толпилось столько копов в штатском, сколько обычно бывает старых дев на похоронах кинозвезды, просто не протолкаться. Впрочем, все складывалось как нельзя лучше. Подземный тоннель они так и не обнаружили, поскольку ракеты завалили вход. А сама установка, видимо, была сделана из таких неметаллических материалов, которые не мог уловить ни один детектор.

– Спустя несколько месяцев, – продолжил Смейл, – в прокате США появилась целая серия документальных фильмов. На них была запечатлена как жизнь других планет, так и древние и доисторические события здесь, на Земле. В комментариях указывалось, что все эти короткометражные фильмы всего лишь демонстрируют некоторые научные теории о развитии жизни на других планетах. Они, конечно же, вызвали всеобщий интерес, и, за некоторым исключением, ученые оказались единодушны в своих восхищенных оценках.

– Меня тоже восхищают это прекрасные подделки, – вставил я. – При всеобщем интересе к космическим путешествиям…

– Однако на фоне технического совершенства короткометражных фильмов была отмечена одна удивительная неточность, – продолжал Смейл. – Она касалась вида нашей планеты из космоса, изображавшего Землю на фоне звезд. По мнению астрономов, конфигурация созвездий указывала на проведение съемки за семь тысяч лет до нашей эры. Ошибка относилась и к изображению полярной шапки льда на месте залива Гудзон. Южных же ледовых полей не было видно вообще. Антарктида оставалась совершенно свободной ото льда.

Я молча ожидал, что же последует дальше.

– Так вот, новые исследования подтвердили, что девять тысяч лет назад Северный Полюс действительно находился на месте залива Гудзон, – сообщил Смейл, – и ледовый панцирь Антарктиды тоже сравнительно недавнее образование.

– Но об этом уже давно говорили, – возразил я, – по этому поводу даже есть теория…

– И потом, что касается видов Марса, – не обращал на меня внимание генерал, – съемки «каналов» с высоты птичьего полета считались превосходнейшим трюком, – тут он повернулся к Приффи, который открыл чемоданчик и передал ему пару фотографий. – Вот кадр, взятый из фильма, – сказал Смейл.

Это было цветное фото восемь на десять, изображавшее гряду холмов, покрытых розоватой пылью, холмы ярко выделялись на фоне черно-голубого горизонта…

Смейл выложил рядом другое фото:

– А это, – сказал он, – снято с автоматической станции в прошлом году.

Я посмотрел. Второй снимок был зернист, в цвете преобладал голубой оттенок, но во всем остальном сомнений не вызывал. Холмы выглядели более приземистыми, да и угол съемок несколько отличался, но это был тот же самый пейзаж.

– Тем временем, – неумолимо продолжал Смейл, – на рынок выбрасывается множество новых изобретений. Химики и физики поражены теоретической базой, скрывающейся за подобной технологией. Один из продуктов – вариант красящего вещества – воплощает в себе абсолютно новую концепцию кристаллографии.

– Прогресс, – вяло заметил я. – Да что там, вот когда я еще был ребенком…

– След был чрезвычайно запутан, – перебил меня Смейл. – Но в конце концов мы обнаружили, что за всеми этими любопытными фактами досье кроется общий фактор, и этот фактор, мистер Легион, вы.

Глава девятая

Через несколько минут после заката Смейл и я снова сидели на террасе за остатками легкого ужина.

– У домашнего ареста, по крайней мере, одно преимущество – не рискуешь отравиться едой.

– Я понимаю ваши чувства, – отозвался Смейл, – честно говоря, мне самому не нравится это поручение. Но совершенно очевидно, что есть вещи, которые требуют объяснений. И я питал некоторую надежду, что вы добровольно нам все расскажете.

– Заберите вашу армию и плывите-ка отсюда подальше, генерал, – посоветовал я. – Тогда, может быть, я и сделаю что-нибудь добровольно.

– Ваш патриотизм…

– Мой патриотизм не устает твердить мне, что там, откуда я родом, у личности есть свои права.

– Дело слишком важное, чтобы обращать внимание на такие мелочи, – упорствовал Смейл. – Я признаюсь совершенно откровенно, что присутствие солдат было разрешено перуанским правительством постфактум. Я упоминаю об этом, чтобы дать понять, насколько важное значение придает правительство этому делу.

– Да, видя, как вы высаживаетесь на берег, я так и понял, – заметил я. – Вам просто чертовски повезло, что я не воспользовался своим дезинтегратором.

Смейл чуть не подавился.

– Да шучу, шучу, – успокоил я его. – Но я же не доставляю вам никаких хлопот. Зачем вы вызвали подкрепление?

Смейл ошарашенно уставился на меня:

– Какое подкрепление?

Я небрежно ткнул вилкой в пустоту. Он оглянулся. Поднимаясь все выше и выше, волны бороздила рубка подлодки, затем постепенно показался корпус, с палубы каскадами сбегала вода. Открылся люк, из которого тут же высыпали матросы. Смейл вскочил, роняя салфетку.

– Сержант! – заорал он.

Я сидел, открыв рот, и смотрел, как Смейл выскочил на лестницу и понесся вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Я слышал его рявканье, возгласы солдат, лязганье затворов, топот ботинок. Я подошел к мраморной балюстраде. Приффи в лиловой пижаме носился по лужайке, приставая ко всем с вопросами, а полковник Санчес, не переставая вопить, все дергал и дергал генерала за рукав. Пехота строилась.

– Эй, поаккуратней там с розами, сержант! – крикнул я сверху вниз.

– Не суйтесь не в свое дело, Легион! – проорал мне в ответ Смейл.

– А какого черта я должен молчать?! – гаркнул я опять. – В конце концов, владелец я этого поместья или нет?!

Смейл взлетел по мраморным ступеням.

– Я за вас отвечаю головой. Легион! – рявкнул он. – Вам надо спрятаться в убежище, где здесь подвал?

– Внизу, естественно, – отреагировал я. – А в чем дело-то? Межвойсковая грызня, что ли? Боитесь, как бы флот не отнял лакомый кусочек?

– Это ядерная подлодка, – сурово объяснил мне Смейл, – «Гагарин», и принадлежит она русскому флоту.

Я так и застыл с открытым ртом, невидяще уставившись на Смейла и пытаясь собраться с мыслями. Меня не очень-то удивило появление бригадного генерала. Я уже заранее проиграл ситуацию с юристами и прекрасно знал, что рано или поздно кто-нибудь доберется до меня за уклонение от уплаты налогов, за отказ от службы в армии или просроченную стоянку, но ничего серьезного не ожидал. Правительству может и не нравиться, что я знаю слишком много, и все же ни одна собака не могла бы обвинить меня в похищении изобретения у Дядюшки Сэма. В конце концов, они отвяжутся от меня, а моих денежек на швейцарском счету хватит до конца дней, если даже им удастся перекрыть все финансовые поступления от разработки моих идей. Я был даже рад, что все наконец произошло.

Но уж кто у меня совершенно вылетел из головы, так это русские. Вполне естественно, что они проявили ко мне интерес, а уж их шпионы ничуть не хуже разведчиков из ЦРУ. Я должен был сообразить, что рано или поздно они тоже выйдут на меня, но, в отличие от американских служб, им не придется считаться с Женевской Конвенцией по правам человека. Они, не задумываясь, пропустят мои мозги через «стиральную машину» и выжмут все необходимые сведения с такой же легкостью, как я выжимаю лимон.

Наконец подлодка всплыла полностью, и в лицо мне уставилось дуло зенитного пулемета, один залп которого мог запросто разнести вдребезги весь героический флот Смейла. А затем на резиновые лодки выгрузились моряки, в общей сложности пара сотен.

Прямо подо мной, на лужайке, сержант выкрикивал команды, и солдаты разбегались по позициям, должно быть, уже намеченным заранее. По всей видимости, для них появление русских оказалось не такой уж большой неожиданностью. Я оказался всего лишь пешкой, которую с успехом разыгрывали между собой два великих гроссмейстера. Моя розовая мечта утереть нос бюрократам испарялась на глазах, а мой остров готов был превратиться в поле битвы. И кто бы в ней не победил, я оказывался в проигрыше. У меня оставался лишь слабый шанс затеряться в кутерьме.

Смейл дернул меня за руку:

– Не торчи здесь! – рявкнул он. – Куда?..

– Простите, генерал, – сказал я и врезал ему под дых. Он скорчился, но несмотря на боль, рванулся за мной. Я отвесил ему хороший хук слева. Он мешком брякнулся на землю, дрыгнув ногами. Я перепрыгнул через него, вбежал в дом, быстро пронесся вверх по спиральной лестнице и захлопнул за собой бронированную дверь. Стены башни могли выдержать любой удар, вплоть до артиллерийского снаряда. Но пока мне, похоже, это не грозило.

Я лихорадочно принялся соображать. Если мне даже и удастся смыться, то с собой много не возьмешь. Несколько учебных штырей да все, что осталось от фильмов. Однако большинство штырей я уже прослушал и запомнил их намертво, как пункты налоговой декларации. Правда, была тут одна заковыка: если прослушивать их слишком часто, то перегруженный мозг не справлялся с потоком информации, и амнезия стирала все начисто.

Времени заниматься этим у меня не оставалось. Все унести с собой я не мог, а просто бросить на произвол судьбы, не поднималась рука.

Поэтому я принялся лихорадочно разбирать свои запасы, распихивая по карманам всякую мелочь. Под руку попался серебристый трехдюймовый цилиндр с черно-золотистыми полосками. Он мне что-то напомнил.

Это была неплохая идея. У меня все еще оставалась пластиковая подкова, которая помогла Фостеру восстановить память о его родной планете. Я в свое время пытался ей воспользоваться, но ничего, кроме головной боли, мне заполучить не удалось. С тех пор она так и валялась без дела. Но, может быть, сейчас самое время воспользоваться ею опять, поскольку половина предметов здесь, в моем хранилище, по-прежнему оставалась для меня тайной (как и этот серебристый цилиндр). Я точно знал, какую информацию несет подкова. Она содержит все, что мне необходимо знать о Валлоне и Двумирье.

Я выглянул в пуленепробиваемое окно. Солдаты Смейла залегли по периметру под кустами. Русские разворачивали силы вдоль берега. Похоже, они еще не скоро приступят к решительным действиям, и пройдет еще больше времени, прежде чем они решатся вышибить меня из моего форта. Фостеру потребовалось около часа, чтобы усвоить необходимую информацию. Наверное, и у меня это займет не больше времени.

Я отложил цилиндр, порылся в ящиках и наконец нашел пластиковую подкову. Я уже присел в кресло, но вдруг заколебался. Эта штуковина предназначалась для инопланетян, не останусь ли я после нее безмозглым идиотом?

Однако альтернатива казалось мне слишком уж грустной. Оставить остров с пустыми руками, и даже не иметь возможности воспользоваться собственными деньгами без риска привлечь к себе внимание…

Ну, уж нет, по доброй воле я бедняком не останусь. А знания обеспечат мне независимость и, возможно даже, защиту от алчности нации. Я всегда смогу обменять знания на свободу.

Конечно, в моих рассуждениях было много дыр, но быстро соображать я никогда не умел. Осторожно, с опаской, я приладил подкову к голове. Сначала она сдавила виски, а потом ощущения затопили меня, словно волна прихлынувшей теплой воды. На мгновение меня охватила паника, но далекий голос прогнал ее: ты среди друзей, ты в безопасности, все хорошо.