Текст книги "Пустыня"

Найл лежал с открытыми глазами уже больше часа, а сон все не шел. Теперь он думал о Каззаке. Почему владыка предложил отцу, чтобы он, Найл, остался? А вдруг его об этом попросила Мерлью?

Эх, если б можно было с кем-нибудь поговорить, а не валяться здесь, когда голова разбухает от неразрешенных загадок!… Может, Стефна еще не спит?

Осторожно, чтобы не разбудить отца, он выскользнул из-под одеяла и на цыпочках прокрался к двери.

Соседняя комната оказалась пустой. Пройдя через нее, Найл остановился возле занавески, ведущей в комнату Стефны и Доны, и прислушался. Спят: дыхание ровное, глубокое. Юноша подошел к выходу в коридор и выглянул наружу. Надо же! Навстречу шел Корвиг, младший брат Хамны, в обнимку с девушкой.

– Здравствуй, Найл. Что поделываешь? – спросил тот.

– Так, сон что-то не берет.

– Сон? Какой сон? Времени всего ничего! Мы вот идем к Найрис поиграть во что-нибудь. Хочешь с нами?

– Наверное, ни к чему, – виновато потупив голову, рассудил Найл. – Мы с отцом, должно быть, утром отправимся обратно, так что надо хорошенько отдохнуть. Жаль, что Корвиг не один, можно было бы спросить у него совета. Корвиг просунул Найлу руку под локоть:

– Да ладно тебе, выспаться всегда успеешь. Давай сходим. Девушка, глядя на него большими выразительными глазами, спросила:

– А почему ты так скоро отсюда уходишь?

– Отец говорит, пора обратно. Если б уговорить его задержаться на несколько дней… – Он повернулся к Корвигу: – Ты не мог бы попросить своего отца, чтобы переговорил с моим?

Они вышли в главный проход, ведущий в большой зал.

– Он сейчас там, – кивком указал Корвиг. – Почему б тебе самому его не попросить?

Владыка прохаживался в одиночестве, вчитываясь в пергаментный свиток, который держал возле самого носа.

Встречные почтительно склоняли на ходу головы, хотя Каззак едва ли кого замечал. Корвиг, приблизившись к отцу, тоже поклонился и негромко произнес:

– Властитель…

Каззак вскинул голову и раздраженно сверкнул глазами, однако, заметив Найла, милостиво улыбнулся.

– Прошу прощения, властитель, но Найл хотел бы тебя кое о чем спросить, – сказал Корвиг.

– Да, я весь внимание. – Каззак взял Найла за руку. – Что тебя интересует, мой мальчик?

– Я насчет нашего завтрашнего отхода, властитель. По лицу Каззака пробежала тень.

– Завтра? Так скоро? Почему бы тебе не задержаться?

– Именно об этом я и хотел тебя просить. Не мог бы ты уговорить моего отца?

Каззак насупился и пожал плечами:

– Об этом мы с ним уже говорили. Твой отец сказал, что ему не дает покоя оставленная семья. Но оговорился, что это не повод к тому, чтобы и ты уходил вместе с ним.

– Я как раз хотел остаться.

– Неужто? Прекрасно!

Приветственно кивнув, напротив повелителя остановился стражник.

– Знаешь, – сказал Каззак, – я сейчас занят, а ты, думаю, мог бы сходить и поговорить с Мерлью. Она сейчас, видимо, одна.

– Благодарю тебя, властитель. Покои Каззака занимали два этажа, которые соединялись короткой лестницей. Стоящий внизу стражник посторонился, уступая дорогу. Найл вошел в обширный сводчатый зал, потолок которого подпирали каменные колонны, а стены были завешены богатыми зелеными занавесями. От доброй дюжины светильников было светло, как днем. В зале, судя по всему, никого не было. Найл прошел к занавешенному дверному проему в противоположной его части, заглянул. Большая опрятная комната – деревянная резная мебель, на полу циновка, ярко горят светильники. И опять же никого. Справа от входа в зал вверх шла еще одна лестница. Подойдя и остановившись возле, Найл прислушался. Откуда-то сверху, похоже, доносились голоса. Юношей овладела нерешительность. Что о нем подумают, если он будет вот так бесцеремонно разгуливать здесь? Впрочем, у него же есть разрешение владыки. Бесшумно ступая босыми ногами, он поднялся по каменным ступеням и попал в хорошо освещенный коридор с невысоким потолком, по обе стороны которого тянулись занавешенные дверные проемы. Со стороны одной из комнат доносились женские голоса. Найл, нерешительно приблизившись, хотел было спросить: «Здесь есть кто-нибудь?», – но в этот момент одна из женщин неожиданно рассмеялась. Голос он узнал тотчас же: Ингельд. Первым порывом Найла было сразу же уйти, но, уже повернувшись, юноша уловил, что речь, собственно, идет о нем. Пока он прикидывал, как поступить, Ингельд продолжала:

– … Сам он здесь не при чем. Во всем виноваты отец его и брат. Голос Мерлью:

– Как это случилось?

– Не знаю. Они не рассказывали. Оттого-то я и подозреваю, что дело нечисто. Разве расскажут они женщине, как погибли ее муж и сын!

– Может, они просто щадили твои чувства?

– Они-то! – воскликнула Ингельд презрительно. – Можно подумать, им есть до этого дело! Я вот что скажу. Они чуть не бросили меня на произвол судьбы в той крепости на плато.

– Да ты что? Как можно!

– Я не переношу высоты, а как глянула со склона на все те ступени, у меня просто ноги подкосились. Они же просто повернулись ко мне спиной и полезли спокойно вниз.

– Ужас какой! И что же ты?

– А что? Зажмурилась и пошла следом. Провожатых моих уж и видно не было, а я как вспомнила о тех страшилищах-пауках… В голосе Мерлью звучал неподдельный гнев:

– Это же надо, так обойтись с женщиной! Ингельд презрительно фыркнула:

– Да что им женщины? Дикари же… Нависла гнетущая тишина. «Уходить надо», – решил Найл. Ему было совестно за это невольное подслушивание. Но не успел он и шагу ступить, как Ингельд вдруг спросила:

– Тебе, похоже, нравится этот парнишка?

– С чего ты взяла?

– Как вы с ним нынче катались по полу…

– Не понимаю, о чем ты, – холодно ответила Мерлью. – Состязания по борьбе – один из наших обычаев.

– Властитель рассудил, что он тебе приглянулся.

– Приглянулся? Этот, тщедушный? Шутишь!

– А остальным он, похоже, нравится.

– Ну и что? Это потому, что он здесь новенький, вот всем и любопытно. Но это ненадолго. Скоро к нему привыкнут и перестанут замечать. Найл, стараясь ступать как можно тише, с пылающим лицом тронулся прочь. Грудь давила изнутри непривычная, каменная тяжесть – примерно так же, как тогда, когда он услышал весть о смерти Торга и Хролфа. Кровь гулко стучала в висках. Как больно!

В проходе стоял стражник. Найлу было неловко даже проходить мимо: казалось, на его лице яснее ясного написано все, что произошло. Но тот лишь дружелюбно кивнул.

Возвращаясь по коридору, Найл прижимался к стенам, боясь выходить из тени, и молился о том, чтобы никто не попался навстречу, не заговорил с ним!

А в голове звенело гулким эхом: «Приглянулся? Этот, тщедушный? Шутишь!» Да уж… Теперь все ясно. Разумеется, дочери владыки он кажется не более чем заморышем. Ему было так стыдно, что хотелось плакать. И все же, вспомнив сегодняшнее утро, Найл рассудил, что Мерлью определенно с ним заигрывала. Зачем, скажем, прикусила ухо? Или улыбнулась, скрытно так, когда прощались? Неужто попросту играла с ним? Народясь и окрепнув, горький гнев вытеснил робкую беспомощность. «Ненавижу», – решил Найл. Все лучше, чем изнывать от безысходной сосущей тоски, от которой того и гляди из глаз брызнут слезы.

– Где был? – голосом отца спросила темнота, когда Найл вернулся в спальню.

– Не спалось, решил сходить погулять. – Поворочавшись, юноша устроился на травяной постели, натянув одеяло до подбородка, затем помолчал немного и сказал: – Я подумал о завтра. Я с тобой.

Улф кашлянул:

– Давай-ка спи. Выходить предстоит спозаранку. А у самого голос задрожал от плохо скрытой радости. Уж кто-кто, а Найл хорошо знал отца.

Город оставили за час до рассвета, выйдя вместе с муравьиными пастухами. Путников сопровождали Хамна и Корвиг, получившие на то особое распоряжение властителя. Сам Каззак проводил гостей до самого выхода и там, обняв, расцеловал обоих в лоб и щеки. К счастью, он не стал допытываться, отчего юноша передумал оставаться. Галереи подземного города в этот час были пусты. У Найла к горлу подкатил комок непрошеных слез: все это он, судя по всему, видит в последний раз.

– Помни, – еще раз повторил Каззак Улфу. – Ты получил от меня приглашение вернуться сюда со своей семьей. – И добавил задумчиво: – Сайрис в последний раз я видел, когда она была еще совсем девочкой. Улф почтительно кивнул:

– Мы все с ней обговорим, властитель. Найл знал наперед: никакого разговора не будет.

– Уж ты постарайся, – сказал напоследок Каззак и заспешил обратно внутрь. Предрассветный ветер для него, видно, был чересчур прохладен. Полоска неба на востоке чуть посветлела, а над головой все еще стояла непроницаемая мгла. Впереди свет звезд отражался на недвижной глади озера. Зрелище так зачаровывало, что даже горькие мысли о Мерлью на время забылись, но вскоре в памяти снова всплыли слова об «этом, тщедушном», и настроение опять резко ухудшилось. Так что следующие полчаса или около того юноша тешился тем, что рисовал в уме картины, где гордячка Мерлью платит за причиненную ему обиду.

Вот ее ловят и тащат к себе в город пауки-смертоносцы. У нее остается одна надежда – на Найла…

– Мы решили, что через плато вообще не стоит идти, – прервал его мысли Улф. – Каззак сказал, быстрее будет, если пойдем через горы на северо-западе…

– Я ничего советовать не могу, – скромно отозвался Хамна. – Никогда не забирался в такую даль. Но мне говорили, по ту сторону гор земля лучше. Там последний десяток лет довольно часто шли дожди. Все вместе они добрались до берега, озера и двинулись прямиком на запад. Поклажа была тяжелее, чем неделю назад, когда выходили из пещеры (Каззак не поскупился на подарки), но нести ее было не слишком трудно: путников снабдили заплечными кузовами, которые приторачивались к поясу особыми лямками. Когда небо заметно посветлело, Найл обернулся через плечо и неожиданно увидел паучьи шары, отражающие лучи восходящего солнца. Шаров было два, оба плыли на порядочной высоте в сторону соленого озера. Юноша поспешил предупредить остальных, и все путники укрылись под кривыми сучьями боярышника. Пауки вряд ли могли их заметить, день едва занимался, да и шары проплывали на высоте не меньше ста метров. Хамна и Корвиг, заметил он, не то что не всполошились, даже не обеспокоились. Они достали из кузовов фрукты и начали жевать с таким беспечнорассеянным видом, будто находились на увеселительной прогулке. Выждав, когда шары скроются за горизонтом, путники выбрались из укрытия и пошли берегом озера. Найл заговорил:

– Я смотрю, не очень-то вы с паучками осторожничаете.

– Как-нибудь научились с ними обходиться, – откликнулся, пожав плечами, Хамна.

– Но… – Поймав упреждающий взгляд отца, Найл осекся и замолчал. С рассветом поднялся ветер. Его направление менялось несколько раз, а в конце концов возобладал северо-западный.

По мере того как утро разгоралось, он окреп, стал сухим и жарким, и вот уже пахнуло раскаленным дыханием пустыни. Вскоре это уже и ветром нельзя было назвать, он походил, скорее, на бурю, несущую косматые облака пыли и колючего песка, от которого неудержимо струились слезы. Хамна и Корвиг сникали на глазах. Было видно, что увеселительная прогулка все больше превращается для них в испытание на выносливость. Свои накидки они обернули вокруг лиц, оставив лишь узкую щель для глаз, и так шли, с трудом превозмогая порывы встречного ветра. Примерно через полчаса Улф предложил им повернуть назад. Те вначале отнекивались, считая делом чести сопровождать путников хотя бы в первый день пути, но Улф заметил, что главная ценность совместной дороги – общение – при такой погоде явно теряется. Больше провожатых уговаривать не пришлось. Они обнялись, пообещали друг другу непременно встретиться вновь и расстались. Хамна с Корвигом с явным облегчением повернулись к ветру спиной. Теперь Улф озабоченно прикидывал, разумно ли будет отправиться через горы.

Это легче, чем через плато, зато дольше, хотя при секущем этом ветре, от которого растрескивались губы, все равно шагу не прибавишь. Согнувшись в три погибели и щурясь сквозь напряженно подрагивающую щель в намотанной на голову материи, путники упорно двигались вперед, стараясь проделывать в час около пяти миль.

Найл с вожделением поглядывал на подернутые крупной рябью воды соленого озера, но знал, что туда лучше не соваться. Если, искупавшись, не смыть соленую воду в ручье, будет еще хуже. К той поре, когда солнце достигло зенита, оба выбились из сил. Привал и обед договорились устроить в ближайшей рощице или кустарнике, как только те подвернутся. Но вот еще две мили позади, а вокруг ни деревца, ни кустика. Через полчаса путники определили, что находятся на западной оконечности озера и дорога теперь лежит через пустыню, к изрезанным горным отрогам и пересохшим руслам рек. В этом месте Найл неожиданно для себя рассмотрел в паре сотен метров справа предмет, напоминающий большой валун.

Тронув отца за плечо, он молча указал головой в сторону камня. Улф кивнул, и они заспешили туда. Прошли с полсотни метров, и стало ясно, что это не камень, а остатки строения. Основная его часть была погребена под слоем песка, наружу торчали лишь изломанные контуры стен. С западной стороны строения надуло целую дюну. Взобравшись туда, где полуразрушенная стена была пониже, отец с сыном увидели запорошенный толстым споем песка внутренний дворик. В глубине, на противоположной его стороне, виднелись ступени, изрядно выщербленные ветром. Ступени всходили на вершину башни, теперь уже укороченной вдвое по сравнению с прежними размерами. В целом строение напоминало ту самую крепость на плато, только более мелкую и обветшалую. Какое-никакое, а укрытие от ветра. Спрыгнув на мягкий песок, путники испытали несказанное облегчение: здесь было спокойно и тихо. Оба так вымотались, что следующие полчаса просто сидели, опершись спинами о стену и вытянув натруженные ноги. Ветер, казалось, взвывал от отчаянья, досадуя, что не может добраться до них. Сидя так с закрытыми глазами, Найл слушал, как постепенно унимается сердце и уютные волны спокойствия накатывают, освобождая от всякого волнения. Улф коснулся руки сына. Найл, оказывается, ненадолго задремал. Юноша поднял голову, чтобы взглянуть на положение солнца, и с удивлением обнаружил, что в небе просвета не видно из-за туч. Ветер неистовствовал, и, хотя защита стен казалась надежной, песок на дальнем конце двора вихрился смерчем. Небо угрожающе потемнело, и вскоре опустилась мутная мгла, а ветер обрел такую мощь, что Найл начал уже опасаться, так бы он не свалил стену, за которой они укрылись. Путники достали из кузова шелковые полотнища и завернулись в них. Обоим казалось, будто ветер задувает со всех сторон сразу, пытаясь добраться до двух бродяг, а туча песка тяжело перекатывается через стену, как вода через мол.

Найл вспомнил о Хамне и Корвиге: хорошо, если успели добраться домой до начала бури. Казалось, сама судьба привела их в момент крайней нужды в эту спасительную крепость. Если понадобится, можно будет остаться здесь хоть на всю ночь.

Внезапно буря стала ослабевать, а небо проясняться, насыщаясь светом, напоминающим рождение зари. Вскоре ветер утих совершенно, и в одно мгновение прорезался такой пронзительный солнечный свет, что показался вначале просто ослепительным.

Солнце стояло по-прежнему высоко – судя по всему, было около двух часов пополудни. Оказалось, отца с сыном занесло песком по самую шею. На противоположной стороне двора песок образовал насыпь возле стены. Найл с трудом встал (ноги, оказывается, затекли) и потянулся. Хотел посмотреть через стену, но роста чуть не хватило, и тогда он прошел через двор, увязая в зыбучем песке, и забрался по насыпи наверх. Внизу открывался вид на руины незнакомого города. Обнаженные бурей останки строений находились по меньшей мере на десяток метров ниже стены. Прямо напротив стояло здание с высокими колоннами – не грузными и квадратными, как в крепости на плато, а стройными и круглыми, и некоторые из них все еще подпирали то, что осталось от оконных перемычек и стен. А как раз в середине, между колоннами, находилось нечто дающее под солнцем слепящие блики.

– Отец, скорее сюда, глянь! – крикнул Найл. Улф уже через секунду стоял рядом.

– Вот как… Мне, сдается, доводилось кое-что слышать об этом, – задумчиво произнес отец. – Город, которым правил Бейрак, отец Каззака.

– Они обитали на поверхности?

– Пока их не выжили смертоносцы.

– И основал город тоже Бейрак?

– Нет. Он стоит здесь с незапамятных времен. Говорят, его построил какойто древний народ. А звались они латинами.

– А вот там что, не знаешь? – Найл указал на сверкающее нечто.

– Не знаю. Во всяком случае, видно, что сделано из металла. Около десяти минут, падь за пядью одолевая щербатые стены, они спускались вниз, на песок. С наружной стороны было заметно, что крепость представляет собой квадратное строение, сложенное из обтесанных блоков, которые скреплены между собой цементом. Окна – высокие и узкие. Высоким и узким же был дверной проем, а вверху на стене выдолблены непонятные символы. Проход весь завален разрушенной каменной кладкой, забит песком. В город от него вела двойная колоннада впрочем, теперь уже лишь обрубки, а обломки камня валялись на дороге. На некоторых колоннах сохранились капители с изображением виноградных гроздьев и листьев.

От большинства строений остались лишь полуразрушенные стены. Правда, были среди них и такие, что сохранили верхние этажи. Все строения – из обожженной глины и кирпича. Помещения в них были совсем крохотными, иные не больше нескольких метров.

Пока Улф осматривал развалины дома, Найл расхаживал по зданию с колоннами, куда вела с улицы мощеная дорожка. Под ногами лежали каменные глыбы, покрытые чем-то вроде цемента.

В пространстве между колоннами выстроились в ряд как бы внушительные короба, но только высеченные из камня. Расслабившись, а затем сосредоточась, Найл безошибочно определил, что у этих штук есть какая-то странная связь с мертвыми.

Мощеная дорожка заканчивалась пролетом лестницы – ступени шириной метров пять каждая, – ведущей к остаткам массивных ворот. От храма, в который входили некогда через эти ворота, не осталось, по сути, ничего, кроме расположенных вкруговую колонн, каждая на квадратном гранитном постаменте, а сверху – уцелевшая оконная перемычка.

Найл с самозабвением разглядывал цветастые квадратики напольной мозаики, изображающей птиц и зверей. А в самом центре мозаичной площадки стояло загадочное нечто, околдовывающее своим блеском. Приблизившись, юноша с удивлением увидел на изогнутой металлической поверхности свое отражение. Правда, внешность в ней безобразно искажалась, а если подойти ближе, то и вообще коверкалась до неузнаваемости. Нечто напоминало жука на металлических лапах-подпорках, с прозрачными выпученными глазами впереди.

Даже одного взгляда на эти согнутые в суставах лапищи было достаточно, чтобы понять: для ходьбы такие ноги не годятся. Внутренне расслабившись, Найл попробовал выведать что-нибудь о стоящем перед ним непонятном устройстве – надеялся вызвать какие-нибудь образы или хотя бы ощущения.

Картина, к его удивлению, получилась ужасно размытая и невнятная, можно сказать, вообще никакая. С таким же успехом можно было гадать о значении непонятных знаков над дверным проемом крепости. Походило, что неизвестный творец сверкающего чудища совершенно не похож на людей, которых знал он, Найл. Тем не менее было в этом чудище что-то такое, что говорило: его создали люди. Но зачем? Не для того ли, чтоб на спине своей и складных лапах оно перевозило людей через пустыню?

Сразу за выпученными глазами в округлом боку располагалась, судя по всему, дверь.

Найл почуял это сразу, будто память какая-то, древняя-предревняя, незаметно ожила в сознании (дверей он отродясь не видел). Юноша осторожно притронулся к ней – вопреки ожиданию металл под лучами солнца нагрелся, но не сильно. Снаружи неброско выделялась изогнутая металлическая ручка, и Найл, ухватившись, принялся крутить ее во все стороны, а затем, потеряв терпение, поддал ее ребром ладони.

Он смутно догадывался, что именно благодаря этому выступу можно проникнуть в чрево причудливого насекомого, и в конце концов, распалившись, хлопнул со всей силой – и тут под пальцами что-то подалось (от неожиданности он даже вздрогнул), часть бока плавно отъехала в сторону. Юноша тотчас отскочил: ему показалось, что дверь двигает кто-то невидимый. Однако внутри никого вроде и не было. Осторожно заглянув в открывшийся проем, Найл потихоньку забрался внутрь. Только там он обнаружил, что «глаза» у насекомого сделаны из чего-то прозрачного – вроде оплавленного огнем белого песка, который пропускает свет. Здесь было тесно, места хватало лишь на небольшие – кстати, обтянутые кожей – сиденья.

Юноша вертел головой, с изумлением разглядывая совершенно незнакомые предметы, но, как ни силился, никак не мог догадаться, зачем все это нужно. Понятное дело, где ж он мог увидеть (а тем более с чем-то сравнивать) усеянный тумблерами и кнопками пульт управления и рулевую колонку? Увиденное и словами-то было трудно описать. Найла объял ужас. Перед ним, вне всякого сомнения, какая-то святыня, не иначе. Парень осторожно опустился на теплое от солнца сиденье и, заведя над пультом руку, затаив дыхание, коснулся растопыренной пятерней его стекловидного с пупырышками покрытия. Ничего не произошло: чудище оставалось таким же смирным и даже не попыталось наказать его за любопытство. А вот повыше пупырчатого покрытия была соблазнительно откинута крышка, и в углублении виднелись необычные предметы, которые Найл один за другим дотошно рассмотрел и ощупал. Когда юноша невзначай надавил на масленку, ему в лицо тоненькой струйкой брызнуло машинное масло, и от неожиданности он даже подпрыгнул.

Попробовал жидкость на язык – пакость, отер лицо рукой. Набор отверток и гаечных ключей вызвал у Найла недоумение: зачем все это? Никогда еще в голове у юноши не возникало столько вопросов, на которые никто не мог дать ответ. Полная неясность.

В неописуемый восторг Найла привела короткая, длиной в полруки, и сантиметр в обхвате металлическая трубка вроде железа. Вот так вес! Тяжелее заматерелого гранита.

Юноша не колеблясь решил, что эта вещь должна принадлежать ему и что он не уступит ни ее ни брату, ни отцу, ни самому Каззаку – пусть и не просят. Он несколько раз шлепнул замечательной штуковиной по ладони и с удовлетворением отметил, что такой можно одним ударом пристукнуть муравья или оглушить жука, каким бы крепким ни был у того панцирь. С таким оружием можно потягаться и с тварями, обитающими в каменистых воронках. Он вгляделся в предмет пристальнее. Концы трубки опоясывали концентрические ободки, а на одном имелся еще и кружок, который можно вдавливать, с тонкой насечкой, диаметром около сантиметра. Найл зачем-то решил попробовать трубку на зуб, сунул ее в рот и прикусил. Вот те раз! Трубка сама собой начала удлиняться, выдвигаясь изо рта, словно живая.

Конец ее случайно чиркнул по пульту управления. Внезапно что-то загудело, а сиденье начало слегка вибрировать. Как ошпаренный, Найл выскочил наружу. Сидя на земле, он оторопело таращился на неожиданно ожившее, помаргивающее глазками чудовище. На шум примчался отец. Найл спохватился: внутри осталось новое оружие. Что делать? Однако колебался он совсем недолго: уж больно хороша была металлическая вещица. Сделав глубокий вдох, юноша быстро нырнул в чрево неведомого существа и почти мгновенно выскочил обратно, сжимая в кулаке раздвижную трубку-жезл, в которой длины теперь было около трех метров.

– Это еще что такое? растерянно пробормотал Улф.

– Сам не знаю.

На пульте управления мелькнул зеленый огонек, и гудение смолкло. Отец с сыном обошли вокруг диковинного устройства, тщетно попытались сдвинуть его с места, пролезли под ним и в конце концов решили оставить его в покое.

Улфу захотелось взглянуть на трубку, и Найл неохотно уступил. Отец с хмурой сосредоточенностью ощупал вещь, со свистом рубанул ею воздух, и, к облегчению юноши, протянул обратно.

Принимая трубку от отца, Найл взялся за нижний конец, что пошире. В тот же миг раздался звонкий щелчок, и жезл быстро сократился, вновь приобретя форму цилиндра. Еще раз внимательно осмотрев предмет, Найл догадался, что секрет здесь в кружке с насечкой, с торца. Стоило его утопить, как цилиндр вырастал в длинный заостренный прут.

Благоговейно и вместе с тем с нескрываемым интересом оглядывая предмет, Найл кончиками пальцев ощутил исходящее от него тоненькое покалывание, будто внутри сидело множество крохотных иголочек. Минут пять он только и делал, что сдвигал-раздвигал трубку, пока наконец не расстался с надеждой понять, для чего она нужна. Кстати, возникающее при удлинении трубки покалывание почему-то казалось смутно знакомым. Время шло, уже давно перевалило за полдень, пора было и собираться в дорогу. Возвратясь к стенам крепости, они по куче нанесенного песка взобрались наверх, Улф спрыгнул во внутренний двор и стал оттуда подавать сыну поклажу. Когда Найл нагибался за вторым кузовом, первый – видно, поставленный неровно – накренился и начал сползать по склону. Догонять его Найл не стал: у кузова сверху застежка, так что ничего наружу не вывалится. Пособляя отцу взобраться назад на стену, Найл случайно глянул на уехавшую поклажу, и ему вдруг показалось, что внизу, у подножия откоса, что-то, вроде, шевелится.

Насторожившись, юноша пригляделся внимательнее, а затем медленно двинулся вниз по откосу, не отрывая взгляда от кузова. И опять ему почудилось, что кузов чуть шевельнулся. Осторожно потянувшись вперед, Найл взялся за лямку и, приподнимая поклажу, заметил, как песок внизу осыпается тоненькими струйками…

О ужас! Совершенно неожиданно наружу выпросталась мохнатая членистая лапа, за ней другая. Уже через пару секунд перед Найлом возник здоровенный паук, хлопотливо карабкающийся из песка наружу. Среагировал парень мгновенно, не задумываясь. Взмахнув увесистой трубкой, он что было сил ударил по омерзительной морде. Паук засипел от боли, а юноша отскочил, ощутив всем своим существом, как ядовитым жалом ожег его удар чужой воли.

Он прекрасно понимал: стоит сейчас насекомому вылезти из песка, и оно мигом сгребет его в охапку, распластает, навалясь мохнатой тушей, пригвоздит передними лапами к земле и вонзит клыки. Найл снова вскинул оружие над головой и начал осыпать врага частыми, исступленными ударами – по пасти, глазам, незащищенному панцирем мыску на затылке. Ответными ударами своей воли тварь словно хлестала Найла по рукам, пытаясь защититься, но смертельный ужас только придавал юноше сил. И тут зловещий гнет как-то разом исчез. Отец стоял на откосе, онемев от собственной беспомощности, и как завороженный наблюдал за происходящим. Увидев, что все кончено, он скатился вниз, к Найлу.

Туловище паука вылезло из песка наполовину, и можно было различить, что он, безусловно, крупнее тех серых, с которыми им довелось столкнуться в крепости на плато. Этот размером был примерно с тарантула-затворника, которого убила осапепсис, а судя по клыкам с канавками для яда, наверняка приходился ему дальним сородичем. Но мохнатое туловище тарантула обычно бывает бурого цвета, иногда с желтыми подпалинами, а этот черный как смоль. И глаза не в два ряда, а в один, причем расположены странно, ободком вокруг головы. Отец и сын, озаренные внезапной страшной догадкой, переглянулись. Это не какая-то безмозглая тварь, хоронящаяся в залах заброшенной крепости. Они убили паука-смертоносца!

Тут Найл вспомнил о двух паучьих шарах, проплывших в вышине до того еще, как изменится ветер. Орудуя складным жезлом как багром, он выволок неподвижную черную тушу из песка – под ней лежало шелковое полотнище шара. Улф затравленно обернулся через плечо:

– Второй, наверное, где-то поблизости. Пойдем-ка отсюда, пока не поздно.

– А как с этим быть? Если второй вдруг его отыщет, все раскроется. Юноша мгновенно вспомнил рассказ деда о мучениях тех двадцати несчастных, что прикончили смертоносца. Медленная, жестокая, жуткая пытка длилась без перерыва много дней. Найла передернуло.

– Конечно. Надо его зарыть. За считанные минуты они забросали паука песком, а чтобы его не разметало ветром, еще и положили сверху несколько плоских камней. Когда уходили, Найл оглянулся: уже с десяти метров ничего нельзя было заметить. Как только они дошли до берега озера, паренек омыл трубку в соленой воде, счистив с нее пучком травы следы крови и какой-то липкой белой пакости. Потом сложил ее и сунул на дно кузова. Отец с сыном спешили туда, где вздымались на горизонте горы. На душе было сумрачно от тяжелого предчувствия. Словно чей-то недобрый взор неотрывно смотрел в спину, провожая путников через пустыню. Каззак знал, что советовать. На дальней стороне гор осадки оживили унылую пустыню, превратив ее в подобие оазиса. Местность чем-то походила на ту, где располагался их дом. Пусть на переход пришлось пожертвовать еще один день, зато идти было куда легче, чем по плато. Улф бывал в этих местах лет десять назад, но ничего не видел, кроме голого камня.

А теперь вот благодаря некоему капризу природы участок превратился в отрадную с виду местность. Разумеется, опасностей здесь прибавилось – от жуков-скакунов до скорпионов и других хищников, как правило, ночных. Поэтому путники несмотря на жару шли в дневное время, а на ночлег пристраивались где придется.

Истекали третьи сутки пути. Проснувшись утром в укрытии, сооруженном из камней и кустов терновника, Найл учуял странный запах. Как от шкуры гусеницы, когда ее выкладывают сушиться на солнце. Ветер дул с северо-запада. Откуда запах? В ответ на вопрос сына Улф лишь пожал плечами:

– Не знаю. Это запах Дельты. Пахло преющей растительностью, да еще немного – тошнотворно сладко тлением. От Найла не укрылось, что, пока ветер не изменил направления, отец выглядел встревоженным и чуточку растерянным. На следующее утро с Улфом случилась история, которая могла бы плохо кончиться. Расположившись на привал в тени дерева – переждать жаркие послеполуденные часы, – оба заметили движение в кустах, примерно в полусотне шагов, Там стоял куцехвостый зверек, который, встав на задние лапы, силился дотянуться до веточки с лакомыми ягодами.

Так как люди не двигались, животное их не замечало. Улф, подхватив копье, осторожно отошел в сторону, чтобы не попасть в поле зрения зверька, а затем стал незаметно подбираться к нему за кустами креозота. Найл, стараясь не шуметь, достал свою трубку и утопил кнопку. Внезапно Улф резко вскрикнул. Животное, испуганно встрепенувшись, мгновенно исчезло. Улф стоял на одном колене. Правая ступня и голень угодили, похоже, в какую-то дыру. Паренек сначала подумал, что отец просто споткнулся и угодил в обыкновенную трещину на сухой земле, но вскоре увидел, что отец вызволяет ногу с заметным усилием. Следом за ступней наружу показалось темное, поросшее густым волосом создание, напоминающее гусеницу. Найл не мешкая бросился на помощь и всадил острый конец трубки-жезла в извивающееся туловище. Но тварь и не думала отцепляться. Резко и мощно сократившись, она чуть не втянула ногу Улфа обратно в дыру. В конце концов отцу удалось-таки высвободиться – правда, уже без сандалии, а по щиколотке сочилась кровь. Найл же лупил гусеницу до тех пор, пока она не затихла.