Текст книги "Текст. Теоретические основания и принципы анализа"

В настоящее время в лингвистике текста существует множество классификаций текстовой информации. Пионером в этой области был И. Р. Гальперин, который выделил такие виды информации, как содержательно-фактуальная (СФИ), содержательно-концептуальная (СКИ) и содержательно-подтекстовая (СПИ) (Гальперин 1981: 28).

Содержательно-фактуальная информация «содержит сообщения о фактах, событиях, процессах, происходящих, происходивших, которые будут происходить в окружающем нас мире, действительном или воображаемом. В такой информации могут быть даны сведения о научных гипотезах и открытиях» (там же).

Содержательно-концептуальная информация «сообщает читателю индивидуально-авторское понимание отношений между явлениями, описанными средствами содержательно-фактуальной информации, понимание их причинно-следственных связей, их значимости в социальной, экономической, политической и культурной жизни народа, включая отношения между отдельными индивидумами, их сложного психологического взаимодействия» (там же). И. Р. Гальперин отмечает, что СКИ обнаруживает себя прежде всего в художественных текстах, «это комплексное понятие, не сводимое к идее произведения. СКИ – это замысел автора плюс его содержательная интерпретация» (там же).

Содержательно-протекстовая информация «представляет собой скрытую информацию, извлекаемую из СФИ благодаря способности единиц языка порождать ассоциативные и коннотатив-ные значения, а также благодаря способности внутри СФИ приращивать смыслы» (там же: 27–28). СПИ активно исследуется в связи с понятиями подтекста (Голякова 2006) и пресуппозиции. Ср.: «Понятию подтекста близки понятия пресуппозиции, а также приращения смысла» (Котюрова 2003: 109). Под пресуппозицией понимают «долговременную память человека, включающую его знания о мире и собственный индивидуальный опыт» (Чернухина 1990: 26; см. также: Болотнова 2007).

Существуют и другие классификации видов информации, которые в большей степени связаны с жанровой и стилистической характеристикой текстов (Матвеева 2003: 96), а также со способом представления информации (Валгина 2003: 76). К настоящему моменту единая общепризнанная классификация не создана (см., например: Папина 2002; Бабенко, Казарин 2003: 55; Котюрова 2003: 109; Болотнова 2007).

Таким образом, в зависимости от целей исследования предлагаются разные классификации видов информации. На наш взгляд, при выявлении текстовой информации следует учитывать наличие текста-прототипа и информативной шкалы, которая позволяет отнести текст к той или иной ступени информативности и представить информацию текста с целью интерпретировать его. В этом случае нет необходимости в создании новой классификации и новых дефиниций. За основу можно принять классическую классификацию И. Р. Гальперина с оговоркой о представлении СФИ, СКИ, СПИ, которые рассматриваются не как вид информации (И. Р. Гальперин), а как тип информации.

Речь идет не о механической замене термина. Термин тип информации в большей степени раскрывает связь текста с текстом-прототипом, важен при соотнесении информации текста с реальной и ментальной действительностью. Действительность (пространство и время) включена в проблемную ситуацию, из которой нужно каким-то образом выйти. Расширение информации, выход за границы текста позволяет выявить подтекстовую информацию. Концептуальная информация – результат интегрирования процесса восприятия двух уровней: фактуальной и подтекстовой информации.

Извлечение типов информации из текста не противоречит высказанным выше идеям теории контекстов и шкалы информативности. Наличие конкретного типа информации в тексте отражает не только определенную ступень информативности, но и контекст.

10. Обратитесь к приведенным выше текстам. Назовите типы текстовой информации в них. Определите, как типы информации соотносятся с определением места текстов на шкале информативности.

Если мы обратимся к фотографии (текст 2), то обнаружим СФИ. Этот же тип информации есть в объяснительной записке. Именно при декодировании данного типа информации у читателей не должно возникнуть никаких трудностей, так как СФИ в наибольшей степени предсказуема, интенция автора легко воспринимается и распознается читателем. Особенно это характерно для определенных речевых жанров, имеющих жесткую текстовую норму. Как мы уже отмечали, именно такие тексты в наибольшей степени приближены к тексту-прототипу и представляют собой тексты первой ступени информативности. Формальные средства не несут дополнительной содержательной информации. Отметим, что данный тип информации включает информацию о ситуации действительности.

Фрагмент рассказа В. Голявкина «Арфа и бокс» содержит информацию всех типов, которые выявляются на фоне всего рассказа путем отталкивания от текста-прототипа. СФИ – это информация об отношении жителей города к музыке, а также о детстве героя. Сопоставление фактов, изложенных в тексте, формирует авторское отношение, помогает установить логические связи в этом отрывке и в итоге передает концепцию автора, то есть СКИ. Определенная позиция автора обнаруживает себя на языковом уровне (слова, передающие звучание): играть на чем, дудеть, бить в такт, петь хором. Последние два предложения также передают «музыкальную» атмосферу в семье (средства связи также важны): играла и пела; не пел, но играл.

Подтекстовая информация формируется за счет изложенных в тексте фактов на фоне всего текста. Если мы остаемся на уровне СФИ и СКИ, то текст можно отнести ко второй ступени информативности. Как только мы обращаемся к смыслу текста, выявляя СПИ на фоне всего рассказа, то перемещаемся на другую ступень, и текст оказывается соответствующим третьей ступени информативности. То же самое происходит с текстами 1, 3, которые содержат СПИ и требуют обращения к культурно-историческому контексту.

Таким образом, рассмотрев категорию информативности, можно предложить вариант ее интерпретации с использованием информационной шкалы. Включение в анализ текста шкалы информативности дает возможность положить в основу текст-прототип, который содержит метатекстовую информацию, информацию о композиционном построении текста, о речевом и литературном жанре, о диалогическом построении текста.

Тексты первой ступени информативности в наибольшей степени связаны с текстом-прототипом или совпадают с ним (дорожный «кирпич»). Они предсказуемы в максимальной степени. Минимальная информация, раскрывающая тему текста, понятна любому носителю данного языка и культуры. (Иногда такие тексты могут быть интернациональны, как, например, дорожные знаки.) Тексты, относящиеся к первой ступени, представляют собой элементарные знания о мире. В жанровом отношении они содержат все характеристики речевого жанра и обнаруживают такой тип текстовой информации, как СФИ. Формальные средства связи не несут особой смысловой нагрузки. При их восприятии важную роль играют лингвистический контекст и контекст-ситуация.

Тексты второй и третьей ступени информативности сложнее, так как, базируясь на тексте-прототипе, они выходят за границы прототипического текста, наблюдается их усложнение по линии как денотативной (события, их участники, фон), так и модусной (выражение отношения говорящего к событию). В текстах, относящихся ко второй ступени информативности, присутствует информация двух типов: СФИ, СКИ. В текстах, принадлежащих к третьей ступени, есть все типы информации, они связаны с ментальной составляющей (отношением говорящего к событию) и особым образом переживаются. Для анализа этих текстов становятся важными и иные типы контекстов: интертекстуальный, культурно-исторический. Нарушение предсказуемости текстов, относимых ко второй и третьей ступени информативности, может быть авторским приемом.

Для адекватного восприятия передаваемой информации тексты первой ступени требуют элементарных знаний, второй и третьей – расширяют сферу имплицитной информации и требуют интерпретации для понимания. Для понимания текстов данного типа в школе введен такой предмет, как литературное чтение. Ср. высказывание Б. А. Успенского: «Если деятельность адресанта предполагает кодирование сообщения (содержания), то деятельность адресата не предполагает, по-видимому, обратного процесса декодирования… <…> Понимание – это не дешифровка сообщения, и мы не обладаем, по-видимому, специальным декодирующим устройством… <…> Процесс понимания – это активный процесс, в принципе несводимый к опознанию языковых форм: понимание текста осуществляется через его моделирование, которое принципиально отличается от декодирования текста… <…> Для того чтобы понять текст, адресат должен представить себе такую ситуацию, в которой он мог бы породить такой же или аналогичный (с его точки зрения) текст» (Успенский 2007: 111–112). Как бы полемичен ни был автор, он высказал важную мысль о базе понимания.

Предложенный анализ строится по линии «от денотативной составляющей к модусной». «Передвижение» по шкале информативности позволяет не только фокусировать внимание на определенных элементах текста, но и понижать или повышать ценность информации в зависимости от целей и задач анализа, а также рассматривать всю информацию (как эксплицитную, так и имплицитную) в ее целостности.

Итак, информативность – одна из взаимосвязанных текстовых категорий, которая проявляется на фоне целого текста (его тематического и композиционного развертывания) в системе координат «автор – текст – читатель (слушатель)» и которая может быть эксплицирована вербально и невербально, выражаться как линейно, так и нелинейно в зависимости от функционального стиля речи, речевого жанра и с учетом вхождения текста в определенное культурное пространство. Категория информативности обнаруживает себя в тексте в различных типах текстовой информации. Выводы, сделанные в результате анализа этой категории, позволяют предложить алгоритм анализа, который дан в главе 2.

Литература

Андреев О. А. Учимся читать быстро. М., 1999.

Арнольд И. В. Стилистика. Современный английский язык: Учебник для вузов. М., 2002.

Бабайлова А. Э. Текст как продукт, средство и объект коммуникации при обучении неродному языку. Саратов, 1987.

Бабенко Л. Г., Казарин Ю. В. Лингвистический анализ художественного текста. М., 2003.

Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского // Бахтин М. М. Собр. соч.: В 7 т. М., 2002. Т. 2. С. 5–175.

Болотнова Н. С. Филологический анализ текста: Учеб. пос. М., 2007.

Бондарко А. В. К вопросу об имплицитном представлении семантического содержания // Динамические модели: слово, предложение, текст: Сб. ст. в честь Е. В. Падучевой. М., 2008. С. 129–136.

Валгина Н. С. Теория текста. М., 2003.

Винер Н. Кибернетика и общество. М., 1958.

Волькенштейн М. В. Физика и биология. М., 1980.

Гальперин И. Р. Информативность единиц языка. М., 1974.

Гальперин И. Р. К проблеме дифференциации стилей речи // Проблемы современной филологии: Сб. статей к 70-летию акад. В. В. Виноградова. М., 1965. С. 87–103.

Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981 и др. изд.

Голякова Л. А. Онтология подтекста и его объективация в художественном произведении: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Пермь, 2006.

Грудева Е. В. Cloze tests как средство изучения избыточности текста // Вестник Челябинского университета. Филология. Искусствоведение. 2001. Вып. № 16 (117). С. 51–58.

Демьянков В. З. «Субъект», «тема», «топик» в американской лингвистике последних лет (обзор II) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1979. Т. 38. С. 363–380.

Дридзе Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной комуни-кации: Проблемы семиосоциопсихологии. М., 1984.

Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. К понятиям «тема» и «поэтический мир» // Труды по знаковым системам. Тарту, 1975. Вып.7. С. 143–169.

Залевская А. Слово. Текст. Избранные труды. М., 2005.

Иванов Л. Ю. Топика // Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник. М., 2003.

Ингве В. Гипотеза глубины // Новое в лингвистике. Вып. 4. М., 1965. С. 126–138.

Касавин И. Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка. М., 2008.

Кибрик А. Е. Лингвистические предпосылки моделирования языковой действительности // Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах / Под ред. А. Е. Кибрика, А. С. Нариньяни. М., 1987. С. 33–52.

Кобозева И. М. Лингвистическая семантика. М., 2000 и др. изд.

Костомаров В. Г. Наш язык в действии. Очерки современной русской стилистики. М., 2005.

Котюрова М. П. Информативность текста // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М. Н. Кожиной. М., 2003.

Котюрова М. П. Стилистика научной речи. М., 2010.

Кронгауз М. А. Семантика. М., 2005.

Кубрякова Е. С. О тексте и критериях его определения // Язык и знание. На пути получения знаний о языке части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004. С. 505–518.

Купина Н. А., Николина Н. А. Филологический анализ художественного текста. Практикум. М., 2003.

Левицкий Ю. А. Лингвистика текста. М., 2006.

Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 200–202.

Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб., 1998. С. 14–288.

Лузина Л. Г. Виды информации в тексте (когнитивный и прагматический аспекты). М., 1996.

Макаров М. Л. Основы теории дискурса. М., 2003.

Матвеева Т. В. Учебный словарь. Русский язык, культура речи, стилистика, риторика. М., 2003.

Москальчук Г. Г. Структура текста как синэргетический процесс: Ав-тореф. дис. … д-ра филол. наук. Барнаул, 1998.

Нечаева О. А. Функционально-смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение). Улан-Удэ, 1974.

Онтология языка как общественного явления / Под ред. Г. В. Степанова, В. З. Панфилова. М., 1983.

Папина А. Ф. Текст: его единицы и глобальные категории: Учебник для студентов-журналистов и филологов. М., 2002.

Почепцов О. Г. Основы прагматического описания предложения. Киев, 1986.

Седов Е. А. Информационно-энтропийные свойства социальных систем // Общественные науки и современность. М., 1993. № 5. С. 92–101.

Сидоров Е. В. Проблемы речевой системности. М., 1987.

Успенский Б. А. Ego Loqens. Язык и коммуникативное пространство. М., 2007.

Филиппов К. А. Лингвистика текста. СПб., 2003.

Чернухина И. Я. Основы контрастивной поэтики. Воронеж, 1990.

Чернявская В. Е. Лингвистика текста: поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность: Учеб. пос. М., 2009.

Шварцкопф Б. С. Средства массовой информации и культура речи // Культура русской речи / Под ред. Л. К. Граудиной, Е. Н. Ширяевой. М., 1999.

Шеннон К. Предсказание и энтропия английского печатного текста // Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетике. М., 1963. С. 669–686.

Adamzik K. Textlinguistik. Eine einführende Darstellung. Tübingen, 2004.

Beaugrande R.-A. de, Dressler W. U. Einführung in die Textlinguistik. Tübingen, 1981.

Brown G., Yule G. Discourse analysis. Cambridge, 1983.

Gansel Ch., Jürgens F. Textlinguistik und Textgrammatik. Eine Ein-führung. Wiesbaden, 2002.

Dijk T. A. van. Studies in the Pragmatics of Discourse. The Hague, 1981.

Fix U. Text und Textlinguistik // Textlinguistik 15 Einführungen / Hrsg. N. Janich. Tübingen, 2008. S. 15–35.

Fonagy I. Informationsgehalt von Wort und Laut in der Dichtung // Poetics. Poetyka. I. Warszawa, 1961.

Mackeldey R. Alltagssprachliche Dialoge. Kommunikative Funktionen und syntaktische Strukturen. Leipzig, 1987.

Neubert A. Text als linguistischer Gegenstand // Ling. Arbeitsberichte der Sektion Theoretische und Angewandte Sprachwiss. Bd. 36 / Der K.-Marx-Univ. Leipzig, 1982. S. 25–42.

Sandig B. Textlinguistik des Deutschen. 2. vollst. neu bearb. und erw. Aufl. Berlin; New York, 2006.

Vater H. Einführung in die Textlinguistik: Struktur, Thema und Referenz in Texten. München, 1992.

Словари

Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

Источники

Стахович М. А. «Ушедшие» // Очерки истории Елецкого уезда. Вып. 2: Семья Стаховичей. Елецкие корни. Елец, 1996. С. 169–212.

Правила дорожного движения Российской Федерации 2011 (текст ПДД 2011 года) // Pddmaster.ru [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://pddmaster.ru/documents/pdd.

Макушинский А. Три дня в Ельце // Знамя. 2010. № 3. С. 112–156.

Чижова Е. С. Крошки Цахес // Чижова Е. С. Время женщин: романы. М., 2011. С. 193–349.

Колесников А. В Женеве все спокойно // Огонек. 2011. 7 февр. С. 27.

Заведующему кафедрой. Запись И. В. Ребровой.

Голявкин В. Арфа и бокс: Роман. Л., 1969, 1979.

Глава 5
Воспринимаемость

1. Прочитайте начало рассказа и комментарий к нему.

Текст 1

Ольга Славникова

БАСИЛЕВС

Предметом отношений Елизаветы Николаевны Ракитиной и Павла Ивановича Эртеля был кот. Породистый вислоухий шотландец, он на склоне кошачьих лет более всего напоминал русского мужика в шапке-ушанке и толстом, местами продранном тулупе. Но, несмотря на почтенный возраст, рыжие глаза кота пылали опасным огнем, и каждый, кто тянул к нему непрошеную руку, получал украшение в виде параллельных кровоточащих царапин. Звали кота Басилевс.

Примерно раз в неделю Эртель, созвонившись и получив приглашение, ехал к Елизавете Николаевне на чай. Чай у Елизаветы Николаевны был бурый, с явственным вкусом водопроводной воды, и когда она протягивала гостю дребезжащую чашку, на хрупкое блюдце наплескивалась лужа. Старая квартира не любила солнечного света. Каждое окно здесь было словно театральная сцена, с бархатным занавесом и собственной глубиной; когда же луч, преодолевая трение стекла, все-таки протягивался в тускло мерцающую комнату, в нем принималась танцевать такая густая и ворсистая пыль, что это напоминало колыхание водорослей в луче батискафа. В гостиной, куда смущенно улыбающийся Эртель проходил в тапках бывшего хозяина квартиры (точно здесь и правда могло быть затоплено), всегда горела обмотанная бусами маленькая люстра. Желтенький ее костерок позволял рассмотреть завитки тяжеленной, плотно загруженной мебели, сломанную этажерку, похожие на подтаявшие порции мороженого фарфоровые фигурки. В этом несовременном интерьере странно смотрелся ноутбук Елизаветы Николаевны, всегда включенный, бросавший мятный отсвет на разбросанные распечатки, на обрамленный снимок полного мужчины с виноватой улыбкой, словно размазанной по круглому лицу, четыре года как покойного.

На чаепитиях, которые Елизавета Николаевна называла консультациями, кот неизменно присутствовал. Хозяйка приносила его, свисающего, на руках и укладывала в кресло, где клочковатый барин едва помещался.

– Павел Иванович, что же делать с шерстью? Так лезет, просто на руках остается, – жаловалась Елизавета Николаевна, предлагая гостю сухие, деревянные на вкус крендельки.

– Попробуйте проколоть витамины, – советовал Эртель сдавленным голосом, откашливаясь от крошек.

– А зубы, посмотрите на зубы, – беспокоилась хозяйка. – Может, их надо чем-то обрабатывать, чтобы не крошились?

– Зубы придется вставлять искусственные, – резюмировал Эртель. – Закажем в Германии, это часто так делается. Пока ничего страшного. Облысение, конечно, неприятная вещь. Можно попробовать пищу пожирней, но вот как у него с желудком?

Кот между тем дремал или вылизывался, оставляя на ватной шерсти мокрые зачесы. Он как будто понимал, что речь идет о его потускневшей красоте, и так старательно мылся языком, что становился весь будто написанный маслом. Чего Басилевс не выносил – это когда хозяйка и гость смотрели на него одновременно. Он грузно сваливался с кресла на толстый ковер, оставляя рыхлый след, точно на снегу, и забирался под мебель, где его ожидала любимая игрушка: плюшевая крыса.

Павел Иванович Эртель не был ветеринаром. Профессия его вообще не значилась в официальном реестре специальностей России. Эртель был таксидермист, иначе говоря – изготовитель чучел.

В экспозиции рассказа автор представляет читателям героев рассказа, и читатели, исходя из этих вводных характеристик, строят проекцию сюжета рассказа, пытаются сделать предположения о характере взаимоотношений героев. Причем предположения читателей могут меняться по ходу чтения рассказа. В художественном тексте обман читательских ожиданий является специальным приемом завладения вниманием. Так, по ходу чтения представленного выше отрывка мы понимаем, что Павел Иванович Эртель не ветеринар, как могло бы показаться вначале. Автор представляет отношения героев как вполне официальные: это «консультация», «предмет отношений» героев – кот, у которого есть проблемы со здоровьем. Однако внимательный читатель наверняка заметит неоднократное упоминание о шерсти кота и его возрасте. Неоднократное упоминание о шерсти может натолкнуть читателя на мысль, что нездоровье кота беспокоит хозяйку. Читатель также может заметить, что поведение героя не вписывается в модель поведения профессора-консультанта. Последнее позволяет сделать читателю вывод о неофициальных отношениях героев и о возможном неформальном развитии их отношений. Читая рассказ, читатель выдвигает и проверяет свои гипотезы по поводу отношений героев и возможном развитии сюжета, опираясь на характеристики автора, даваемые ситуациям и героям. В этом отношении можно говорить о том, что автор управляет восприятием читателей.

Итак, порождая текст, автор рассчитывает на понимание смысла текста читателем и строит свое сообщение, исходя из предполагаемого образа адресата, который будет в состоянии понять смысл этого послания. Однако практически ни один текст не в состоянии передать вложенный в него смысл прямо, даже тот, который, казалось бы, должен трактоваться всеми членами общества однозначно, например текст закона. Мы знаем, что текст закона требует комментария и толкования, и без помощи юриста мы зачастую не можем его понять. В этом смысле все тексты представляют собой «косвенные речевые акты», то есть они передают адресату «большее содержание, чем то, которое он реально сообщает». Автор «делает это, опираясь на общие фоновые знания, как языковые, так и неязыковые, а также на общие способности разумного рассуждения, подразумеваемые им у слушающего» (Серль 1986: 203). Таким образом, наличие адресата и его способность воспринимать текст – необходимая составляющая смысла текста.

Термин «Akzeptabilität» (нем.) был введен австрийскими учеными Р.-А. де Бограндом и В. Дресслером и на русский язык был переведен как «воспринимаемость» или «приемлемость».

2. Прочитайте определения, которые дают исследователи категории воспринимаемости. Объясните, какую роль в формировании содержания и формы текста авторы определений категории «воспринимаемость» отводят адресату (реципиенту). На какие аспекты воспринимаемости они обращают внимание?

Воспринимаемость – это «ожидание реципиента получить связный и содержательный текст… <…> Эти ожидания реципиента основываются на знакомстве с типами текста, социальным и культурным контекстом, избирательностью целей. <…> Воспринимаемость, кроме всего прочего, подразумевает также уместность в той или иной коммуникативной ситуации применяемых языковых средств» (Beaugrande, Dressler 1981; цит. по: Филиппов 2003: 126).

Приемлемость – «это “зеркало” интенциональности [установки и цели автора текста. – Т. П.]. Реципиенты в определенной ситуации должны распознать текст как таковой. <…> Приемлемость определяет степень, до которой слушатели и читатели предожидают полезность и релевантность текста» (Тичер, Мейер, Водак и др. 2009: 41).

Как можно заметить, в определениях подчеркивается активная роль реципиента в формировании содержания и формы текста, реципиент признается равноправным участником общения. Авторы определений выделяют такие аспекты воспринимаемости, как знание читателем социального и культурного контекста событий, представленных в тексте, знакомство с жанром воспринимаемого текста и типичным способом его речевой реализации, заинтересованность получателя в информации текста, его способность понять мотив создания текста.

Способность порождать и воспринимать текст базируется на явлении антиципации, изучаемом в психологии. Антиципация (лат. anticipatio – предвосхищение) – «способность системы в той или иной форме предвидеть развитие событий, явлений, результатов действий. В психологии различают два смысловых аспекта понятия антиципации: 1) способность человека представить себе возможный результат действия до его осуществления, а также возможность его мышления представить способ решения проблемы до того, как она реально будет решена; 2) способность организма человека или животного подготовиться к реакции на какое-либо событие до его наступления. Это ожидание (или «опережающее отражение») обычно выражается в определенной позе или движении и обеспечивается механизмом акцептора результатов действия. Антиципация особенно значима в творческой, научно-исследовательской деятельности» (Общая психология 2005).

В связи с этим категорию воспринимаемости можно трактовать двояко: с точки зрения автора, это «маршрут восприятия» текста для читателя/слушателя, а с точки зрения читателя/слушателя, это стратегии восприятия (декодирования, интерпретации) смысла текста, заложенного автором. Категория воспринимаемости включает в себя как «модель адресата», которую строит (учитывает) автор при порождении текста, так и «модель автора», которую пытается постичь адресат в ходе восприятия текста. Такое понимание категории воспринимаемости соотносится и с давно изучаемыми в российской лингвистике категориями «образ автора» (Виноградов 1980) и «образ адресата» (Шмелева 1990), «фактор адресата» (Арутюнова 1981). Рассмотрим категорию воспринимаемости с этих двух позиций.

Текстовая категория «воспринимаемость», отражающая деятельность автора как создателя текста и читателя или слушателя/собеседника как интерпретаторов смысла текста, непосредственным образом связана с категорией информативности текста и проблемой адекватности передачи смысла сообщения. Владение адресантом и адресатом идентичными кодами способствует адекватности передачи сообщения. При этом под идентичным кодом Ю. М. Лотман понимает не только использование одного и того же естественного языка, но и «единство языкового опыта, тождественность объема памяти», «единство представлений о норме, языковой референции и прагматике» (Лотман 1996: 13–14).