Текст книги "Исламские города в русской периодической печати. Том 1"

Кроме расходов, богомольцы подвергаются опасностям во время пути, особенно в пределах турецких владений: если не между Керманшахом и Багдадом, так между Багдадом и Кербеля завар легко может быть ограблен; даже большие караваны, в четыреста или пятьсот человек, не избегают этой участи <…>; притом же Арабы или Курды сопротивления не терпят и храбреца убивают. В этом случае нельзя не пожалеть бедных заваров: они даже не имеют в перспективе утешительного права жаловаться, потому что турецкие власти не обращают ни малейшего внимания на эти случаи. В мое время был ограблен один большой караван богомольцев, что усложнило кербеляйский вопрос между Турцией и Персией, хотя благодетельных последствий и на этот раз не было никаких. Случается, что богомолец успеет быть ограбленным два или три раза в передний путь только из Багдада в Кербеля, да столько же в обратный путь.

Вот каким невзгодам подвергается бедный завар; но есть у него и некоторые права, облегчающие горькую его долю. Главное из них есть неприкосновенность его имущества в персидских таможнях, и на этом-то освобождении от таможенных пошлин завар отчасти выручает расходы по богомолью. Пользуясь сим правом, большая часть богомольцев накупают разных товаров в Багдаде, и если только эти покупки минуют рук грабителей Арабов и Курдов, то наверное богомолец зашибет копейку на них, и, при благоприятных обстоятельствах, может из богомолья сделать выгодную спекуляцию.

Если Персияне не дошли еще до искусства собирать дань со всего шиитского мира, под предлогом отправления к священным местам, мнимого или истинного, то хождение на богомолье по найму им уже известно, так как и вообще у Мусульман богатые нанимают за себя бедных на богомолье в Мекку.

Путевой журнал Е. И. Чирикова

(СПБ. Типография О. И. Бакста, 1875)

От Бендер-Бушира до Шираза. Через Бурузджун, Далеки́, Куте́ли и Казеру́н.

Песчаная равнина Гермесира. 43 и 44° на солнце. Колодцы. – Привал около них.

Али-гáнгри. Летний дом Резиденции, место унылое, без растительности. Ночлег.

12 Апреля. Переход в 4 часа. Бушир и корабли на рейде – в мираже. Разоренная сердесирцами крепостца и деревня. Привал в саду. Крепостца и деревня. После полудня переход в 4 часа до городка.

Бурузджу́н. Встреча хана с почетною свитою.

Беседа. На другой день переход в 4 часа.

Далеки. Серные и нефтяные ключи. Финиковые рощи на громадном пространстве. Жару 35° в тени. По дороге, персидский караван, направлявшийся в Кербелу; множество женщин. Курьер из Тегерана к Мирзе Джяфер Хану, персидскому пограничному комиссару. Обед под тамариском (гребенщик). Ночью бездна комаров.

Начало Кутелей. Кутель, по-персидски: стремнистые, крутые переходы в горах, (б. м. от ку или кух гора и тель тоже островерхое возвышение).

Кутель Малу́. Первый переход от Далеки.

Крутые подъемы по кремнистым скалам реки; развалины двух мостов. Стража.

Кутель Хышт.

Кунар-Тахтá. Перевал. Ночлег после пятичасового перехода. Посещение хана Хыштского.

Кутель Комаридж. Привал после четырехчасового перехода. Далее, два часа до Рахдара (таможенная застава). Затем еще час до станции.

Дрис. Деревня. Ночлег. Место прелестное. Густая растительность. Следы землетрясения. Кладбище с каменными львами грубой работы. Шахпур. Поездка к рельефным изображениям в скалах, берущим свое название от имени царя Шахпура (Сапора). Следы водопроводов. Свежая зелень.

Чешме-и-духте́р (источник девушки). Чудесная вода. Изображения на скалах. Пещера, на большой высоте; подъем к ней крут, скользок и даже опасен. В пещере статуя, как говорят, Шахпура, колоссальная, в лежачем положении. Сухой резервуар. Воды капельника в углублении. Подъем продолжался один час. Спускались 40 минут, без отдыха.

На скалах, окружающих Шахпурову долину, семь барельефных изображений; одни колоссальные en haut relief… цари, в ассирийских одеждах, грифоны, феруэры; другие над источником, внизу скалы; мелкие, в два и три ряда, с процессиями людей, – животные, жертвоприношения, бои и пр. На другой день переход в Казерун. Последние пальмы. Живописный город в горах, обросший растительностью; но более половины зданий потрескались или полуразрушились от частых землетрясений, особенно сильного в 1824 г. Прелестный сад с апельсинными и лимонными деревьями; все были в цвету. Выступление через 2 часа. Развалины каравансерая и моста. Кочевые Туркмены. В трех часах пути от Казеруна остановка и ночлег. Изображения на скале Теймур Мирзы, бывшего правителя Шираза. Принц сидит на троне; у ног его лев. Мальчик подает сокола и кальян; с обеих сторон сарбазы (солдаты) с ружьями. Все это раскрашено и позолочено аляповато. Нам сказали, что принц велел сделать изображение это в память льва, убитого им здесь на охоте.

Кутель-и-духтер (кутель девушки) [перевал]. Дорога исправлена Теймур Мирзою и его матерью. Кирпичные стенки на крутизнах над пропастями. Один из труднейших переходов. Прошли равнину вязов Дешт-и-Берм. Подъем на Кутель Пи́ре-зен (старой бабы). Привал в каравансерае. Уединенное место. Продолжение подъема. Этот кутель, по трудности, не уступает предшествовавшему, коли не превосходит его. Солнце село за озеро. Далее вид на Бурузджун. При спуске с этого кутеля три огромные груды довольно крупных, всякой величины камней. Путники имеют обычай, как бы в благодарность Пире-зен за благополучный переход этого трудного и опасного кутеля, класть по камешку у его подошвы… таково, говорят, происхождение этих каменных холмов, называемых могилами Старой бабы. Тут, при лунном свете, перешли мы источник и распрощались с кутелями.

19 Апреля прошли у Пещеры незаконнорожденных до привала. Каравансерай. Переход 4 часа.

Зендерун. Стада Туркменских кочевников. Встреча караванов. Через полтора часа затем, ночлег у источника, и на другой день переход 6 часов. Почетные встречи. Туркмены.

20 Апреля в полдень вступили в Шираз.

Шираз

Мы останавливаемся в доме Навваба Мехмед-Али. Празднования и народные гулянья и увеселения, по случаю взятия Мешхеда и пленения Салара. В базарах лавки заперты. Толпы народа. Пляски мальчиков; музыка. Правитель, на устроенной там эстраде, принимал нас, угощал сластями, чаем, мороженным, кальянами. Каввам-уль-мульк, градоначальник, пользуется популярностью между лути, чернью, известною своим развратом, своеволием и буйством. Власть в Ширазе с Каввамом разделял наместник принца, недавно смененного… Визир Насир-ульмульк.

Жителей в Ширазе, по словам визиря, до 60,000. Долина Шираза очень удобна для подступа и действий войск тысяч до десяти, а равно и для обороны: сады со стенами; отдельные строения; много воды.

Достопримечательности Шираза. Векиль Керим Хан Зенд до того времени, когда захватил в руки свои правление Персиею, долго был правителем Шираза и соорудил в нем много замечательных, по прочности и красоте, построек. Между прочим, баня Векиля, дворец Векиля, павильон Векиля, с садом, – базар и каравансерай Векиля.

Тахт-и-Каджар, дворец с великолепным садом, построенный Муха́ммед-ханом Каджарским и украшенный впоследствии Хюсейн ханом. Все эти постройки с садами на возвышении, в двух, трех верстах от города, которым они командуют. В этом числе также важное место занимают Баг-и-ноу [новый сад], разведенный также Векилем; сад этот был впоследствии увеличен и украшен Хюсеин-Али-Мирзою Ферман-ферма, сыном Али-Шаха или Зилли-султана. В павильоне этого сада находятся портреты Фетх-Али-Шаха, Аббас Мирзы и Зилли Султана Джехан-Нума [Belle vue].

Вид Шираза (Грав. Э. Даммюллер) – ВИ. № 244. С. 160.

Чехе́ль-тэн [40 тел], сад, в котором погребены 40 дервишей, портрет их старейшины Шейх Санаана красуется на стенах павильона; перед ним стоит армянка в красной куртке с жемчужными головными украшениями и ожерельем.

Хяфт-тэн, сад, с огромным кедром в 22 обхвата. В павильоне много картин. Изображение Саади и Хафиза; Моисея, пасущего стада своего тестя; Авраама, приносящего в жертву сына; Шейха Санаана, в молитве, с дервишами. Панели киоска выложены Тавризским желтозеленым мрамором.

Саадийе, сад, окруженный стеною, в котором погребен знаменитый поэт Саади, уроженец Шираза. Гробница из темного камня с резьбою и надписями. <…> В саду фиговые и гранатовые деревья. Экземпляр его сочинений, по которому гадают, как в древности гадали по Вергилию: какой стих выйдет, то и случится. Водоем; отличная вода.

Хáфизийе, сад с гробницею поэта Хафиза; в отличном сохранении. Много земли. Павильон с экземпляром его дивана (сборника сочинений), по которому также гадают. Много гробниц вокруг, – во исполнение последней воли умиравших. Сама гробница Хафиза из желтого мрамора, прекрасной работы. Возле, развалины сада – Диль-гюша. Остатки замка Фахендер. Колодезь. Развалины замка Джемшида.

Мешхед-и-Мадер-и-Сулейман [место смерти матери Соломона], 3 мили к востоку.

Муселла́ [молельня] в развалинах, на берегу ручья, воспетого Хафизом.

Рукнабад, ручей в двух верстах от города, также воспетый Хафизом.

В Муселла, во время Курбан-байрама (праздника жертвоприношений) зарезывают верблюда и мясо раздают народу; народное гулянье. Купол Муселла был великолепный, обрушился во время землетрясения.

Алла-Акбер, дефилей и ворота по дороге из Шираза в Чехель-мина́р (40 столбов) или Персеполис. Над воротами вышка, где хранится великолепный Коран, написанный Надир шахом.

Во время нашего пребывания в Ширазе была саранча.

Бенд-эмир, великолепная плотина, вправо от дороги, верстах в пяти, вскоре по выходе из ворот Алла-Акбер.

Зергун, деревня в тридцати пяти верстах от Шираза по дороге к Персеполису; еще через 5 часов пути – Персеполис.

Исфахан

26 Сентября. Исфахан (Испаган). Остановились в предместье.

Джульфа. В этом предместье теперь всего 320 домов; из них 12 армяно-католических; прочие заняты армяно-григорианами. Главные из жителей – Хаджи-Карапет, управляющий Фериденом, и Хаджи-Петрос, английский агент. Джульфа построена была Шах-Аббасом Великим, переселившим сюда 30.000 армянских семейств из старой Джульфы на Араксе. Шах дал им огромные льготы и преимущества; промышленный, умный и трудолюбивый народ этот разжился, построил множество великолепных домов, церквей, монастырей, остатки которых большею частью в развалинах; некоторые еще в целости и теперь свидетельствуют о высокой степени благосостояния, которым пользовались жители, и о их великих богатствах; великолепный мост Алла-верди, в два этажа, на Зайенде-руде, построен был между этим предместьем и городом одним из граждан Джульфы. Теперь в действии у григориан 13 церквей и 2 монастыря; в одном из них живет епархиальный начальник, [арачнорт], назначаемый сюда Эчмиадзинским католикосом. У Армянкатоликов тоже есть здесь пресвитер, патер Оханнес (Иоанн), старец ученый и всеми уважаемый за свою доброту и уменье ладить со всеми; у них одна церковь; при ней библиотека от 200 до 300 книг (Chardin, Pallas,Tavernier, Квинт Курций, Диодор, Геродот и др.), много богословских армянских рукописей, хорошие армянские, итальянские, латинские книги, прекрасные географические карты Европы и Азии, гравюры и пр. Много книг было расхищено. По показанию патера Оханнеса, всех Армян в Джульфе теперь не более 1500, и во всем Иране много-много их 5000 душ. Евреев в Исфахане около 300 домов; а всех жителей, рассчитывая по распродаваемому хлебу на базарах, 50.000 человек.

Снег падает, но не лежит на равнине.

Подле Джульфы, развалины Фетх-абада, где Шах Султан-Хюсеин взят был в плен Афганами.

[В часе от Исфахана, к югу, разоренное предместье Шехристан, также некогда населенное Армянами и теперь замечательное своим громадной высоты минаретом, на который мы могли взобраться только до половины, потому что каменная лестница внутри его до того поломана, что большей части ступенек нет, а надо карабкаться по обломкам кирпича, сбитым в почти отвесный гласис. После Шах-Аббаса, мало-помалу, обращение правительства с Армянами делалось все более и более притеснительным; с другой стороны неурядица в управлении краем, бесчинства и своевольства черни (лути) начали отражаться самым прискорбным образом на благосостоянии жителей Джульфы и они стали уходить в разные страны, особенно в Индию, в Калькутту, Бомбей, Суматру, Яву, унося с собой свои капиталы, и теперь в этих последних местах живет небольшое общество армянских семейств, из которых очень многие известны своими богатствами и живут роскошными набабами, продолжая заниматься большими оборотами и прекрасно воспитывая детей своих].

3 Октября. Канун Курбан-байрама. Празднества на Шахской площади (Мейдан-и-шах).

Сипехдар Искендер-хан, женатый на вдове Мехмед-шаха, губернатор Исфахана, сидел в бала-хане [вышке], устроенной на главных воротах площади Аля-капи [высокие врата]. Мы сидели в комнате у самых ворот. Ферраши, прислужники, удерживали народ, ударяя направо и налево, по спинам и головам, длинными лозами, которыми они постоянно вооружены, и очищали четырехугольную площадь. Церемониймейстер, племени Сипехдáра, красивый молодой человек, в белой одежде, стоял посередине. Лицом к губернатору; около прекрасной мечети Седр, справа, выстроен был фоудж [батальон] сарбáзов [солдат] в красных мундирах, широких белых шароварах с красным лампасом, стянутых над щиколкой, в бараньих шапках, в две шеренги, всего человек 500; впереди фронта 35 музыкантов. <…> Человек 100 артиллерийских солдат, в синих мундирах, стояли ближе к нам. Сперва вышли плясуны в женских юбках и повертелись под стук бубен и бренчанье персидских балалаек. Потом пошла процессия: впереди шуты и балясники; за ними значки, городские музыканты и представители частей города.

Майдон-Ша, площадь в Испагани (Грав. Э. Даммюллер) – ВИ. № 244. С. 160.

Каждый большой город Персии разделен на две враждующие партии – Хайдери и Нийметуллахи; происхождение этого весьма древнего разделения неясно определено. Вот что знаменитый Шарден (Chardin T. II, p. 321, notes) говорит об этом: «Хайдер – слово арабское и, означая льва, есть прозвание имама Али, а также имя отца Исмаила Сефевийского, основателя персидской династии, уничтоженной Надир-шахом. Династия эта называлась Сефевийе и Хайдерийе. Ниймер-уллахи было, без сомнения, прозвищем сторонников Бандурийцев или Баяндурийцев – династии белых баранов (Ак-Коюнлу), свергнутых, в свою очередь, Хайдерийцами или сторонниками Али». Шииты объясняют слово хайдер следующим образом: Имам-Али, говорит их предание, не раз, подобно Геркулесу, разрывал змей, лежа в колыбели, и потому получил, между прочим, эпитет вторичного разрывателя змей (Хийе, по-арабски, змея, дер, по-персидски, разрывающий, и мукеррер, поарабски, вторичный или повторительный; словом, Хайдер-и-мукеррем есть, по мнению Персиян, ничто иное как искажение фразы Хийе-дери-мукеррер?!). Между Хайдери и Ниймер-уллахи происходят от времени до времени, загородом, кулачные бои, завещанные им временами прошедшими. [Эти бои бывали и в Грузии, вероятно внесенныетуда Персиянами; в Тифлисе они прекращены были, кажется, при Ермолове. В Персии же они удержались и поныне. Этидвепартии идут одна на другую, и бой, продолжающийся несколько дней сряду, обращается иногда в кровавые свалки; деревянные мечи заменяются палицами; каменья и, наконец, кинжалы являются на сцену и много бывает раненых и даже убитых; а начинают всегда с детей, выступающих всегда в авангарде с пращами и хлыстами].

Здесь одна партия вышла с ружьями, другая, более многочисленная, с палками, всех человек до 500, голосивших изо всей мочи; значки их были из ситцу и даже из шалей. Поднялась пальба из двух орудий, стоявших на площади, и при каждом выстреле переезжавших с места на место, по мере движения процессии… Таким образом, я в первый раз тут видел и самую процессию байрама, и пальбу из орудий на скаку. Шуты и балясники и полунагие атлеты с гимнастическими тяжелыми балансами, в форме огромных сахарных голов, в каждой руке, вертевшие их над головами своими и около корпуса, дервиши, сантоны, с металлическими громадными знаменами, на верхнем конце которых, посреди причудливых арабесков, вырезаны à jour, и чрезвычайно искусно и красиво, крупными буквами, стихи из корана. У некоторых из них на верху, с каждой стороны, по металлической ветви, на которые взбирались ребята, и алемдар (знаменосец), поднимая эту чрезвычайно тяжелую ношу, показывал силу мышц своих; некоторые из знамен обвешаны были приношениями, или вернее заклинаниями от болезней и бед мирских в виде дрянных старых тряпичек, лоскутков одежды. За ними всадники, иные в латах и кольчугах; на голове у лошадей страусовые перья; сбруи и узорчатые чепраки сверкали золотыми погремушками и украшениями; были и жемчуг, и бирюза, и самоцветные каменья; нечего и говорить про шалевые кафтаны и кушаки всадников, про их кинжалы, сабли и ружья, копья и щиты. За каждым всадником, на лошадином крупе, стоял богато одетый и большею частью очень красивый мальчик с обнаженною саблею в простертой руке; а на конце сабли воткнута или айва или гранат. За ними шел караван на верблюдах, представлявший, в насмешку, караван Багдадского паши, идущего в Мекку на поклонение; а самого пашу представлял какой-то шут в дурацком красном цилиндре, с позументами и кистями, изображавшем турецкую феску, в красном плаще, шитом золотом, в накладной седой бороде [а в Персии нет ни одной седой бороды, там считают за стыд не окрашивать их в красную или черную краску]. За ним свита паши, все в шутовских термаламовых костюмах, и в страшной карикатуре. За ними харем паши; тахтреваны, или будки на длинных жердях, в которые впряжены мулы, один впереди, другой сзади; кеджаве, клетки для больных, женщин и детей, перекидываемые через горб верблюда, так что с каждой стороны животного по одной клетке для противовеса [Французы называют их cacolet = mot usité dans les Pyrenées, panniers àdossier, qu’on charge à dos de mullet. v. Littré Dictionnaire de la langue franc.]; вьюки на верблюдах и лошаках, слуги верхами с кубурами для кальянов, чубукчи, проводники, всадники в белых бурнусах и проч., одним словом, вереница бесконечная. Когда псевдо-паша поравнялся с губернатором сипехдаром [главнокомандующим], процессия остановилась, и шут [лути] продекламировал молитву и пожелания благоденствия шаху. Впрочем, остановки процессии повторялись несколько раз, и в это время какой-нибудь растрепанный дервиш или присяжный пиита декламировали стихи, или в честь шаха или в честь сипехдара. Эта пародия вошла в моду 10 лет тому назад, со времени разорения Турками священных городов Кербелы и Неджефа. Турки, разумеется, никогда не присутствуют на этих церемониях и страшно за это бесятся на Персиян. Во время шествия, посреди которого не были забыты вожаки обезьян и всякого рода диких зверей, медведей, тигров и даже львов, каждый из них заставлял своих четвероногих воспитанников показывать разные штуки; плясуны в женских юбках, с распущенными волосами, с кастаньетками, кружились, вертелись, ломались под визжанье и стук инструментов; паясы кривлялись, атлеты бросали высоко свои деревянные пудовики и ловили их, другие боролись и обращали борьбу в драку, которую останавливал Ферраш-баши, разлучая борцов своим жезлом; полунагие дервиши наносили себе кинжалами раны, и кровь струилась по их обнаженной груди во славу пророка и Али; псилы вынимали из мешков своих змей, обвивавшихся около протянутых рук их длинными лентами. А между тем, ферраши не забывали щелкать хлыстами направо и налево по толпившемуся народу, мужчинам и женщинам, чтобы очищать дорогу; а народу на глаз было тут не менее 20.000. Мальчики и даже взрослые взбирались на высокие тополи хиабанов, этих великолепных Исфаханских аллей, по которым двигалось шествие; водоносы то и дело наполняли из мехов своих медные и серебряные чашечки, а другою рукою принимали мелкую монету от томившихся жаждою; продавцы съестного и всякого рода лакомств, кальянщики сновали между народом, предлагая свой товар, и не оставались без наживы. Сипехдар бросал в толпу мелкую и крупную монету пригоршнями и всякий раз подымал ею на площади людскую свалку; золотая монета бросалась плясунам, ораторам, поэтам. Приведено было на площадку несколько преступников, а в том числе случился и паяс, представлявший Багдадского пашу, и все они получили прощение и свободу и увезены торжественно с площади на верблюдах. Празднество это, начавшееся в половине второго, окончилось в половине четвертого дневным фейерверком, пущенным из толпы. [Сожжено было множество ракет, шутих, колес, станками которых были сами люди, и яркое солнце золотило клубы белого дыма, взвивавшегося над народом из щелкавших картузов].

[Исфахан, по свидетельству Шардена, занимал пространство до 40 километров в окружности и имел до 600,000 жителей. В настоящее время две трети пространства этого представляет гладкую степь, перерезанную, по всем направлениям, следами древних построек; в остальной трети насчитывают не более 80,000 жителей].

[Достопримечательности Исфахана].

Великолепные базары, каравансераи [хиабаны в четыре ряда тополей], мечети, медресé [семинарии], бани.

[Многие из строений в развалинах, но с превосходно сохранившимися украшениями, надписями, живописью, позолотою; хиабаны и сады дурно содержатся; вода не бежит по желобам и канавам; бассейны пусты; фонтаны не бьют, или если бьют в некоторых местах, то как бы нехотя, тоскливо; но на всем этом лежит глубокими чертами печать величии и поэзии. Если дни славы Исфахана миновали, – если про эту знаменитую некогда столицу Сефевиев нельзя уже по-прежнему сказать Исфахан нисф-иджехан (Исфахан есть половина вселенной), то между пустырей, бывших некогда многолюдными и цветущими кварталами, и нынешних строений и в полузаглохших садах благоухают, как и в давние дни, бесчисленные кусты роз, вьются лозы с тяжелыми кистями винограда и, между прочим, вкуснейшего продолговатого аскери без косточек, зреют румяные гранаты, сочные полуфунтовые груши – гуляби, громадные, тающие во рту персики, знаменитые вкусом своим гермеки и другого сорта дыни…]

[Но Хазар-джериб, некогда сад, о котором Шарден выразился: «jardin, qui induit en extase» – теперь пустыня. Хазар, по-персидски, тысяча; джериб, погонная мера в 144 ярда или 432 английских фута].

[Кух-и-Софá, гора в двух фарсангах от города, с небольшим, на значительной высоте над равниною, дворцом, откуда простирается вид почти на весь Исфаханский округ. Гора эта отделена от Джульфы пространством, представляющим теперь голую степь без растительности и оживления].

Патер Оханнес собрал для генерала Дюгамеля, во время его пребывания в Тегеране посланником, до тысячи растений в местности к западу от Кух-и-Софа; на восточной же стороне ее, как сказано было, совершенное бесплодие.

Между Хазар-джерибом и Кух-и-Софа армянское кладбище – в пустыне без воды и деревьев; надгробные камни, темно-серого цвета, все обделаны очень хорошо; надписи рельефные; европейцы погребены на южном углу. Вот некоторые надписи с их орфографией:

1). Cig it – Lovis – Rouper – Lorains – Orfévre – Decede – 1673.

2). Marcus Xavier – Demarez – français 1673. NB. Знак – означает новую строку.

На этом кладбище много похоронено Голландцев, Португальцев и несколько Англичан. В монастыре, где живет патер Оханнес, погребен Рич, Багдадский резидент Ост-Индской Компании, умерший в Ширазе.

С горы Долан-кух, близ деревни Курд-думбине, в округе Исфаханском, видна Зерде-кух, возвышающаяся в сорока фарсангах от Исфахана.

Тахт-и-Русте́м, большая, древняя, разрушенная гробница, в одном фарсанге от Джульфы.

Гроб или вернее могила Сарры, жены Авраама, по существующему между Евреями поверью, находится в Исфахане [!].

Атеш-га. [Огнепоклоннический храм. Живописная развалина на высоком холме, почти посередине города].

Минаре-и-джумбáн. [Местное произношение – джумбун. Два знаменитые в Персии минарета; в переводе – колеблящиеся минареты. Если, стоя на вершине одного из них, начнешь расшатывать края его, то другой, парный ему минарет, находящийся от него саженях в десяти расстояния, приходит в движение. Персияне не могут объяснить себе этого чуда. Некоторые из европейцев полагают, что эти два минарета построены на двух оконечностях коромысла].

[Мейдан-и-шах. Царская площадь, около которой находятся следующие здания]:

[Месджид-и-джумá (соборная) или Месджиди-шах (царская мечеть), замечательнейшая по красоте постройки и украшений].

[Месджид-и-Лютф-улла́, очень красивая и хорошо сохранившаяся].

[Аля́-капи́ (высокие двери), великолепные ворота].

Мечеть шах в Испагани – ВИ. 3 июля 1893 г. Т. L, № 2 (1276). С. 29.

[Медресé (семинария), построенная Шах-Султан-Хюсейном, посреди прелестного Чехарбага (четырех садов)].

[Чехе́ль-суту́н (40 столбов), сравнительно еще очень хорошо сохранившийся, роскошнейший из древних дворцов Персии, построенный первыми Сефевийскими государями посреди сада Хяшт-бехишт (восемь эдемов)].

[Халвет-и-серпуша́н (затвор покрытых покровами), небольшой, но очаровательный дворец посреди столь же очаровательного сада, построенный принцем Сейф-эддоуле, сыном Фетх-Али-шаха, правившим некогда Исфаханом].

[Пуль-и-Аллаверди́, великолепный мост, о котором было сказано выше, на реке Зендеруде, которая от Чехель-чешме в горе Зерде-кух течет рекою до того места, где она, в ста десяти фарсангах от Исфахана, скрывается под землею].

[Пуль-и-хаджоу, другой монументальный мост через ту же реку Зендеруде, между кварталом этого имени и Ширазскою дорогою].

[Пуль-и-Марну́, третий мост, так же как и первые два, прекрасной древней постройки].

[Из новейших построек замечателен прекрасной постройки громадный гостиный двор. Воздвигнутый бывшим великим визирем Насрэддин-шаха, Эмир-низамом Мирза-Тагы-ханом].

[Кефтер-хане́, голубятни; чрезвычайно красивой и солидной постройки, больших размеров, из красного кирпича башни, посреди садов и в предместьях. Жители собирают в них целые запасы гуано для удобрения полей].

[Ограды существующих ныне садов, особенно вдоль хиабанов и Чехар-бага, замечательно красиво сложены из кирпича с узорчатыми, ажурными отверстиями. Они перемежаются прелестными фасадами садовых киосков; а посреди садовой зелени мелькают, там и здесь, над оградою, мавританского вкуса крыши загородных дворцов, изукрашенных зеркальною лицовкою, а внутри колоссальными древними картинами. Превосходно сохранившимися и изображающими то сцены из Шах-наме, то эпизоды из Сефевийской эпохи].

Иездские (восточные) ворота в Испагани – ВИ. 3 июля 1893 г. Т. L, № 2 (1276). С. 28.

Виды и типы Персии. – Мусульмане на пилигримстве к гробнице Али. (Грав. А. Даугель) – ВИ. № 247. С. 209.