Текст книги "Сахара"

Он застыл в задумчивости, казалось, не обращая внимания на палящий жар солнца. Лицо его исхудало, тело стало костлявым и изможденным. С последними остатками жизненных сил он уже давно был потенциальным клиентом госпитальной койки. И старушка с косой стояла всего лишь в нескольких сантиметрах от него, собираясь постучать костлявым пальцем по его плечу. Но мозг Питта работал как часы, хладнокровно взвешивая все «за» и «против».

Он принял решение – он не собирался умирать. Он обошел правое крыло и приблизился к Джордино.

– Ты когда-нибудь читал «Полет Феникса» Эллистона Тревора? – спросил он.

Джордино поднял на него прищуренные глаза:

– Нет, но я видел этот фильм с участием Джимми Стюарта. Ну и что? Видимо, ты здорово притомился, если думаешь, что можешь заставить взлететь эту развалину, снова.

– Не взлететь, – спокойно ответил Питт. – Я осмотрел самолет и думаю, что мы сможем снять с него достаточно частей, чтобы построить парусное судно.

– Построить парусное судно? – скептически хмыкнул Джордино. – Ну да, конечно, только не забудь устроить там бар и столовую...

– Я имел в виду буер для гонок на льду. Мы соорудим нечто подобное, только на колесах, – продолжал Питт, не обращая внимания на сарказм Джордино.

– А что ты собираешься использовать в качестве паруса?

– Одно крыло самолета. У него как раз эллиптический профиль. Установим его торцом, с концом крыла вверху, вот тебе и парус.

– У нас не хватит сил, – запротестовал Джордино. – На создание предлагаемой тобой конструкции уйдет несколько дней.

– Нет, всего лишь часов. Правое крыло в хорошем состоянии, обшивка не повреждена. В качестве корпуса мы употребим центральную часть фюзеляжа, от хвоста до кабины. Используя распорки и лонжероны, мы сделаем выносные полозья. Из двух колес с шасси и маленького хвостового колеса построим трехколесную раму. И у нас тут достаточно веревок, тросов и проводов, чтобы соорудить такелаж и румпель.

– А как же инструменты?

– В кабине есть ремонтный набор. Не самый лучший, но для нашей цели сгодится.

Джордино медленно и задумчиво покачал головой. Не было ничего проще, как превратить эту идею Питта в галлюцинацию, опрокинуть ее, повергнуть наземь, отправить в небытие. Но где-то глубоко внутри Джордино билось сердце и работал мозг, которые не хотели умирать без борьбы. С усилием утомленного человека, поднимающего тяжелый, почти непосильный вес, он заставил себя встать на ноги и заговорил, невнятно произнося слова от усталости и жары:

– Нет смысла валяться тут и жалеть себя. Ты освобождай крепление крыла, а я отсоединю колеса.

43

В тени одного из крыльев Питт рисовал схему постройки сухопутной яхты из обломков и деталей старого самолета. Невероятно простая по конструкции, эта схема была рождена в пустыне людьми, которые уже были мертвы, но отказывались признать это. Для постройки судна им приходилось заглядывать глубоко в себя и отыскивать там силы, которые, как они полагали, давно иссякли.

В путешествиях под парусом по земле ничего нового не было. Их совершали еще китайцы две тысячи лет назад. Так же поступали и голландцы, которые, поднимая паруса над неуклюжими фургонами, перемещали небольшие отряды войск. Американские железнодорожники частенько строили маленькие тележки с парусами, чтобы с ветерком путешествовать через прерии по железным дорогам. Европейцы подключились к этому как к спорту, используя с этой целью в начале тысяча девятисотых годов курортные пляжи, а там уже оставался только вопрос времени, когда южно-калифорнийские гонщики, на сверхмощных машинах пересекавшие сухие озера пустыни Мохаве, подхватили эту идею, собрав участников со всего мира и взяв на себя практическую сторону организации соревнований, на которых достигались скорости до ста сорока пяти километров, или девяносто миль, в час.

С помощью инструментов, обнаруженных Питтом в кабине, он и Джордино в течение палящего дневного времени справились с легкой работой, а за более тяжелую принялись в вечернюю прохладу. Для людей, любимое времяпрепровождение которых заключалось в ремонте старых классических автомобилей и самолетов, эта работа не представляла труда, и на нее они экономно тратили мало усилий из имевшейся у них в запасе энергии.

А уж когда дело стало подходить к концу, они и вообще забыли о времени, работая без отдыха и почти не разговаривая, потому что их распухшие языки и иссохшие гортани позволяли делать это с трудом. Луна освещала их фигуры, отбрасывая на склон расщелины рисованные, словно в мультфильме, тени.

Они благоговейно оставили тело Китти Меннок в покое, работая рядом с ней безо всяких эмоций, иногда даже адресуясь к ней, как к живой, когда их воспаленные от жажды мозги уже не соображали, на том они или на этом свете.

Джордино снял два больших передних и маленькое хвостовое колесо, очистил их подшипники от грязи и смазал загустевшими маслянистыми осадками из бензинового фильтра двигателя. Старые резиновые шины потрескались и затвердели на солнце. Они еще сохраняли форму, но было мало надежды, что они смогут держать воздух, поэтому Джордино извлек хрупкие камеры, заполнил покрышки песком и вновь натянул их на колеса.

Затем из ребер поврежденного крыла он соорудил выносные упоры для колес. Закончив, пилой отпилил продольные лонжероны, связывающие центр фюзеляжа с переборкой как раз позади кабины. То же самое сделал и у хвостовой части. После того как средняя часть освободилась, он начал закреплять широкую часть кокпита с упором на два колеса шасси. Колеса теперь торчали по обеим сторонам фюзеляжа на два с половиной метра, составляя самую широкую часть сооружения. Конец на хвостовой части стал теперь передом сухопутной яхты, придавая ей примитивную аэродинамическую внешность. Последний штрих касался сооружения корпуса судна и состоял в прикреплении выносной опоры к маленькому хвостовому колесу, которое выступало вперед на три метра. Почти законченная самоделка напомнила бы теперь достаточно пожилым людям, не забывшим еще такие комедии, как «Наша шайка» или «Маленькие мошенники», гоночный автомобиль тысяча девятьсот тридцатых годов, прозванный в народе «мыльницей».

Пока Джордино возился с корпусом, Питт занялся парусом. Отделив крыло от фюзеляжа самолета, он укрепил элероны и протянул самый тяжелый лонжерон внутри переднего края, превратив его в мачту. Вместе с Джордино они поставили крыло в вертикальное положение, установили мачту в центре корпуса и закрепили ее. Все эти работы достались им достаточно малой кровью, поскольку и деревянные лонжероны, и обшивка старого крыла были достаточно высушены пустынным солнцем. То, что они создали, было парусом, вращающимся по ветру. Затем с помощью проводов они привязали парус к выносным распоркам, сделанным Джордино, и к носовой части. Использовав те же провода, Питт подсоединил к румпелю, расположенному в корпусе яхты, управляющие тросики от ведущего колеса. Напоследок он закрепил такелаж паруса-крыла.

Окончательные приготовления касались перемещения водительских кресел тандемом в кабину яхты. Питт извлек компас из песка рядом с телом Китти и установил его рядом с румпелем. Трубу, которую ранее он использовал в качестве компаса, привязали на удачу к мачте.

Закончив работы к трем часам утра, они упали на песок, как мертвые. Они лежали, дрожа от пронзительного холода и рассматривая творение своих рук.

– Она никогда не сдвинется с места, – пробормотал Джордино, полностью опустошенный.

– Она всего лишь должна перевезти нас через эту равнину.

– А ты представляешь, как мы ее вытащим из оврага?

– Отсюда метрах в пятидесяти восточный склон оврага достаточно пологий, чтоб мы вытащили яхту на поверхность озера.

– Уж лучше бы мы за это время ушли подальше, чем таскать ее по склонам. Тем более нет гарантии, что она будет действовать.

– Нам всего-то и нужен легкий ветерок, – едва слышно сказал Питт. – И, судя по прошедшим шести дням, на этот счет нам нечего беспокоиться.

– Это погоня за невозможным.

– Она поедет, – решительно возразил Питт.

– А сколько она, по-твоему, весит?

– Около ста шестидесяти килограммов, или трехсот пятидесяти фунтов.

– А как мы собираемся назвать ее? – спросил Джордино.

– Назвать?

– Ну, должна же она иметь какое-то имя.

Питт кивнул в сторону Китти:

– Если мы что-то и выжмем из этой скороварки, то благодаря ей. Как насчет того, чтобы назвать яхту «Китти Меннок»?

– Прекрасное решение.

Погружаясь в долгожданный сон, они еще долго что-то невнятно бормотали, а когда проснулись, палящее солнце уже заглянуло на дно оврага. Просто встать на ноги потребовало громадного напряжения воли. Они молча попрощались с Китти и побрели к своей импровизированной надежде на спасение. Питт привязал два тросика к переду яхты и один из них протянул Джордино:

– Хватит сил на это?

– Черт, конечно же нет, – разжал сморщенные губы Джордино.

Питт усмехнулся, несмотря на боль в потрескавшихся и кровоточащих губах. Он оглядел Джордино в поисках энтузиазма, который помог бы им вылезти наверх. Энтузиазм едва прощупывался.

– Ну, дружище, теперь наверх и не стонать!

Джордино закачался, как пьяный под сильным ветром, но подмигнул и весело пообещал:

– Сейчас, сосунок, я накормлю тебя пылью.

Затем перекинул канат через плечо и с решительным видом наклонился вперед, напрягая все свои силы.

Сухопутная яхта покатилась за ним так же легко, как корзинка для покупок по кафелю супермаркета, а затем помчалась чуть ли не вприпрыжку.

Джордино поднял покрасневшие глаза на Питта с выражением удивления на сожженном солнцем лице:

– Господи, да она легкая, как перышко!

– Еще бы, ведь ее собирали два механика высшего класса.

Без дальнейших разговоров они протащили яхту по дну русла до склона, который под углом в тридцать градусов поднимался к поверхности озера.

Взобраться надо было всего лишь на семь метров, но двоим мужчинам, смотревшим в могилу всего лишь восемнадцать часов назад, верхний край склона казался столь же недостижимым, как вершина Эвереста. Они не чаяли пережить следующую ночь и теперь стояли перед последним препятствием, отделявшим смерть от спасения.

Пока Джордино отдыхал, Питт предпринял первую попытку. Он прицепил один из носовых канатов к поясу и начал карабкаться по откосу, как пьяный муравей, продвигаясь вперед и вверх по нескольку сантиметров за рывок. Его тело было подобно изношенному механизму, его изболевшиеся мускулы сопротивлялись, руки и ноги отказывали уже в начале подъема – но невероятным усилием воли он заставлял их перемещаться. Налитые кровью глаза были почти закрыты от усталости, на лице лежал глубокий отпечаток страдания, легкие всасывали воздух с болезненными всхлипами, сердце от нечеловеческих усилий бухало кузнечным молотом.

Питт не мог позволить себе остановиться. Если он и Джордино умрут, то те несчастные существа, пропадающие в рабстве в Тебецце, погибнут тоже, а их истинная судьба так и останется неизвестной остальному миру. И потому он не мог все бросить, упасть, испустить дух – во всяком случае, не на этом этапе. Он стиснул зубы и в яростной целеустремленности продолжал карабкаться ввысь.

Джордино пытался выкрикивать слова поддержки, но из его рта вырывался лишь еле слышный шепот.

И тут, к счастью, руки Питта вцепились в край, и он собрал все силы, чтоб подтянуть свое тело и вытащить его на поверхность сухого озера. Он упал тут же, чуть ли не в обмороке, ощущая лишь свое хриплое прерывистое дыхание и сердце, пытающееся выскочить сквозь ребра.

Он не представлял себе, как долго лежал, открытый пылающему солнцу, пока его дыхание и сердцебиение не успокоились до нормального ритма. Наконец он поднялся на четвереньки и глянул вниз со склона. Джордино с удобством расположился в тени крыла-паруса и слабо махнул ему.

– Готов подняться? – спросил Питт.

Джордино устало кивнул, ухватился за сброшенный канат и, упираясь ногами в склон, потащился наверх. Питт перекинул свой конец через плечо и, чтобы не тратить энергию, просто наклонился вперед, используя вес своего тела. Четыре минуты спустя Джордино рухнул на землю у ног напарника, беззвучно шевеля губами, как выброшенная на берег рыба.

– Теперь наступает самая приятная часть, – слабо произнес Питт.

– Мне ее не пережить, – выдохнул Джордино.

Питт взглянул на своего друга. Тот был похож на покойника: глаза закрыты, лицо и десятидневная бородка покрыты белой пылью.

Питт опустился на колени и резко ударил Джордино по лицу.

– Ты от меня так просто не отделаешься, – хрипло прорычал он. – Как, интересно, ты собирался сразиться с той пышненькой пианисткой Массарда, если не в состоянии даже поднять свой конец, не говоря уже о том, чтобы вставить его?

Веки Джордино затрепетали, и он открыл глаза, почесывая покрытую пылью щеку. Невероятным усилием воли он заставил себя подняться на ноги, шатаясь, как пьяный. Он уставился на Питта без всякой злости и, несмотря на отчаянное положение, усмехнулся:

– А вот этого не надо! У дядюшки Ала присутствие хорошеньких девушек всегда вызывает повышенное выделение адреналина. И тестостерона.

– Совсем другое дело, – одобрительно кивнул Питт.

Как пара изнуренных волов в упряжке, они взялись за буксировочные канаты и потянули вперед, слишком ослабевшие, чтобы продвигаться более чем на несколько неверных шагов за раз, но совместными усилиями они медленно, дюйм за дюймом, но все же вытягивали яхту вверх по склону. Головы их были опущены, плечи сутулились, мысли путались от невыносимой жажды.

Вскоре они рухнули на колени и поползли вперед на четвереньках. Джордино заметил, что из стертых канатом ладоней Питта сочится кровь, но тот не обращал на это никакого внимания. Внезапно натяжение проводов ослабло. Их импровизированная сухопутная яхта оказалась наверху и сразу набрала скорость, игриво толкнувшись носом в их откляченные задницы. Они отвязали буксирные концы, Питт помог Джордино забраться на фюзеляж, и тот плюхнулся на переднее сиденье, как мешок с картошкой. Затем Питт перевел взгляд на тонкую полоску ткани, привязанную к такелажу и подсказывающую направление ветра, и подбросил вверх горсть песку, чтобы убедиться в правильности показаний. Ветер дул с северо-запада.

Наступил момент истины. Питт посмотрел на Джордино, который театральным жестом простер руку вперед, и подтвердил хриплым шепотом:

– Убираемся отсюда.

Он навалился сзади на фюзеляж и подтолкнул яхту. Их сооружение медленно двинулось по песку. Сделав несколько заплетающихся шагов, Питт перевалился на заднее сиденье. Ветер дул из-за его левого плеча. Он освободил связанный парус и отпустил румпель, чтобы двигаться подветренным галсом. Когда ветер надул парус, Питт немного выбрал шкот, и «Китти Меннок» двинулась сама. После того как Питт еще раз проделал то же самое, скорость яхты резко возросла.

Он посмотрел на компас, сориентировался и лег на курс, с удивлением ощущая, как по, казалось бы, высохшим жилам горячей волной разливается возбуждающий ток. Он установил дифферент паруса, чтобы тот прогибался под ветром, и вскоре их наземная яхта, поднимая колесами тучи пыли, помчалась по пустыне с великолепной скоростью почти шестьдесят километров в час.

Нервное возбуждение переросло чуть ли не в панику, когда Питт неудачно скорректировал курс и колесо с наветренной стороны оторвалось от земли. Случилось это в результате довольно стандартной ситуации, известной морякам под термином «хайкинг». Питт слишком далеко развернул парус против ветра, добиваясь усиления тяги. И теперь он вынужден был принять предупредительные меры, чтобы не опрокинуть яхту, после чего ни у него, ни у Джордино наверняка не хватило бы сил исправить последствия аварии.

Был момент, когда Питту показалось, что он уже ничего не сможет поделать, но каким-то чудом ему все же удалось подтянуть шкот, уменьшив площадь паруса, мягко повернуть румпель и лечь на другой галс.

Еще мальчиком, когда он жил в Ньюпорт-Бич, штат Калифорния, Питт ходил под парусом на маленьких лодках, но ни разу на такой скорости. Он развернул яхту бортом на ветер под углом в добрых 45° и начал аккуратно маневрировать огромным крылом с помощью шкота и румпеля. Быстрый взгляд на компас сказал ему, что пора делать новое изменение курса, направляясь прямо на восток.

Когда Питт почувствовал себя увереннее, ему пришлось проявить усилие, чтобы удержаться от соблазна развернуть паруса еще круче к ветру и увеличить скорость. Но хотя он и не собирался притормаживать, благоразумие напомнило ему, что «Китти Меннок» была не самой устойчивой сухопутной яхтой в мире и что держится она на шестидесятилетних проволоках, проводах и честном слове.

Он откинулся назад, следя настороженным взглядом за смерчами, крутящимися по сухому озеру. Внезапный сильный порыв такого смерча – и они опрокинутся и будут кувыркаться, не останавливаясь. Питт отлично понимал, что пока им чертовски везет. Еще одна расщелина, замеченная слишком поздно, или камень, о который ударится выносная ось колеса, или еще одно из дюжины возможных препятствий – и их выкинет в раскаленный песок безжалостной пустыни.

«Китти Меннок» мчалась по сухому озеру со скоростью, которой Питт никак не ожидал от судна такой странной конструкции. Встречный ветер лупил песком в лицо, как картечью. Учитывая постоянно усиливающийся попутный ветер, Питт прикинул, что они уже достигли скорости в восемьдесят пять километров в час. После того как они сутками тащились черепашьим шагом по бесконечным просторам пустыни, ему казалось теперь, что они летят над землей на реактивном самолете.

Спустя полчаса больные глаза Питта обшарили безликую местность вокруг, пытаясь хоть на чем-нибудь остановиться. Новой его заботой стала боязнь проскочить через Транссахарскую магистраль, не заметив ее. Он никогда не проезжал по ней и предполагал, что за громким названием скрывается обычная фунтовая дорога, отличающаяся от окружающих ее песков лишь малозаметными на укатанной поверхности отпечатками шин. Пропустить ее означало крах всех надежд.

Он пока не видел нигде следов автомобилей, но рельеф постепенно начал меняться. Снова появились барханы. Быть может, они уже добрались до алжирской границы? Но как проверить это? Великие караваны, некогда ходившие от цветущей в прошлом долины Нигер до Средиземноморья, канули в вечность вместе с их бесценными грузами золота и слоновой кости, не оставив и следов своего пребывания здесь. И теперь этим маршрутом пользовались лишь немногочисленные туристы, грузовики, перевозящие оборудование и снабжение, да армейские патрули, изредка проезжающие по этой унылой, забытой Господом пустоши.

Если бы Питт точно знал, что на самом деле красная линия, обозначающая на картах эту дорогу, является лишь плодом воображения картографов, он бы чрезвычайно расстроился.

Единственными указателями, если бы им повезло заметить их, были разбросанные по обочинам кости животных, следы от шин, еще не занесенные песком, сиротливо чернеющие остовы разобранных на запчасти автомобилей да череда пустых бочек из-под бензина, тянущаяся на четыре километра, – остатки того, что проходящие кочевники не прихватили с собой для обмена или перепродажи в Гао.

И тут, почти на горизонте, по правому борту он заметил объект, созданный руками человека, темное пятнышко в колышущемся от жары воздухе. Джордино тоже заметил его и указал на этот первый признак жизни с тех пор, как они двинулись в путь на самодельной яхте. Воздух был чист и ясен, как стекло. Осталось позади дно сухого озера, и теперь в воздухе и на земле больше не крутились пылевые смерчи. Друзья без труда опознали в замеченном объекте брошенный автобус «фольксваген», с которого сняли все мало-мальски ценные части, оставив лишь корпус и раму. На его борту масляной краской был выведен ироничный лозунг: «И где этот Лоуренс Аравийский, когда он нужен?»

Довольный, что есть хоть такой след, Питт изменил курс и повернул на север, уходя в наветренную сторону. Поверхность стала песчаной, с россыпями гравия. Временами на их пути встречались зыбучие пески, но яхта была слишком легкой, чтобы застрять, и с легкостью перелетала опасные места, лишь на мгновение замедляя скорость.

Через десять минут Питт разглядел бочку из-под бензина, отчетливо видимую на фоне горизонта. Теперь он окончательно убедился, что они едут вдоль трассы, и начал через каждые два километра менять галсы, направляясь на север, в Алжир.

Джордино сидел без движения. Питт наклонился вперед и потряс его за плечо, но голова итальянца стала медленно клониться вперед, пока не уткнулась подбородком в грудь. Джордино перестал цепляться за ускользающее сознание и отключился. Питт что-то кричал, грубо тряс его за плечи, но у него тоже почти не осталось сил. Перед глазами поплыла чернота, и он понял, что скоро и сам потеряет сознание.

Он услышал что-то похожее на гул мотора, но впереди ничего не было видно, и Питт решил, что у него уже начались галлюцинации. Но звук приближался, и Питт со вспыхнувшей в сердце надеждой узнал в нем шум работающего дизельного двигателя, которому аккомпанировали выхлопные газы. Но источник звуков по-прежнему оставался вне поля зрения, и Питт уже не сомневался, что вот-вот на него обрушится дурнота беспамятства.

И тут до него донесся громкий сигнал гудка. Питт слегка повернул голову. Рядом с яхтой ехал большой грузовик британского производства «Бредфорд» с трейлером. Водитель-араб с любопытством выглядывал из окна и при этом белозубо улыбался. Не замеченный Питтом, грузовик догнал их сзади.

Водитель высунулся еще дальше, приставил обе ладони рупором ко рту и закричал:

– Помощь не нужна?

Питт смог только слабо кивнуть.

У него уже не было сил, чтобы остановить яхту. Он предпринял слабенькую попытку с помощью шкота развернуть крыло по ветру, но добился только того, что судно сделало полукруг. Он уже плохо контролировал ситуацию и не уследил за сильным и внезапным порывом ветра. Когда он стал отпускать парус, было уже поздно: ветер и притяжение земли вырвали конец из его управления, и яхта перевернулась, теряя крепления крыла-паруса и выбрасывая тела Питта и Джордино, как мягкие, набитые ватой туловища кукол, в тучи песка и обломков.

Водитель-араб повернул вслед за ними и остановил грузовик. Он выпрыгнул из кабины, бросился к образовавшейся куче и остановился над потерявшими сознание мужчинами. Он сразу же определил признаки обезвоживания и поспешил обратно к грузовику, вернувшись с четырьмя пластиковыми бутылками воды.

Питт почти мгновенно выбрался из черноты забытья, едва ощутив, как вода льется на его лицо и в полуоткрытый рот. Эта трансформация была похожа на чудо: минуту назад он был в миллиметре от смерти, но после всего нескольких глотков воды сразу ожил и снова был в состоянии здраво рассуждать и действовать.

Тело Джордино, высохшее едва ли не до костей, тоже вернулось к жизни с завидной быстротой. Казалось невероятным, что они ускользнули из объятий неотвратимой смерти, всего лишь пополнив запас необходимой организму жидкости.

Водитель-араб предложил им также соляные таблетки и сушеные финики. У него было смуглое, интеллигентное лицо, а на голове бейсбольная шапочка без надписи. Он присел на корточки и с громадным интересом наблюдал за процессом возвращения к жизни случайно встреченных на дороге людей.

– Вы двигались на вашем аппарате из Гао? – спросил он.

Питт покачал головой.

– Из Форт-Форо, – солгал он.

Он еще не был убежден, что они уже в Алжире. Как можно быть уверенным, что этот водитель не обратится в ближайшее отделение службы безопасности, если узнает, что они сбежали из Тебеццы?..

– Где мы конкретно находимся?

– В самом сердце пустыни Танезруфт.

– А какая это страна?

– Как какая? Алжир, конечно. А вы думали, где вы?

– Где угодно, лишь бы не в Мали.

Лицо араба омрачилось печалью.

– Плохо люди живут в Мали. Плохое правительство. Они убили много людей.

– Далеко ли до ближайшего телефона? – спросил Питт.

– Адрар в трехстах пятидесяти километрах севернее. Там есть связь.

– Это какая-нибудь маленькая деревушка?

– Нет, Адрар большой город, быстро развивается. У них есть аэродром с регулярными рейсами.

– А вы едете в том направлении?

– Да, я возил консервы в Гао, а теперь порожняком возвращаюсь в Алжир.

– Вы не подбросите нас до Адрара?

– Сочту за честь.

Питт посмотрел на водителя и улыбнулся.

– Как тебя зовут, дружище?

– Бен Гади.

Питт сердечно пожал водителю руку.

– Бен Гади, – сказал он торжественно, – ты даже не подозреваешь, что, выручив нас, ты спас сотни жизней невинных людей.