Текст книги "Петр I"

Боярин Феодор Петрович Салтыков в страхе бежал к патриарху, но стрельцы, поймав его, зверски убили, предполагая, что это Иван Нарышкин. Потом, убедившись в своей ошибке, сами сильно сожалели об этом.

Другие стрельцы искали во дворце других бояр, нашли думного дьяка Иллариона [Иванова], заведующего посольским приказом; он спрятался в трубу или, как говорят другие, в ларь; сбросив его, подняли на копья и выволокли за ворота, потом варварски разрубали на части, приговаривая: «Ты хотел вешать нас вокруг города, так теперь отдыхай!» Грабя двор Иллариона, они нашли греческую рыбу, называемую каракатицей; она имеет очень много ног. Забравши эту рыбу, они показывали ее народу, говоря: «Этой рыбой они отравили царя и нас собирались отравить», и называли эту рыбу змеей. Они повесили ее в нескольких местах, чтобы все могли видеть. После этого убили сына Иллариона за то, что он знал, что его отец держит у себя такую отраву и никому не говорил. Стрельцы убили и немца-лекаря Ивана Гутменса, принявшего православие, за то, что он отравил царя.

В этот же день разыскивали и лекаря-жида Даниила, но не нашли его, потому что он, переодевшись в страннические одежды, пробрался на Кукуй; а убили его сына, допрашивая, куда скрылся отец.

Князя Григория Григорьевича Ромодановского, своего воеводу, который был с войском в Украине, сбросив сверху с дворца, жестоко кололи копьями, говоря: «Ты изменник великому государю; ты отдал Чигирин, не дозволив нам сражаться с турками; ты морил нас голодом!»

Убивши в тот же день сына Долгорукого, Михаила, стрельцы отправились к старому князю Юрию Долгорукому, своему воеводе, и повинились пред ним, раскаиваясь в убийстве сына его: «Мы должны были это сделать, потому что он был слишком лют к нам», требовали, чтоб он приказал открыть свои погреба для угощения и потчевал их. Когда Юрий Долгорукий приказал своему дворецкому открыть все погреба и угощать их, они скотски пили ковшами всякие напитки. Долгорукий, видя это, имел неосторожность сказать: «Съели щуку, да зубы остались! Прикажу-ка я всех их перевешать вокруг столицы!» Эти слова услышал один подросток из его челяди и сообщил стрельцам. Стрельцы, как звери, кинулись к Долгорукому, и один из них, прибежав в комнату, где он лежал, пронзил его пикой на кровати; потом раненого вывели на крыльцо, а сами стали внизу с пиками, готовясь его скинуть. Когда его бросали, он умолял, чтобы дозволили ему хотя помолиться Богу; но едва он успел сотворить крестное знамение, как был сброшен на копья. Труп его выволокли за ворота и разрубили на части; одни, распоровши живот, клали в него рыбу, приговаривая: «Ешь теперь, князь, вкусно, так, как поедал ты наше добро»; другие, отрубивши руку, носили по улице на копье с возгласами: «Уступайте, люди: едет великий боярин, князь Долгорукий!»

Еще раньше, видя опасность, грозившую Долгорукову, жена его убитого сына Михаила хотела его скрыть; но он сам не захотел, потому что слишком был убит смертью сына. «Хочу, – говорил он, – принять смерть (а сам надеялся, что его не убьют). Ни в чем я не виноват пред ними, – продолжал он, – довольно с них и сына моего».

После того был убит Афанасий Нарышкин, дядя Петра, и полковник Гарушкин, которые, обороняясь во дворе от стрельцов, убили их человек двадцать, но наконец были взяты, выведены пред стрелецких начальников на царское крыльцо и сброшены на копья. Тела их выволокли за ворота и присоединили к другим трупам.

В Крыму-городе стрельцы убили еще Аверкия Степанова, думного дворянина, богатого человека, из-за его сокровищ, которых много забрали. Потом убили еще двух полковников своих: Иванова, очень хорошего молодого человека, а другого его доктора.

Цдрица Наталия, мать Петра, едва умолила от смерти своего отца Кирилла Нарышкина, которого однако развели с женой и, постригши в монахи, сослали в монастырь.

Это был понедельник. В этот день волнение стало мало-помалу затихать. Стрельцы поставили усиленную стражу, чтобы Иван Нарышкин и лекарь Даниил не убежали.

На следующий день, во вторник, стрельцы убили любимца и наперсника царя Феодора славного боярина Ивана Максимовича Языкова, в ту ночь исповедовавшегося, ибо он был человеком набожным. Его обвиняли и убили за то, что он, имея над всем власть, оказывал им несправедливость и, когда они били ему челом, он наказывал их кнутами и ссылал в ссылку.

В этот же день, разрубая трупы убитых на части, требовали выдачи Ивана Нарышкина и лекаря Даниила, еврея выкреста. Тем и закончился этот день.

В среду стрельцы явились во дворец к царице, требуя выдачи ее брата Ивана Нарышкина, в противном случае угрожали и ей смертью. Не будучи в состоянии дольше скрывать его, она вывела его вместе с царями и царевнами, держа в руках иконы и полагая в них надежду на избавление брата от смерти, как и отца.

Но стрельцы, не оказав никакого уважения иконам, схватили Нарышкина за волосы (так как они у него были длинны) и отвели его во двор Лыкова. В то же время был схвачен и лекарь Даниил на Кукуе между немцами, одетый в странническую одежду. Их обоих отдали трем палачам, которые били кнутами их так, что ребра трещали. Лекаря допрашивали: «Ты ли отравил царя?» А Нарышкина: «Ты ли хотел убить царевича Иоанна?», но ни тот, ни другой не сознались. После этого Нарышкина с насмешками вывели и спрашивали: «Как ты осмелился брать во дворце царскую порфиру и примерять? Не хотел ли ты сделаться царем?» И ставши вокруг него с копьями, дали ему свободного пространства две сажени, говоря: «Если перепрыгнешь это пространство и после наказания кнутом будешь еще жив, то мы тебя отпустим». Когда же он хотел перепрыгнуть, они с обеих сторон подхватили его на копья и разрубили на части. Отсекши ему голову и руки, они выставили их на копьях перед дворцом, где они оставались в продолжение трех дней; также и лекаря Даниила разрубили на мелкие куски. Потом в продолжение трех дней стрельцы грабили их дома, после чего дозволили собрать их куски и схоронить их.

Затем, по наущению царевны Софьи и Хованского, они провозгласили царем Иоанна.

После описанных происшествий оба царя отправились в поход в село Коломенское, отстоящее от Москвы на расстояние полторы мили. Там подброшено было письмо с требованием избиения с лишком 70 бояр. Это было делом стрельцов и Хованского, желавшего сделаться самому царем. Но бояре били челом царевне Софье и говорили: «Если вы вернетесь в Москву, тогда мы разойдемся каждый в свою сторону, потому что несомненная смерть от руки таких неслыханных злодеев всякому страшна». Вследствие такой просьбы оба царя и царевны отправились в Троицкий монастырь, в двенадцати милях от столицы, где собралось бояр, детей боярских и челяди до ста тысяч человек, из опасения, чтобы стрельцы там не напали на них.

Между тем Хованский ради богатства силой женился на беременной вдове убитого дьяка Иллариона, которая через две недели родила сына. Спрятанными и уцелевшими от разграбления стрельцов деньгами Хованский набрал себе единомышленников и подкупил стрельцов в надежде сделаться царем, а Софью выдать замуж за своего сына. «Тогда, – говорил он, – мы можем совершенно обезопасить Московское государство от внешних врагов, а несовершеннолетние цари пусть тем временем подрастают». А сам предполагал отправиться в Польшу с несколькими сотнями тысяч войска и заключить мир, а потом к шведам. И вот, в то время, когда его нельзя было отклонить от его планов, и он, находясь в походе с царями у Троицы, возвращался в столицу, тогда найдены были подметные письма, касающиеся его партии. Письма попали в руки царевне Софье, и она сильно смутилась. Она рада уже была, что она сделала царем своего брата Иоанна и сама начала управлять царством, а тут новое горе, когда услышала, что Хованский желает стать царем, а ее самое выдать за сына. Все это до поры до времени не предавалось гласности и в ежедневных совещаниях сохранялось в тайне.

Однажды Софья приказала показать ей сына Хованского, и, когда привели его к ней, не на что было и смотреть: слишком молод он был и некрасив собою. Софья рассмеялась и сказала: «О, женишок мой, хорош женишок, ярыжкой (то есть подьячим) ему впору быть!» И когда Хованского отправили из Троицкого монастыря в Москву под предлогом успокоения стрельцов, которые, защищая свою невинность, поставили пред Крым-городом каменный столб с перечислением тех преступлений, за которые были убиты ими бояре, царевна Софья приказала пытать трех заподозренных стрельцов, те сознались в том, что присягали Хованскому, что быть ему царем, и выдали все выше поименованные его планы… Тогда в погоню за Хованским Софья послала князя Лыкова с несколькими тысячами войска, который догнал и схватил Хованского в селе Воздвиженском вблизи монастыря. Сначала были биты кнутами пять советников его, которые тоже выдали все его тайные замыслы. Хованскому, сыну его и упомянутым пяти клевретам здесь же на плахе, то есть на положенном на земле бревне, были топором отрублены головы. Стрельцы, узнавши об этом в столице, горько сетовали, называя Хованского своим батюшкой, то есть отцом; они приняли большие предосторожности, защитились пушками и сильной стражей. Не имея руководителя, они послали бить челом пред царями, сознавая свою вину, и просили помилосердовать их.

Цари, видя, что бояре не могли совладать с их силой, и не желая доводить их до отчаяния, оказав им милость, сами поехали в столицу. Софья и царь Иоанн были весьма благосклонны к стрельцам. Потом решено было разослать стрельцов по разным городам; и вот одни приказы, то есть полки, отправили в Великие Луки, другие – в Астрахань, третьи – в Киев, четвертые – в Смоленск, и были даны и разосланы указы, как кого казнить; когда казнили около полутора тысяч человек, стрельцы стали сильно негодовать и поджидать теперешней поры, когда спадут воды и оденутся листьями леса, обещаясь снова собраться вместе. Что выйдет из этого, покажет время…

Род покойного царя Алексея Михайловича и царей Иоанна и Петра Алексеевичей, проживающих ныне в дворцах города Кремля, написанный в нынешнем 1683 году

1. Анна Михайловна, родная сестра Алексея Михайловича, девица, 70 лет.

2. Татьяна Михайловна, тоже родная сестра Алексея Михайловича, следующая за Анной.

3. Царевна Софья, одного образа мыслей с нею.

Царевны-девицы, дочери Милославской

1. Евдокия, старшая, в стороне от дел.

2. Марфа имеет 30 лет; также ни во что не вмешивается.

3. Софья Алексеевна, старше покойного царя Феодора, она управляет в Москве с боярами; возвела на престол своего брата Иоанна. Умная и набожная, проводит время в молитве и посте. Читает жития святых по-польски, что в стихах издал Баранович. Царя Иоанна она так оберегает, что он никуда не выезжает, да и к нему никто не ходит без ее дозволения. Бояре также не созывают думы без нее не только по делам государственным, но даже и частным.

4. Екатерина – носит шапку и платье в польском вкусе (вроде tuztukac широкими рукавами); забросила московские кафтаны, перестала заплетать волосы в одну косу.

5. Мария красивее Екатерины; и эта одевается по-польски; она старше царя Феодора.

6. Феодосия, моложе царя Феодора и старше Иоанна; в настоящее время проживает у своей тетки Татьяны; набожная, как монахиня.

Царь Феодор Алексеевич в первый раз был женат на Агафье Семеновне Грушецкой, которая, родивши ему сына, умерла в родах; дитя не долго жило. Вторая супруга Феодора была Евпраксимовна [Марфа Апраксина], дочь бедной вдовы; с ней царь жил только 4 недели и умер, она должна оставаться вдовой до своей смерти.

Наталия Кирилловна, мать царя Петра; в супружестве за царем Алексеем была пять лет. Царю Петру 11 лет в 1683 году. У Наталии, кроме Петра, есть еще очень красивая девятилетняя дочь тоже Наталия, отличающаяся замечательной красотой; по уму и вежливости она вся в мать. На глазах царицы были убиты стрельцами два родных ее брата.

Сын Артемона [Матвеева], находясь в ссылке со своим отцом, изучал польский, латинский и немецкий языки, которым будет обучать Петра, только бы успокоились настоящее бунты. Он сам в столице еще не бывает и только инкогнито является к Петру во дворец…⁶

Записки
И. А. Желябужский

Окольничий Иван Афанасьевич Желябужский (1638 – после 1709) – один из немногих русских мемуаристов, оставивших подробное описание событий эпох царей Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, царевны Софьи Алексеевны и юного Петра.

В отличие от князя Куракина он был выходцем из среднего дворянского слоя и сделал незаурядную карьеру исключительно благодаря своим способностям.

Родившийся в 1638 году, он семнадцатилетним юношей назначен был приставом, сопровождавшим посла Священной Римской империи германской нации Алегрети де Алегрете. Уже на следующий год его отправляют гонцом к владетелю Трансильвании князю Ракоци. А в 1661 году он снова сопровождает в качестве пристава посольство посланца императора Леопольда I. Это была чрезвычайно ответственная миссия. Август фон Мейерберг был доверенным дипломатом императора, уже побывавшим и у турецкого султана, и у польского короля, и у короля датского. Он был направлен к царю Алексею Михайловичу в качестве посредника, чтобы прекратить войну между Московским государством и Польшей и заручиться помощью московского царя в борьбе с агрессивной Турцией. Таким образом, назначение молодого Желябужского было почетным и ответственным. И Мейерберг весьма лестно отозвался о Желябужском в своем известном сочинении «Путешествие в Московию». Правда, он считает быструю карьеру молодого дворянина результатом покровительства А. Л. Ордын-Нащокина. Но если это и так, то суровый глава Посольского приказа, руководитель внешней политики Москвы, выдвигал юношу не случайно.

В дальнейшем Желябужский многократно выполнял важные дипломатические миссии в Западной Европе и на Украине. Занимал он и крупные государственные посты. Был воеводой в Смоленске, ключевом городе-крепости в системе обороны Московского государства. Был воеводой в Казани. Выполнял ответственные поручения царевны Софьи.

Желябужский глубоко и всесторонне знал жизнь своей страны, и его записки, напоминающие дневник, дают полное представление о жизни эпохи. В данный том включены записи с 1690 по 1700 год.

Преданно служивший власти, Желябужский тем не менее рисует жестокую картину окружающий его реальности. Бесстрастие изменяет ему только при описании событий, угрожающих судьбе государства (например, описание последнего мятежа стрелецких полков и последовавшего затем разгрома мятежников).

Жулябужский честно служил царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу. Он честно служил царевне Софье Алексеевне. Он готов столь же честно служить и царю Петру Алексеевичу. Иван Афанасьевич служил не персонам, а государству.

После 1700 года его след теряется. Точная дата смерти его неизвестна. Петру он не понадобился.

Публикуется по изданию: Дневные записки И. А. Желябужского / Подг. текста, коммент. Д. И. Языкова. СПб., 1840.

[Год 1685 и 1686]

Во 194 <1685 г.> был в Изюме полковым воеводою с ратными людьми боярин и воевода князь Григорий Афанасьевич Козловский со товарищем, с думным дворянином со Петром Ивановичем Прончищевым.

Во том же году приходили из Польши великия и полномочныя послы о договоре вечнаго мира, чтоб помириться вечным миром, и в том же году вечный мир с поляками состоялся¹.

Да тем же вышеписанным польским послам на договоре вечного мира дано казны великих государей 200 000 рублей, и ту вышеписанную великих государей казну царственной большой печати и великих посольских дел оберегатель, ближний боярин и наместник новгородский и дворовый воевода князь Василий Васильевич Голицын с теми польскими послами разделил пополам.

И после того мира посланы с Москвы по городам великих государей к воеводам богомольныя грамоты.

Во том же году состоялся указ великих государей, чтоб приносить родословные росписи, кто отколь выехал, и то велено в родословных росписях писать имянно. И те родословные росписи по указу великих государей велено принимать в Верху князю Володимиру Дмитриевичу Долгорукому да окольничему Ивану Афанасьевичу Желябужскому. И те родословные росписи принимали в четвертом и пятом годах и тем родословным росписям учинены в Разряде книги. <…>²

В том же году биты батоги перед Холопьим приказом Микита Михайлов сын Кутузов да Мартышкин за то, что они ручались по касимовском царевиче в человеке <в холопе за служилого ханыча>.

В том же году зачат строить на Москве реке у Всесвятсково мосту Каменной мост. И того году только сделан один столп каменной. Всего тот мост делан пять лет, а делал тот мост чернец <монах>.

[Год 1688 и 1689]

Во 196 <1688> году по указу великих государей боярин Леонтей Романович Неплюев ходил с ратными людьми полком на Самару и того году построил город Новобогородицкой.

В том же году Яков Иванович сын Лобанов-Ростовской да Иван Андреев сын Микулин ездили на разбой по Троицкой дороге к Красной Сосне, розбивать <грабить> государевых мужиков с их великих государей казною. И тех мужиков они розбили, и казну взяли себе, и двух человек мужиков убили до смерти. И про то их воровство розыскивано, и по розыску он, князь Яков Лобанов, взят со двора и привезен был к Красному крыльцу в простых санишках. И за то воровство учинено ему, князь Якову, наказанье: бит кнутом в Жилецком подклете <т. е. не публично> по упросу верховой боярыни и мамы княгини Анны Никифоровны Лобановой-Ростовской. Да у него ж, князь Ивана, отнято за то ево воровство безповоротно четыреста дворов крестьянских. А человека его калмыка да казначея за то воровство повесили. А Ивану Микулину за то учинено наказанье: бит кнутом на площади нещадно, и отняты у него поместья и вотчины безповоротно, и розданы в раздачу, и сослан в ссылку в Сибирь, в город Томск. В том же году чинено наказанье Дмитрию Артемьеву сыну Камынину: бит кнутом перед Поместным приказом за то, что выскреб [из документа] <т. е. подделал> в Поместном приказе в тяжбе с патриархом.

Во 197 <1689> году боярин и полковой воевода князь Василий Васильевич Голицын ходил с ратными людьми под Перекоп с товарищи своими, полковыми ж воеводы: боярин Алексей Семенович Шеин, боярин Борис Петрович Шереметев с товарищем с думным дворянином Аврамом Ивановичем Хитрым, боярин князь Володимер Дмитриевич Долгорукой, боярин князь Константин Осипович Щербатой, стольник князь Яков Федорович Долгорукой.

И как пришли на Черную долину, и на той долине с татары бой был. И милостию великаго Бога и заступлением пресвятыя Богородицы татар с той долины с поля сбили. И с тем к Москве к великим государем присланы от полковых воевод сеунщики <гонцы>. И после того бою с татары дошли до Перекопа и вернулись назад.

А боярин князь Василий Васильевич Голицын у стольников и у всяких чинов людей брал сказки, а в сказках велено писать, что к Перекопу приступать невозможно потому, что в Перекопе воды и хлеба нет. И после тех сказок он, боярин князь Василий Васильевич Голицын, взял с татар, стоя у Перекопа, две бочки золотых. И после той службы те золотые явились на Москве в продаже медными, а были они в тонкости позолочены.

В том же году Богдан Засецкой и с сыном кладены на плаху и, снем <по снятии> с плахи, биты кнутом нещадно, и сосланы были в ссылку, а поместья и вотчины розданы были в роздачу безповоротно. Дело у него было с Петром Бестужевым.

В том же году в Земском приказе пытан Иван Петров сын Бунаков по челобитью боярина князь Василья Васильевича Голицына для того, что он вымал у него след <т. е. по подозрению в колдовстве^ С пытки он, Иван, не винился, сказал: «Землю для того де в платок взял и завязал, что ухватил его утин Геморроидальный приступ>, и прежде сего то бывало, где ево ухватит – тут де землю он и берет».

В том же году бывшей полковник Василий Кошелев вместо кнута бит батоги за неистовыя слова и сослан был в ссылку в Киев.

В том же году пытан и казнен по извету Филиппа Сапогова ведомой <известный> вор и подыскатель Московскаго всего государства бывшей окольничей Федька Шакловитой. А ведомой же вор и собеседник его, Федькин, полковник Сенька Резанов бит кнутом, и отрезан ему язык, и сослан в ссылку. А иные товарищи их, стрельцы Оброська с товарищи, казнены, а иные их товарищи сосланы в ссылку. А казнены у Троицы в Сергиеве монастыре.

Да в то ж время в том же монастыре, по ведомости и по сыску, отняты чести <звания> у бояр, у князь Василья Васильевича да у сына ево князь Алексея Васильевича Голицыных, и написаны были в дети боярские, и сосланы в ссылку в Пустоозеро с женами и с детьми. А в сказке им было сказано, что отняты чести за многия их вины. А поместья их и вотчины розданы в роздачу. А пристав у них был Павел Скрябин, дано ему государево жалованье сто рублев денег³.

Год 1690 и 1691

Во 198 <1690 году была саранча во всех городах, в уездах и на Москве.

Во 199 <1691 > году пытан и казнен на площади ведомой вор и подыскатель Московскаго государства Андрюшка Ильин сын Безобразов за то, чаю, он мыслил злым своим воровским умыслом на государское здоровье: присылал к Москве от себя с людьми своими, а в грамотке ево написано к жене ево, что прислал он грамотку людьми своими, мельника да коновала, и тебе б, моей, поить их, и кормить, и всем снабдевать, и на выходы государские с людьми посылать. И по розыску и по извету тот мельник и коновал, за злой воровской умысел, сожжен[ы] на Болоте. А вора Андрюшки Безобразова поместья и вотчины розданы в роздачу безповоротно.

В том же году был посол персидской из кизылбаш <Ирана> от шаха персидскаго с дарами и с зверьми, а зверей с ним прислано: лев да львица.

В том же году по извету человека боярина князя Андрея Ивановича Голицына и по розыску, что боярин, также и теща ево, боярыня Акулина Афанасьевна, говорили про царское величество неистовыя слова, – и за ту вину ему, боярину князю Андрею Ивановичу, на Красном крыльце сказана сказка: «Князь Андрей Голицын! Великие государи указали тебе сказать, что ты говорил про их царское величество многия неистовыя слова. И за те неистовыя слова достоин ты был разоренью и ссылки. И великие государи на милость положили – указали у тебя за то отнять боярство и указали тебя написать в дети боярские по последнему городу и жить тебе в деревне до указу великих государей!»

А боярыня Акулина Афанасьевна по указу великих государей привезена была перед Стрелецкий приказ и поставлена на нижнем рундуке <площадке внешней лестницы>. И сказана ей сказка: «Вдова Акулина! Великие государи указали тебе сказать. За неистовыя твои слова, который ты говорила про их государское здоровье, достойна ты была смертной казни и великому разоренью, также и наказанью. И великие государи на милость положили, за службу и за раденье мужа твоего, боярина Ивана Богдановича Хитрово, вместо смерти живот дать и сослать тея на вечное житье в монастырь на Белоозеро».

Также и братьям ея, Степану да Алексею Афанасьевым детям Собакиным, сказана тут же сказка: «Степан да Алексей! Великие государи указали вам сказать, что вы говорили неистовыя свои слова про их царское величество с князь Андреем Голицыным и с сестрою своею, со вдовою Акулиною. И за те свои слова достойны были смертной казни, и жестокому наказанью, и вечному разоренью. И великия государи на милость положили – указали у вас отнять стольничество, и написать вас в дети боярския по последнему городу, и жить вам в деревне до указу великих государей».

Побранился князь Яков Федорович Долгорукой в Верху с боярином князь Борисом Алексеевичем Голицыным, называл он Бориса Алексеевича изменничьим правнуком, что при Ростриге прадед ево, князь Бориса Алексеевича, в Яузских воротех был проповедником. И за те слова указано на нем, князь Якове Долгоруком, боярину князю Борису Алексеевичу Голицыну, и отцу ево, боярину Алексею Андреевичу Голицыну, и братьям ево всем <взять бесчестье>. А за безчестье полатное, что он, князь Яков, говорил в Государевой палате при боярех, послан он, князь Яков, был в тюрьму. И не довели ево, князь Якова, до тюрьмы – воротили от Спасских ворот.

Годы 1692–1694

В 200 <1692> году казнен на площади ведомой вор и единомышленник князь Андрею Хованскому чернец Селиверст Медведев, да проповедник Васька иконник, также и иные товарищи их.

В 201 <1693> году князь Александру Борисову сыну Крупскому чинено наказанье: бит кнутом за то, что жену убил.

В том же году пытан полковник черкасской Михайло Гадицкой в государственном деле. С пытки он ни в чем не винился, очистился кровью и сослан в ссылку. А которой чернец на него доводил <доносил> – казнен в черкасском городе Батурине.

В 202 <1694> году пытан в Стрелецком приказе Леонтей Кривцов за то, что он выскреб в деле <подделал документы>, да и в иных разбойных делах, и сослан в ссылку.

В том же году пытан и сослан в ссылку Федор Борисов сын Перхуров за то, что он подьячего убил. А то дело ныне в Стрелецком приказе.

В том же году в приказе Сыскных дел пытан дьяк Иван Шапкин: с подьячим своровали в деле <обманули при ведении дела> в приказе Холопья суда.

В том же году бит батоги в Стрелецком приказе Григорей Павлов сын Языков за то, что он своровал с площадным подьячим с Яковом Алексеевым: в записи написали задними числами за пятьнадцать лет. А подьячему вместо кнута учинено наказанье: бит батоги на Ивановской площади и от площади отставлен <изгнан из Ивановской корпорации подьячих>.

В том же году в Семеновском бит кнутом дьяк Иван Харламов.

В том же году в Стрелецком приказе пытан Володимер Федоров сын Замыцкой в подговоре <соблазнении> девок, по язычной молвке <устному сообщению> Филиппа Дидова. А то дело ныне в Стрелецком приказе.

Земскаго приказу дьяк Петр Вязьмитин перед Московским судным приказом подымай на козел и вместо кнута бит батоги нещадно: своровал в деле – на праве ж ставил своего человека вместо ответчикова. А то дело ныне в Московском судном приказе.

В 202 <1694> году в. г. ц. и в. кн. Петр Алексеевич (т) изволил итти в поход к городу Архангельскому, также и в прочие монастыри Богу молиться, морским путем. А в то время за ним, великим государем, в походе были: бояре князь Борис Алексеевич Голицын, князь Михайло Иванович Лыков, Матвей Степанович Пушкин; комнатные стольники князь Федор Юрьевич Ромодановской, Иван Иванович Бутурлин.

И ис того походу великий князь Петр Алексеевич изволил притить к Москве в августе месяце. А князь Федора Юрьевича Ромодановского встречали все полатные люди на Мытищах.

А до пришествия в. г. ц. и в. кн. Петра Алексеевича (т) под Кожуховым сделан земляной безъимянной городок. И в то ж время учили подьячих всех приказов, конных с пистолеты, а пеших с мушкеты, для ратного дела учения. А стольников, и стряпчих, и дворян московских, и жильцев на площади в то время ловили, и в Розряд водили, и в Розряде прикладывали руки сдавали подписку>, чтоб быть им с пистолеты в Преображенск для ратнаго учения.

И сентября в день⁴ по указу великих государей посланы грамоты в разные городы о высылке стольников, и стряпчих, и дворян московских, и жильцев к ратному учению <…>⁵. И всего посланы великих государей грамоты в двадцать два города.

А каковы великих государей грамоты в те вышеписанные города посланы, и с той одной грамоты под сею статьею список.

«От в. г. ц. и в. кн. Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича (т) на Коломну стольнику нашему и воеводе. Указали мы, великие государи: стольников, стряпчих, и дворян московских, и жильцов, коломенских помещиков, для учения ратному строю, с пистоли, на добрых лошадях, выслать к Москве к указному сроку – сентября к осьмомунадесять числу нынешняго 203 <1694> году.

И как к тебе ся наша, великих государей, грамота придет, и ты б на Коломне стольникам нашим, и стряпчим, и дворянам московским, и жильцом, коломенским помещиком, наш, великих государей, указ о том сказал. А в Коломенский уезд во все станы и в дальныя места послал коломенския приказныя избы подьячих и площадных дьячков и с ними стрельцов, и пушкарей, и разсыльщиков с наказными памятьми без молчанья <промедления>. И велел им, вышеписанных чинов людем, о том по тому ж сказывать всем вслух, чтобы они для того ратнаго учения из деревень своих ехали к нам, великим государем, к Москве безо всякого молчания тотчас. И были к тому вышеписанному сроку не отымаясь ничем и не дожидаясь о том впредь нашего, великих государей, указу и нарочных высылыциков, а приехав к Москве, приезд свой записывали в Розряде.

А буде кто из них для того огурством <небрежением> своим к Москве не поедет и на указный срок на Москве не станет – и тем за то от нас, великих государей, быть в великой опале безо всякаго милосердия и пощады. А в которых числех и кто имяны вышеписанных московских чинов люди с Коломны и из уезду к Москве высланы будут – и ты б о том к нам, великим государем, за своею рукою прислал имяна их в росписи, в тетрадях за своею рукою прислал и велел подать в Розряде боярину нашему Тихону Никитичу Стрешневу с товарищи.

А будет им, московских чинов людем, коломенским помещиком и вотчинником, к высылке учинишь кому хотя малую поноровку <попустительство> и к Москве их [к] указному сроку всех до одного человека не вышлешь, – и тебе за то от нас, великих государей, быть в опале, да на тебе ж доправлена будет денежная пеня большая и с воеводства переменен будешь безсрочно.

Писан на Москве».

Такия жив иныя городы посланы грамоты слово в слово. И по тем вышеписанным великих государей грамотам всяких чинов люди из уездов приезжали к Москве и приезды свои записывали в Розряде. А из Розряду их всех отсылали в Преображенское и велено им явиться к князь Федору Юрьевичу Ромодановскому в Большом полку.

И сентября в 23-й день, в воскресенье, в 5-м часу дни Иван Бутурлин, а звание ему было польский король⁶, пошел с Москвы в обоз под Кожухов. И ехал он, князь Иван Иванович, в уборе в немецком платье с ратными людьми из Нововоскресенскаго, что на Пресне, по Тверской улице в Тверские вороты, а с Тверской улицы шел через Неглинную в Воскресенские вороты, а от Воскресенских ворот в Никольские ворота, а от Никольских ворот под переходы, через Боровицкий мост во Всесвятские вороты через мост Каменной.

А перед ним, Иваном Ивановичем, шла пехота, шесть приказов стрелецких. В начале Стремянной приказ, а с тем полком шел полковник Сергей Сергеев, полуполковники Иван Иванов сын Титов да Иван Воронцов. С другим приказом шол полковник Борис Федоров сын Дементьев. С третьим приказом шол полковник Дмитрей Жуков. С четвертым приказом шол полковник. Лаврентей Сухарев. С пятым приказом шол полковник Иван Озеров. С шестым приказом шол полковник Илья Дуров.