Текст книги "Петр I"

Августа в 26-й день прибиты по градским воротам указы о платье французском и венгерском и для образца повешены были чючелы, сиречь образцы платью.

Августа в 29-й день в пятницу пошел с Москвы на службу государеву под Ругодев¹⁰ генерал Адам Адамович Вейде с полками. А под Ругодев пришли октября в 1-й день, а шли до Ругодева 4 недели.

А после того пришел под Ругодев генерал Автомон Михайлович Головин с полками в ноябре месяце. А после ево пришол царевич милитинской со всякими полковыми припасы. А наперед приходу генеральского пришол и ошанцовался <окопался> боярин князь Иван Юрьевич Трубецкой с псковичи и с новгородцы. А снаряд весь большой, пушки все изо Пскова вывели под Ругодев в судах водою.

А боярин и военный свидетельствованный кавалер Борис Петрович Шереметев с конницею – с царедворцы, и с смольяны, и с черкасы – ходил от Ругодева на Колывань. И с шведы был у него бой, и шведов многих побил и в полон побрал.

И после того в скорых числех пришол король шведской с конницею и с пехотою под Ругодев, под обозы наши, в четвертом часу дни. И был бой великой, и за помощию Божиею их, шведов, из обозу выгнали. А только бились с ними пехотные полки, а конница была и стояла у пристани, а не билась.

И в ночи генералы учинили по договору мир. И ноября в 20-й день из под Ругодева из обозу пошли с знамены и с ружьем без пушек, покинув пушки, и казну, и шатры, и полатки, и все свои скарбы.

И шведы, за миром <в нарушение перемирия>, ружье у ратных людей обрали и всю пехоту грабили и ругались всячески. И от страха и ужаса многие потонули в реке Нарове. А милитинского царевича, и бояр, и генералов [шведы] взяли и их не отпустили. И ратные люди пришли в Новгород ограблены без остатку, и были в Новегороде декабря по 12-е число¹¹.

А декабря с 12-го числа из Великого Новагорода посланы во Псков пехотные полки обоих генералов. В то ж время в Новегороде повешен Елисей Борисов сын Поскочин за то, что он брал деньги за подводы. А князь Яков Лобанов-Ростовской да Андрей Михайлов сын Новокщонов, взяты за караул и привезены в Преображенской приказ.

И декабря в 12-й день из Новагорода к Москве изволил приттить государь. И по указу на Москве велено кликать вольницу в солдаты. И в том же году почали делать деньги медныя. <…>

Год 1701

Генваря в 30-й день на площади перед Поместным приказом повешен Леонтей Яковлев сын Кокошкин за то, что был он у приему подвод во Твери и взял 5 рублев денег. […]¹²

[…] делать округою на пять верст. И сделав тот город со всем в отделок, поставили в нем смоленския государевы пушки, 30 пушек больших стенобитных, и сидели в нем солдаты.

А генерал саксонской <фельдмаршал Штейнау> из вышеписанных наших полков взял 4 полка солдатских и пошол с ними под Ригу. И под Ригою у саксонцов с шведами был бой: саксонцев и наших шведы побили и из шанец выгнали.

А что взятой городок на взморье, от Риги 3 версты, что взяли саксонцы у шведов – ив том городке посадили солдат государевых 500 человек с начальными людьми с царедворцы, а саксонцы посадили 500 же человек с пушками, и с мортиры, и со всяким ружьем, и с полковыми и съестными припасы.

А саксонский генерал оттоль вернулся к Куконосу¹³, к нашему генералу князь Никите Ивановичу Репнину И пришед в город Куконос, пушки государевы велел нарядить нарядными ядры <зарядить бомбами> и под город земляной, и под роскаты, и под рвы подвалить бочки с порохом. И велел солдатом и всяких чинов людем ратным из города выттить и город со всем нарядом запалить. И от того запаления казна государева вся пропала без остатку. А генерала нашего князь Никиту Ивановича отпустил во Псков с полками.

А изо Пскова, по указу государеву и по своему изволению генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев велел иттить под Печерской монастырь товарищу своему окольничему князь Юрью Федоровичу Щербатову.

И окольничей князь Юрья Федорович, пришед с полками, стал под Печерской монастырь. И по указу государеву приказал около Печерского монастыря рвы копать, и роскаты делать, и полисады ставить с бойницами. И около полисад с обеих сторон окладывали дерном.

И после того в. г. ц. Петр Алексеевич изволил приттить под Печерской монастырь и изволил при себе заложить первой роскат у Святых ворот. И у того роскату приказал быть на работе Савину полку Айгустова полуполковнику Михайле Юрьеву сыну Шеншину. И после того изволил приттить государь к тому роскату, а на той работе у того роскату Михайла Шеншина нет, приказал ево сыскать – и за то учинено Михайле наказанье: бит плетьми снем рубашку нещадно у того роскату и послан в Смоленск в солдаты.

И после того изволил государь пойтить из Печерского монастыря во Псков. И после того под Печерской монастырь подбегали шведы: три роты конницы, три роты пехоты. И был с ними бой от Печерского монастыря в 15 верстах – за помощию Божиею их, шведов, побили 60 человек да языков взяли 15 человек. И о том во Псков окольничей князь Юрья Федорович к генералу-фельдмар-шалку писал и языков послал.

И после того генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев изо Пскова под Печерской монастырь с полками, также и сын ево Михайла Борисович пришли.

А Новгород и Псков в том же году делали: рвы копали и церкви ломали, полисады ставили с бойницами, а около полисад окладывали с обеих сторон дерном, также и роскаты делали, а кругом окладывали дерном. А на работе были драгуны, и солдаты, и всяких чинов люди, и священники, и всякого церковного чину, мужеского и женского полу. А башни засыпали землею, а сверху дерн клали. Работа была насуменная. А верхи с башен деревянные и с города кровлю деревянную все сломали. И в то время у приходских церквей, кроме соборной церкви, служеб не было.

А в то время во Пскове воеводою был окольничей Василей Борисович Бухвостов, да дьяки Леонтей Клишин да Лукьян Вальков. А в Новегороде вместо воеводы был генерал Яков Вилимович Брюс.

А из под Печерского монастыря посылал от себя генерал-фельдмаршал Борис Петрович под Ряпину¹⁴, шведскую мызу, сына своего Михайла Борисовича Шереметева с полками. И под тою мызою был бой, и на том бою шведов, конницу и пехоту, побили и взяли у них 2 пушки чугунных, да 3 знамя драгунских, да в полон взяли майора да 30 человек драгун. Всего их было полторы тысячи. А пехоты нашей не было, только был один драгунской старой полк генеральства Адама Адамовича Вейде да калмыки – а у них был ертоулом <авангардом> Степан Петров сын Бахметев да псковичи. Только на бою были псковичи с драгуны и с калмыки, и то не все, потому что речки топки.

А мызы их шведския пожгли, и с хлебом, и со всем. А пожитки их, и лошади, и всякую скотину побрали ратные люди государевы. И о том от себя из полков писал Михайла Борисович к отцу своему под Печерской монастырь.

И после того с пушки, и с знамены, и с языки он, Михайла Борисович, из под мызы шол под Печорской монастырь. Наперед везли знамены, за знамены пушки, за пушками ехали полки ратных людей, за полками ехал он, Михайла Борисович. А в то время у Печерского монастыря на всех роскатах и на башнях роспущены были знамены, также и во всех полках около Печерского монастыря. И на радости была стрельба пушечная по роскатом и по всем полкам, также из мелкова ружья.

А под Ладогою был с полками окольничей Петр Матвеевич Апраксин. И с шведами был у него бой – за помощию Божиею шведов побил, а иных в полон побрал.

А в устье Псковского озера посылай был изо Пскова псковитин Иван Степанов сын Фустов с козаки. И с шведами был у него на воде бой – и за помощию Божиею он, Иван, шведов побил, 2 пушки чугунных потопил да взял у них 56 фузей. И о том они во Псков к генералу к фельдмаршалку писали.

И боярин Борис Петрович из под Печерского монастыря и с сыном своим с Михайлом Борисовичем пошол во Псков. А с полками оставил под Печерским монастырем товарища своего князь Юрья Федоровича Щербатово. И после того, в ноябре месяце, по указу государеву из под Печерского монастыря велено ему, князь Юрью Федоровичу, и с полками из Печер иттить во Псков.

А на Москве в Китае дворы боярские – Одоевскаго и Салтыкова – и церкви, и Каменной приказ, и Судной дворцовой, и все каменное строение, сломаны.

А с Москвы во Псков изволил приттить великий государь. И в то время на генеральском дворе у фельдмаршалка чинено наказанье князь Илье княж Федор[ов]у сыну Шаховскому: бит плетьми снем рубашку за то, что он писал к Москве грамотку недостойну.

В том же году указал государь на Москве и в городех царевичем, и боярам, и окольничим, и думным, и ближним всяких чинов служилым, и купецким, и всяких чинов людем, и людем боярским, и крестьяном великому государю в челобитных, и в отписках, и в приказных, и в домовых, и во всяких письмах генваря с 1 – го числа 702 году писаться целыми именами и прозванием, а полуименами не писаться. <…>

Из семейной переписки

Семейная переписка Петра, царицы-матери Натальи Кирилловны и царицы Евдокии Федоровны, охватывающая период с 1689 по 1693 год, посвящена исключительно личным отношениям внутри царской семьи и никак не затрагивает событий огромной важности, в это время происходивших. В августе 1699 года власть перешла в руки семнадцатилетнего Петра, а всевластная дотоле царевна-правительница Софья Алексеевна была отправлена в монастырь. Началась новая эпоха. Ни следа этих роковых событий в переписке нет. Но она важна для понимания человеческих взаимоотношений: нежной привязанности матери и сына, безответной любви и преданности царицы Евдокии своему царственному мужу. Характерно упоминание в письмах Евдокии «Олешеньки» – малолетнего царевича Алексея – наивная попытка разжалобить упорно не отвечавшего на ее письма Петра.

В письме трехлетнего «Олешеньки», написанного кое-как и скорее всего под диктовку царицы Натальи Кирилловны, Евдокия не упоминается вовсе. «А я, радость мой государь, при милости государыни своей бабушки Натальи Кирилловны в добром здравии. <…> Вижу государыню свою бабушку в печали». Именно здесь – в безжалостном охлаждении Петра к своей молодой жене – одна из причин затаенной обиды сына на отца, обиды, которая в совокупности с другими более весомыми факторами привела к трагическому «делу» царевича Алексея.

Стоит обратить внимание и на некоторые детали. Так, с определенного момента Петр стал подписывать свои письма матери латиницей – Petrus или Petrosa, – вместо прежнего «недостойный Петрушка».

Публикуется по изданию: Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1858. Т. 2. Приложения.

Царице Наталии Кирилловне, 20 апреля 1689 года

Вселюбезнейшей и паче живота телеснаго дражайшей моей матушке, государыне царице и великой княгине Наталии Кирилловне. Сынишка твой, в работе пребывающий, Петрушка, благословения прошу, а о твоем здравии слышать желаю; а у нас молитвами твоими здорово все. А озеро все вскрылось сего 20-го числа, и суды все, кроме болыпаго корабля, в отделке; только за канатами станет: и о том милости прошу, чтоб те канаты, по семи сот сажен, из Пушкарскаго приказу, не мешкав, присланы были. А за ними дело станет и житье наше продолжится. Посем паки благословения прошу.

Из Переславля. Апреля 20-го. 1689.

Царице Наталии Кирилловне

Вселюбезнейшей и дражайшей моей матушке, государыне царице Наталии Кирилловне, недостойный сынишка твой, Петрушка, о здравии твоем присно слышати желаю. А что изволила ко мне приказывать, чтобы мни быть к Москве, и я быть готов; только, гей, гей, дело есть. И то присланный сам видел, известит яснее; а мы молитвами твоими во великой целости пребываем. О бытии моем пространнее писал я ко Льву Кирилловичу, и он тебе, государыне, донесет. Посем и наипокорственне предаюся в волю вашу. Аминь.

Царице Наталии Кирилловне, 8 июня 1689 года

Вседражайшей моей матушке, недостойный Петрушка, благословения прося, челом бью и за присылку с дохтуром и с Гаврилою¹, яко Ной иногда о масличном суке, радуюсь, и паки челом бью. А у нас все молитвами твоими здорово, и суды удались все зело хороши. Посем дай Господь здравия душе и телу, яко же аз желаю. Из Переславля июня в 8-й день.

А мастер корабельный Корт июня во 2-м д<не> умре, до нашего приезду за двадцать за два часа.

Царице Наталии Кирилловне

Гей! о здравии слышать желаю и благословения прошу; а у нас все здорово; а о судах паки подтверждаю, что зело хороши все, и о том Тихон Никитич сам известит.

Недостойный Petrus.

Царица Евдокия Феодоровна Петру, в 1689 году

Государю моему радости, царю Петру Алексеевичу. Здравствуй, свет мой, на множество лет! Просим милости, пожалуй, государь, буди к нам не замешкав. А я при милости матушкиной жива.

Женишка твоя Дунька челом бьет.

Царица Евдокия Феодоровна Петру

Лапушка мой, здравствуй на множество лет! Да милости у тебя прошу, как ты позволишь ли мне к тебе быть? А слышала я, что ты, муж мой, станешь кушать у Андрея Кревта. И ты пожалуй о том, лапушка м<уж> мой, отпиши. За сим писавы ж<ена> твоя челом бьет.

Царице Наталии Кирилловне, 19 ноября 1691 года

Паче жития моего в мире сем любимой матери моей, великой государыне царице Наталии Кирилловне, недостойный сын твой, Петрушка, во многожелании благословения твоего челом бью. И паки тогожде прося, возвещаю, что благословением твоим во всяком изобилии пребываем на пользу свою. Посем желаю душе и телу стократ тысящнаго здравия. Аминь.

Из Переславля, ноября 19 числа.

Царица Наталия Кирилловна Петру, в 1693 году

Свету моему, радости моей, паче живота моего возлюбленному, драгому моему.

Здравствуй, радость моя, царь Петр Алексеевич, на множество лет! А мы, радость наша, живы. О том, свет мой, радость моя, сокрушаюсь, что тебя, света моего, не вижу. Писала я к тебе, к надежде своей, как мне тебя, радость свою, ожидать, – и ты, свет мой, опечалил меня, что о том не отписал. Прошу у тебя, света своего, помилуй родшую тя, как тебе, радость моя, возможно, приезжай к нам не мешкав. Ей, свет мой, несносная мне печаль, что ты, радость, в дальном таком пути. Буди над тобою, свет мой, милость Божия, и вручаю тебя, радость свою, общей нашей надежде Пресвятой Богородице: Она тебя, надежда наша, да сохранит; а от меня, свет мой, радость моя, благословение.

Царице Наталии Кирилловне, 14 августа 1693 года

Государыне моей матушке, царице Наталии Кирилловне. Изволила ты писать ко мне с Василием Соймоновым, что я тебя, государыню, опечалил тем, что о приезде своем не писал; и о том и ныне подлинно отписать не могу, для того что дожидаюсь кораблей; а как они будут, о том никто не ведает, а ожидают вскоре, потому что больше трех недель отпущены из Амстердама; а как они будут, и я, искупя что надобет, поеду тотчас день и ночь. Да о единой милости прошу: чего для изволишь печалиться обо мне? Изволила ты писать, что предала меня в паству Матери Божией: такого пастыря имеючи, почто печаловать? Тоя бо молитвами и предстательством не точию <только> я един, но и мир сохраняет Господь. За сим благословения прошу.

От <Архангельского> Города² августа в 14-й д<ень>.

Недостойный Петрушка.

Царица Наталия Кирилловна Петру, в 1693 году

Прелюбезному моему свету, радости моему. Здравствуй, батюшка мой, царь Петр Алексеевич, на множество лет! А мы милостию Божиею живы. Сотвори, свет мой, надо мною милость, приезжай к нам, батюшка мой, не замешкав. Ей, ей, свет мой! Велика мне печаль, что тебя, света моего радости, не вижу. Писал ты, радость моя, ко мне, что хочешь всех кораблей дожидаться, и ты, свет мой, видел, которые прежде пришли: чего тебе, радость моя, тех дожидаться? Не презри, батюшка мой свет, сего прошения, о чем просила выше сего. Писал ты, радость моя, ко мне, что был на море, и ты, свет мой, обещался мне, что было не ходить. И я, свет мой, о том благодарю Господа Бога и Пресвятую Владычицу Богородицу, общую нашу надежду, что тебя, света моего, сохранила в добром здравии. Да буди над тобою, светом моим, милость Божия, и вручаю тебя, радость свою, надежде своей Пресвятой Богородице, и мое грешное благословение.

Царевич Алексей Петрович отцу

Превеликому государю моему, батюшку. Здравствуй, радость мой батюшка, царь Петр Алексеевич, на множество лет! Сынишка твой, Алешка, благословения от тебя, света своего радости, прошу. А я, радость мой государь, при милости государыни своей бабушки царицы Наталии Кирилловны в добром здравии. Пожалуй, радость наша, к нам, государь, не замешкав; ради того, радость мой государь, у тебя милости прошу, что вижу государыню свою бабушку в печали. Не покручинься, радость мой государь, что худо писмишко: еще, государь, не выучился. За сим, государь мой радость батюшка, благословения прошу.

Царице Наталии Кирилловне, в 1693 году

Радость моя! По письму твоему, ей, ей, зело печалился, потому: тебе печаль, а мне какая радость? Пожалуй, сделай меня беднаго без печали тем: сама не печалься. А истинно, не заживусь. А словесно о нашем пребывании известит Федор Чемоданов. А у нас по се время все здорово молитвами твоими.

Царице Наталии Кирилловне, 8 сентября 1693 года

Вседражайшей моей матушке, царице Наталии Кирилловне. Изволила ты, радость моя, писать, чтоб я писал почаще: и я и так на всякую почту приписываю сам, только виноват, что не все сам. А что, радость моя, скорым путем не надселся <надорвался>: и ты, пожалуй, своею печалью не надсади меня. А я, слава Богу, кроме сего надсаждать себя иным не стану и поеду по мере не замешкав; а Андурские корабли³ еще не бывали. Посем, радость моя, здравствуй! А я молитвами твоими жив.

От Города, сентября 8<-й> д<ень>.

Petru<s>.

Царице Наталии Кирилловне, 19 сентября 1693 года

Вседражайшая радость государыня матушка царица Наталия Кирилловна! Известно чиню, мы сего сентября 19-го поехали от Города к Москве в добром здоровьи молитвами твоими. И как чрез сие письмо изволишь уведомиться, не изволь больше писать, для того что многажды станут почтари разъезжаться в дороги ночьми, и от того будет сумненье, что письма [не] доходят. А я больше писать не буду; а чаю, что как не замешкаю. За сим благословения прося

Petrus.

Царице Наталии Кирилловне, 19 июня 1695 года

Паче живота моего телеснаго вселюбезной матушке моей. Да не прогневится, благородие твое, еже остах зде ночевати. Сие же пишу для ради безмерной милости твоея. Посем

Недостойный Petros.

Царица Евдокия Феодоровна Петру

1) Предражайшему моему государю-радости, царю Петру Алексеевичу. Здравствуй, мой свет, на многия лета! Пожалуй, батюшка мой, не презри, свет, моего прошения: отпиши, батюшка мой, ко мне о здоровьи своем, чтоб мне, слыша о твоем здоровьи, радоваться. А сестра твоя, царевна Наталия Алексеевна, в добром здоровьи. А про нас изволишь милостию своею напамятовать, и я с Олешанькою жива.

Ж<ена> т<воя> Д<унъка>.

2) Предражайшему моему государю свету радости, царю Петру Алексеевичу. Здравствуй, мой батюшка, на множество лет! Прошу у тебя, свет мой, милости, обрадуй меня, батюшка, отпиши, свет мой, о здоровьи своем, чтоб мне бедной в печалях своих порадоваться. Как ты, свет мой, изволил пойтить, и ко мне не пожаловал, не отписал о здоровьи ни единой строчки. Только я бедная, на свете безчастная, что не пожалуешь, не пишешь о здоровьи своем. Не презри, свет мой, моего прошения. А сестра твоя, царевна Наталия Алексеевна, в добром здоровьи. Отпиши, радость моя, ко мне, как ко мне изволишь быть. А спросить изволишь милостию своею обо мне, и я с Алешанькою жива.

Ж<ена> т<воя> Д<унъка>.

Дневник 1684-1689
П. Гордон

Родовитый шотландский дворянин Патрик Гордон (1635–1699) был одним из тех исторических персонажей, чей уход из жизни существенно влияет на дальнейший ход событий.

Генерал Гордон, пользовавшийся полным доверием и уважением царя Петра, умер в канун Северной войны. Есть достаточные основания предполагать, что в этой войне он мог сыграть ключевую роль.

Будь он жив в 1700 году, вполне возможно, что армия была бы куда лучше подготовлена к войне, а сражение под Нарвой закончилось бы с иным результатом. Именно генерал Гордон, талантливый военачальник, уважаемый в русской армии, уже сорок лет прослуживший в Московском государстве, мог возглавить армию, а не случайный, хотя и опытный австрийский фельдмаршал де Кроа, не знавший ни слова по-русски и отнюдь не горевший желанием занять этот пост в столь опасной ситуации.

До поступления на русскую службу двадцатишестилетний шотландец успел повоевать и в шведской армии против поляков, и в польской армии против русских и татар. Причем начинал рядовым кавалеристом.

На русскую службу он поступил уже майором, а через четыре года был произведен в полковники и выполнил важное дипломатическое поручение в Англии. С успехом участвовал в русско-турецкой войне 1672–1681 годов. В 1678 году он уже генерал-майор. В 1683 – генерал-поручик. Он принимает участие в неудачных Крымских походах князя Василия Васильевича Голицына, фаворита царевны Софьи и первого министра. Не он, однако, принимал стратегические решения и был ответственен за эти провалы.

О взаимоотношениях «младшего царя» и генерала Гордона читатель уже знает из вступительной статьи. Равно как знает и о той ключевой роли, которую генерал сыграл в отстранении от власти царевны и князя Василия Васильевича Голицына.

Дневник Гордон вел с детства. Это огромный массив текста, в котором обстоятельства частной жизни Гордона, включая его военную службу, перемежаются с глубоким взглядом на международную политику и внутренние дела стран, в чьих армиях он служил. Понятно, что основная и наиболее ценная часть дневника – с начала 1660-х годов и до конца жизни генерала – посвящена Московскому государству.

Дневник Гордона 1680-х годов, фрагменты из которого здесь публикуются, содержит ценнейшие сведения об этом поворотном периоде нашей истории и особенно о кризисе 1689 года.

Подробнейшее описание российской реальности Гордоном дает нам ясное представление не только о военном и гражданском быте Московского государства, об иерархических отношениях и стиле поведения власть имущих, но и таких, например, аспектах этой жизни, как обилие иностранных офицеров в армии московских царей задолго до военной реформы Петра.

Сдержанная фиксация событий иногда сменяется энергичным выражением чувств автора, что придает дневнику характер сильного психологического документа. Общий стиль этого сочинения – стиль благородного человека.

Несмотря на свою многообразную военную службу нескольким государствам, Патрик Гордон отнюдь не являл собой «наемную шпагу», что было характерно для многих бедных шотландских дворян. Патрик Гордон был человеком долга, который он честно выполнял даже после оскорбления, которое нанесли ему царевна Софья и князь Василий Васильевич Голицын, когда он, верой и правдой отслужив Московскому государству четверть века, решил вернуться на родину и попросил отставки. Служить Петру он остался добровольно.

Тем, кто интересуется подробностями жизни этого замечательного и в высшей степени достойного человека, рекомендую биографические статьи издателя дневников Гордона Д. Г. Федосова в изданиях: М., 2000. (1635–1659); М., 2002. (1659–1667); М., 2005. (1677–1678); М., 2009. (1684–1689).

Публикуется по изданию: Гордон 77. Дневник 1682–1689. М., 2009. Пер. с англ. Д. Г. Федосова.

1684

Января 10-го. Император Иоанн Алексеевич частным образом (как обычно) женился на Прасковье Федоровне Салтыковой; ее отец прежде звался Александром, а на сей раз сменил [имя] на Теодор или Федор, как здесь произносят сие.

11. Я прибыл в Москву и на другой день поехал навестить боярина князя Василия Васильевича Голицына, который приветствовал меня весьма любезно.

13. Выслушав богослужение – один архиепископ, прибывший из Рима и Вены и направляющийся в Персию, служил мессу и проповедовал¹, – я обедал у полковника фон Менгдена, вскоре пришел домой и принимал много визитов от главных лиц Слободы.

14. Я поехал навестить боярина Ивана Михайловича Милославского и различных бояр и вельмож; будучи приглашен, я обедал у боярина Петра Васильевича Шереметева-старшего.

16. Я имел тайное совещание с боярином князем Вас. Вас. Голицыным, где мы разбирали не только дела киевские, но и те, что касаются союза с римским императором и поляками, а также средства и пути вторжения в Крым; к сему он казался не слишком склонен, только ссылался на недоверие [русских] полякам и на настоящие трудности и нужды, в кои вовлечена их империя. Все это, сколь от меня зависело, я стремился смягчить, с учетом настоящей возможности и неизбежно большей угрозы и опасности в будущем. Он пожелал, дабы я письменно изложил суть моих рассуждений и то, что еще может прийти мне на ум касательно нынешнего положения дел, – что я и обещал. Итак, января 17-го, на другой день, [я] предъявил ему следующие пункты в докладе:

В связи с настоящим положением вашей страны я нахожу мир наиболее необходимым для вас, и сие на следующих основаниях:

1. Несовершеннолетие императоров; правители государств всегда остерегаются, воздерживаются и не желают начинать войну, дабы в случае неудачного исхода достигшие совершеннолетия государи не возложили вину на тех, кто поощрял или дозволял военное предприятие.

2. То, что [монархов] двое, посредством чего государство делится на клики; несогласие, подозрительность и раздоры среди дворянства порождают смятение и нерешительность в советах, что не может не повлечь великие препятствия в ведении войны.

3. Недостаток денег и скудость казны, кои суть и нерв войны.

4. Недовольство, неповиновение и нежелание солдат и простого люда, кои, по различию нравов и интересов, имеют свои особливые цели.

5. Отсутствие склонности к войне у большинства ваших людей, особенно у грандов и советников.

6. Ваши надежды на то, что турки и татары будут нерушимо соблюдать перемирие на 20 лет, заключенное у вас с ними; за это время императоры достигнут зрелых лет и так обретут знание и опыт в делах, а ваша казна наполнится.

7. Мнение ваше, что нечестиво или незаконно быть первыми агрессорами и нарушителями договора с турками.

8. Подозрительность и недоверие ваше к союзникам, особливо к полякам, – будто, побудив вас порвать с турками, невзирая на священность столь тесной [Христианской] лиги, они станут добиваться собственных целей и тем самым получат лучшие условия, замирятся с турками и покинут вас; либо, если последует мир, включающий вас, они будут скорее способны добиваться претензий, кои имеют к вам; их неприязнь к заключению вечного мира с вами, кроме как на неразумных условиях, дает вам причину и повод сомневаться в их искренности.

9. Мир приносит изобилие, выгоду, довольство и покой, что должно предпочесть всем прочим соображениям.

Из причин и доводов, кои я предлагаю в поддержку войны, я должен сперва упомянуть те, что могут по меньшей мере ослабить прежние аргументы, а затем приведу такие, что могут их уравновесить:

1. Несовершеннолетие государей я признаю большим препятствием для державы, предпринимающей столь великий замысел, как вступление в войну; однако один лишь страх обвинения в неудачной войне – ведь сие не есть труд одного или немногих лиц, но все государственное тело, будучи побуждаемо, соучаствует – нельзя ни переоценивать, ни предполагать; а что войны начинались в малолетство государей, тому много примеров, более того, оные продолжались с большим успехом, как во времена короля Генриха V Английского и королевы Кристины Шведской².

2. Многочисленность верховных правителей я признаю большой помехой для осуществления великих замыслов, однако ныне, пока государи малолетни, нет такой опасности, как может возникнуть впоследствии, когда они достигнут зрелых лет. Так что все зависит от руководства и советов самых выдающихся особ. Если они согласны, а тело государства соучаствует, будет ваша же вина, если дела не ведутся единодушно, обдуманно, здраво, сильно и решительно.

3. Денег в стране довольно, посему для государственных нужд их надо брать там, где они есть. Взгляните на пример ваших соседей поляков на их парламенте 1658 года³.

4. Недовольство, неповиновение и нежелание солдат и простого люда, кои различны по нравам и интересам и имеют свои особливые цели, тем менее достойны опасения; поддерживая строгую дисциплину, в ваших войсках не следует бояться ничего подобного, ибо оные состоят из [частей] различного строя, качеств и интересов.

5. Praemium et poena <награда и кара – лат> – правила войны; надежды на честь, славу и богатства подвигнут одних, а страх наказания, неуважения и ущерба погонит других; пусть почести и выгодные назначения даруются только лицам военным, и каждый будет стремиться достичь оных таким путем.

6. Как верно турки и татары соблюдают мир или перемирие, заключенные с христианами, – минувшие и нынешние времена дают нам слишком много печальных примеров; для них оные истекают, когда у них имеются время, досуг и возможность [воевать]. Поскольку вы полагаете, что они не нарушат [договор] без законных причин, помыслите: разве ваш запрет казакам ездить в свои жилища на другом берегу Днепра уже не истолкован и воспринят как нарушение статей вашего мира? Переправа ваших казаков для помощи полякам и нападений на страну [татар и турок] будет сочтена по меньшей мере потворством, если не натравлением этих людей; и многое другое, причем разбором подробностей [османы] пренебрегут, когда им подойдет время, ибо все военные декларации [султана] облечены в общие слова с присовокуплением тех мест или краев, кои он алчет заполучить.

7. Разрывая [договор] теперь, вы не станете первыми агрессорами: после заключения мира татары уже несколько раз нападали на вашу страну и угнали тысячи людей без какого-либо возмещения, хотя [таковое] требовалось. Турки с каждым посланным вами вестником изменяли некоторые статьи договора, угрожали вам, оскорбляли ваших вестников и воспрещали присылку новых; посему вы легко можете предположить, чего следует ожидать, когда [султан] окажется свободен от прочих врагов, ибо одна из главных максим оной державы – не допускать праздности солдат.

8. Подозрительность и недоверие между соседними государствами были, есть и будут продолжаться впредь. Даже священность столь тесной Лиги⁴ не может сего устранить, и я не сомневаюсь, что поляки сохранят подобные мысли и обиды, ибо раздоры – сорняки, питаемые памятью о прошлом соперничестве, недружелюбии и оскорблениях. Однако учтите, что, делая одолжение и помогая им сейчас, вы сможете изгладить, хотя бы в большой мере смягчить гнев от былой вражды, а если они окажутся неблагодарными, тогда у вас будет преимущество правого дела, что и есть главное для ведения войны. Кроме того, у ближайших государей могут быть запрошены гарантии, и в ваших руках будут кое-какие сильные подтверждения.