Текст книги "Пособие по общественным связям в науке и технологиях"

Решение музейной сферы: временные выставки

Чтобы справиться с возникшими трудностями, музейная сфера в целом (а не только ЦМН) изобрела временную экспозицию. Конечно, музеи также увеличили количество программ и мероприятий. Но сегодня преобладают именно временные экспозиции, далеко опережая арсенал коммуникационных технологий, хотя у ЦМН есть свои веб-сайты, они представлены в Facebook и Twitter, предлагают посетителям виртуальные туры или по крайней мере онлайновые обзоры выставок, призывая подготовиться к визиту или нанести его виртуально.

Никогда не было музеев без посетителей и музеев без экспозиций. В научных музеях, как и во всех прочих, экспозиции были прочно связаны с коллекциями. Именно коллекции или их части демонстрировались посетителям на первом и втором этапах развития ЦМН. Новшество 1980-х гг. состояло в том, чтобы сделать экспозиции автономными. Составители экспозиций начали брать темы, весьма далекие от коллекций. К тому же продолжительность таких выставок сократилась, иногда до очень короткого времени – с нескольких лет до нескольких месяцев.

С точки зрения менеджмента временные выставки{23}23
  Якоби (Jacobi 2012) показал, как развитие временных экспозиций привело к радикальным переменам. Я обязана ему сутью аргументации, развернутой в этой части.


[Закрыть] представляли несомненную выгоду для ЦМН, всегда ищущих посетителей и надеющихся увидеть их снова в следующем сезоне. Во-первых, публика сможет увидеть группу экспонатов (предметы, образцы, приборы), собранных вместе на короткий срок, и увидеть их в другой раз будет невозможно или очень трудно. Это придает такого рода выставкам большую привлекательность. Во-вторых, временная выставка обходится без обычных строгих требований к коллекциям и жестких научных рамок. Кроме заявленной темы, нет никаких ограничений, можно как угодно группировать и связывать между собой экспонаты. В-третьих, интерпретации, предлагаемые посетителям, основываются только на теме выставки. Реконтекстуализация элементов допускает связи, основанные на цвете, форме, конструкции и т. д. Так было на выставке «Оттенки синего» в Музее цивилизации (Квебек), на которой экспонаты объединял единственный признак – оттенок синего цвета. Это дало возможность представить в одной экспозиции и голубые каски войск ООН, и синие одежды туарегов. Такой контекст открыт для спонтанных интерпретаций со стороны посетителей. В ЦМН темы, как правило, касаются науки и техники, поэтому они работают с «новыми материалами», «новой энергетикой», «нанотехнологиями», «климатическими изменениями»… В-четвертых, компетентность посетителей редко становится проблемой или вообще не имеет значения. Но временные выставки никогда и не предполагали, что от их посетителей требуются какие-то знания или компетентность. Да и постоянного внимания во время посещения от них не требуется, подход чисто развлекательный. Однако совокупность частичной и фрагментированной информации, выложенной последовательно, потенциально может вызывать у посетителей эффект распыления смысла (Castells 2010). В-пятых, временные выставки сопровождаются множеством мероприятий: лекциями, дискуссиями, кинопоказами, семинарами, чтобы расширить подход и привлечь больше посетителей. В-шестых, каждую временную выставку сопровождает рекламная кампания – статьи, репортажи и интервью, превращающие ее в важное событие. Временная выставка – это постоянное обновление музейного «меню», она приглашает прийти и восхититься, сделать открытие, а также получить информацию и отдохнуть.

Временная выставка ныне – прежде всего средство взаимообмена между музеями, включая ЦМН. Их предшественники, Центры науки, не обладали собственными коллекциями и потому не расставались с ними. Разумеется, ЦМН по-прежнему ведут деятельность, распространяющуюся на более длительные промежутки времени, но они внимательно следят за тем, чтобы регулярно разжигать интерес посетителей новыми событиями. Даже монреальский Биодом (Biodôme), состоящий из четырех экосистем, которые нельзя изменять, расширяет свое предложение с помощью временных выставок.

Господство временных выставок, ставшее столь значительным, позволило не только привлечь посетителей, но рационализировать деятельность музеев и определить критерии ее эффективности. Это потребовало принятие «логики, специфичной для жизни медиа» и сделалось «жанром, установившим свой формат и правила» (Jacobi 2012: 138, 139) не только для ЦМН, но и для всех музеев. Пришествие временных выставок «потрясло музейный мир» (там же: 137), поскольку для поддержания посещаемости важно было часто их обновлять. Музеи изменяли свой дизайн и стиль работы так же, как это пришлось сделать СМИ. ЦМН стремились лучше узнать свою аудиторию и выстраивали программы, основанные на ее культурных предпочтениях, ожиданиях и привычках, используя методики оценки эффективности коммуникации с общественностью. В этом отношении они напоминали СМИ, которым пришлось адаптировать свое содержание и приспосабливать уровень к ожиданиям, вкусам и способностям аудитории.

Подготовка временных выставок потребовала использовать весь набор стратегий финансирования, включая продажи сопутствующей продукции и управление авторскими правами, что также могло увеличить доход. Это привело к следующему заключению:

В области культуры менеджмент представляет себя в качестве дискурса, оценивающего логику рынка и измеряющего успех прибылью в ущерб институциональной логике, направленной на служение обществу и общественное благо… Таким образом, эффект менеджереализма (manegerealism) … сводится к сокращению социально направленной деятельности по предоставлению услуг и превращению граждан в потребителей (Paquette 2009: 64).

Организация временных выставок может обходиться очень дорого, что заставляет ЦМН постоянно искать финансирование. Более того, возрастающее год от года число ЦМН усилило конкуренцию между ними и одновременно обострило соперничество с другими музеями. Все они бьются за ресурсы, необходимые для подготовки новых выставок в условиях скудного финансирования; и все же, в отличие от культурной отрасли, рационализация и стандартизация в подготовке выставок не заставила ЦМН следовать логике промышленного производства или торговых сетей (Miège 1996). Их аудитория всегда будет ограниченной в силу самой их природы. Телевидение, кино и интернет озабочены тем, чтобы представить зрителям реальность, симулируя ее, не делая ее материальной. В случае выставок это не так: они создают прямой контакт между посетителями и реальностями, физически или символически разнесенными во времени (динозавры) или пространстве (экспедиции на Луну), доступными визуально и представленными реальными объектами (Schiele 2001).

Новые технологии позволяют применять множество устройств, расширяющих опыт посетителя выставки: использование виртуального эффекта присутствия, работа внутри дополненной реальности, использование социальных сетей для обмена информацией и комментариев о посещении (Ucko 2013). Все это создает стимулирующую мультисенсорную среду, но не избавляет ЦМН от подготовки к встрече с реальностью (Wagensberg 2006), ведь люди приходят в музей именно ради такой встречи. Если им хочется чего-то иного, они пойдут в парк развлечений или к игровым автоматам. По этой причине масштаб временных выставок всегда будет ограничен, а затраты на них едва будут окупаться, даже если посетители повалят толпами, как на показы блокбастеров (Ucko 2013). Но, в отличие от кино и телевидения, временные выставки редко могут похвастать оригинальностью и, как правило, похожи друг на друга. Более того, «растущее количество временных выставок порождает эффект тривиализации: их становится так много, что трудно привлечь внимание открытием энной по счету выставки в сезоне» (Jacobi 2013).

Одними из решений, которые предлагают ЦМН, становятся совместные передвижные выставки. Выставка 2001 г., темой которой была коммуникация в мире животных, была выстроена так, чтобы использовать пространства трех музеев, объединивших свои усилия для реализации этого проекта: Бельгийского королевского института естественных наук (Брюссель), Национального музея естественной истории Naturalis (Лейден) и Национального музея естественной истории (Париж). Их сотрудничество демонстрирует стремление сократить затраты и объединить финансовые и научные возможности, а также создать оригинальное содержание, представив научный взгляд на ухаживание и брачные ритуалы мира животных и их сходство с человеческим поведением. Некоторые ЦМН стремятся объединиться в сеть, такую, например, как «NISE Net, включающую около 200 организаций, совместно развивающих, испытывающих и использующих свои ресурсы» (Ucko 2013: 24).

Можно задаться вопросом, не подходит ли этап IV к своему финалу, так и не справившись в полной мере с проблемой взаимоотношений науки и общества, хотя и пытаясь решить новые трудности, c которыми музеи сталкиваются при организации временных экспозиций. ЦМН, как и вся музейная сфера, хотя и не обходятся без выставок, все больше внимания уделяют иным мероприятиям. И причина не только в нехватке средств или тривиализации выставок. За этим стоит что-то еще.

К смене парадигмы?

За минувшее десятилетие общество радикально изменилось, и музеи едва успевали выдерживать темп этих перемен. Цифровые технологии повлекли глубокие социальные последствия, главное из которых – наличие общедоступной и всепроникающей глобальной коммуникации (Castells 1996, 2004). Всеобщая связность делает взаимодействия между участниками или группами участников сети, в какой бы точке планеты они ни находились, мгновенными, прямыми, не подвергающимися какой-либо цензуре. В коммуникационной вселенной больше нет центра и периферии, время становится атемпоральным, а пространство – пространством потоков (space of flows; Castells 2010). Эта культурная имманентность, делающая мир доступным каждому в любой момент, вызвала культурные перемены, масштаб которых мы только начинаем понимать. Значение имеет только то, что значимо для текущего момента (Morton 1997: 169). Все общества в истории стремились отвратить непостоянство, но, кажется, нашему обществу придется отвергнуть это, как если бы достойным внимания был лишь опыт, испытываемый в настоящий момент.

Приспосабливаясь к этому увлечению настоящим, ЦМН все больше внимания уделяют текущим исследованиям, оставляя на втором плане устоявшиеся научные представления, поскольку демонстрация современных исследований утверждает значение науки. По Мейеру (Meyer 2010), науку представляют общественности «холодно»: она выглядит объективной, обособленной и свободной от всех идеологий; знание установлено со всей определенностью, все противоречия разрешены. С другой стороны, культура научных исследований «горяча»: она взывает к чувствам, увлекает исследователей, разжигает страсти; еще не ясное знание достается с большой долей риска. Первое утверждает установленное мейнстримное знание, вторая демонстрирует актуальные проблемы и позиции и взаимоотношения деятелей науки. Это двойной переход: от прошлого к настоящему и от предметного знания к людям, занятым приумножением знаний. Эти переходы раскрываются в нижеследующей таблице и дальнейшем изложении.

Организация временных экспозиций все же дело долгое, да и обновляются они медленно, и некоторые ЦМН пытаются подойти к делу по-новому, устраивая выставки, которые можно было бы легко обновлять, чтобы соответствовать последним достижениям науки. Но в целом ЦМН осознали, что даже временные экспозиции больше не успевают идти в ногу со временем, поскольку «границы между музеем и социальным пространством живого опыта размываются» (Cameron 2010: 60). Поэтому они обратились к постоянно обновляемым программам таких мероприятий, как форумы, дискуссии, конференции, аудитория которых увеличивалась с помощью сайтов и блогов. Например, Тихоокеанский центр науки представляет исследования с помощью тех, кто их проводит. Программа «Ученый в центре внимания» дает возможность посетителям и ученым вступить в живую дискуссию и таким образом представить исследования. Смысл в том, чтобы посетители и ученые как можно подробнее обсуждали постоянно обновляемые темы (Selvakumar and Storksdieck 2013). Ученые рассказывают о своей жизни и исследованиях, а не просто об объектах или явлениях. Такой подход вписывается в попытки по-новому позиционировать ЦМН как площадки, где ученые выступают в роли звезд, рассказывающих о состоянии современных исследований. Обозначенный здесь переход сказывается и на других формах научной коммуникации.

В ближайшей перспективе ни выставкам, ни временным выставкам исчезновение не грозит. Прежде всего потому, что основой музеев остается материальная культура, даже несмотря на пришествие цифровой культуры и очевидность нематериального наследия. Тем не менее ЦМН сейчас переживают настоящий переворот. Кэмерон в 1971 г. задавался вопросом, должен ли музей быть храмом или форумом (Cameron 1971). Подталкиваемые стремлением общественности участвовать, а не просто наблюдать, ЦМН все более становились площадками форумов, дискуссий, диалога.

За немногими исключениями, формы представления науки, преобладавшие до последнего времени (этапы I, II, III), поддерживали мнение о науке как об устойчивом знании, а дискуссионные проблемы редко обсуждались публично. С этой точки зрения наука обладает единым голосом, не допуская сомнений и давая на все однозначные ответы, неся неоспоримую твердую истину. Сконцентрированная на физическом мире, она представляет факты, показывает результаты, возвещает о достижениях и продуктах. Представлено только уже открытое, твердо установленное и зафиксированное. Противоположный подход, более распространенный в Европе, чем в США, показывает науку менее самоуверенной. Мысль о том, что прогресс сопряжен с риском, уже размывает авторитет науки. Современный культурный взаимообмен, оказывающий внимание всем используемым в обществе дискурсам, еще более размывает авторитет науки, наряду со всеми прочими формами «институционального авторитета» (Cameron 2010: 61). Представление науки в процессе открывает путь спорам и столкновению различных точек зрения, показывает участников дискуссий и взгляды, которые они отстаивают. Открытие вопросов, неоднозначных фактов, несогласия, конфликтов позволяет посетителям вступать в дискуссию по вопросам, которые их волнуют, таким как изменения климата, биоэтика, устойчивое развитие, ядерная энергетика, ГМО и загрязнение окружающей среды. Таким образом наша культура возвращается к проблеме отношений между наукой и обществом. Этот вопрос снова актуален в ЦМН, хотя обращение к временным экспозициям и позволило какое-то время уклоняться от него.

Ключевые вопросы

• Какие социальные условия повлияли на развитие музеев и центров науки в XIX и начале XX в.?

• Как акцент на коммуникации и участие посетителей сказывается на выставках в музеях и центрах науки?

• Какие основные черты недавно созданных или модернизированных центров науки позволяют говорить о возможной смене парадигмы?

Литература

Althins, T. (1963) ‘Museums of Science and Technology’, Technology and Culture, 4, 1: 130–147.

Beetlestone, J. G., Johnson, C. H., Quin, M. and White, H. (1998) ‘The Science Center movement: contexts, practice, next challenges’, Public Understanding of Science, 7, 1: 5–26.

Bennett, T. (1995) The Birth of the Museum, London: Routledge.

Caleb, W. (2010) ‘The transformation of the museum into a zone of hot topicality and taboo representations: the endorsement/interrogation response syndrome’, in F. Cameron and L. Kelly (eds) Hot Topics, Public Culture, Museums, Newcastle upon Tyne: Cambridge Scholars Publishing, 18–34.

Cameron, D. (1971) ‘The museum, a temple or the forum’, Curator, 14, 1: 11–24.

Cameron, F. (2010) ‘Risk society, controversial topics and museum interventions: (re)reading controversy and the museum through a risk optic’, in F. Cameron and L. Kelly (eds) Hot Topics, Public Culture, Museums, Newcastle upon Tyne: Cambridge Scholars Publishing, 53–75.

Castells, M. (1996) The Rise of the Network Society, The Information Age: Economy, Society and Culture, Vol. 1, Cambridge, MA and Oxford: Blackwell.

Castells, M. (2004) The Network Society: A Cross-Cultural Perspective, Cheltenham and Northampton, MA: Edward Elgar.

Castells, M. (2010) ‘Museums in the information era: cultural connector of time and space’, in R. Parry (ed.) Museums in a Digital Age, London and New York: Routledge, 427–434.

Dagognet, F. (1984) Le musée sans fin, Seyssel: Champ Vallon.

Danilov, V. (1982) Science and Technology Centers, Cambridge, MA and London: The MIT Press.

Davallon, J. (1999) L’exposition à l’oeuvre, Stratégies de communication et médiation symbolique, Paris: L’Harmattan.

Desvallées, A. (1992) Vagues – une anthologie de la nouvelle muséologie, Vol. 1, Macon: éditions W, Savigny-le-temple: M. N. E. S.

Eidelman, J. (1988) La Création du Palais de la Découverte, Professionnalisation de la recherche et culture scientifique dans l’entre-deux guerres, PhD Thesis, Université Paris V – René Descartes, Sciences-Humaines – Sorbonne.

Foucault, M. (1970) The Order of Things: An Archeology of the Human Sciences, London: Tavistock.

Foucault, M. (1977) Discipline and Punish: The Birth of the Prison, London: Allen Lane.

Godin, B. and Gingras, Y. (2000) ‘What is scientific and technological culture and how is it measured? A multidimensional model’, Public Understanding of Science, 9, 1: 43–58.

Harvey D. (2007) A Brief History of Neoliberalism, Oxford: Oxford University Press.

Hein, H. (1990) The Exploratorium, The Museum as Laboratory, Washington: Smithsonian Institution.

Hobsbawm, E. ([1994] 2004) The Age of Extremes, 1914–1991, London: Abacus.

House of Lords Select Committee on Science and Technology (2000) Third Report, Science and Society, London: Stationery Office; www.publications.parliament.uk/pa/ld199900/ldselect/ldsctech/38/3801.htm.

Hudson, K. (1988) Museums of Influence, Cambridge, New York and Melbourne: Cambridge University Press.

Jacobi, D. (1997) ‘Les musées sont-ils condamnés à séduire toujours plus de visiteurs?’, La Lettre de l’OCIM, 49: 9–14.

Jacobi, D. (2012) ‘La muséologie et la transformation des musées’, in A. Meunier (ed.), La muséologie, champ de théories et de pratiques, Québec: Presses de l’Université du Québec, 133–150.

Jacobi, D. (2013) ‘L’exposition temporaire résistera-t-elle à la montée en force de l’événementiel? Sur la fin d’un paradigme’, unpublished manuscript.

Jantzen, R. (1996) La cité des sciences et de l’industrie, Paris: Cité des sciences et de l’industrie.

Koster, E. (2010) ‘Evolution of purpose in science museums and science centres’, in F. Cameron and L. Kelly (eds) Hot Topics, Public Culture, Museums, Newcastle upon Tyne: Cambridge Scholars Publishing, 76–94.

Landry, A. and Schiele, B. (2013) ‘L’impermanence du musée’, Communication et langages, 175: 27–46.

Le Déaut, J.-Y. (2013) ‘Foreword’, in P. Baranger and B. Schiele (eds) Science Communication Today, Paris: CNRS éditions, 7–11.

Leshner, A. (2007) ‘Beyond the teachable moment’, Journal of the American Medical Association, 298, 11: 1326–1328.

Lowenthal, D. (1997) ‘Paradise and Pandora’s box: why science museums must be both’, in G. Farmelo and J. Carding (eds) Here and Now: Contemporary Science and Technology in Museums and Science Centres, London: Science Museum, 163–168.

Macdonald, S. (2001) The Politics of Display: Museums, Science, Culture, London and New York: Routledge.

Mairesse, F. (2002) Le Musée Temple Spectaculaire, Lyon: Presses Universitaires de Lyon.

Mercier, J. (2012) ‘Le sexe au musée est “insultant pour les contribuables” – James Moore’, Le Droit, Ottawa, 17 May; www.lapresse.ca/le-droit/arts-et-spectacles/201205/17/01–4526250-le-sexe-au-musee-est-insultant-pour-les-contribuables-james-moore.php.

Meyer, M. (2010) ‘From “cold” science to “hot” research: the texture of controversy’, in F. Cameron and L. Kelly (eds) Hot Topics, Public Culture, Museums, Newcastle upon Tyne: Cambridge Scholars Publishing, 129–149.

Miège, B. (1996) La société conquise par la communication, Grenoble: Presses Universitaires de Grenoble.

Molella, A. (1997) ‘Stormy weather: science in American life and the changing climate for technology museums’, in G. Farmelo and J. Carding (eds) Here and Now: Contemporary Science and Technology in Museums and Science Centres, London: Science Museum, 131–137.

Moles, A. A. (1967) Sociodynamique de la culture, Paris and The Hague: Mouton.

Morton, O. (1997) ‘Reinventing museums through the information revolution’, in G. Farmelo and J. Carding (eds) Here and Now: Contemporary Science and Technology in Museums and Science Centers, London: Science Museum, 169–171.

Oppenheimer, F. ([1968] 1990) ‘A rationale for a science museum’, Appendix 1 in H. Hein, The Exploratorium, The Museum as a Laboratory, Washington: Smithsonian Institution, 217–221.

Paquette, J. (2009) ‘Communiquer la science: métier, conflit de normes et harcèlement social’, Éthique publique, 11, 2: 61–71.

Persson, P. -E. (2000) ‘Science centers are thriving and going strong!’, Public Understanding of Science, 9, 4: 449–460.

Rose, A. J. (1967) ‘Le Palais de la Découverte’, Museum, 20, 3: 204–207.

Roussel, M. (1979) Le public adulte au Palais de la Découverte, Paris: Palais de la Découverte, Manuscript.

Schiele, B. (2001) Le musée de sciences, Paris: L’Harmattan.

Schiele, B. (2008) ‘Science museums and science centres’, in M. Bucchi and B. Trench (eds) Handbook of Public Communication of Science and Technology, London and New York: Routledge, 27–39.

Schiele, B. (2011) ‘La participation en science à l’ère des enjeux globaux’, Communication et langages, 169: 3–14.

Schiele, B. (2013) ‘Five things we must keep in mind when talking about the mediation of science’, in P. Baranger and B. Schiele (eds) Science Communication Today, Paris: CNRS Éditions, 305–318.

Schroeder-Gudehus, B. and Rasmussen, A. (1992) Les fastes du progrès: le guide des expositions universelles 1851–1992, Paris: Flammarion.

Selvakumar, M. and Storksdieck, M. (2013) ‘Portal to the public: museum educators collaborating with scientists to engage museum visitors with current science’, Curator – The Museum Journal, 56, 1: 69–78.

Tobelem, J.-M. (2010) Le nouvel âge des musées – Les institutions culturelles au défi de la gestion, Paris: Armand Colin.

Ucko, D. A. (2013) ‘Science centers in a new world of learning’, Curator – The Museum Journal, 56, 1: 21–30.

Wagensberg, J. (2006) ‘Toward a total museology through conversation between audience, museologists, architects and builders’, in R. Terradas, E. Terradas, M. Arnal and K.-J. Van Gorsel (eds) The Total Museum, Barcelona: Sacyr, 11–103.