Текст книги "Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Выпуск 9. 2014"

В качестве четвертого направления рассматривалось развитие производственной и транспортной инфраструктуры сельского хозяйства (дорог, складских помещений, холодильников для хранения сельскохозяйственной продукции и т. д.) непосредственно в сельской местности. А ведь стремление все произведенное в селе вывозить из него, появившееся в годы коллективизации как выражение недоверия крестьянству, было очень устойчиво.

* * *

Развитие особой аграрной сферы народного хозяйства должно обрести социальные формы, соответствующие природе земледелия. Как уже отмечалось, такими формами Венжер прежде всего считал кооперативные формы.

Непреходящее значение кооперации и ее универсальность он видел в специфике кооперативной собственности, которая дает возможность вести хозяйство, не отделяя от собственности каждого работающего в данном хозяйстве человека. По мысли Венжера, кооперация решала противоречие между частным и общественным, не уничтожая одно из них, а интегрируя их воедино. Для земледелия такой синтез был особенно важен. В его достижении ученый видел главное направление развития отношений собственности в аграрной сфере и в обществе в целом. Поэтому он выступал против всех кампаний и направлений, разрушавших возможности интеграции общественных и частных начал, будь то подмена рыночных контрактационных связей закупками, централизованное определение размеров и укрупнение колхозов или прямое превращение их в государственные предприятий (совхозизация).

В середине 1960-х гг. в разгар кампании перевода колхозов в совхозы Венжер с горечью писал о том, что трудно скрыть в объяснениях по поводу «повального перевода колхозов в совхозы заложенное в них недоверие к кооперативной форме хозяйства»[157]157
  Производство, накопление, потребление. М.: Экономика, 1965. С. 261.


[Закрыть]. С этим недоверием он боролся на протяжении всей своей научной деятельности. В многочисленных расчетах, сделанных на основе материалов хозяйств различных регионов, он убедительно показывал более высокую эффективность по ряду параметров колхозного производства по сравнению с совхозным даже в условиях господства административно-централистской системы и большей финансовой поддержки государственных предприятий[158]158
  Венжер В. Г. Социально-экономические перспективы развития колхозного строя. М.: Наука, 1979. С. 187–188.


[Закрыть].

Почти полвека назад Венжер пришел к выводу о том, что эффективное использование кооперативной формы хозяйства во многом зависит от того, насколько полно и правильно понимаются особенности и применяются на практике законы ее развития, т. е. разнообразие ее форм, полная самостоятельность кооперативов в их производственной, хозяйственной и общественной работе, эквивалентность рыночных связей с ними, недопустимость административно-централистского диктата и т. д.[159]159
  См., например: Производство, накопление, потребление. С. 268, 270, 279.


[Закрыть]

«Экономическое руководство колхозами предполагает, что вместо жесткого централизованного планирования, заключающего в себе много административного, используются исключительно стоимостные рычаги: цена, прибыль, кредит, льготы и другие стимулы для воздействия на развитие колхозов в желательном для народного хозяйства направлении», – писал Венжер[160]160
  Производство, накопление, потребление. С. 279.


[Закрыть]. В другой работе он отмечал: «Природе колхозного производства наиболее соответствует порядок свободной реализации своей товарной продукции»[161]161
  Венжер В. Г. Колхозный строй на современном этапе. С. 12.


[Закрыть].

Именно практический учет данных особенностей и закономерностей мог бы выявить действительно рациональные формы собственности и их структуру. И, наоборот, это невозможно сделать на основе декретированного ранжирования форм собственности, искусственного ограничения и свертывания одних и насаждения других, так сказать, идеологически более выдержанных.

В. Г. Венжер всегда выступал против установления иерархии различных форм собственности, возмущаясь распространенным на протяжении многих лет по отношению к государственной и кооперативной формам характеристиками «зрелая» и «незрелая». Эта его позиция подтверждается и в последней книге. Каждая из форм собственности имеет право на развитие наравне с другими, считает он. Нельзя отношения собственности отрывать от отношений производства. Это то неразрывное единство, которое длительное время, на взгляд автора, не понималось и не признавалось в нашей теории. Идеология стремилась отделить производителя от собственника как чуждые друг другу элементы. Отсюда следовало, что в наших условиях аморфный собственник – все общество, а точнее, государство, производитель же – вполне конкретный работник или предприятие, которые всем обязаны государству-собственнику, зависят от него, действуют по его указке. Поэтому, считал Венжер, существующие государство и общество должны быть преобразованы, экономика перестроена, собственник и производитель должны совпасть, а государственная власть ни в коем случае не должна являться непосредственным хозяином производственной деятельности[162]162
  Венжер В. Г. Как было, как могло быть, как стало, как должно стать. С. 104.


[Закрыть].

* * *

Для Венжера было очень важно выяснить, почему развитие страны после Октябрьской революции 1917 г. пошло не по пути становления реальной собственности трудящихся, их хозяйственного самоуправления, экономической и политической демократии, какова совокупность факторов, повернувших страну к предельному огосударствлению экономических и других сторон общественной жизни. Выяснение этих обстоятельств позволило бы лучше понять и возможные перспективы, ожидающие нас.

Среди многочисленных обстоятельств, рассмотренных в связи с этим ученым в его последней книге, и сделанных им выводов наиболее существенное значение имеют несколько.

Прежде всего – это отчуждение интеллигенции от рабочего класса и крестьянства в первые послереволюционные годы. Дело в том, что, по мнению Венжера, от революции непосредственно выигрывали крестьяне, получая землю, и рабочие, в руки которых предполагалась передача фабрик и заводов. Таким образом, их заинтересованность и место в революции были определены. Интеллигенция же должна была искать свое место, которого ей в революции, по существу не находилось. А поскольку в этот период всем, кто был не согласен с политикой Советов и не желал работать с советской властью, была разрешена эмиграция, значительная часть интеллигенции, не видя для себя в новом обществе никаких перспектив, а точнее, предполагая самые страшные из возможных, уехала за границу. Частично она была отправлена туда насильно, как представляющая, по мнению руководства страны (в том числе В. И. Ленина), реальную опасность для ее движения к социализму.

Это очень серьезный аспект. Он свидетельствует о том, что в движущие социальные силы революции фактически оказался не только не включенным, но и в значительной своей части противопоставленным ей социальный слой, обладавший основным интеллектуальным потенциалом. Это свидетельствовало о слабости революционной теории и практики, тактики и стратегии революции, той самой слабости, которая во многом сделала возможным поворот к созданию огосударствленной общественной системы.

В то же время, по мнению Венжера, саботаж чиновников, учителей и других групп интеллигенции внутри страны, ее эмиграция сформировали негативное отношение рабочих и крестьян к интеллигенции, которое дает себя знать до сих пор. Таков взгляд на события их очевидца и участника. Нельзя не заметить, что в результате было создано искусственное противопоставление и недоверие разных слоев народа, которое позволяло уничтожить один (интеллектуальный) слой и вершить произвол по отношению к народу в целом, превратив его в наемную рабочую силу им же созданного государства.

Другое обстоятельство – распространение левого коммунизма, в один из вариантов которого, по мнению автора, выродилось строительство социализма в нашей стране. Венжер считает, что корни левого коммунизма – в крестьянском характере страны.

Отражением этого характера является распространение «левых» устремлений сразу же после революции, в период военного коммунизма. Венжер предположил, что возникновение военного коммунизма было связано, прежде всего, с левым течением в теоретическом понимании всего процесса социально-экономического и политического переустройства страны, которого придерживались поначалу Бухарин, затем Троцкий и, наконец, Сталин.

Третье принципиальное обстоятельство, на которое обращал внимание Венжер, – противоречия между рабочим классом и крестьянством, возникшие после Октябрьской революции. Противоречия были связаны с разницей в материальном положении города и деревни и с левацкими способами налаживания отношений с крестьянством. Вопрос «кто кого» – прямое следствие этих противоречий. Партия диктатуры пролетариата не только не пыталась их ослабить или разрешить, но, наоборот, видя в крестьянском протесте вначале бандитизм, затем сопротивление кулачества, а впоследствии защиту собственнических интересов частника, усиливала, раздувала данное противоречие, используя идеологические химеры и подменяя понятия, называла крестьянство мелкой буржуазией, нацеливая на него недовольство пролетариата. И только заведя хозяйство в тупик, обострив все возможные и невозможные экономические, политические и социальные отношения, она ввела новую экономическую политику, в результате которой противоречие могло быть разрешено. Отсюда НЭП, с точки зрения Венжера, – переход к нормальному процессу развития социалистической экономики. Хотя, как пишет автор, поначалу НЭП рассматривался только как стимулирование развития внутридеревенского оборота, поскольку считалось, что продукт промышленности уже не товар, а государственная собственность и что свободный рынок формируется уравнительным землепользованием. Главенство подобных теоретических посылок, а также сильное противодействие введению и развитию НЭПа со стороны правящих слоев общества, проникнутых, по мнению Венжера, левацким духом, привело к быстрому его свертыванию и замене огосударствленным, административно-регламентируемым, поначалу антикрестьянским, а затем и антинародным режимом.

Эти и ряд других факторов, обусловили, по мнению Венжера, то, что переход от капитализма к социализму оказался незавершенным. Его нормальное течение было прервано огосударствлением, свертыванием товарных отношений, административным централизмом.

Венжер утверждал, что переходный период от старого общества к новому продолжается до сих пор. Он писал, что с развитием товарно-денежных отношений обычно связывается перерождение социализма в капитализм. На самом же деле есть основания ставить вопрос и иначе: а не перерождается ли современный капитализм в новую общественную систему, учитывая те формы социальной защиты, а также уровень и условия труда и жизни, которые имеет население капиталистических стран? Вообще Венжер неоднократно говорил о силе влияния нашего неудачного опыта на мировой хозяйственный и социальный процесс в качестве катализатора разрешения социальных проблем.

Венжер полагал, что жизнь не подтвердила положение о том, что переходный период связан только с диктатурой пролетариата. Надо отказаться от левокоммунистических представлений о строительстве социализма, рожденных преимущественно книжным восприятием и самого социализма и путей его строительства. И здесь он видел еще один аспект значения и роли НЭПа: НЭП должен был заменить диктатуру пролетариата революционно-демократическим союзом рабочего класса и крестьянства, в котором находится место интеллигенции как в интеллектуальной основе самого этого союза и последующего социально-экономического развития.

Учет неудач становления социализма, обусловивших их факторов и результатов фактического отторжения трудящихся от собственности, свидетельствовал, по мнению Венжера, о необходимости возрождения и широкого развития кооперативных отношений, демократизации экономической и политической систем как способов выхода из возникшего общественного тупика.

* * *

Жизненный путь Владимира Григорьевича Венжера закончился в конце 1990 г. Страну уже захлестывал антисоциалистический вал, готовый смести не только огосударствленно-централистскую систему, с которой ученый всегда был в конфликте, но и любые идеи, варианты и перспективы социалистического развития и достижения социальной справедливости. Венжер видел и хорошо понимал суть и направленность происходящего, и тогда перед ним встал самый главный и тяжелый вопрос: а верен ли был избранный им путь, не напрасно ли прожита жизнь?

На этот вопрос он фактически ответил заключительными словами своей последней книги «Как было, как могло быть, как стало, как должно стать»: «Мы против угнетения сильными слабого. Мы против эксплуатации человека человеком. Мы за социально справедливое и равное положение в обществе независимо от национальной принадлежности, вероисповедания и других особенностей каждого народа. Таково мое заключительное слово»[163]163
  Венжер В. Г. Как было, как могло быть, как стало, как должно стать. С. 108.


[Закрыть]. Жизнь, отданная поиску путей достижения таких целей в борьбе со всем, что их извращало и дискредитировало, не может быть прожита зря.

Рухнула псевдосоциалистическая система, вместо нее возникло общественное бессистемье – пора развала экономического, социального, национального потенциала, в том числе и кооперации. Но развивавшиеся В. Г. Венжером идеи о кооперации и синтезе частных и общественных начал, о взаимодополнении, взаимодействии и взаимопроникновении разных социальных форм, о характере и способах достижения социальной справедливости слишком глобальны, чтобы утонуть даже в почти 25-летней трясине растаскивания и разворовывания общественного богатства. Изменение ситуации, определение исторически перспективных стратегических ориентиров, переход к реальному восстановлению хозяйства и социальных отношений определят место этих идей в процессах общественного развития. Они принадлежат не столько прошлому, сколько будущему.

Т. Е. Кузнецова. Учитель и старший друг

Мне посчастливилось работать с Владимиром Григорьевичем Венжером с 1963 по 1968 г. в Институте экономики АН СССР в секторе Общих проблем политической экономии социализма, который возглавлял Яков Абрамович Кронрод[164]164
  О нашем секторе см.: Я. А. Кронрод в прошлом и настоящем. М.: ИЭ РАН, 2014. С. 10–83.


[Закрыть]. Венжер занимался аграрными проблемами, а мы с Сусанной Викторовной Золотаревой были его младшими научными сотрудниками. У Венжера всегда было два помощника (до меня вторым младшим был Лев Васильевич, тогда просто Лева, Никифоров), поскольку аграрная проблематика, так как ею занимался Венжер, требовала масштабного сбора статистического и информационного материалов по различным регионам страны и огромных расчетов[165]165
  Достаточно взять любую книгу Венжера, чтобы убедиться в том, что он досконально знал положение сельского хозяйства (да и не только сельского хозяйства, а экономики в целом) в стране, подтверждал свои выводы расчетами и описанием ситуации в хозяйствах (колхозах и совхозах) различных регионов страны.


[Закрыть]. Нет нужды рассказывать, как я старалась научиться работать, чтобы соответствовать и требованиям Владимира Григорьевича, и уровню Сусанны Викторовны. Конечно, у меня уже была школа Татьяны Ивановны Заславской[166]166
  См.: Кузнецова Т. Е. Письма Татьяны Ивановны Заславской (1963–1973 гг.) // Социологическое обозрение. 2013. № 3.


[Закрыть], но опыт Сусанны Викторовны, работавшей с Венжером с довоенных времен, и ее личные качества были замечательным примером настоящей помощницы выдающемуся ученому.

Мы много времени проводили у Венжера дома, поскольку двух явочных дней (вторника и четверга), которые были установлены в Институте, нам не хватало для полноценного рабочего общения, в том числе разбора материалов, привезенных из командировок и накопленных при анализе специальной литературы и прессы. Жена Владимира Григорьевича, его друг и единомышленник, красавица, Александра Васильевна Санина, в то время уже не работала, была изгнана из МГУ после выхода в свет работы И. В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» с его «Ответом товарищам Саниной А. В. и Венжеру В. Г.», но частенько принимала участие в наших беседах[167]167
  О том, каким преподавателем была А. В. Санина, рассказывает Т. И. Заславская, перешедшая благодаря лекциям Александры Васильевны с физического факультета МГУ на экономический. См. Заславская Т. И. Моя жизнь: воспоминания и размышления. М.: Экономика, 2007. С. 300 и др.


[Закрыть].

После ухода Александры Васильевны на пенсию они с Владимиром Григорьевичем решили собирать ее пенсию и создали фонд для выплаты стипендий наиболее одаренным студентам-экономистам. Когда Александра Васильевна умерла, Владимир Григорьевич хотел назвать этот фонд ее именем, много об этом хлопотал, но ему везде отказывали, поскольку создание именных фондов частными лицами было тогда запрещено. Ему предлагали передать деньги государству, но он, хорошо зная наше государство, на такое предложение не соглашался.

Александра Васильевна очень эмоционально рассказывала историю получения письма Сталина. Это было 2 октября 1952 г. Владимир Григорьевич ушел на работу, и тут раздается телефонный звонок. Суровый мужской голос произносит: «Квартира Венжера? Ждите – к вам приедут!» Перепуганная Александра Васильевна побежала в Институт к Венжеру и, уже не имея сил подняться на четвертый этаж здания на Волхонке, стала просить встречающихся сотрудников, чтобы они позвали Владимира Григорьевича. Ему она сказала: «Володя, идем домой собираться, звонили, что за нами придут!» Мудрый Венжер ее успокаивал, что, мол, «Шурочка, если бы за нами хотели «прийти», то не звонили бы». Дома они все-таки собрали все, как им казалось, необходимое, и стали ждать. В 8 часов вечера раздался звонок в дверь. На пороге стоял майор фельдъегерской службы двухметрового роста в аксельбантах и прочих аксессуарах (Владимир Григорьевич очень любил описывать непривычный для простого человека наряд посланца, в частности подчеркивал кранную окантовку шинели). Фельдъегерь удостоверился, что перед ним нужные ему люди, протянул большой красный конверт и, откозыряв, ушел. В конверте было письмо Сталина. Наутро в газете «Правда» были опубликованы «Экономические проблемы социализма».

Александра Васильевна на следующий же день, как она говорила, получила «хороший урок». Венжеры дружили с семьей Пельше (Владимир Григорьевич учился вместе с А. Я. Пельше в Институте красной профессуры). Пельше в то время жили в Гиге, а когда бывали в Москве, встречались с Венжерами. В сентябре 1952 г. Пельше приехали в Москву и договорились с Венжерами пойти в театр в первых числах октября. Но 3 октября в «Правде» были опубликованы «Экономические проблемы социализма в СССР». Когда Александра Васильевна позвонила в гостиницу, чтобы договориться о встрече, жена Арвида Яновича очень резко и холодно сказала ей, чтобы она никогда больше им не звонила. Телефон в квартире Венжеров замолчал, звонили только родные. Телефон стал называться «Великий молчальник». Серьезная проработка Венжера в Институте экономики не состоялась, спасли его болезнь, система явочных дней (во вторник вывешивали объявление о персональном деле Венжера, которое состоится в четверг, но какие-то обстоятельства все откладывали это мероприятие) и смерть Сталина.

С 1969 г. я стала аспиранткой Венжера в секторе Кронрода, писала кандидатскую диссертацию по специальности «политическая экономия» на тему «Кооперативная форма хозяйства и ее использование в социалистическом сельскохозяйственном производстве». К концу 1971 г. диссертация была подготовлена, обсуждена и рекомендована к защите. Но тут случилось Решение ЦК КПСС от 21.12.1971 г. «О работе партийной организации Института экономики Академии Наук СССР по выполнению постановления ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему развитию общественных наук и повышению их роли в коммунистическом строительстве»»[168]168
  Об активных участниках подготовки этого решения см.: Кузнецова Т. Е. Ветераны цаголовской школы о себе, своем вожде и своих «победах». М.: ИЭ РАН, 2005.


[Закрыть], в результате которого последовала реорганизация, точнее, разгон сектора Я. А. Кронрода, всех сотрудников уволили. Многие ушли из Института сами, а тех, кто остался, набирали на работу заново уже новые руководители, пришедшие из МГУ им. М. В. Ломоносова, с которыми сотрудники сектора Кронрода стояли на прямо противоположных научных позициях по пониманию социализма, товарных отношений и многих других экономических проблем.

Бывшим сектором Кронрода стал заведовать В. И. Черковец, который устраивал экзамен тем, кто хотел остаться в Институте, в частности, теперь уже в руководимом им секторе политэкономии. В предвкушении экзамена у Черковца все, в том числе и я (хотела еще и готовую диссертацию защитить), лихорадочно штудировали университетский учебник[169]169
  К тому времени были опубликованы два учебника политической экономии: «Политическая экономия: учебник» (М.: Госполитиздат, 1954), подготовленный на базе Института экономики АН СССР, и «Курс политической экономии» в 2 т. (под ред. Н. А. Цаголова. М.: Издательство экономической литературы, 1963), подготовленный на базе МГУ им. М. В. Ломоносова. Об истории подготовки первого учебника см.: Кузнецова Т. Е. «И примкнувший к ним…» – непримкнувший. М.: ИЭ РАН, 2005. С. 61–76.


[Закрыть]. В нем экономические отношения того времени, относящиеся к тематике моей диссертации, были однозначно нацелены на «развернутое строительство коммунизма, сближение общенародной и колхозной форм социалистической собственности, на сближение двух форм социалистического сельского хозяйства – колхозов и совхозов, отмирание личного подсобного хозяйства»[170]170
  По моей проблематике в университетском учебнике было написано: «…ведущая роль государственной собственности состоит не только в том, чтобы показать колхозам пример будущего развития. Главное заключается в том, что государственная собственность оказывает определяющее воздействие на процесс подъема колхозно-кооперативной собственности до уровня общенародной», последняя «активно способствует созданию там новых производительных сил и на этой основе росту обобществления колхозного производства». См.: Курс политической экономии: в 2 т. /под ред. Н. А. Цаголова. Т. П. Социализм. М.: Издательство экономической литературы, 1963. С. 573–574.


[Закрыть] и т. п. Тогда у меня рассматривалась кооперативная форма как эффективная самостоятельная форма организации производства, и предполагалось, что колхозы со временем могут приобрести действительные кооперативные черты.

Когда до меня дошла очередь на «черковецкий» экзамен, я знала, что концепция моей диссертации существенно расходится с позицией экзаменатора, и решила отвечать честно, будь, что будет. Черковец у меня спросил, имманентна ли кооперация социализму, я с чистым сердцем ответила: «Да». И вдруг он неожиданно для меня говорит: «Я Вас беру!»

Владимир Григорьевич обрадовался, что меня вернули в сектор политэкономии, и стал настаивать на скорейшей защите, договорившись с доктором экономических наук, директором Института повышения квалификации преподавателей общественных наук при МГУ И. Л. Маринко о том, что он будет у меня первым оппонентом. Вторым оппонентом была М. И. Сидорова, тогда кандидат наук, старший научный сотрудник нашего института. Защита была назначена на 22 июня 1972 г. В институте мне многие говорили, что 22 июня не лучшее число для благих дел. Но что было делать, я отшучивалась, мол, мы же победили.

Все шло хорошо, но за два дня до защиты Владимиру Григорьевичу позвонил И. Л. Маринко и сказал: «Пусть твоя аспирантка ко мне придет, я хочу с ней поговорить». Венжер и я, конечно, ничего плохого не подумали, а за отзывом мне все равно надо было идти к Ивану Леонтьевичу. Его кабинет был в здании МГУ на Моховой. Я пришла, он прямо с порога стал на высоких нотах мне выговаривать: «Девчонка, как посмела критиковать решения партии и правительства? Приду на защиту и скажу, что в диссертации политические ошибки!» Я, естественно, ничего не поняла. Он открывает диссертацию и показывает страницы, где у меня говорится о позитивных решениях Мартовского Пленума ЦК КПСС (списание долгов колхозов, увеличение капвложений в сельское хозяйство, повышение закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию и т. п.). Но в решениях Пленума говорилось и о том, что планы производства и закупок сельскохозяйственной продукции должны быть «твердыми». Вот эту твердость я и покритиковала, написав, что хорошо, когда планы твердо выполняются, а если они перевыполняются и перестают быть твердыми, то следует разрешить колхозам самим использовать произведенную продукцию, так как они считают нужным. Это, во-первых. Во-вторых, раз вводятся твердые планы, надо разрешить колхозам производить продукцию, невключенную в твердые планы, и реализовать ее по их усмотрению. Иван Леонтьевич был в ярости, сказал, что надо снимать диссертацию с защиты, поскольку оппонентом по такой диссертации он ни за что не будет, и письменного отзыва мне не дал.

Я вся в слезах пришла в институт, благо был явочный день, и Владимир Григорьевич был в институте. Он приказал: «Вырежи эти страницы, садись за машинку и пиши что-нибудь, но без критики твердых планов». Так я и сделала, во всех пяти экземплярах диссертации были переклеены страницы. Защита прошла успешно. Иван Леонтьевич Маринко выступил просто блестяще, а переклеенных страниц никто не заметил.

На этой защите случилась еще пара примечательных эпизодов. Первый был связан с тем, что в институт в эти дни поступила копия клеветнического письма на Владимира Григорьевича (оригинал, как водится, был направлен в ЦК КПСС), где упоминалась и моя фамилия, хотя я членом КПСС не была. Мне об этом письме сказал за час до начала защиты ученый секретарь ИЭ АН СССР А. И. Архипов с обещанием, что он эту копию придержит.

Идет защита, уже выступают неофициальные оппоненты, и вдруг в зал входит немолодой человек в костюме при галстуке и садится в первый ряд. Я впадаю в ужас, думая, что это уже сказываются результаты письма, о котором говорил Анатолий Иванович. Пришедший берет слово и начинает: «Иду я по Гоголевскому бульвару и вижу объявление о защите диссертации[171]171
  В те времена объявления о защите публиковали в Москве в газетах «Вечерняя Москва» и «Московская правда». Объявление о моей защите было в «Вечерке».


[Закрыть] на тему о кооперации. Я старый кооператор, сейчас кооперация не в чести, а это замечательная хозяйственная форма. Молодец Кузнецова Т. Е., что написала диссертацию на такую тему».

Второй эпизод был не менее комичным. И. К. Фигуровская, выступая в качестве неофициального оппонента, сказала, что в список литературы моей диссертации включены работы, которые В. И. Ленин использовал, когда писал статью о кооперации, на что член диссертационного совета, доктор экономических наук П. А. Хромов язвительно пошутил: «Жаль, что тогда еще не было работы Кузнецовой». Защита прошла успешно, я получила самостоятельную тему и даже стала старшим научным сотрудником.

Сложность положения в то время определялась тем, что Владимир Григорьевич в те годы в очередной раз стал в партийных кругах фигурой одиозной – рыночник, враг огосударствления экономики, смелый защитник колхозов, боровшийся за их наделение кооперативными чертами и писавший Сталину, имеющий значительную плеяду вольнодумцев-учеников, разоблачаемых в официальной печати, критикуемый не только явно, но и тайно. В партийные органы писались подметные письма с обвинениями его в идеологических грехах. Обвинялись и другие аграрники института – И. Н. Буздалов, Л. Н. Кассиров, Л. В. Никифоров[172]172
  См. сноску на письмо зав. кафедрой экономики и организации сельскохозяйственного производства ВНИИСХ, чл. – корр. ВАСХНИЛ, профессора К. П. Оболенского в статье: Кузнецова Т. Е. Владимир Григорьевич Венжер: ученый и время // Вопросы экономики. 2014. № 5. С. 135.


[Закрыть].

После ликвидации, точнее, разгона кронродовского научного направления, т. е. после «введения танков в Институт экономики» (как назвал эту операцию Б. В. Ракитский) и захватом «политэкономических высот» учениками Н. А. Цаголова[173]173
  Подробно о событиях того времени см.: Экономическая теория: феномен Я. А. Кронрода: к 100-летию со дня рождения. СПб.: Нестор-История, 2012. С. 199 и др.


[Закрыть], когда всех сотрудников сектора Кронрода разбросали по разным подразделениям института, а многие сами перешли на другую работу, мы с Владимиром Григорьевичем в институте остались. С аграрниками института он серьезнейшим образом расходился во взглядах, поэтому пойти работать в аграрный отдел он не мог ни при каких обстоятельствах.

Расхождения по вопросам развития сельского хозяйства страны у Венжера с аграрниками сложились давно. Смысл этих расхождений виден из ситуации, связанной с работой, осуществленной Т. И. Заславской и М. И. Сидоровой, повторившими в 1959 г. расчеты М. М. Кубанина, сделанные им в 1940 г. при обосновании методологии и методики сопоставления производительности труда в сельском хозяйстве СССР и США. Через 20 лет расчеты, проведенные Заславской и Сидоровой, подтвердили то, что рассчитал и М. М. Кубанин – отставание продолжало составлять 4–5 раз. Между тем ЦСУ рассчитало, что оно уменьшилось до 3,5 раза, что поддерживали ортодоксальные аграрники. Как известно, за свои расчеты М. М. Кубанин был расстрелян в 1941 г. В 1960 г. была создана внутриинститутская комиссия в составе пяти докторов наук: аграрники Е. С. Карнаухова и И. Д. Лаптев, представляющие, как писала сама Т. И. Заславская, «консервативно-реакционное направление экономической науки», и В. Г. Венжер и Н. Г. Каротамм – «реформаторское». М. Я. Сонин, крупный специалист по проблемам производительности труда, был пятым членом комиссии. Его голос стал решающим. «В результате комиссия тремя голосами против двух признала методику Заславской и Сидоровой более обоснованной и точной, чем методика ЦСУ»[174]174
  Заславская Т. И. Моя жизнь: воспоминания и размышления. С. 452.


[Закрыть].

После преобразований в институте Венжер, вынужденно отказавшись от чисто аграрной тематики, перешел в 1972 г. в сектор Е. И. Капустина, где стал заниматься проблемами социальной структуры общества, значительное внимание при этом уделяя представителям аграрного сектора советской экономики[175]175
  См.: Проблемы труда и развитие социальной структуры советского общества. Ротапринт «Знание» / под ред. В. Г. Венжера, 1973; В. Г. Венжер. К вопросу о методологии изучения изменений социальной структуры социалистического общества // Изменения в социальной структуре советского общества (тематический сборник) /под ред. В. Г. Венжера. М.: ИЭ АН СССР, 1978.


[Закрыть].

Мы с Л. В. Никифоровым и И. Н. Буздаловым продолжали разрабатывать аграрную тематику в отделе политической экономии у В. Н. Черковца. Но в 1974 г. нас из отдела политэкономии перевели в аграрный отдел, где был создан сектор преодоления социально-экономических различий между городом и деревней под руководством Л. В. Никифорова, с которого к тому времени сняли партийный выговор, полученный им в результате упомянутого выше решения ЦК КПСС. Я. А. Кронрод остался в секторе Черковца. Его работы игнорировались и публично третировались[176]176
  См.: Я. А. Кронрод в прошлом и настоящем. М.: Институт экономики РАН, 2014.


[Закрыть].

Однако этому предшествовали годы опалы, когда сотрудники бывшего сектора Я. А. Кронрода – Л. В. Никифоров, А. А. Барсов-Шпарлинский, И. Н. Буздалов да и сам Яков Абрамович по итогам партийного решения на протяжении двух лет пребывали на должности исполняющих обязанности старших научных сотрудников, при переаттестации их не утвердили на должности старшего. Дело доходило до смешного. На Ученом совете института утверждается список сотрудников сектора, докладчик зачитывает: Катихин О. В. – 4,5 печатных листа научных трудов – утвержден на должность старшего научного сотрудника; Кронрод Я. А. – 600 печатных листов – не утвержден.

В связи с событиями того времени следует упомянуть и ситуацию, связанную с разработкой материалов, которые институт готовил, как тогда называлось, для директивных органов. Это научные доклады и записки, которые были непривычны для пришедших в Институт кадров из МГУ. Они были преподавателями, слабо ориентировались в конкретных вопросах, не имели такого задела практических знаний, как сотрудники института, постоянно бывавшие в командировках в разных регионах страны и т. п. Да и вновь пришедшие в институт просто не знали, как эти документы готовятся. Это, кстати, ускорило признание за опальными их права на нормальную работу. Попытки ставить соавторами, да еще на первые позиции, тех, кто фактически не работал, вызывали возмущение у реальных авторов. В результате сектор Черковца стал сугубо «теоретическим» по-цаголовски. Бывших же сотрудников сектора Кронрода окончательно «раскассировали», как любил говаривать В. Н. Черковец, за его стены.

В 1971 г. был уже второй разгон сектора Я. А. Кронрода. Первый состоялся в 1965–1966 гг. под предлогом того, что закончилась работа над темой «Экономические закономерности перерастания социализма в коммунизм»[177]177
  Итогом этой работы явилась книга «Экономические закономерности перерастания социализма в коммунизм» (М.: Наука, 1967). Эта работа задумывалась как новое слово в науке, она должна была поставить актуальные экономические вопросы и дать на них ответ. Венжер в этой книге, в частности, писал, что все проводимые в сельском хозяйстве мероприятия следует «рассматривать, как мероприятия, нацеленные на постепенное обеспечение эквивалентности в обмене деятельностью между социалистической промышленностью и колхозно-совхозной деревней» (с. 200). В то время шла борьба с развитием подсобных промыслов в колхозах, а Владимир Григорьевич писал, что по мере технического оснащения сельского хозяйства «работники, освобождающиеся в отраслях основной деятельности, будут перемещаться в отрасли подсобные (производство строительных материалов, строительство, ремонтные работы и др.), а также в промышленные предприятия, связанные с переработкой части сельскохозяйственной продукции по месту ее производства. Некоторая часть освободившихся работников будет занята промысловой деятельностью. Кроме того, большое число работников потребуется для сферы различного рода услуг, что будет определяться дальнейшим развитием в деревне мероприятий социально-культурного и бытового характера» (с. 205–206). Все эти здравые мысли Венжера и других сотрудников сектора Кронрода считались в те времена страшной крамолой и припомнились в 1971 г. при подготовке упоминавшегося выше решения ЦК КПСС. В этой же книге есть ссылка на колхоз им. В. И. Ленина Лабинского района Краснодарского края о том, что «одна часть колхоза (станица Ахметовская) расположена от основного массива земель колхоза на расстоянии 75 км» (с. 220). Материалы из командировки в этот колхоз в 1962 г. привезли мы с Т. И. Заславской.


[Закрыть]. Сектор Кронрода с численностью свыше 30 человек научных сотрудников сократился до 8 человек. Венжера и младших сотрудников, т. е. нас с С. В. Золотаревой, тогда перевели во вновь созданный сектор под руководством А. И. Ноткина. Владимир Григорьевич не мог с этим смириться, он не мог лишиться научной атмосферы сектора Кронрода и предпринял максимум усилий, чтобы вернуться в сектор Якова Абрамовича, что вскоре и произошло, но, к сожалению, ненадолго.

Венжер в принципиальных вопросах был человеком жестким, умел отстаивать свои позиции, не менял своих взглядов и поступков даже под сильнейшим идеологическим напором. Он был человеком открытым и очень мудрым. Общаться с ним было легко и интересно, у него было много друзей из совершенно разных сфер. Он дружил с турецким поэтом Назымом Хикметом, антропологом М. М. Герасимовым, певицей Геленой Великановой. Они бывали в доме у Венжеров. Дом был открытый, и мы, институтская молодежь, тоже довольно часто бывали в нем. Владимир Григорьевич писал стишки по разным поводам[178]178
  В частности, обо мне на 8 марта 1963 г. написал: «Сидит спокойно и считает с усердием великим. А что таится, кто-то знает, за поведеньем тихим. Мне верится, она дорогу найдет в науку понемногу».


[Закрыть], написал большую юмористическую поэму «Василий Теркин в родном колхозе». Талантливость Владимира Григорьевича была во всем, за что бы он ни брался, безграничной: он хорошо пел, прекрасно готовил (учил меня правильно варить борщ, гречневую кашу, делать пельмени). Его заинтересованность в делах, в собеседнике, доброжелательность были настолько естественны, что это давало повод для нас, его учеников, совершать иногда необдуманные поступки.